Демон Жадности. Книги 6

Глава 22

Зона обслуживания — единственное место, где драгоценный рудник соединялся с внешним миром напрямую. В отличие от главного, тоннель которого выходил прямо в склон горы, к драгоценному вел узкий и всеми способами скрытый проход, по которому с большим трудом просачивались даже не слишком большие корабли.

К сожалению, подобная связь была необходима, так как добыча инеистого золота была делом нелегким. Инструмент ломался и изнашивался, более хрупкие по сравнению с главным рудником стены штреков требовали постоянного укрепления, да и просто привозить еду и прочие предметы первой необходимости было нужно.

На разгрузку и погрузку шаттлов со всякими расходниками назначался десяток плюс-минус человек каждую смену, и на этот раз эта задача легла на плечи группы шахтера-Артефактора Сказания по имени Клир.

Мы втроем — Дакен, Фальгот и я — ждали в небольшой, почти всегда пустующей смотровой комнатке, в оригинале предназначенной для фиксирования прилетов и отлетов шаттлов, но из-за относительно небольшого размера драгоценного рудника и, соответственно, небольших объемов привозимых товаров, ставшей ненужной и прекратившей использоваться.

На каком именно шаттле будут покупатели инеистого золота, было неизвестно, но за вахту группы Клира должно было прилететь всего три шаттла, так что вариантов было немого.

Первый шаттл сгрузил запас еды на следующий день и быстро улетел. Среди людей Клира не было замечено никаких странностей в поведении, никто из грузчиков к ним не подходил и не разговаривал за исключением дежурного обмена приветствиями и обсуждения груза.

А вот когда прилетел и приземлился второй шаттл, я тут же заметил, как некоторые рабочие занервничали и задергались, что было незвусмысленным намеком. А потом среди грузчиков я, с помощью окуляра, заметил двоих Преданий, вероятно, бывших телохранителями торговцев, и все уже стало совершенно очевидно.

Когда Клир с одним из своих людей и двое не особо расторопных грузчиков отошли за ящики и скрылись из нашего вида, стало понятно, что надо брать.

Дакен подал сигнал. Он не был звуковым. Просто его мана, до этого сжатая в тугой комок, на миг дрогнула, подав короткий, направленный импульс, который я и Фальгот почувствовали кожей.

Потом он просто шагнул из нашей расщелины в полосу слабого света, падавшего от редких светящихся лишайников на потолке. Его фигура, массивная, в своем синем мундире смотрителя, возникла перед ними как материализовавшийся кошмар. Фальгот и я вышли следом, справа и слева, отрезая путь к вентиляционной шахте и основному штреку.

— Удобный момент для коммерции, — произнес Дакен. Его голос, низкий и абсолютно ровный, прозвучал как удар тупым топором по ледяной глыбе. — Жаль, что товар краденый, а лицензии я не вижу.

Наступила тишина. Шахтеры застыли, их лица исказились гримасами чистого ужаса. Торговцы резко отпрянули, инстинктивно хватая за рукава ближайших охранников. А охранники среагировали так, как и должны были — без паники, с профессиональной жестокостью.

Тот, что был шире в плечах, даже не пошевелился. Он просто выбросил вперед согнутую в локте руку, и пространство перед ним сгустилось, помутнело, сложившись в многослойный, переливающийся полупрозрачный барьер.

Он не закрывал его всего, а прикрыл треугольником: себя, торговцев и часть пространства за спиной. Второй охранник просто исчез. Его силуэт словно растворился в окружающей тени, и из этой самой тени, в метре от меня, материализовалось узкое, изогнутое лезвие.

Оно уже было в движении, направленное в точку под ребрами — расчет на скоростное поражение жизненно важных органов.

Мое восприятие уловило атаку. Щит «Сказание о Марионе» материализовался за моей спиной, поддерживаемый в воздухе маной.

Лезвие со звоном ударило в золотистую поверхность, и я почувствовал, как по сети щита, связывающей меня с призрачными копиями у моих бойцов, побежала волна нагрузки.

В тот же миг я, не прекращая движения, выбросил левую руку назад, выпустив луч маны, пронизанной грубыми нитями мировой ауры.

Атакующий Предание, не ожидая контратаки, едва успел отклониться. Луч прошел в сантиметре от его шлема, но волновой эффект от близкого разряда тяжёлой энергии всё равно заставил его на мгновение замереть, нарушив маскировку.

Этого мгновения хватило Фальготу. Он вскинул двуручный молот, артефакт Предания, с навершием в виде свирепой горгульи. Молот загудел, вбирая ману, и Фальгот, рванувшись вперед, обрушил его на треугольный барьер, заставляя его померкнуть.

Тут же Дакен совершил короткий, резкий рывок. Он прошёл сквозь пространство, используя какую-то свою технику телепортации или сверхскоростного перемещения, и оказался прямо перед одним из торговцев.

Его рука, обернутая в артефактную перчатку с шипами, с хрустом сомкнулась на горле несчастного. Тот захрипел, затрепыхался.

— Шахтёров живьём! — рявкнул Дакен, обращаясь к нам.

Бой, однако, не был закончен. Атакующий Предание, оправившись от моего воздействия, снова пошёл в наступление, но теперь его целью стал Фальгот, как самый «громкий» и очевидный источник угрозы.

Впрочем, затягивать я не собирался, сходу налетев на него с саблей уровня Предания наперевес и, пока Дакен был занят защитником, против которого прекрасно справлялся, даже держа в руке торговца, вдвоем с Фальготом мы быстро расправились со своим противнком.

Второй охранник, видя, что его напарник повержен, предпринял попытку сбежать. Он рванул к тоннелю на выход, но я был быстрее. Вложив ману с мировой аурой в свои «Прогулки», я нагнал его и сбил на пол пещеры. Там повязать его втроем было уже совсем несложно.

Дакен окинул взглядом поле недолгого боя. Он подошел к главарю шахтёров и без лишних слов пнул его в бок так, что тот заскулил.

— Крысы. Вы все — трусливые, жадные крысы. — Его голос был тихим и от этого ещё более страшным. Он посмотрел на оглушённых торговцев, на поверженных охранников. — Мне нужны имена их покровителей, чтобы передать в «Око». А потом… — он обвёл взглядом шахтёров, — показательная казнь. Чтобы все видели, что бывает с теми, кто крадёт у меня.

Именно тогда я вмешался.

— Убить их слишком просто, — сказал я, делая шаг вперед. Дакен медленно повернул ко мне голову. В его взгляде читалось: «Опять твои выкрутасы?» — У меня есть иное предложение. Тоже публичная, но не казнь, а пытка. Так будет эффективнее.

Месяц назад Дакен, может быть, и не согласился бы, но за то время, что меня не было, показатели неуклонно превышали средние за прошлые периоды, так что, как бы ему ни были непонятны мои методы, подумав какое-то время, он кратко кивнул.

На следующее утро основной тоннель драгоценного рудника был тих, несмотря на то, что все шахтеры были тут, а не в штреках. Воздух был густым от ожидания и немого ужаса.

Посередине расчищенного пространства, на холодном, пыльном камне, стояли на коленях тринадцать фигур. Девять шахтеров из группы Клира, двое торговцев и двое телохранителей. На всех были надеты балахоны из мешковины и тяжелые наручники, блокирующие ману.

Я стоял перед этой шеренгой, медленно прохаживаясь из конца в конец. В правой руке, опущенной вдоль бедра, я держал кинжал «Сотня порезов».

За моей спиной, в нескольких шагах, расположился Дакен. Он сидел на принесенном для него простом деревянном табурете, откинувшись назад, скрестив руки на груди. Рядом с ним стоял Фальгот.

Тишина стала давящей, физически ощутимой. Я остановился по центру, повернулся лицом к толпе шахтеров, а затем медленно обвел взглядом коленопреклоненные фигуры.

— Вы видите перед собой предателей. Они украли не просто руду. Они украли вашу безопасность. Они рисковали стабильностью этого места. Они думали о своей выгоде, плюя на ваши интересы. Они спрятались за клятвами и круговой порукой, думая, что это спасет их от справедливости.

Это была важная часть спектакля — обоснование. Не просто «они украли», а «они украли у вас». Я превращал их из пассивных зрителей в мнимых потерпевших, чью обиду я сейчас буду якобы отстаивать.

— Они поставили под удар всех. И за это, — я поднял кинжал, чтобы все его увидели, — полагается не просто наказание. Полагается возмездие. Чтобы каждый, кто поднимет взгляд на чужую долю, вспомнил этот день и отшатнулся.

С этими словами я подошел к первому в шеренге — самому молодому из шахтеров. Его глаза были залиты слезами, он трясся мелкой дрожью.

Внутри меня всё сжималось в холодный, твердый комок отвращения. Это было грязно. Отвратительно для меня. Но альтернатива — это Дакен. И для Дакена «разобраться» означало убить.

Моя пытка, какой бы отвратительной она ни была, оставляла им жизнь. Это был мой расчёт, моя граница в этом море дерьма.

Я приложил лезвие к его щеке. Холод металла заставил парня вздрогнуть и зажмуриться.

— За кражу, — объявил я для всех и провел лезвием.

Резал я не глубоко. Совсем поверхностно. Но артефакт сработал мгновенно. Парень взвыл, его тело затряслось, изогнулось, но наручники и моя вторая рука, удерживающая его за плечо, не давали упасть.

Я, как и раньше, направил тонкую струйку мировой ауры в точку разреза, создавая буфер. Я не мог убрать боль полностью — спектакль требовал страданий. Но я снижал её до уровня, достаточного для сохранения рассудка.

Его крики эхом раскатились по тоннелю. В толпе шахтеров кто-то сдержанно охнул, кто-то отвернулся. Я выдержал паузу, дав первому воплю стихнуть в рыдания и хрипы, а затем перешел ко второму.

Так я двигался по шеренге. Каждому — свой объявленный «грех». «За пособничество». «За хранение краденого». «За ложные клятвы». Каждому — один-два неглубоких пореза.

Когда очередь дошла до самого Клира, я задержался подольше. Его лицо было искажено не страхом, а ненавистью и бессильной яростью.

— За организацию, за разложение других, за вызов, — произнес я и сделал три быстрых, точных движения: порез на скуле, на губе, на веке.

Он зарычал, стиснув зубы, но его тело все равно билось в неконтролируемых спазмах, а из глаз полились слезы, смешанные с кровью. Даже его железная воля не могла ничего противопоставить артефакту.

Потом были охранники-предания. С ними было сложнее. Их тела, укрепленные годами тренировок и высокой концентрацией маны, даже под подавляющими наручниками инстинктивно сопротивлялись.

Боль от кинжала, даже без ослабления мировой аурой, была для них тоже очень сильной, но их крики были не истеричными, а полными ярости и унижения. Это было частью послания: здесь, в этом руднике, ранг не имеет значения перед лицом наказания.

Потом я вернулся в начало и пошел на второй круг. Процесс растянулся на несколько часов.

Я не торопился. Делал паузы между «актами», давая крикам утихнуть, чтобы следующий вопль прозвучал на фоне тягостной тишины еще пронзительнее. Я монотонно повторял обвинения, иногда обращаясь к толпе, спрашивая: «Вы видите? Вы запоминаете?».

Это был отлаженный, методичный ритуал унижения и боли. И всё это время на моем лице была маска. Маска человека, которому это если и не нравится, то как минимум абсолютно безразлично. Я смотрел на дергающиеся тела пустым, оценивающим взглядом ремесленника, проверяющего качество своей работы.

Внутри же меня тошнило. Каждый новый крик отзывался глухим, гадливым эхом где-то под ребрами. Я ненавидел каждую секунду этого представления.

Но я помнил про альтернативу — про довольную, хищную ухмылку Дакена, наблюдающего сзади. И я продолжал.

Когда последний из охранников, получив неглубокий порез по ключице, свалился набок, приглушённо хрипя, я опустил залитый кровью и потом кинжал.

Обернулся к Дакену. Он медленно поднялся с табурета и сделал несколько шагов вперед. Его взгляд скользнул по корчащимся на полу фигурам, затем по бледным лицам шахтеров у стен.

На его губах играла та самая, едва уловимая улыбка. Но теперь в его глазах, когда он посмотрел на меня, было нечто иное. Не просто одобрение эффективности. А некое подобие понимания, даже уважения.

— Хватит, — сказал он громко. — Представление окончено. Уберите это. — Он кивнул на подрагивавшие тела. — Отвести в лазарет. Перевязать. Как только смогут стоять — на работы. На самые тяжелые. Вагонетки с пустой породой таскать вручную, без маны. Пока не отработают вдесятеро больше того, что украли.

Его решение было логичным продолжением моего спектакля: не смерть, а пожизненное (или на очень долгий срок) клеймо и каторжный труд. Эффективный раб дороже неэффективного трупа.

Ко мне подошел Фальгот. В его глазах читалось опасливое любопытство, смешанное с брезгливостью. Для него, привыкшего к грубым, прямолинейным методам, моя холодная жестокость казалась чем-то неестественным, почти психическим отклонением.

— Жестко, — пробормотал он, отводя взгляд. — Но… эффект, пожалуй, будет.

— Эффект должен быть, — ответил я тем же ровным, пустым тоном, каким вел всю церемонию. — Иначе зачем тратить время?

Я вытер лезвие кинжала о тряпку и вложил его в ножны. Мои руки не дрожали. Дыхание было ровным. Внешне — полное спокойствие профессионала, выполнившего неприятную, но необходимую работу.

Дакен явно поверил в этот образ полностью. И теперь, глядя, как уводят сломленных людей, я понимал, что выиграл ещё один раунд, заплатив за победу кусочком собственной души.

Оставшаяся часть месяца моего дежурства в драгоценном руднике превратилась в отлаженный, почти механический процесс поддержания порядка. Тот спектакль с пыткой оставил глубокий, долгоиграющий след, так что, хотя сформированные группы распадаться не спешили, воровство прекратилось почти полностью.

Также отлично помогали бороться с нарушениями мой слух, улавливающий все предосудительные разговоры и тихий звон падающего в карманы инеистого золота, а также Крал — мой бессменный информатор. После того как я начал платить ему за сведения, энтузиазма у парня явно прибавилось.

Он понимал, что это не просто возможность заработать — это шанс стать нужным, получить защиту. Он стал идеальным информатором: достаточно умный, чтобы видеть и слышать нужное, и достаточно запуганный, чтобы не пытаться меня обмануть.

И, конечно, устрашение. Я не повторял масштабных представлений. Это было бы избыточно и могло вызвать обратный эффект. Но если мой слух или Карл выявляли мелкого воришку или нарушителя дисциплины, я не тянул с наказанием.

Комбинация этих методов дала поразительный результат. Частота краж, особенно тех, что были хоть сколько-нибудь значимы, упала практически до нуля. Дисциплина стала почти абсолютной.

Так что за неделю до конца моего дежурства Дакен вызвал меня к себе для промежуточного отчета. Он сидел за столом, заваленным сводками, и его каменное лицо впервые за всё время моего пребывания здесь выражало нечто, отдаленно напоминающее удовлетворение.

— Цифры говорят сами за себя, Масс, — произнес он, откладывая пергамент. — Я не любитель лишних слов. Твоя работа была крайне эффективна и полезна. И «Око Шести» это заметило.

От этих слов по моей спине пробежали мурашки. Наконец-то.

— Через три дня отсюда отправляется крупная партия инеистого золота. Его нужно сопроводить в определённые Руины, принадлежащие «Оку». Путь недолгий, но… деликатный. Груз слишком ценен, чтобы доверять его обычным перевозчикам. Я предложил тебя и мое предложение одобрили. Ты согласен?

Вопрос был формальностью. Отказаться в этой ситуации значило показать слабость, нелояльность или страх. Всё, что я построил здесь — репутацию, доверие Дакена, относительную безопасность — могло рухнуть в один миг.

— Конечно, согласен, — ответил я без малейшей паузы. — Каковы условия?

— Твоя задача — обеспечить, чтобы груз дошёл от погрузочной платформы здесь до разгрузочной там в целости и сохранности, без лишних глаз и вопросов. Ты отвечаешь за всё. За малейшую потерю отвечаешь головой. Успех будет щедро вознаграждён. Все как всегда.

— Я понимаю, — сказал я. — Начну подготовку немедленно.

Дакен кивнул.

— У тебя два дня. Шаттл отправится на рассвете третьего дня.

Порт Руин Четырех Стуж встретил меня стеной шума, пробивающегося даже сквозь толстые стены конспиративной квартиры. Я стоял у узкого окна и наблюдал, как внизу копошились десятки судов.

Двое молчаливых людей, чьи лица я видел впервые и, уверен, больше не увижу никогда, проводили меня по цепочке явок. Это был отработанный маршрут: из квартиры в погреб под заброшенным складом, оттуда по грузовому лифту прямо в доки, в брюхо ржавого буксира, который, фыркая выхлопом, проволок нас вдоль причальной линии к кормовому трапу «Снежного Ветра» — трехмачтового торгового галеона.

Меня, как и ящики с невзрачной маркировкой «Инструменты — № 3–17», определили в глубокий трюм. Воздух здесь пах смолой, прелым зерном и крысами. Грохот задраиваемых люков отрезал последнюю связь с внешним миром.

Я нашел угол среди мешков с непонятным содержимым, прислонился спиной к прохладной обшивке и приготовился ждать.

Путешествие в утробе «Снежного Ветра» заняло почти двое суток. Время текло медленно, занятое в основном практикой мировой ауры.

Ночью на вторые сутки привычный гул двигателей изменил тональность, сбавил обороты, а затем и вовсе стих. Трюм погрузился в напряженную, звенящую тишину.

Через несколько минут послышались шаги, скрип открываемых люков, и в проеме, заливаемом ледяным светом далеких звезд, возникли силуэты. Без слов они принялись растаскивать ящики, используя специальные артефакты для физического усиления. Я поднялся и последовал за своим грузом.

В отсеке поменьше, куда перенесли ящики, уже ждала небольшая баржа. Плоское, прямоугольное корыто из темного металла, лишенное даже намека на элегантность, с посадочными полозьями вместо киля. Ее потолок был настолько низок, что мне пришлось пригнуться.

Ящики закрепили упаковочными ремнями, я пристроился между ними, прислонившись к холодной стенке. Внешний люк захлопнулся с глухим металлическим стуком, и баржа, содрогнувшись всем корпусом, рванула с места.

Полет был коротким, стремительным и проходил в полной темноте. Пилот, невидимый за переборкой, вел судно без огней, ориентируясь на что-то свое.

По плану баржа, стартовавшая с корабля, почти причалившего к Руинам, должна была облететь их снизу и приземлиться на Изнанке, где мой путь сопровождения должен был закончиться.

Спустя пятнадцать минут баржа резко снизилась, ее полозья с пронзительным скрежетом впились в каменистый грунт, и двигатели, выпустив последний клуб пара, затихли.

Люк открыли извне. В проеме, очерченные бледным светом пары переносных фонарей, стояли двое.

Они были одеты в практичную, темную утилитарную одежду без опознавательных знаков, но по манере держаться их происхождение мгновенно считывалось. Бойцы. Профессионалы.

Оба мужчины, на вид лет сорока, с лицами, которые ничего не выражали. От них исходило ровное, плотное давление маны — Завязка Предания, стабильная, без всплесков. Я молча вылез из баржи, выпрямился во весь рост, чувствуя, как холод Изнанки немедленно принялся кусать щеки.

— Документы на груз, — сказал первый, тот что пошире в плечах.

Я протянул ему папку, отданную Дакеном. Он взял ее, не глядя на меня, и передал второму, более худощавому. Тот открыл и принялся читать, предварительно дезактивировав маленький артефакт-уничтожитель на обложке.

Пока второй проверял бумаги, первый обошел меня кругом. Его взгляд, тяжелый и методичный, скользил по моей одежде, останавливался на швах, карманах, складках.

Из внутреннего кармана он достал плоский диск из тусклого металла, активировал его легким толчком маны, и тот завис у него в ладони, испуская едва слышное, высокочастотное жужжание. Диск медленно прошел по воздуху вокруг меня, в сантиметре от тела. Жужжание не изменилось ни разу.

Тем временем его напарник закончил с папкой и кивнул.

— Все в порядке.

Первый оперативник поймал диск и убрал его. Его взгляд переместился на баржу.

— У меня тоже.

Мы втроем принялись выгружать ящики. Они были довольно тяжелыми, даже для Артефактора Предания. Плотное, насыщенное маной инеистое золото весило непомерно много.

Я взял один из ящиков, ощутив, как деревянные планки впиваются в пальцы даже сквозь перчатки, и поставил его на указанное место — на плоский камень, служивший импровизированным столом.

Второй оперативник, худощавый, открыл ящик, приподнял крышку. Внутри лежали слитки тусклого, будто покрытого инеем золота. Он взял один, взвесил в руке, затем поднес к глазам, потом надел на глаза очки-окуляр и принялся изучать слиток уже в них. Он проверял плотность, чистоту, отсутствие посторонних включений или, что более вероятно, подмены.

Я стоял в стороне, сложив руки на груди, дыша ровно и наблюдая. Моя роль здесь была ролью курьера, молчаливой и несущественной. Но делать особо было нечего, так что я просто наблюдал.

Первый оперативник, закончив с осмотром моего ящика, перешел к следующему. Он присел, обхватил ящик с двух сторон и, без видимого усилия, с глухим стуком поставил его на камень рядом с первым.

И вот тут я увидел.

Когда он выпрямлялся, на долю секунды его рука, все еще лежащая на грузе, будто бы налилась чуть более густой тенью. Не вспышка, не свечение — скорее, уплотнение воздуха вокруг мышц предплечья, едва уловимое мерцание, словно чешуя.

Движение было слишком естественным, слишком вписанным в общий ритм, чтобы быть случайным артефактным эффектом. Это была техника. Особая методика мгновенного, точечного усиления физической силы.

И я узнал ее по описанию, которое прочитал в документах в резиденции маркизата. Это была техника Артефакторов, напрямую подчинявшихся императорскому дому Роделиона.