Я сделал вид, что поправляю перчатку, и мягко кашлянул, привлекая внимание худощавого оперативника, того, что проверял документы. Его взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по мне.
— Мне бы поссать. Где тут есть? Далеко идти?
Он на секунду замер, его глаза бегло метнулись к напарнику, который как раз заканчивал визуальный осмотр третьего ящика. Затем он кивнул в сторону темноты, за пределы круга света от фонарей.
— Там ниша в скале. Быстро.
Я двинулся в указанном направлении, ощущая, как его присутствие возникает у меня за спиной. Он следовал за мной не как сопровождающий, а как охранник, наблюдающий за потенциальной угрозой.
Мы отошли шагов на двадцать. Гул ветра в расщелинах Изнанки заглушал любой тихий звук.
Остановившись в тени каменного выступа, я развернулся к нему. Его лицо в полумраке было безразличной маской.
— Что-то не так? — спросил он. Его рука неприметно лежала у бедра.
— Твой напарник. Он не наш.
Брови оперативника дрогнули на миллиметр.
— Объяснись.
— Видел, как он ящик таскал? Усиление не артефактное. Я заметил паттерн техники «Стальное плетение», видел такое, когда сидел в Плачущем Духе. Это чисто имперская штука, сто процентов. В открытом доступе этого нет.
— Брехня, — отрезал он, но в его голосе не было прежней безучастной твердости. Было напряжение. — У «Ока» много техник. И Артефакторы империи перебежавшие найдутся.
— Таких — нет, — я парировал, не отводя взгляда. — Он пришел к вам уже Преданием?
Вопрос повис в ледяном воздухе. Оперативник замер. Его молчание было красноречивее любого ответа. Он сглотнул, и его взгляд на миг метнулся в сторону одинокой фигуры у баржи.
— Да. Полгода назад. С рекомендациями.
— От кого рекомендация? Дай угадаю, от какого-нибудь сотрудничающего с «Оком» аристо?
Его глаза сузились.
— Доказательств нет. Ты новичок. Можешь сводить счеты или работать на кого-то третьего.
— Могу, — кивнул я. — Но если я прав, и мы его упустим, то уже следующая поставка может стать последней и для меня, и для тебя.
Он колебался. Его рука все еще лежала у бедра. Я видел расчет в его глазах: риск поверить стукачу против риска оказаться идиотом, проморгавшим врага в упор.
Ветер резко рванул, завывая в расщелине. В этот миг фигура у баржи выпрямилась. Подозрительный оперативник повернул голову в нашу сторону.
Темнота скрывала его выражение лица, но поза, внезапно ставшая более собранной, более наблюдающей, говорила сама за себя. Он что-то почувствовал.
Затянувшаяся пауза, наш уединенный разговор в стороне — этого было достаточно для профессионала его уровня, чтобы включить режим повышенной готовности.
У меня не оставалось времени на дискуссии, на планы, на что-либо, кроме действия. Если дать имперскому агенту инициативу, он использует ее без колебаний и тогда высок был риск самому оказаться раскрытым. Тем или иным образом.
Я не сказал больше ни слова. Мои ноги оттолкнулись от шершавого камня с такой силой, что под ногтями остались крошки породы. Весь импульс, вся сконцентрированная в мышцах энергия, подкрепленная мировой аурой, что была вплетена в мою ману, выстрелила меня вперед.
Короткий, взрывной бросок, направленный на подозреваемого. Фигура у баржи резко развернулась ко мне, приняв боевую стойку, его руки уже вспыхивали сгустками готовой к выбросу маны.
Мой бросок был расчетом на неожиданность, но противник оказался не из тех, кого застанешь врасплох. Еще до того как я преодолел половину дистанции, воздух перед ним сгустился и вспыхнул холодным синим свечением — из ничего возник выпуклый, шестигранный щит чистого силового поля, размером с дверь.
Одновременно в его правой руке материализовалось длинное, узкое копье, древко которого было черным, как ночь, а наконечник источал тусклое багровое сияние. Артефакты Предания, оба, и активированные почти без задержки.
Щит принял на себя мой импульс — я не бил, а скорее врезался в энергетический барьер. Мир взорвался искрами и гулким, низкочастотным гулом отдачи, отбросившим меня на шаг назад.
В следующее мгновение наконечник копья, оставляя в воздухе кровавый след, прошел в сантиметре от моего горла. Я отклонился назад, чувствуя, как сухой жар лезвия опаляет кожу.
Его стиль был мастерским: короткие, резкие, экономичные выпады, каждый нацелен в уязвимое место — горло, глаза, пах, суставы. Щит при этом постоянно перемещался, прикрывая его корпус, создавая слепые зоны. Он работал идеально, как машина.
Но машина рассчитывала на стандартного Артефактора Завязки Предания. А я был чем-то куда бо́льшим.
Мой объем маны, уплотненной мировой аурой и проведенный через артефактную саблю, давил на его силовое поле, как физический груз. Когда его копье в очередной раз просвистело мимо, я не отскочил, а рванулся вперед, внутрь дистанции. Мой кулак, обернутый сжатым до предела коконом невидимой энергии, ударил по краю щита, в точку соединения силовых линий.
Раздался звук, похожий на треск ломающегося льда. Щит дрогнул, его свечение померкло на мгновение. Подозреваемый отшатнулся, и в его глазах мелькнуло непонимание.
Он не ожидал такой грубой силы. Я использовал эту микро-паузу. Вложил в удар все, что мог. Клинок, описав короткую дугу, со страшным свистом рассек воздух.
Подозреваемый инстинктивно подставил древко копья. Сабя, с громким, звонким ударом, продавила его блок. Искры брызнули во все стороны.
Лезвие сабли продолжило движение и вонзилось ему в плечо, чуть ниже ключицы. Раздался глухой хруст кости, он громко, сдавленно ахнул и отлетел к барже, ударившись спиной о металлический борт.
Я был перед ним в следующее мгновение. Он лежал, прижав окровавленную руку к груди, его лицо исказила гримаса боли и ярости.
Я занес саблю для финального удара, нацелившись в основание шеи. В этот миг в его глазах что-то переломилось. Не страх смерти — у имперских агентов с этим обычно порядок. Нечто иное. Страх провала или, возможно, страх бесполезности.
Над его головой вспыхнул свет. Холодный, ровный, торжественный. Из ничего сплелась, как из морозного пара, небольшая диадема из белого золота, холодного и чистого, с простым, но безупречным узором — стилизованными крыльями, сходящимися к центральному камню.
Корона. Его третий артефакт, при том что, как у Завязки, у него их должно было быть два.
Вот и доказательство.
Все имперские Предания, допущенные к секретным миссиям или службе в силовых ведомствах, получали копию одного из семи личных артефактов Императора-Основателя Роделиона.
Это и был и способ усиления, и доказательство личности, и гарантия лояльности. Потому что если такой Артефактор предаст, Центр сможет активировать протокол самоуничтожения копии. Если выживешь, то останешься с навечно поврежденным ядром маны, не способным к дальнейшим прорывам и постепенно теряющим энергию.
Корона зависла в воздухе сантиметрах над его головой. В тот же миг его рана на плече перестала кровоточить. Бледность с лица спала, сменившись неестественным, лихорадочным румянцем. Глаза загорелись тем же холодным светом.
Он оттолкнулся от борта баржи, этим движением отбросив ее саму в сторону. Его окровавленная рука выпрямилась, копье в ней засияло все тем же холодным светом.
Мой следующий удар саблей встретился с этой энергией. Раздался оглушительный грохот. Саблю чуть вырвало у меня из руки, сама рука онемела до локтя.
Эта сила… корона дала ему мощь даже не Развития, а почти что Кульминации Предания.
Но тайна была раскрыта. В его глазах теперь горело не только сияние короны, но и отчаяние человека, который только что подписал себе приговор, показав то, что должен был хранить даже ценой жизни.
Он не стал атаковать снова. Он метнул взгляд на своего бывшего напарника, который стоял, все это время наблюдая за нашим боем и явно не в состоянии понять, кому помогать. Но теперь вариантов у него уже не осталось. Он выхватил свои артефакты — пару клинков, приготовился к схватке.
В глазах шпиона мелькнуло что-то вроде горького сожаления. Затем он развернулся и бросился бежать.
— Держать! — рявкнул я, встряхивая онемевшую руку и устремляясь в погоню.
Бывший напарник шпиона уже мчался рядом со мной, его лицо было искажено холодной яростью.
Погоня была короткой. Шпион, даже усиленный короной, был ранен и, видимо, сама корона потребляла чудовищные ресурсы. Он не мог поддерживать такой темп долго.
Мы, двое, действовали без координации, но с одинаковой целью. Я рвался сбоку, пытаясь отрезать его от самых глубоких расщелин. Его бывший напарник преследовал по прямой, осыпая его градом коротких, режущих энергетических всплесков от своих клинков, заставляя лавировать, терять скорость.
В конце концов, мы загнали его в тупик — узкий карман между двумя сходящимися скальными плитами. Он развернулся к нам, его грудь тяжело вздымалась, корона над его головой светилась уже не так ярко, пульсируя.
В его глазах не было страха. Было принятие. И бешеная, последняя решимость. Он собрал энергию, сгустив ее на острие копья в ослепительно-белый шар и рванул в атаку.
У его напарника не было времени на сложный маневр, но и принимать в лоб такую мощьщ он не собирался, так что в последний момент он просто отскочил в сторону, не избегая, но отсрочивая атаку.
В этот момент я использовал ману с мировой аурой, которую усилием воли согнал в одно место внутри потока маны, направив это все в пространство непосредственно под белой короной, чтобы нарушить их связь. Вмешаться в чужой, совершенный ритм.
Белый шар дернулся, исказился. Сияние короны мигнуло, как гаснущая лампа. На его лице отразилась судорожная боль. Этого мгновения дезориентации хватило.
Клинки его бывшего напарника, сверкнув в тусклом свете, прошли за щит, не встречая сопротивления, и ударили плоской стороной по вискам. Глухой, костяной стук. Глаза шпиона закатились. Корона погасла и рассыпалась в прах золотого света, прежде чем исчезнуть. Его тело обмякло и рухнуло на камни.
Мы стояли над ним, тяжело дыша. Напарник шпиона опустился на одно колено, быстро и профессионально ощупал шею поверженного, проверяя пульс, затем наложил на его запястья мана-наручники, которые тут же вспыхнули тусклым алым светом.
Я смотрел на бесчувственное лицо агента империи. Внутри, под слоем адреналина и концентрации, копошилось холодное, неприятное чувство. Не жалость. Скорее, мрачное признание родства. Он делал свою работу. Я делал свою.
Ради этой миссии мне нужно было заслужить доверие «Ока Шести», доказать свою ценность. Его падение было моей ступенькой. Простая арифметика.
Мысленно я извинился перед ним. Но сожаление было роскошью, которую я не мог себе позволить. Моя миссия была важнее. Всегда важнее.
Возвращение в главный рудник прошло без осложнений. Моя вахта в драгоценном руднике закончилась, так что вернулся я в стерильную идеальность главного рудника, и тут было невероятно скучно.
Пару дней я занимался обычной рутиной: патрулировал главный тоннель, практиковал мировую ауру, ел, болтал с Зурганом. Все было нарочито спокойно, будто проверяли, не возомнил ли я о себе слишком много после успеха. Я и не возомнил. Я ждал.
Вызов пришел на третий день.
Дакен сидел в своем кресле, откинувшись на спинку. Он не курил, но перед ним лежала потухшая трубка из темного дерева. Его лицо, освещенное снизу светом лампы, казалось более изрезанным, более старым, чем обычно.
— Закрой дверь, Масс, — сказал он, не повышая голоса.
— Садись.
Я опустился на один из стульев.
Дакен какое-то время молча изучал меня. Его взгляд был тяжелым, оценивающим.
— История с твоим… пойманным шпиком, — начал он медленно, отчеканивая слова, — получила определенный резонанс. Из «Ока Шести» пришли сведения. Чистопородный крот, с имперской начинкой.
Он откинулся в кресле, и в его глазах мелькнуло что-то вроде мрачного удовлетворения.
— «Око» ценит бдительность. Особенно когда она подкреплена действиями. Ты не просто заметил — ты действовал. Быстро, жестко, без лишней рефлексии. Именно такой подход они уважают.
Он потянулся к верхнему ящику стола, открыл его и вынул оттуда не предмет, а небольшой бархатный мешочек темно-серого цвета. Положил его на стол между нами.
— От высшего руководства. Знак признательности… и доверия.
Я протянул руку, развязал шнурок и вытряхнул содержимое на ладонь. Жетон был холодным и тяжелым, как кусок свинца. Он был размером с крупную монету, отлит из какого-то темного, почти черного металла, который на свету отливал тусклым багровым оттенком.
На одной стороне был изображен глаз с шестью зрачками, сгруппированными вокруг центральной точки. Гравировка была настолько тонкой, что казалось, будто зрачки следят за тобой.
На обратной стороне — сложный, переплетающийся узор, похожий на схему манного замка или энергетический контур. От него исходил едва уловимый, но стабильный фоновый импульс энергии — не артефакт в полном смысле, но точно заряженный предмет.
— Это не оружие, — пояснил Дакен, следя за моей реакцией. — Но в местах, где влияние «Ока» ощутимо, этот знак послужит тебе пропуском. Покажет, что ты не просто наемный мускул. Что у тебя есть покровители. Пользуйся с умом.
Я сжал жетон в кулаке, ощущая его холодные грани. Внутри что-то ехидно усмехнулось. Пропуск. Первый шаг от периферии к чему-то более существенному.
— Благодарю, — сказал я ровным голосом, опуская жетон в внутренний карман куртки.
Дакен кивнул.
— На этом благодарности не заканчиваются. «Око» оценило твои качества. Им нужны надежные люди на логистике. Люди, которые умеют смотреть, думать и, если надо, действовать. Я рекомендовал тебя на позицию постоянного курьера для наших грузов. От рудника и дальше. Это означает больше ответственности, больше рисков… но и больший процент с каждой успешной поставки.
Моя цель катилась прямо ко мне, как отполированный шар инеистого золота. Нужно было лишь не промахнуться.
— Я согласен, — ответил я без малейшей паузы. — Когда начинать?
Легкая улыбка тронула губы Дакена.
— Сразу. Следующий груз уходит через четыре дня. Готовься. И помни: теперь ты представляешь не только этот рудник. Ты представляешь интересы тех, кто дал тебе этот жетон. Не подведи.
Следующие полтора месяца превратились в монотонный, отлаженный ритм. Цикл был прост: несколько дней на руднике — наблюдение, «стимуляция», вербовка, поддержание того страха и порядка, который я сам же и установил. Затем — вызов, погрузка, и путь с грузом.
Я не ограничивался теперь простой передачей груза кому-то типа тех двоих. Я использовал свой новый статус, чтобы сопровождать его дальше. «Для гарантии сохранности и отчетности», — говорил я Дакену, который только хмыкал, понимая истинную причину: желание втереться поглубже, увидеть больше. И ему, и «Оку» это было выгодно — дополнительная пара глаз и кулаков на рискованном участке.
Я видел конечные точки. Не главные базы, конечно, но перевалочные склады или плавильные цеха, расположенные в глухих, никому не интересных Руинах. Я запоминал процедуры, пароли, особенности охраны.
И в промежутках, в те часы ожидания в трюмах, в крошечных каморках на конспиративных квартирах, в минуты короткого отдыха между рейсами — я тренировался с мировой аурой.
Это был мучительный, кропотливый труд, сравнимый с попыткой вылепить идеальную сферу из раскаленного, вязкого стекла голыми руками. Я не пытался грубо втиснуть больше ее в мана-сеть — это было невозможно. Вместо этого я работал над плотностью, над качеством смешения.
Сначала ничего не менялось. Затем, через неделю упорных попыток, я почувствовал едва уловимое уплотнение. Не увеличение доли, а… углубление связи. Еще неделя — и я сумел, с чудовищной концентрацией, «втянуть» и стабилизировать еще крошечную частицу этой грубой внешней силы, увеличив общую долю до двух сотых процента.
А к концу полутора месяцев мне удалось довести долю мировой ауры до трех сотых процента. Цифра смехотворно малая на бумаге. На практике же, хотя отличие от одной сотой было не в три раза, я определенно стал значительно сильнее и не мог дождаться, когда смогу увеличить процент еще больше.
Теперь без единой татуировки, полагаясь только на объем маны и эту крошечную, но чудовищно плотную примесь, я мог по чистой силе подавить любого обычного Артефактора на Развитии Предания. Моя боевая мощь теперь, как я оценивал, была сравнима с теми, кто стоял на Кульминации.
Они превосходили бы меня в тонкости техник, в разнообразии арсенала, в опыте применения сложных артефактов. Но в грубом противостоянии силой против силы, у них уже не было гарантированного преимущества.
Так что нельзя было сказать, что эти полтора месяца прошли совершенно бездарно. Тем не менее, помимо тренировок я постоянно искал способ полноценно вклиниться в ряды «Ока». И вот, наконец, кажется, нашел.
Корабль назывался «Туманный дозор». Он возил всякую мелочь: детали механизмов, редкие пряности, партии несертифицированных препаратов маны низких уровней. Идеальное прикрытие для чего-то действительно ценного.
При этом на одном корабле могли вместе лететь не связанные друг с другом напрямую посланники «Ока». На этот раз вышло именно так.
Моими случайными попутчиками на этот раз оказались четверо контрабандистов во главе с парнем по имени Луко. Мы пересеклись на перевалочной станции — глухой платформе, прилепившейся к брюху одной из второстепенных Руин.
Они погрузили на борт «Туманного дозора» партию безобидных на вид деревянных ящиков. Я, разумеется, как обычно сопровождал инеистое золото.
Мы разместились в разных углах трюма, не трогая друг друга и не мешая. У каждого была своя задача и лезть в чужое дело никто не горел желанием.
Однако ночью мой слух уловил из их угла обрывки разговора, проскакивающие сквозь рокото моторов. Очень интересного разговора.
«…слишком хороший шанс, чтобы упустить…» — шептал один голос, напряженный и срывающийся.
«…стоит минимум три, может, четыре миллиарда на черном…» — отвечал другой, более хриплый.
«…„Око“ никогда не простит…»
«…к тому времени мы будем уже за границей Роделиона…»
«…нужно сделать это чисто, на самой Изнанке, перед передачей…»
Их план был прост и дерзок: украсть груз, переместить его на Изнанку, продать неким перекупам и потом свалить из Роделиона.
Луко был прав. «Око Шести» ни за что не простило бы их за такое предательство.
И раз уж я сейчас в моем кармане покоился жетон, пожалуй, я был в праве наказать их от имени «Ока». А потом сдать и получить в обмен место в организации.
По-моему, идеальный план.
Конец Шестой Книги.