Долгожданная кража

Глава 18 Спасение утопающих…

Сергей Петрович обрадовался мне, как родному. Ну, не совсем мне, а моему звонку. Он долго пыхтел в трубку и благодарил счастливый случай, когда на ловца и зверь бежит. А я тихонько удивлялся, кто тут зверь, а кто ловец? Наконец, комендант перешёл к конкретике:

— Всё-таки бывает в жизни удача! А я тут всё утро ломаю голову, как мне вас найти. Вы ведь в прошлый-то раз не представились. Вчера тут такая загадка возникла, что никак без вас не разгадать.

И Сергей Петрович поведал мне, что вчера его нашла Зина и, ничего не говоря, бухнула на стол заявление об увольнении, да ещё и без отработки.

— Я у неё спрашиваю, ты что, белены объелась? Такую работу, чтобы и от дома недалеко, где ещё сыщешь? Сама меня благодарила, что помог. А она — ничего не знаю, дядя Серёжа. Спасибо вам за всё, но работать больше не могу. Я ей: да что хоть случилось? Не могу, говорит, сказать, секрет это. Но работать не буду.

Ну что ты тут поделаешь! Договаривались ведь, чтобы помалкивать в тряпочку и не предпринимать ничего. Эх, Зина — Зина…Чего ты там ещё натворила из того, что я пока не знаю? Можно ведь всё испортить, и мой гениальный план улетит в тартарары.

А комендант неожиданно прервал свои сумбурные речи. В трубке послышался его невнятный голос (не иначе, прикрыл трубку рукой), кого-то он там строго воспитывал, потом отчётливый дверной скрип.

— Вот ведь сороки! — Сергей Петрович вернулся к разговору со мной. — Никуда без дяди Серёжи. А у меня может сейчас секретный разговор…

«Дядя Серёжа» бурчал недовольно, но в бурчании его не чувствовалось ни капельки реальной злости на своих «сорок». Хороший дядька, по всей видимости. А мне такой сейчас и нужен.

— Так, о чём это я? — Сергей Петрович постарался поймать ускользнувшую нить нашего разговора. — Короче говоря, нам бы встретиться с вами, а? Прояснили бы, что тут за секреты секретные, о которых даже и говорить нельзя. Куда мне подойти? А то я мигом!

Да уж, на ловца и зверь бежит. Теперь и я готов это признать. А поскольку я в данный момент пользуюсь Титановым гостеприимством и эксплуатирую в его отсутствие свой бывший кабинет, пусть «дядя Серёжа» сюда и приходит.

Когда вчера я вернулся на дежурство к 17 часам и ни минутой раньше (это я из вредности), Старожилов уже медленно закипал. Он открыл было рот, чтобы порадовать меня своим занудством, но я показал ему на большие часы в вестибюле спецкомендатуры с минутной стрелкой на двенадцати, и явно продемонстрировал, что претензии приниматься не будут. На удивление, мой вынужденный сменщик смирился с этим и промолчал. Он уже собирался было покинуть дежурку, поэтому пришлось его слегка притормозить.

— Ты посиди ещё минутку, я Петровичу доложу. Слышал ведь, что он мне велел к семнадцати часам отчитаться?

Старожилов слышал, поэтому остался на месте, правда, с большим и очень демонстративным неудовольствием.

При виде меня Пётр Петрович нетерпеливо протянул руку, не иначе как за рапортом о раскрытии. Не огорчать же начальника, тем более, что необходимую бумагу я подготовил ещё в общежитии. Там было всё необходимое: регистрационные номера, фабула дела, что преступление раскрыто личным сыском сотрудником спецкомендатуры, что похищенное изъято, кем — всё, как полагается. Не было только анкетных данных Зинаиды, обозначенной у меня в рапорте буквой «О».

Что будет делать с этой бумагой товарищ майор, мне было непонятно. Не дай бог, тут же возьмётся докладывать вышестоящему руководству. Вон он как в неё впился — и пальцами, и глазами.

— Не обманул, стало быть, Воронцов? Это хорошо. Это тебе зачтётся.

Опыт моей жизни подсказывал, что словечко «зачтётся» обычно употребляется совсем в другом смысле, а именно — со знаком «минус», но я не стал придираться к сказанному начальником. Сейчас мне важнее было удержать его от стремительных действий по докладу наверх.

— Пётр Петрович, в райотделе ещё ничего не знают об этом. — Я указал глазами на свой рапорт. — И вещдок ещё у меня, и «признанка». Поэтому прошу сделать паузу на денёк. А я завтра все дела добью и вам доложу.

Начальник посмотрел на меня несколько удивлённо.

— Так ведь завтра у тебя отсыпной после дежурства?

В его голове такая прыть подчинённого, видимо, не укладывалась. Да, подозреваю, и похожими прецедентами собственные сотрудники его не баловали. Пришлось успокоить.

— Да ничего страшного, товарищ майор. Потом отосплюсь.

А что я должен был ему сказать? Что железо надо ковать, пока горячо? Что для закрепления доказательств по делу урочных часов бывает недостаточно? Он же не виноват, что в жизни этим ремеслом заниматься не приходилось.

Товарищ майор тем временем подобрел.

— Давай, Воронцов, работай, Воронцов. По результатам месяца можешь рассчитывать на премию.

И я отправился давать и работать. А что? — Премия в спецкомендатурах иной раз бывает и повыше, чем в райотделе. Да и неплановые деньги ещё никому не мешали. Десять рублей, например. Неделю можно прожить, если не шиковать.

Явившийся через полчаса после нашего разговора комендант оказался вполне располагающим к себе дядькой лет шестидесяти. Так что телефонное общение не обмануло. Бывший прапорщик Советской Армии, уволившийся на пенсию года четыре назад. Как сам сказал, всю жизнь старшиной-сверхсрочником отбухал, а перед пенсией и звёздочки довелось поносить. Только вот звание «прапорщик» так и не полюбил, старшиной как-то привычней было.

Комендант сразу взял «быка за рога»:

— Я ведь вам, товарищ лейтенант, по телефону-то не всё сказал. Зинка упиралась — упиралась, а потом всё-таки мне открылась, как есть сполна. И что с пальтом этим у неё такая оказия вышла. И что вы её арестовывать не стали. А уж как начала говорить, так всё как есть, доложила, до капельки. А теперь, говорит, как я буду в общежитии работать? Как девчонкам в глаза глядеть буду?

Дядька горестно вздохнул и вытащил из кармана пачку «Шипки». Вопросительно взглянул на меня — можно? Я махнул рукой — дыми. Он крепко затянулся и продолжил:

— Еле убедил её, что всё равно две недели отрабатывать придётся. Где, говорю, я тебе замену быстро найду? А у самого́ мыслишка другая в голове бьётся: может как-то всё это дело утрясти можно? Уборщицу-то я найду. А эта дурёха дурная как жить дальше будет? Да и какая уж она воровка — быстрей своё отдаст.

Комендант в две затяжки «добил» сигарету (волнуется мужик) и посмотрел на меня искательно. А я чем занимаюсь? — не сказал, но подумал я. Утрясаю изо всех сил. Тут надо пройти по ниточке, чтобы, как говорится, и волки целы, и овцы сыты. Ой, то есть наоборот. Только я тебе, товарищ прапорщик, ничего этого рассказывать не буду. Хороший ты, судя по всему, мужик, но уж больно вы все говорливые, и ты сам, да и подопечная твоя. Поэтому поступим следующим образом. Я сделал протокольную физиономию и казённым голосом изрёк:

— Сергей Петрович, компетентным органам очень важно, что администрация в вашем лице… («администрация» приосанилась)…так ответственно относится к защите своих работников. Это делает вам честь. («Администрация» приосанилась ещё раз). Но этого недостаточно, — продолжил я. — Требуется письменное подтверждение вашей позиции.

Комендант вопросительно посмотрел на меня. Весь его вид говорил о том, что «администрация» готова подтвердить всё необходимое, но не знает, каким образом.

— Требуется положительная характеристика Окуневой, очень положительная, — сказал я обычным своим голосом. — Такая, чтобы хоть завтра — (я подумал, куда бы Зину можно было отправить хоть завтра, и решил от правовой темы далеко не уходить) — в народные заседатели.

Сергей Петрович понятливо закивал головой. Но я сказал ещё не всё.

— Я думаю, вы сами и напишете, но подпись должна быть значительная, кого-нибудь из институтского начальства. И печать чтобы синяя обязательно.

— Конечно, конечно! — Сергей Петрович был готов ринуться писать характеристику немедленно. — А можно я не буду указывать, что это для милиции (комендант замялся), а то мало ли, вопросы пойдут?

Я утвердительно кивнул. Ай да Петрович! Всё понимает. Сам сказал то, что мне было надо. А Петрович разошёлся:

— У меня как раз старенькая машинка есть. Списанная. Надо было уничтожить при списании-то, да что-то там не задалось, так она так у меня и оста…

Тут комендант внезапно захлопнул рот и посмотрел на меня с опаской — заметил я или нет его промашку. Проболтался ведь, старый пень! — Что-то примерно такое было написано на его лице. Разроешиловки[12] на тебя нет, Сергей Петрович, подумал я без злобы. Машинку-то надо было раскурочить, а ты, старый «кусок», по своим армейским привычкам затихарил её — вдруг пригодится? Вот и пригодилась.

Я пожалел коменданта и сделал вид, что ничего не понял. Тот облегчённо выдохнул и развалился на стуле — пронесло!

Напоследок мы договорились о дальнейшем и расстались вполне довольные друг другом. Я мысленно поставил галочку в запланированных делах и перешёл к следующему пункту — Барыкин. Ещё вчера вечером по телефону я высказал ему одну просьбу и надеялся, что он её не заволокитит. Сегодня его смена с шестнадцати часов, значит придёт минут без пятнадцати. Так что поговорить успеем. А пока — к Рябинину.

На моё счастье Борис Михайлович оказался в кабинете один. Я скромно положил свёрток с пальто на стульчик, а бумаги подал ему в руки. Рябинин повертел их в руках, не читая и уставился на меня:

— И что это?

— Это раскрытие пальто. А это оно само. — я указал рукой на стул, где лежал свёрток.

Борис Михайлович оказался как-то не расположен говорить загадками.

— Алексей, я тебе уже говорил, что у меня три дела по краже пальто. Это — которое?

— То самое! — я как-то даже расстроился. Пора бы уже запомнить, каким именно пальто я интересуюсь. — Полетаевой.

— А-а-а, — оживился Рябинин. — Это из-за которого прокуратура вмешалась?

Он не стал обижать меня фразой: «А-а-а, это из-за которого тебя из уголовки выперли?». И на том спасибо.

— Ну, молодец тогда! — совсем буднично похвалил он меня. Отдай всё это Балашову. А уж за статкарточками проследи сам.

— Борис Михайлович, — не отставал я, — у меня ещё просьба. Давай это дело по «семёрке»[13] прекратим…

И не давая ему опомниться, я быстренько объяснил суть дела. Борис Михайлович слегка задумался.

— Говоришь, и характеристики сугубо положительные будут?

— Будут — будут, целых три, не меньше! — успокоил его я.

— А со спецпроверкой что? — продолжал допытываться Рябинин.

— Так это я не знаю. Это надо у Балашова спросить. Он уж по-любому закинул поди. Только я так скажу — тут и без спецпроверки всё ясно: такая курица, как эта Зина Окунева, не может ни при каких обстоятельствах оказаться ранее судимой. Не такой она человек.

Я говорил всё это Рябинину, но не забыл и покритиковать себя, мысленно, конечно: тебя что, старый хрыч (хочется иной раз себя так назвать по старинке), жизнь ничему и не научила? Ты что, не знаешь, что ручаться можно только за себя, да и то не каждый день? И всё-таки…

Следственный начальник был, похоже, того же мнения. Он ещё немного послушал мои горячие слова в защиту «этой дурёхи» и подвёл своё резюме:

— Давай-ка так, друг мой ситный, не кажи гоп, пока не того, сам знаешь, что. Вот пусть Балашов соберёт все материалы, там и посмотрим.

Рябинин, конечно, был прав. Я и сам в подобной ситуации поступил бы так же. Но это было не всё. Михалыч продолжил.

— И вообще, как я смотрю, Лёша, тебя в этом событии как-то слишком много. И «замылил» это преступление — ты, и под прокуратуру попал — ты, и пальто нашёл тоже ты, теперь вот пытаешься отмазать воровку. И это тоже ты. Самому не странно?

И опять Михалыч был прав. Очень прав. На все сто пудов прав. Я бы даже мог продолжить его сентенцию примерно так: если бы я тебя, Лёшка, не знал, сказал бы мне Рябинин, вполне бы мог заподозрить, что ты сам всё это придумал и организовал для каких-то своих непонятных целей, а теперь не знаешь, как из всего этого выбраться.

Ничего подобного Рябинин не стал говорить, а просто смотрел на меня и ждал ответа. А сказать мне было нечего. Не рассказывать же, что эта дурацкая кража пальто поначалу меня интересовала исключительно как возможность познакомиться с моей будущей женой — и не более! Но события с самого начала пошли не так, и теперь вообще непонятно, чем всё это закончится. И я вместо того, чтобы обнять, наконец, свою любимую, встречи с которой так долго ждал, занимаюсь тем, чтобы уберечь от тюрьмы эту непутёвую воровку. Зачтётся ли мне это хоть когда-нибудь?

Борис Михайлович, видимо, понял, что отвечать я не собираюсь, и уточнил:

— У тебя всё?

У меня было сильно не всё. Нужно было ещё договориться, чтобы пальто передать хозяйке, не дожидаясь завершения дела. Это была уже моя личная корысть — как можно быстрее продемонстрировать Нине, что и мы не лыком шиты, так сказать. Но мне тоже вслед за Рябининым, показалось, что меня и впрямь слишком много в этом деле, и я просто кивнул головой — всё. Осталось добавить:

— Борис Михайлович, так давай я всё Балашову и отдам, и вещдок, и бумаги.

— Давай — давай, тащи. — легко согласился Рябинин и задумчиво посмотрел на меня напоследок. Напоминать мне о пользе перехода на работу в следствие в этот раз он не стал.

До встречи с Барыкиным ещё оставалось немного времени, и я успел отобедать в соседнем с райотделом общежитском буфете чем бог послал. В этот день бог послал мне остывшие щи с перловкой, котлету с намёком на запах мяса и слипшимися макаронами, а ещё чай, тёмный по цвету, но никакой по вкусу — верный признак присутствия в нём соды. Претензий у меня не возникло — лучше тут и никогда не было, а изжога могучему молодому организму пока не страшна.

Санька нашёл меня в том же Титановском кабинете и небрежно выложил передо мной два листка бумаги с синими печатями.

— Всё как вы просили, сэр, и даже больше.

Это были две характеристики на гражданку Окуневу Зинаиду Ивановну. Первая — от участкового Барыкина, свидетельствующая о том, что оная гражданка к уголовной и административной ответственности не привлекалась, спиртным не злоупотребляет, с соседями поддерживает доброжелательные отношения, дежурство по подъезду не срывает, убирает чисто и аккуратно. Являясь матерью-одиночкой, дочь свою воспитывает правильно, и всё в том же духе.

Санька очень постарался и собрал в этот документ все положительные оценки человека, какие смог придумать. То, что участок, где жила Окунева, был не его, и эту гражданку он никогда в жизни не видел, ни его, ни меня не коробило.

Второй документ был поважнее — характеристика с места работы дворником, а именно — из домоуправления. Тоже исключительно положительная. В завершение изложенных сведений в документе красовалась приписка о том, что характеристика выдана по месту требования, то есть в Индустриальный РОВД.

Ай да Санька, и это сумел! Я посмотрел на него вопросительно, дескать, рассказывай, как это ты умудрился.

— Всё гениальное просто! — не стал скромничать Санька. — Я сказал, что собираюсь оформлять Окуневу своей внештатницей. Но решение ещё не принято, и для его принятия характеристика как раз и нужна. Вот, дескать, когда начальник прочитает, тогда и понятно будет, достойна ваша работница такого высокого звания или нет. Так что управдомка старалась изо всех сил.

Барыкин поймал мой одобрительный взгляд и великодушно махнул рукой, дескать, не стоит благодарности, пользуйся. Он вольно расположился в старом продавленном кресле, которое уже в моё отсутствие где-то раздобыл Титан, и решил пофилософствовать.

— Вот ты, Лёха, ещё молодой и по молодости своей можешь кое-чего не знать. Так что учись, пока я жив. Что, например, тебе известно об изящном искусстве написания характеристик?

Саня воздел указательный палец к потолку.

— Думаешь, написал, да и всё? Так и нет. Существуют некие правила, и нигде они не записаны, но известны любому мало-мальски ответственному работнику. Пункт первый — характеристика должна выглядеть объективной. Обращаю ваше внимание на слово «выглядеть».

Друг мой вошёл в раж. Ну, профессор, не меньше! Или лектор общества «Знание».

— Пункт второй — желательно знать, для каких целей этот документ требуется. В зависимости от этого и следует писать характеристику, ибо они бывают двух видов: объективные со знаком «плюс» и объективные со знаком «минус». А готовятся они из одной и той же фактуры. Смекаешь?

Барыкин поправил воображаемые очки и занудно добавил:

— Правда, уважаемые коллеги, справедливости для стоит отметить, что иногда встречаются и нейтрально объективные характеристики, но это не наш случай. Так что мне оставалось только придать правильное направление ходу мыслей товарища управдомки.

Он победно улыбнулся. Но это было не всё. Что-то ему не терпелось сказать ещё, потому как вставать со своего ложа он не торопился.

Я кивнул призывно головой — давай, выкладывай!

И Саня выложил:

— Тебе, кстати, привет от Галины!

Это «кстати» у него выходило всегда совсем некстати. От какой Галины? Никакие воспоминания у меня не сдетонировали, о чем я немедленно и сообщил товарищу.

— Ну как же? — удивился Саня, от той, которая Катя.

И я, конечно, вспомнил.

— Ага, вижу, вспомнил! — обрадовался Санька. — Так вот, она маньяка поймала. Сама!