Вот и началось, подумал я, когда понял, что мне перестали расписывать свежие материалы, хотя таковые и были. Зато начальство повадилось загружать короткими делами, например, внеочередным дежурством, вот как сегодня. Меня выводили из игры, то есть готовились вычистить из уголовного розыска. Чтобы в один далеко не прекрасный момент — раз, и на волю. А я уже готовенький. Останется только опись дел заполнить да ключи от железного ящика сдать. Ощущения были весьма сумбурными: с одной стороны сам виноват, подставился под раздачу, а заодно ещё и прокуратуре сделал шикарный подарок. Правда, с помощью этого козла Утягина, но дела это, по большому счёту, не меняет.
С другой стороны, было обидно. Настолько, насколько это может быть обидно молодому лейтенанту, которого не защитила вся мощь великого МВД. Ирония ситуации заключалась в том, что на каждом сыщике, работавшем на «земле», гроздьями висели те или иные незарегистрированные происшествия, которые и преступлениями-то не являлись, только вот прокуратура считала по-другому. Однако «вычистить» весь уголовный розыск нельзя — кто же преступления настоящие раскрывать будет? А вот отыграться на одном, чтобы остальным неповадно было — самое то. И вот этот один, самый что ни на есть козёл отпущения — это я. Как-то даже неудобно и стыдно при моём-то жизненном опыте. Не иначе как прав всё-таки Джексон: влюблённый сыщик — существо безмозглое.
Суточное дежурство началось сравнительно спокойно. Даже утренних заявлений о совершённых за ночь кражах не поступило. Вот, разве что, пришла гражданочка, пожелавшая написать заявление на своего сына, совершившего кражу. Вытащил, понимаете ли, из мамкиного кошелька два рубля, чтобы сводить в кино свою девушку, а еще угостить ее мороженым.
Красть деньги у родителей очень нехорошо, но писать заявление в милицию на своего сына из-за двух рублей, это тоже не слишком красиво. Да и не только из-за двух, а даже из-за сотни и больше. Обычно, папа с мамой обходятся другими мерами. Судя по всему, мамаша не стала бы затевать никаких разборок, если бы ей нравилась девушка. Соответствовала бы чаяниям матери о том, какой должна быть подружка для её сына, сама бы деньги дала, не пожалела. Да и рано парню о девках думать — учиться надо!
В чем-то я был с ней согласен, а в чем-то нет, но не мое дело решать — рано или не рано парню по девкам бегать.
К счастью, с учетом того, что сынок еще не достиг шестнадцати лет, заявлением будет заниматься инспектор по делам несовершеннолетних. Девушки из детской комнаты милиции быстро объяснят мамаше, что если она хочет испортить жизнь сыну, а заодно и себе из-за двух рублей — флаг ей в руки, а нет, то можно ограничиться превентивной воспитательной беседой. Постановка на учет в милиции — это не уголовное наказание, даже не условное, но все равно не подарок.
Отправив мамашу в кабинет к детским инспекторам, ушел к себе — надо подчищать хвосты в делах, которые, возможно, не сегодня — завтра придётся сдавать. Пустое окно без вызовов в дежурные сутки есть великая удача, которую грех не использовать для приведения в порядок своих бумаг. Кто-то мог бы сказать: ты что, дурак? Тебя гнать собираются, а ты будешь над делами корпеть? Швырни им в лицо, и пусть сами оформляют. Так вот — такой порыв красивый, конечно, но неверный. Я бы даже сказал — пижонский и недальновидный. Тем более, что в некоторых делах без всякого погоняла лучше самому всё сделать, чем свои грехи оставлять для последователей. Кто служил, тот меня поймёт.
Титан ушел по делам, оставив после себя табачный дым (видимо, в мое отсутствие не стал выходить в коридор, а курил прямо на рабочем месте), и я, прежде чем приступить к работе, решил ненадолго открыть окно. В прежние времена на дым я бы и внимания не обратил, сам бы вытащил сигарету, чтобы «перекурить» начало работы, а теперь, видишь ли, неприятно. Вообще, быть некурящим среди дымящих коллег трудно, но я умудрялся сдерживать себя, хотя старые привычки нет-нет, да и напоминали о себе.
Только уселся и разложил бумаги, как в кабинет вошел Александр Васильевич Евтюшкин.
Евтюшкин был из числа тех, кого называли «легкотрудниками». Была у нас такая категория (неофициальная!), когда в следственное отделение брали по осени двух-трех пенсионеров из числа отставных сотрудников милиции. У следаков, как и в других подразделениях, постоянно не хватало людей, только у этих имелась своя специфика — кого попало не возьмешь. А ветераны МВД по завершению дачного сезона охотно шли на подработку и, будучи исполняющими обязанности следователя, «сидели на глухарях»: приводили в порядок дела для последующего приостановления, выполняли формальные, но необходимые следственные действия, рассылали всякие там запросы и поручения. А вот если уголовному розыску преступление получалось раскрыть, старички допрашивали «злодеев», уже «расколотых» сыщиками, и передавали дела настоящим следователям, которым предстояло доводить дело до суда. Да-а, в другие бы подразделения такую помощь, но в «уголовку» нельзя, а в участковые какой тебе дурак пойдёт ноги топтать да на всякие вызова́ (именно так, а не вызовы) ездить, где и сила, и выносливость нужна, да и по физиономии можно невзначай получить.
Евтюшкин был на пенсии давным-давно, а в прошлом служил где-то на Чукотке. Об этом, кстати, напоминали его стальные «фиксы», делавшие бывшего инспектора уголовного розыска похожим на зэка. Правда, бородка клинышком и высокий рост придавали капитану милиции в отставке облик еще одного персонажа, чей портрет висел у нас на стене. В Череповец, кстати, он переехал по просьбе жены, которая родом из этих мест. Сам же Евтюшкин считал себя потомственным сибирским казаком и к нам, чалдонам, относился слегка высокомерно.
Не спрашивая моего разрешения, уселся на стул для посетителей, вытащил «беломорину» и закурил.
— Александр Васильевич, ты бы хоть к окну шел, что ли, — демонстративно поморщился я, отгоняя от носа вонючий табачный дым.
— А, ничего, от папиросы дым полезный, от него даже комары не дохнут, — отмахнулся Евтюшкин, но поймав мой недовольный взгляд, пробурчал что-то и послушно пошел к окну. Приоткрыв створку, хмыкнул: — Не быть тебе, Леха, начальником. Начальник должен уметь стойко переносить тяготы и лишения, включая дым!
Вона, как он загнул.
— Переживу, — хмыкнул я в ответ.
Начальником я уже был, снова им стать не боюсь, но четко понял, что если в этой реальности не достигну полковничьих звезд, как это было в моем прошлом, то сильно горевать об этом не стану. Жизнь, штука такая. Как говорят — если что-то где-то прибыло, значит, где-то что-то убыло. Не стану начальником, больше времени останется на семью и на детей. В той жизни жену и сыновей я видел не так часто, как мне хотелось бы. И останется время на книги, на общение с друзьями.
Александр Васильевич уже открыл рот, чтобы поведать мне очередную историю, случившуюся с ним в тундре, когда они разыскивали какого-нибудь местного пропойцу, зарезавшего приятеля по пьяной лавочке и сбежавшего от правосудия, как дверь широко раскрылась.
— Эй, начальники, хотите я вам все преступления раскрою? — послышался женский голос.
С этими словами в кабинет ввалилась женщина — не очень-то молодая, полная и довольно неряшливо одетая. А еще, как мне показалось, не слишком трезвая.
— Ты кто, гражданочка? — опережая меня поинтересовался Евтюшкин.
— Я — русская мадонна! — гордо сообщила посетительница.
Мы с ветераном МВД переглянулись. Ладно, если дама только поддата, а если она еще и с приветом?
— И что вы хотите? — миролюбиво спросил я. Если женщина «не в себе», так сказать, то напрямую хамить ей лучше не надо. Вдруг она бросаться начнет? Драться там, или кусаться. Нет ничего страшнее, чем пытаться обуздать буйную женщину. Зрелище, прямо сказать, не для слабонервных, а участие в этом и тем более. Плавали — знаем, как говорится.
«Русская мадонна» прошлась по кабинету туда-сюда, потом встала прямо посередине и сказала:
— Я имею волшебный дар! Скажи, — вытянула тетка руку в мою сторону, — тебе сколько убивцев нужно отыскать? Скажи только — где убили и кого, я всех убивцев тебе разыщу!
От тетки явственно исходил запах винного перегара, и я вздохнул с неким облегчением. Пьяная, это лучше, нежели сумасшедшая, но коли дело касается пьяной женщины — то ненамного. Как говорят работники медвытрезвителя — лучше иметь дело с пятью пьяными мужиками, нежели с одной пьяной бабой. Виноват, с женщиной. Но с пьяной женщиной, равно как и с сумасшедшими, лучше не спорить. Поэтому я ответил честно:
— У меня ни одного убийцы в розыске нет. Только кражи. Может, ты мне воров поищешь?
Говорил я чистую правду. Нераскрытых «мокрух» (да простится мне такой ужасный сленг) на моем участке, тьфу-тьфу, не было ни одной. Да и вообще, за нашим райотделом числилось лишь одно нераскрытое убийство — смерть девочки, обнаруженной мертвой на пляже. Там и подозреваемый имелся — ее отчим. Он поначалу был задержан и даже дал признательные показания, но после того, как прокуратура не нашла оснований для его ареста, пошёл на попятную и от всего отказался, заявив, что признание из него выбили ужасными истязаниями злые милиционеры из уголовного розыска.
— Нет, воров я искать не стану, — пренебрежительно фыркнула «мадонна». — Не мой калибр. Вот, если убийцу отыскать — я готова. С тебя бутылка беленькой, а с меня убийца. Я, как увижу, так сразу скажу — убийца или нет.
Я ненадолго задумался. Мне тут работать нужно, а у меня экстрасенша с перегаром. В трезвак, что ли, позвонить? Мне на помощь пришел Евтюшкин.
— Слышь, красавица, а давай я тебя к начальнику отведу, — подскочил ветеран МВД к даме. Крепко ухватив её под локоток, Александр Васильевич направился на выход.
Надеюсь, Евтюшкин повел ее не к Большакову, а хотя бы к дяде Коле? Если к начальнику РОВД, то завтра нашего «легкотрудника» уже на работе не будет, а сыскной руководитель — другое дело, тот может и юмор оценить. Обматерит, правда, а то и огреть чем-нибудь может.
Решив, что Евтюшкин сам разберется, куда ему отводить пьяную даму, опять углубился в свои дела. Успел написать пару справок, как в кабинет явился довольный ветеран.
Я мысленно вздохнул и принялся убирать бумаги — сначала по папкам, а потом в сейф. Похоже, нормально поработать не удастся, а копаться при посторонних в бумагах, считающихся секретными, не стоит. Если Евтюшкин и обиделся на меня, то это его дело. (До выражения «его проблемы» мы в своих семидесятых еще не дожили.)
— Показал ей дорогу к Управлению, — сообщил Александр Васильевич, устраиваясь у окна и вытаскивая пачку папирос. — Пусть она к начальнику УВД идет, тому свои услуги предлагает. Неделю назад в Первомайском РОВД убийство было, помнишь, поди? Вот пусть его и раскрывает себе на здоровье. А вдруг польза будет?
Я с недоумением вытаращился на старого капитана. Он что, всерьез считает, что пьяная тетка может чем-то помочь? Может, ветеран тоже, тогось? Пропустил с утра капель сто, а то и двести, и теперь он так шутит? Нет, от Евтюшкина не пахнет. И глазенки не блестят, как это у него иной раз бывает. Пожав плечами, сказал:
— Мистикой попахивает. А вы в нее верите?
Но капитан в отставке, кажется, говорил всерьез.
— Эх, молодежь! — вздохнул он, пуская дым в приоткрытое окно. — Ни во что-то вы не верите. Ни в бога, ни в черта. А вот у нас один случай был…
Евтюшкин затянулся и принялся держать мхатовскую паузу, искоса поглядывая на меня. А мне что? Разумеется, мне стало интересно. В той своей жизни я вообще не помнил ни пьяную тетку, ни самого Евтюшкина. Может, в те годы он трудился в Первомайском РОВД, а не у нас? Не знаю, но что там за случай у него был, стало интересно. Тем более, что все равно сижу и скучаю.
— Александр Васильевич, не томи, — повел я подбородком, давая понять, что весь — внимание. Евтюшкин, поинтриговав меня еще чуток, начал рассказ:
— Было это в шестьдесят втором году. Я тогда только-только в уголовный розыск пришел, старшего лейтенанта получил. Является к нам пастух из тундры и говорит, дескать, важенка у него из стада пропала, надо найти. Я, было, его на смех хотел поднять — мол, сожрали волки твою важенку, с них и спрашивай, но меня старшие товарищи одернули. Мол, не простой это пастух, он стадо второго секретаря райкома пасет. То есть формально-то у секретаря никакого стада нет, эти олени колхозу принадлежат, а в оленеводческом колхозе у него родня. И то, что пастух родственник, да еще из близких, тут можно не сомневаться. И важенка не простая, а любимица секретаря райкома. Была бы обычная, так и ладно. Волкам тоже кушать хочется. Так что, деваться некуда, придется искать. Все-таки мы, милиция, обязаны принимать меры к розыску пропавших животных. А до стойбища, где важенка пропала, на вездеходе два дня пилить, да и то, если дорогу не слишком замело. А если замело, то и вездеход не пройдет, кроме как на лыжах и не добраться. На оленях быстрее получится, но в отделении своих оленей нет. А даже если и доедешь, то где искать? Тундра большая. Если уж сам пастух не сумел найти, так мы и подавно не сыщем.
Евтюшкин (тоже мне, Станиславский!) опять сделал паузу, а я заинтересованно смотрел на него, ожидая продолжения рассказа. А еще косился на телефон, поскольку он по моим расчётам в полном соответствии с законом подлости вот-вот должен зазвонить, и дежурный по райотделу меня срочно куда-нибудь отправит.
— Товарищ капитан, — не выдержал я. — Ну, не тяни ты кота за причинное место, рассказывай.
— А чё там рассказывать-то? — хмыкнул Евтюшкин. — Дальше пойдет сплошная мистика, в которую ты не веришь. — Глянув на меня, спросил: — Ничего, что я окно закрою? Дует сильно.
Я уже был так заинтригован, что только махнул рукой — дескать, кури ты, черт с тобой, уж как-нибудь переживу.
— А дальше все просто, — сообщил Евтюшкин. — Доложили начальнику отдела, майору Курилову, а тот дал команду вертолет поднимать. Сам в вертолет уселся, пастуха туда, да и мне приказал садиться. Не самому же начальнику ящик с водкой таскать, верно?
— В смысле, ящик? — переспросил я, не поняв, в чем связь поисков важенки и ящика водки?
— А в смысле, что мы с начальником к шаману полетели, — сообщил Александр Васильевич. — А шаману обязательно нужно подношение сделать, иначе он и камлать не станет. Знаешь, что такое камлать?
Что такое камлать я знал. Это когда шаман духов вызывает. Кажется, ему еще полагается мухоморов поесть. Или музыки и пения достаточно, чтобы духов разглядеть? Так что на вопрос рассказчика я утвердительно кивнул и даже напел песню, которую в последнее время частенько ставили на своём купленном в складчину «кассетнике» мои соседи по общежитию:
— Шаман живёт в глухом краю,
Но я туда билет достану.
Шаману денег посулю,
И он ударит в бубен старый[8].
— Слышал я эту песню. Хрень полная, — хохотнул Евтюшкин. — Да шаман русским ни за какие деньги в бубен бить не станет. Разве что, в другой бубен может двинуть. Чукчи — парни крутые, пусть про них анекдоты и ходят. Шаман только своим камлать станет. А русским скажет только: зачем вам духи, если вы в них не верите? У вас свой бог есть, к нему и ступайте, у него и спрашивайте.И девкам, хоть русским, хоть своим, ни за что камлать не станет. Для девок шаманки есть, он к ним и пошлет.
Прокашлявшись, отставной капитан милиции продекламировал:
— Шаман живет в глухом краю
и вертит духов на бую.
О дерзкий путник, мне ответь:
на чём же их еще вертеть?
Ведь сей предмет шаману дан,
чтоб их на нём вертел шаман.
Шаман, известно, тем сильней,
чем мощный буй его длинней[9].
— Подожди, Александр Васильевич, так ведь и ты на чукчу не слишком похож, — резонно заметил я. — И начальник твой, Курилов, судя по всему, тоже не чукча.
— Не чукча, — не стал спорить Евтюшкин. — Курилов, начальник мой бывший, из юкагиров. Это народ такой, их поменьше осталось, нежели чукчей, а имена и фамилии у них русские. Курилов — очень распространенная фамилия. А юкагиры для чукчей почти свои. В общем, слушай дальше. У шамана свой колхоз, его олени дальше аргышат, чем другие. Прилетели мы в стойбище к шаману, тот у себя в яранге сидит, но шум винтов услышал, сразу вышел. Наш чукча, который пастух, сразу к шаману рванул, едва ли не в ноги кланяется и что-то по-своему лопочет. А шаман ухмыльнулся и на чистом русском языке сказал: «Жду вас уже второй день, духи устали. Отпущу я их, важенка сразу вернется». Потом постоял шаман, воздух рукой помял, глаза прикрыл и опять заговорил. Дескать — возвращайтесь, все хорошо будет.
А нам что — вернулась, так и хорошо. И искать не надо, и пастуху радость. Вот и все. Важенка и на самом деле в стадо вернулась, я потом узнавал.
Я посмотрел на Евтюшкина непонимающим взглядом. Потом спросил:
— Так и в чем смысл?
— Как это, в чем смысл? — удивился Евтюшкин. — Шаман ведь за важенкой духов отправил, чтобы те ее сберегли, а потом в стадо привели. И о нас он заранее знал. Кстати, когда я ящик водки вытащил, шаман руками замахал — дескать, целого ящика много. Оставил себе два пузыря, мол, ему этого хватит, а духи все равно пить не станут.
В то, что шаман с помощью духов пригнал важенку, я не поверил. Скорее всего, эту историю Евтюшкин попросту выдумал. Вон, дамочка, просившая в качестве гонорара за раскрытие убийства «беленькую», его на мысли навела. И шаману повезли такую же валюту. Но с другой стороны, с этим-то все в порядке, потому что в нашей стране, самая ходовая валюта — это жидкая. Пожалуй, самое правдивое в рассказе Александра Васильевича это то, что духи не пьют. Впрочем, кто их знает? А вслух сказал:
— Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
— Вот-вот, — закивал Александр Васильевич. — Если бы Шекспир пару лет на Чукотке прожил, он бы такого понаписал!
Вполне возможно, что Евтюшкин сейчас бы принялся рассуждать, что мог написать Шекспир, окажись он в яранге, или на нартах в оленьей упряжке, но не судьба. Противно зазвонил телефон, а голос дежурного озабоченно сказал в трубку:
— Леша, спускайся вниз, тебе на выезд.