Долгожданная кража

Глава 9 Деревня моя, деревянная, дальняя…

Проведать родителей получалось редко: добираться муторно — не успеешь приехать в субботу к обеду, а к середине воскресенья уже пора собираться назад. Как говорит мама — «Приехал, словно в глазу попорошил!». А если учесть, что свободные субботы и воскресенья, соединенные вместе, выпадали нечасто, то и я наезжал не так, как хотелось, а как позволяло расписание. Так что поддался я на Санькины прозрачные намёки о необходимости поездки даже с каким-то облегчением — и в самом деле пора повидать стариков.

Здо́рово было бы, конечно, свозить к отцу с матерью Нину, познакомить родителей с моей будущей женой. И чтобы на девушке было то самое пальто! Но тут спешить нельзя. Пальто я не нашёл, да если честно, и не искал пока. И в той, прошлой жизни, я невесту повез «на смотрины» после полугода ухаживаний. Еле тогда уломал Нину на ту поездку. А сейчас, после недели знакомства, да разве бы она поехала?

Сейчас, правда, меня больше занимало другое — почему она не пришла ко мне сегодня, как было условлено? Если бы не друг мой Санька, на уговоры которого ехать к родителям, я поддался, надо бы обязательно это прояснить. Только Санька — одно дело, а если по-честному признать, сказал я сам себе, ты ведь рассердился на Нину за это, и решение твоё ехать в деревню продиктовано ещё и эмоциями: вот уеду — и пусть ей будет хуже. Воистину все влюблённые — дураки. Но как бы то ни было, что сделано, то сделано — со службы я слинял. Осталось надеяться, что друг прикроет моё отсутствие в случае необходимости.

Прежде, чем уложить в портфель «городские» гостинцы, еще разок осмотрел его критическим взглядом и помянул недобрым словом соседа, возившего картошку.

Собирался добираться едва ли не на перекладных, но, к своему удивлению, удалось взять билет на автобус «Череповец-Ярославль», проходящий мимо деревни Столбово. Правда, в самой деревне остановки не было, поэтому пришлось покупать билет до Грязовца — нашего райцентра. Конечно, было опасение, что шофер автобуса начнет козлиться — типа, остановок тут нет, но потом-то он все равно остановится.

Правда, по сравнению с железнодорожным транспортом я переплатил почти два рубля, зато получил экономию во времени. Да и по шпалам от станции Волоцкой бежать было бы невелико удовольствие. Так что доехал до деревни в относительном комфорте, да еще и в преддверии выходных. Хоть побуду со стариками лишний вечерок. Это было так замечательно, что к концу путешествия я уже не сомневался в правильности своего поступка. Впереди целый день субботы. Конечно, картошка уже выкопана, да и остальной урожай собран, дрова рубить рано, но в деревне работа всегда найдется.

Приехал, порадовал родителей внезапным появлением, выгрузил подарки. Мама опять поворчала — мол, зачем тратился, но заметно, что осталась довольна.

В доме стены оклеены новыми обоями. Наверное, в той жизни я бы на это и внимания не обратил (разве что запах клейстера учуял), а теперь сразу же бросилось в глаза.

— Ух, молодцы-то какие, — похвалил я родителей. — В доме, словно бы посвежело. Когда успеваете?

Мама только улыбнулась, но заметно, что рада заполучить немудреный комплимент от сына. А отце, хмыкнув, приобнял мать и важно изрек:

— Если дружно мы навалимся вдвоем, то обои мы конечно…

— Отдерем, — засмеялась мать.

— И новые наклеим, — добавил отец, уже не пытаясь перефразировать строчку из детской сказки[7].

А я прямо-таки залюбовался своими родителями. Какие они у меня молодцы. Дружные и любят друг друга. А еще — до чего же они у меня молодые! Меня моложе.

Но рефлексировать некогда, мама зовет к столу. Надо мыть руки, как полагается сыну двух медработников, даже если один из них и ветеринарный врач.

Эх, какая же разная может быть жареная картошка! У меня такая вкусна никогда не получалась. И соленые огурчики, и грибы! И городская колбаса, привезенная мной, удачно вписалась. Хорошо бы сальца домашнего, но для него еще не сезон. Свиней станут колоть не раньше ноября, вот тогда и сало стоит покупать. И будет оно свежее, слегка розоватое! В двадцать первом веке таких вкусных хрюшек не бывает.

Разумеется, не обошлось и без водочки. У отца всегда имеется бутылочка, а я привез нашу, Череповецкого ликеро-водочного завода. И матушка, хотя не великий любитель выпить, позволила себе половинку рюмочки. Ну, а мы с отцом разрешили себе все остальное. Но пузырь на двоих мужиков, да под хорошую закусь — это как слону дробина. Другое дело, что ни он, ни я добавки не захотели. Вот, завтра баньку натопим, а уж после нее сам Суворов велел немножко выпить. Но только чуть-чуть. У отца еще может быть срочный вызов, мало ли что. Телятам и прочей живности все равно, что у нас банный день.

Я ел так, что за ушами пищало, слушая свежие новости. Так, ничего особенного. Кто-то женился, кто-то из одноклассниц родил ребенка. Одна уже третьего родила. Молодец, что тут сказать? А еще новость плохая. Наш сосед Пашка — постарше меня лет на пять, оказывается, под собственную машину попал. Под собственную, в том смысле, что это был колхозный ЗИЛ-130, на котором он работал. Приехал в мастерские, поставил на ручник, а сам пошел, чтобы открыть ворота, а машина возьми, да и покатись. А Пашка отчего-то решил остановить ЗИЛ руками, не подумав, что за спиной кирпич и металл. Насмерть, понятное дело. И, тоже, понятное дело, сел за руль не очень трезвым.

Остались после смерти вдова Лидка и трое детей. И как они теперь будут жить? Если бы ребенок один, ну, может и два, то был бы шанс отыскать нового мужа, а кто возьмет замуж с тремя?

Пашку — хоть и обижал он меня в детстве, все равно жаль. А что тут скажешь? Сказать, что сам виноват? Так это очевидно. У нас в деревне две трети несчастных случаев из-за пьянки. Да и в городе тоже самое.

Я только пожал плечами, хотя и помнил из прежней жизни, что вдова Пашки недолго побудет во вдовах. Через полгода встретит мужчину, который решится связать свою судьбу с молодой одинокой женщиной, обремененной тремя ребятишками, увезет их всех не то в Ярославль, не то еще куда-то. А уж как дальше сложится их жизнь, не знаю. Но судя по тому, что Лидка обратно не вернулась, сложилась.

Но была новость и другая, касающаяся семьи Воронцовых.

— Леша, а мне новую работу предложили, — сообщила мама.

— Знаю, в районную больницу, — кивнул я.

— А откуда ты знаешь? — в один голос спросили и отец, и мать. — Мы же тебе не писали.

Вот тут я задумался — что бы такое ответить? Вернее, как половчее соврать. Не скажешь ведь, что помню из нашего прошлого? Помнил, что матери предложили вернуться в профессию, а она согласилась. И почтальоном работать устала — все-таки, когда тебе под пятьдесят, бегать с тяжелой сумкой по деревням тяжело, да и по медицине, которой отдано много лет, соскучилась.

— Да я в автобусе ехал с какой-то теткой, — принялся я импровизировать, — а она жаловалась — дескать, в инфекционном отделении районной больницы медсестер не хватает. Главврач уже с ног сбился, никто не желает выходить. Я и подумал — а почему бы маме туда не вернуться? Сколько можно сумки таскать? Вот, так и совпало.

Кажется, импровизация удалась. По крайней мере, родителей моя версия устроила.

— Работа по сменам, а до Грязовца по утрам автобус ходит, — принялась рассуждать мать. — Есть в шесть утра, потом еще в восемь. Попутку можно поймать. В крайнем случае отец довезет.

— Довезу, — кивнул отец, но уточнил. — Если вызова срочного не будет, то довезу. А будет… ну, сама понимаешь.

Кажется, у родителей уже все было решено. Да я и так знал, что решено, потому что в инфекционной больнице матушка проработает до самой пенсии, а потом останется в ней еще на пять лет.

— А не боишься в инфекционку идти? — задал я закономерный вопрос. — Бациллы там всякие бегают, микробы летают.

Родители снова переглянулись, потом посмотрели на меня и дружно усмехнулись.В общем-то, ответ на вопрос получен. Да я и так знал, что все в этой жизни бывает, но медработнику, которые соблюдают гигиену, никакая зараза не страшна. Матушка, насколько я помню, за все время работы не подцепила никакую хворь. Вот, разве что простуда, но это дело житейское.

— Я тут на днях свидетелем на суде был, — сообщил отец.

— А что за суд? — сразу же заинтересовался я.

— Летом на пастбище молния в стадо коров долбанула, — сказал отец. — Три тёлки — те сразу насмерть. Вернее, не совсем насмерть, но близко. Пастух им сразу же глотки перерезал, чтобы мясо не пропало, а колхоз на него в суд подал — дескать, ущерб на полторы тысячи рублей. Почему к ветеринару не побежал? Дескать — вполне возможно, чтобы я этих телок спас.

— Так, а чего, в колхозе-то совсем дураки? — удивился я. — Пастуха не под суд, а медаль ему надо было давать.

— Дураки не дураки, а в суд подали. Председатель у нас молодой, да еще и городской.

— А ты чего?

— Вот я на суде так и объяснил. Дескать — пока бы пастух за ветеринаром бегал, коровы бы совсем сдохли. А так, хотя бы на мясо годны.

Странно, что я позабыл про эту историю с телками и грозой. Зато отчего-то вспомнился пастух — дядя Митя. Я его знал, пусть и плохо. В школе мы собирали материалы об участниках Великой Отечественной войны, проживавших в наших краях. Помнится, удивлялись, что дядя Митя, работающий пастухом, воевал, был награжден боевыми медалями. А что за медали, где воевал — не вспомню. Надеюсь, что в школьном музее мои записи остались. При желании можно освежить память.

Пастух жил в отдаленной деревне, где и сейчас-то проживает всего человека три или четыре. А в конце восьмидесятых дядя Митя останется там один. Жена умрет, дети разъедутся, а отца к себе никто забрать не захочет. В начале девяностых старика убьют. Не вспомню — в каком именно году это было, но точно, что поздней осенью, когда все дачники разъедутся, но в деревню еще можно будет проехать. И убьют его «иконоборы», промышлявшие в деревнях. Припоминается ещё, что, убийц тогда удалось задержать по «горячим следам», потому что в их машине «стуканул» двигатель, они ее бросили, угнали какую-то тачку. Второпях, да еще и напуганные, оставили в своей машине и украденные иконы, и «пальчики». Так что, отыскать их было уже вопросом времени.

Всех подробностей уже и не вспомню, да и узнал я об этом случае не из оперативных сводок, а из новостей Вологодского телевидения.Ужаснулся — дядька-то мне знаком, порадовался, что убийц задержали.

— Леша, ты о чем задумался? — легонько толкнул меня отец.— Я по последней разлил, больше не дам.

— Да это я так, — отмахнулся я. — Накатило что-то. А я и сам больше не хочу.

Водка закончилась, и мы принялись пить чай с «Птичьим молоком», которое я привез. Но на «молоко» больше налегали родители, потому что я предпочел «Школьные», произведенные в Грязовце. Пока они свежие, то лучше конфет нет.

После второго стакана решил перейти к делу.

— Мам, а ты не знаешь, можно в Грязовце ребенка окрестить? — поинтересовался я, а потом поспешно уточнил: — У друга — у Сашки Барыкина, я вам про него рассказывал, сын родился, а жена очень хочет, чтобы крестили.

Вместо матери ответил отец:

— Так если хотят покрестить, так пусть в любой будний день приезжают. Служба закончится, после десяти начинают крестить. — Посмотрев на меня, отец еще разок усмехнулся. — А друг у тебя, он тоже партийный, как и ты?

— Он беспартийный, но сам понимаешь, на нашей службе…

Я не договорил, потому что и так все ясно.

— Так хоть бы и партийный, — хмыкнул отец. — Теперь все стараются детей покрестить, пусть даже и втихаря. К нам, в Грязовец, детишек издалека везут. Но, в основном, из Мурманска, да из прочих северных городов.

Тоже понятно. Грязовец, это не самая глухомань, но если привезут крестить младенца из другого города, а то и области, то никому до этого дела нет. А из Мурманска, да городов вроде Апатитов, Оленегорска или Мончегорска, так потому, что после войны многие мои земляки, не желавшие оставаться в колхозах, рванули туда. На Северах никто не требовал паспорт. Там главное, чтобы руки были и голова. Мурманск надо было восстанавливать, а потом железо добывать, да все прочее. На Кольском полуострове почти вся таблица Менделеева присутствует, вот только народа там мало.

— Да, а я сам-то крещеный? — зачем-то спросил я, хотя из своей прошлой жизни знал, что никто меня не крестил. Я сам потом ходил в храм, в девяносто шестом, в уже довольно-таки зрелом возрасте. А сейчас вдруг заинтересовало, что ответят родители.

Отец посмотрел на мать, а мать на отца. Потом они вместе перевели взгляд на меня.

— Да и не принято у нас было, чтобы ребенка крестить, — пояснила мать, словно бы винясь передо мной. — Когда ты родился, мы слишком на виду были. Какое там крещение! За это и нынче по головке не погладят, а в пятидесятые-то еще хуже было. Я даже не знала, что у нас церковь есть.

— Думно будет, так сам в церковь сходишь, да покрестишься, — сообщил отец.

Тоже верно отец сказал. Вот, как стало «думно», так и пошел, и окрестился.

— Коля, а может, ты прямо с батюшкой и договоришься? — предложила мать. — Все-таки, ты ему собаку лечил.

Про то, что отец лечил собаку батюшки, я не знал. Сразу же в мозгах засвербела песенка про служителя культа и его домашнее животное, но я сразу же ее отогнал.

— А ты лечил? — заинтересованно спросил я.

— Ага, — кивнул отец. — Батюшка прямо сюда приехал — Николай Алексеевич, выручай! Мол, собака любимая, не знаю, что и делать. Жрет, как не в себя, а худеет. Понос, опять-таки. А еще по полу на жопе елозит.

— Так у нее глисты, — безошибочно поставил я диагноз. Уж этого-то я, как сын ветеринара, насмотрелся. Странно, что священник не понял. Но с другой стороны — он мог таких тонкостей и не знать.

— Только не глисты, а гельминтозы, — уточнил отец. Строго сказал: — Берешься ставить диагноз — называй правильно.

Батя, как и любой врач — человеческий или звериный, не очень любил, если дилетант ставит диагнозы. А ведь учить и лечить, как известно, умеет каждый.

— И как успехи? — спросил я.

— Да как обычно. Выдал я батюшке таблетки, рекомендацию дал, как их пёске скармливать, а еще — чтобы присматривал святой отец за своей псиной, когда та по улицам бегает, да все подряд жрет. Вроде бы, выздоровел пес.

— Так ты договоришься с батюшкой? — опять поинтересовалась мать.

— Так чего тут договариваться-то? — хмыкнул отец. — Тут ни с кем и договариваться не нужно. Пусть твой друг с женой и ребенком прямо в Грязовец приезжают, в божий храм. Или к нам сначала. Переночуют, а с утра я их на автобус посажу, да в Грязовец отвезу, до церкви доведу, вот и все.

— А мне приезжать? — поинтересовался я.

— Тебе не стоит, — покачал головой отец. — Мы и без тебя обойдемся. Твоего друга здесь никто не знает, до него дела никому нет. А вот ты, если в церковь пойдешь, можешь кому-нибудь из знакомых на глаза попасться.

Кажется, опасения отца смешные, но он прав. Мало ли что.

— Слушай, а если ты Сашку с женой в церковь поведешь, тебе ничего не будет? — спросил я, вспомнив вдруг, что и отец мой член партии. А он еще и членом райкома состоит.

— Так мне-то что? Одно дело, если бы я своего сына или внука, — многозначительно посмотрел отец на меня, — в церковь повел, а тут малознакомые люди. Повел и повел, кому какое дело? Если начнут вопросы задавать, то скажу — дескать, отговаривал, агитировал, но впустую. А Конституция СССР религиозные обряды не запрещает.

С утра в субботу мама побаловала нас горячими пирогами — и с картошкой, и с рыбой, и моими любимыми с творогом. А потом мы пошли с отцом перестраивать сарайку. Он ее давно собирался переделать, но руки не доходили. А тут сынок кстати приехал. Что ж, сарайку, так сарайку. Я, кстати, почему-то не помню — переделывали ли мы с отцом сарайку в той, моей прошлой жизни? А может, отец управился и без меня. Так что, я молодец. Хотя бы сейчас да немного помогу родителям.

А вечером будет баня, настоящая, не городская, с мягким пушистым веничком, с терпким чайным грибом вместо кваса для восстановления кислотно-щелочного баланса (ой, поспешил — не знают ещё люди таких выражений). К послебанному столу поспеют истомившиеся в русской печке серые щи, мои любимые. Кроме как дома нигде таких не едал. Сказка! Эх, еще бы Нину сюда. И в баньке бы вместе попарились, и щец маминых поели. Правда, совместный поход в баню старики не одобрили бы, да и Нина не согласится — только после ЗАГСа. Но разве я против?