Демон Жадности. Книги 6

Глава 14

Меня провели по узким, почти безлюдным переходам, вскоре мы остановились у неприметной, но прочной двери из темного, почти черного дерева с тонкими фиолетовыми прожилками. Мажордом бесшумно открыл ее, впуская внутрь поток теплого воздуха, и жестом пригласил меня войти.

Кабинет был небольшим, обставленным со сдержанной роскошью. Принц Лиодор стоял у невысокого мраморного камина, в котором тихо потрескивали поленья.

Он снял парадный мундир и был в одном темно-синем камзоле, что делало обстановку чуть менее официальной, но оттого не менее опасной. Его усталое, бледное лицо было задумчивым, он смотрел на огонь.

Я закрыл за собой дверь и склонился в церемониальном, но неглубоком поклоне.

— Ваше Высочество. Приношу свои глубочайшие извинения за неподобающее поведение. Травма ядра, к сожалению…

— Не беда, Гильом, не беда, — Лиодор мягко, но твердо прервал меня, делая успокаивающий жест рукой, не оборачиваясь. — Здоровье всегда превыше условностей. Я сам это прекрасно понимаю. Прошу, присаживайтесь.

Он, наконец, повернулся и указал на одно из двух глубоких кожаных кресел, стоявших напротив камина. Я опустился в него, сохраняя спину прямой, руки положил на подлокотники, внутренне собираясь с мыслями и готовясь к любой атаке.

Принц неспешно устроился в кресле напротив, положил ногу на ногу, сложил пальцы на колене и устремил на меня свой спокойный, но невероятно проницательный, усталый взгляд. В тишине кабинета было слышно лишь потрескивание огня.

— Скажите, Гильом… — начал он. — Вы догадываетесь, для чего я попросил вас о этой приватной беседе?

Я тут же начал лихорадочно просеивать возможные варианты. Мое бегство с церемонии? Слишком мелкий проступок для приватной аудиенции с принцем крови. Мой пафосный рассказ о майоре Марионе? Возможно, но маловероятно — Лиодор едва ли стал бы тратить время на похвалы заслугам чужого офицера.

Дело явно было в чем-то более серьезном.

— Я рискну предположить, Ваше Высочество, что причина связана с моим… необъяснимым для многих иммунитетом к ментальному воздействию Церкви Чистоты. Тот факт, что я сохранил рассудок и волю, когда все вокруг поддались внушению, не мог остаться незамеченным вашими службами. Такая аномалия, несомненно, представляет для Империи определенный… стратегический и исследовательский интерес.

Лицо Лиодора озарила короткая, но явно удовлетворенная улыбка. Он медленно, почти величаво кивнул, как наставник, довольный сообразительностью своего подопечного.

— Попали прямо в цель, господин фон Шейларон. Именно так. Ваша уникальная способность противостоять их промыванию мозгов — явление, не укладывающееся в стандартные рамки. И, как вы верно подметили, оно представляет для Короны и служб безопасности Империи интерес колоссальной важности.

Он помолчал, давая своим словам прочно осесть в моем сознании, впитаться, как вино в дорогую древесину стола. Затем его выражение лица сменилось на предельно серьезное, деловое, а голос стал тише, но оттого приобрел еще больше веса, каждое слово падало, как камень.

— Скажите мне честно… эта ваша особенность связана с умением использовать мировую ауру?

Вот оно. Тот самый вопрос. Мой большой секрет.

Признаться — значит призвать на свою голову внимание слишком большого количества нежелательных элементов. Но и лгать принцу крови, одному из самых влиятельных людей Империи было невероятно, безумно рискованно.

По крайней мере ощутить мировую ауру другого артефактора можно было лишь в момент ее активного, направленного применения, да и то для этого требовалось осознанно направить навстречу собственную. Я мог видеть мировую ауру только благодаря золотым глазам.

Впрочем, иного хоть сколько-нибудь безопасного выхода у меня просто не было.

Я поднял на него свои золотые, необычные глаза, стараясь наполнить их искренним, почти наивным недоумением, смешанным с готовностью помочь.

— Мировую ауру? Нет, Ваше Высочество. Я… читал теоретические труды. Но чувствовать ее или управлять ею? Нет, Ваше Величество. Это мне пока недоступно. Если вообще когда-либо будет.

Я видел, как его взгляд буравит мое лицо, скользит по чертам, будто пытаясь прочитать между строк, увидеть тень лжи в малейшей гримасе. Секунды тянулись мучительно долго, наполненные лишь тиканьем где-то в углу напольных часов и потрескиванием поленьев в камине.

Наконец, он медленно, почти обреченно откинулся на спинку своего кресла, и его плечи слегка, почти незаметно расслабились.

— Понимаю. Ладно, оставим этот вопрос.

Он принял мой ответ. По крайней мере, сделал вид, что принял.

— Церковь Чистоты, — начал он после недолгой паузы, — всегда была для нас… фоновым шумом. Надоедливым, но в целом терпимым. Они стояли на углах с плакатами, читали свои проповеди о вреде излишеств, а мы снисходительно улыбались, проходя мимо. Но в последние годы шум стал нарастать. Слишком быстро. Слишком агрессивно.

Я кивнул, подтверждая, что слушаю.

— Сначала это были единичные, разрозненные случаи. Группа фанатиков разгромила лавку торговца роскошными шелками в одной из южных провинций. Потом — поджог таверны в портовом квартале, где, по их мнению, слишком много пили и веселились. Мы списывали это на маргиналов, на отщепенцев, отколовшихся от в целом мирного ядра Церкви. Но закономерность стала прослеживаться слишком четко. Слишком уж вовремя эти «отщепенцы» появлялись, слишком уж метко били по узлам, чье разрушение ослабляло не абстрактную «греховность», а конкретные дворянские дома или гильдии, мешая их торговле, подрывая их влияние.

Принц перевел на меня взгляд.

— Группа Инолы — лишь самый яркий и, простите за каламбур, самый чистый пример. Они не скрывались, не действовали исподтишка. Они просто явились и продемонстрировали свою силу наглядно, у всех на виду. Но это заставляет задуматься: если есть эта группа, если они могут так открыто, почти что в сердце империи, промывать мозги полутора сотням аристократов, включая Предания, то что мешает другим, более скрытным группам делать то же самое точечно, аккуратно, постепенно? Внедрять своих людей в наши дома, в наши семьи, в административный аппарат, в армию?

По моей спине пробежал ледяной, липкий холод, несмотря на тепло от камина. Я представил Хамрона с пустым, восторженным взглядом, ломающего свой щит как символ ненужной гордыни. Я представил Ярану, сокрушающую свой меч и пистолет как орудия греховного насилия. Я увидел Силара, методично разбирающего свои артефакты во имя «чистоты» и аскезы.

Или хуже того, представил, как они направляют эти артефакты друг против друга. Картина была настолько жуткой, отвратительной и противоестественной, что я невольно сглотнул, чувствуя, как по телу бегут мурашки.

— Императорский двор, — продолжил Лиодор, его голос вернул мне внимание, — как вы, надеюсь, понимаете, не может допустить такого развития событий. Мы должны выяснить истинные масштабы угрозы, найти ее источник, ее структуру. И вы, Гильом фон Шейларон, неожиданно оказались уникальным, почти подаренным нам небесами активом. Единственный известный на данный момент человек, который не только выдержал их интенсивное воздействие, но и сумел ему противостоять, организовать сопротивление и в итоге вывести большую часть заложников. Ваше… врожденное, как мы пока полагаем, сопротивление их ментальным техникам делает вас бесценным инструментом для грядущей операции по выявлению и нейтрализации этой угрозы.

А-а-а…

Так вот к чему все вело.

Не к простому вручению ордена и не к вежливым похвалам. Меня втягивали в гигантскую, смертельно опасную игру между имперской машиной и таинственным, вездесущим культом.

Все мои собственные планы — тихо отсидеться, накопить ресурсы, разобраться с Маской — порушились в одно мгновение, заменяясь перспективой новой, невидимой войны. И это мне совсем не нравилось.

— Ваша Светлость, — начал я, тщательно подбирая каждое слово, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, — я бесконечно польщен оказанным мне доверием и, разумеется, в полной мере осознаю всю серьезность ситуации, которую вы описали. Но то, что произошло в особняке Орсанваля… я считаю, что это была во многом цепочка случайностей, удачное стечение обстоятельств. Я не уверен, что мои способности… мое сопротивление… является стабильным и воспроизводимым фактором, на который можно уверенно опереться в рамках масштабной, спланированной операции. Возможно, существуют другие, более подготовленные и опытные специалисты из служб безопасности, которые смогут подойти к этой задаче с куда большей эффективностью?

Лицо Лиодора застыло, в воздухе кабинета повисла тяжелая, давящая тишина.

— Нет, — произнес он кратко. — Отказаться вы не можете. Или, может быть, — продолжил он, — вы хотите откреститься от выполнения своих прямых обязанностей? Обязанностей дворянина империи, чья привилегия — власть, земля и статус — оплачена кровью и безоговорочной службой трону? Или вы полагаете, что полученный почетный орден и благодарность знати дают вам право выбирать, когда защищать империю, а когда — удобно устраниться в тени?

М-да. Я видел тупик, настолько очевидный и непреодолимый, что даже пытаться было бессмысленно.

Я выпрямился в кресле, инстинктивно поставив пятки вместе даже сидя, и сделал то, что от меня сейчас ожидали — принял вид оскорбленного в своей доблести и преданности аристократа. Мои плечи расправились, подбородок приподнялся.

— Ваша Светлость, вы меня неправильно поняли, — покачал я головой. — Я не отказываюсь от долга. Я никогда не отказывался. Я лишь высказал сомнение в своей компетенции для столь тонкой задачи, дабы по своей неопытности не навредить общему делу. Но если империя и императорский дом видят во мне необходимый инструмент для решения этой угрозы, то я, Гильом фон Шейларон, готов приступить к выполнению своих обязанностей немедленно и без колебаний.

Напряжение в широких, но несколько сутулых плечах Лиодора слегка ослабло, и он коротко, деловито кивнул.

— Отлично. Рад это слышать. Тогда слушайте внимательно. Ваша нынешняя личность, к сожалению, для этой работы совершенно непригодна. Гильом фон Шейларон теперь герой, спасший заложников, и он же — жирная, яркая мишень для любой группы Церкви, которая захочет проверить свою силу на нем или просто отомстить. Так что вы будете действовать под глубоким прикрытием.

Он откинулся на спинку кресла, вновь обретая вид хладнокровного стратега, расставляющего фигуры на невидимой карте.

— Мы полностью изменим вашу внешность, документы, легенду. И внедрим вас в крупнейший и наиболее разветвленный преступный синдикат империи — «Око Шести». Среди отбросов, контрабандистов и наемных убийц радикалы из Церкви чувствуют себя вольготно, они меньше скрываются, вербуя новых адептов и заключая тактические союзы. Ваша задача — втереться в их среду, завоевать доверие. Выйти на контакт с одной из таких групп и сделать так, чтобы одного из их лидеров удалось захватить живым и невредимым для последующего допроса. Нам нужна информация из первых рук — структура, цели, методы, имена.

Я медленно кивнул, мысленно прокручивая все безумие и все риски этого плана. Слишком безумные риски.

— Почему именно я? — не удержался я, чувствуя, как этот вопрос жжет мне губы. — Почему не отправить кого-то из ваших собственных, проверенных Эпосов? Или, на худой конец, специально подготовленную группу Артефакторов уровня Предания?

— Наши Эпосы, — терпеливо, как будто объясняя ребенку, пояснил Лиодор, — слизком заметны и известны. Сам факт появления в криминальных кругах не останется незамеченным и мгновенно спугнет всю дичь, которую мы надеемся поймать. Что касается Преданий… — он усмехнулся коротким, сухим звуком, но в его глазах не было и тени веселья. — Подавляющее большинство из них, даже самых стойких, неспособно противостоять целенаправленному гипнозу, подкрепленному мировой аурой. Их могут перевербовать, перепрограммировать в первую же ночь. И мы даже не узнаем об этом, пока не получим нож в спину в самый критический момент. Вы же… вы уже доказали свою устойчивость. Вы — единственный логичный, хоть и неидеальный вариант. Единственный, кто может подобраться достаточно близко к сердцу угрозы и остаться при своем уме.

Я не знал, смеяться или плакать.

Меня, притворяющегося маркизским сыном, который раньше был принцем, которым был я после его смерти, собирались перекраивать в кого-то еще очередного. Все мечты о тихом сидении в библиотеке Шейларона, о размеренных тренировках и накоплении ресурсов рассыпались в прах.

Отказываться было бесполезно — за спиной Лиодора я ощущал несгибаемую волю всей имперской машины, того, чьи решения не оспариваются, а просто приводятся в исполнение.

И раз уж нельзя было избежать этой игры, нужно было выжать из нее максимум. Я сделал глубокий, почти незаметный вдох, заставив мышцы лица расслабиться.

— Ваше Высочество, план, надо признать, блестящий в своей дерзости, — начал я, и в моем голосе звучала искренняя, почти восхищенная убежденность. — Рискованно, да, но масштаб угрозы того требует. Прямой удар невозможен, а тонкая работа в тылу врага — единственный шанс раскрыть их сеть до того, как она опутает империю. Так что ваш вариант и правда гениален.

Я искусно нахмурился, изобразив легкую, но глубоко личную озабоченность, словно истинный патриот, переживающий за судьбу государства.

— Однако я не могу не думать о последствиях для дома Шейларон. Мое длительное и необъяснимое отсутствие на светских раутах, моя неспособность продвигать интересы маркизата в высшем обществе… это нанесет ощутимый ущерб репутации и влиянию нашего дома. Маркиз, конечно, человек долга и поймет необходимость жертв, но одного понимания мало, чтобы компенсировать упущенные политические и экономические возможности. Нас могут просто забыть, Ваше Высочество, пока я буду рыться в грязи преступного мира.

Лиодор откинул голову на высокую спинку кресла, и на его лице мелькнула быстрая, раздраженная гримаса. Он прекрасно понимал, насколько я утрировал, и понял меня с полуслова.

— Не сомневайтесь, маркизу будет все разъяснено на самом высоком уровне, — отрезал он, и в его бархатном голосе вновь зазвучала сталь приказа. — И дом Шейларон не останется без поддержки и благосклонности трона по завершении операции. Ваша служба империи также будет вознаграждена достойно.

— Достойно — понятие растяжимое, Ваше Высочество, — мягко, но с железной настойчивостью парировал я, переходя в открытую атаку. Мне была нужна не расплывчатая «поддержка», а конкретные, измеримые ресурсы. — Я рискую не только жизнью, но и политическим капиталом своей семьи. Риск должен быть адекватно компенсирован. Иначе завтра какой-нибудь баронский дом, не обремененный подобными «поручениями», легко оттеснит нас на обочину. Предлагаю обсудить компенсацию сейчас, дабы потом не возникало недоразумений, которые могут отразиться на эффективности моей работы.

Принц смерил меня долгим, тяжелым взглядом, в котором читалось явное неудовольствие. Он явно не привык, чтобы с ним так откровенно торговались, особенно по поводу его приказов.

— И что вы предлагаете?

— По три миллиарда пурпура, — выдохнул я, глядя ему прямо в глаза, не моргая. — За каждого пойманного лидера радикальной группировки уровня Эпоса, выход на которого обеспечил лично я. И такие же три миллиарда — авансом, на оперативные расходы. Чтобы мне не пришлось экономить на взятках, информации или надежном оборудовании, рискуя из-за жадности казны провалить все дело.

Лиодор резко, беззвучно усмехнулся, лишь уголки его губ дрогнули в подобии улыбки.

— Вы оцениваете себя слишком дорого, Шейларон. Или вы считаете, что услуги одного, даже уникального, Предания стоят бюджетов небольших провинций?

— Я оцениваю риск для империи и ценность ее безопасности, — немедленно, не давая ему развить мысль, парировал я. — И свою уникальную, как вы сами признали, способность этот риск минимизировать, я, разумеется, оценивают тоже. Без меня вам придется просто ждать появления их других Преданий, которых будут переманивать или уничтожать, либо рисковать, засвечивая в преступных кварталах Эпосов, что мгновенно спугнет всю дичь. Стоимость ошибки в любом из этих сценариев измеряется не миллиардами, Ваше Высочество, а стабильностью трона и доверием к нему вассальных домов. Я предлагаю страховку. Надежную и, прошу заметить, работающую.

Мы замерли, уставившись друг на друга через полированную столешницу. Тиканье маятниковых часов на стене отбивало ровные, неторопливые секунды.

Я видел, как в его глазах, холодных и проницательных, борются гнев, раздражение от моего нахальства и холодный, имперский прагматизм.

Он понимал, что я прав. Понимал, что альтернативы мне на эту роль нет. И понимал, что я это прекрасно знаю и использую.

— Полтора миллиарда, — наконец, сквозь сжатые зубы, произнес Лиодор. — Аванс. И по полтора — за каждого подтвержденного, захваченного и доставленного нам живьем лидера. Больше не получишь. Но это все только при успешном завершении операции.

— По рукам! — довольно кивнул я.