Демон Жадности. Книги 6

Глава 12

Мы почти бежали по утренним улицам Базара, и я чувствовал, как в кармане моего плаща лежит тот самый, желанный трофей. Мой план сработал безупречно.

В тот миг, когда я захлопывал крышку шкатулки, я послал тончайшую нить мировой ауры внутрь. Это требовало чудовищной концентрации, но неделя практики не прошла даром. Я сумел аккуратно оторвать деревянного медведя от его крепления и по траектории, заданной все той же аурой, перебросить его себе в карман.

Я был абсолютно уверен, что попечительница ничего не заметила. От нее не исходило и намека на владение мировой аурой. Даже если бы она была Эпосом, такое на самом деле было вполне нормально. Так что для нее манипуляция была бы невидима.

Но Далия… Мне казалось, что она все поняла. Не благодаря каким-то особым способностям, а просто благодаря проницательности. Она видела мою настойчивость, видела мой внезапный переход от яростного спора к галантному жесту.

И она ничего не сказала. Более того, она подмигнула, выражая свое одобрение и причастность к моей афере. Эта мысль заставила меня довольно усмехнуться, когда мы влетели в ворота поместья Шейларон.

Я прошел в свои покои, запер дверь на все засовы и, наконец, достал из кармана фигурку. Медведь в нелепом платье лежал на моей ладони, холодный и безжизненный, но для моих глаз он пылал таким чистым, неслыханным светом, что все остальные сокровища блекли.

— Ну что же — пробормотал я, сосредоточившись и мысленно призывая Маску. — Мое!

Я смотрел на фигурку, ожидая знакомого чувства поглощения, того самого, когда граница между предметом и моей плотью растворяется.

Но ничего не произошло.

Я нахмурился, усилил концентрацию. Ответом была лишь глухая, непроницаемая стена. Маска не реагировала.

Более того, у меня возникло странное понимание: у нее попросту не было полномочий на поглощение медведя. Как будто я пытался заставить простого солдата подписать императорский указ. Это было выше ее уровня доступа.

Я оторопело уставился на безделушку. За все время моего сосуществования с Маской Золотого Демона она никогда не отказывалась поглотить что-либо ценное. Она была ненасытна.

А теперь… это? Удивление было оглушительным, но странным образом, без сожаления. Если эта вещь была настолько особенной, что даже Маска не могла ее ассимилировать, значит, она хранила в себе нечто куда большее, чем просто энергию.

— Ладно, — вздохнул я, аккуратно положив медведя в потайной ящик своего стола. — Подождем. Твое время еще придет.

Следующей на очереди была груда ящиков и сундуков, которые успели доставить из Базара — те самые горы антиквариата, купленные за три миллиарда. С ними, по крайней мере, все было понятно.

Я подошел к первому ящику, вынул потрескавшуюся вазу, ощутил ее слабый, но верный зов и на сей раз без всяких помех почувствовал, как Маска просыпается и с жадность заглатывает реликвию. Процесс пошел.

Последние несколько часов прошли в монотонном, почти ритуальном процессе поглощения. Я открывал ящик за ящиком, вынимая потрескавшиеся вазы, почерневшие от времени металлические безделушки, рассыпающиеся в прах свитки и прочий хлам, в котором лишь мои золотые глаза видели тусклое сияние скрытой ценности.

Каждый предмет я брал в руки, ощущая его вес и текстуру — шероховатость керамики, холодную гладь металла, хрупкость древнего пергамента. Затем следовал мысленный приказ.

Маска отзывалась немедленно, и предмет окутывался едва видимым золотистым маревом, прежде чем раствориться в моих ладонях.

Когда последняя расписная тарелка с изображением странных крылатых существ растаяла у меня в пальцах, я закрыл глаза, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Эквивалент сорока миллиардов пурпура.

Но когда я мысленно коснулся того спящего места в глубине сознания, где пребывала истинная сущность Маски, меня ждало холодное осознание: до пробуждения оставалось еще около двух третей пути. Мне нужно было почти втрое больше.

Я разжал ладонь, в которой только что был предмет, и посмотрел на пустоту. Досада? Была, куда без нее. Но тратить силы на бессмысленное раздражение — роскошь, которую я не мог себе позволить. Значит, этот вопрос откладывался. Снова.

Я отряхнул руки, словно стряхивая невидимую пыль, и дернул шнурок звонка. Почти мгновенно в дверь постучали.

— Войдите.

В кабинет вошел молодой слуга в ливрее дома Шейларон.

— Распорядитесь, чтобы ко мне направили парикмахера и портного, — сказал я, не глядя на него. — Немедленно. И чтобы портной захватил образцы парадной формы маркизата.

— Слушаюсь, господин фон Шейларон.

Он исчез так же бесшумно, как и появился. Я остался стоять у окна, глядя на залитые солнцем сады резиденции. Предстоящая церемония была очередной необходимостью, еще одним шагом в поддержании маскировки. Но даже в этой рутине следовало выглядеть безупречно.

Час спустя парикмахер, щуплый мужчина с нервными пальцами, тщательно обрабатывал мои волосы, укладывая каждую прядь в идеальном соответствии с последней придворной модой. От него пахло одеколоном и помадой.

— Волосы густые, хорошо поддаются укладке, — бормотал он, работая гребнем и ножницами. — Если позволите, я добавлю чуть больше объема на висках, это придаст лицу больше аристократизма.

— Делайте как должно, — сухо ответил я, глядя в стену перед собой.

Параллельно портной, полный мужчина с наперстком на большом пальце, снимал мерки, ворча себе под нос.

— Плечи шире, чем у молодого маркиза в последний визит, — заметил он, обматывая сантиметром мою грудную клетку. — Придется немного расширить выкройку в плечевом поясе. Ничего, справимся.

Я терпел их манипуляции, мысленно перебирая возможные сценарии сегодняшнего события. Главное — не выделяться, не допустить оплошности. Быть серой, идеально отутюженной картой в этой большой игре.

К утру я стоял перед высоким зеркалом в своей приемной. Отражение смотрело на меня глазами Гильома — гладко выбритое лицо, волосы, уложенные с геометрической точностью, новая парадная форма маркизата Шейларон.

Темно-синий мундир с серебряными аксельбантами и сложным шитьем на обшлагах и вороте, идеально сидящие темно-серые брюки с лампасами, сапоги из черной кожи, начищенные до ослепительного блеска. Костюм сидел безупречно, не стесняя движений. Я был готов.

Специальный кортеж — закрытая карета с гербом маркизата, в сопровождении эскорта из четырех всадников в такой же парадной форме — доставил меня к императорскому дворцу.

Меня провели не через главный вход, а через боковой портал, затем по бесконечным, устланным густыми коврами коридорам. Воздух здесь был густым и неподвижным, пахнущим старым деревом.

Церемонию проводили не в Тронном зале, а в Зеркальной галерее. Но и ее масштабы впечатляли: гигантские арки, уходящие ввысь своды, стены, сплошь покрытые высокими зеркалами в массивных золоченых рамах, в которых бесконечно множились фигуры собравшихся придворных.

Их приглушенный шепот, похожий на отдаленный шум прибоя, заполнял собой все пространство, смешиваясь с тихой музыкой где-то вдалеке.

Ко мне подошел мажордом — сухопарый мужчина с бесстрастным, высеченным из камня лицом. Его темный камзол был безупречен.

— Господин фон Шейларон, — его голос был тихим, но идеально разборчивым, без единой лишней эмоции. — Вы выйдете после третьего удара гонга. Пройдете по центральному проходу до золотого круга, инкрустированного в пол. Остановитесь в двух шагах от Его Высочества. Склоните голову. Выслушаете речь.

Он сделал крошечную паузу, чтобы убедиться, что я усвоил.

— После слов «и в знак признания заслуг» вы сделаете один шаг вперед, преклоните колено и склоните голову ниже. Его Высочество возложит орден на вашу шею. Вы произнесете: «Служу Империи и трону». Поднимитесь. Сделайте два шага назад. Вопросы?

Я едва уловил его взгляд, скользнувший по моей форме, проверяющий каждую деталь.

— Никаких, — ответил я, чувствуя, как углы моих губ сами собой пытаются сложиться в усмешку. Эта выверенная до миллиметра хореография была одновременно и смешна, и совершенна.

Я остался ждать у массивных двустворчатых дверей из темного, почти черного дерева. Раздался первый удар гонга — низкий, вибрирующий звук, от которого зашевелились волоски на руках. Второй удар прозвучал громче, заставляя воздух сгуститься. Третий удар отозвался где-то в самой груди.

Двери передо мной бесшумно распахнулись, и на меня обрушился ослепительный свет сотен канделябров и пристальное внимание сотен пар глаз.

Проходя по зеркальному проходу, я чувствовал на себе тяжесть сотен взглядов, как физическое давление. Золотистый паркет под ногами отражал расплывчатые силуэты, а бесчисленные зеркала по сторонам умножали это ощущение, создавая иллюзию бесконечного зала, наполненного безмолвными судьями.

Мои собственные золотые глаза скользили по рядам зрителей. Я узнавал лица и гербы — многие из них были теми, чьих родственников и наследников я вытащил из особняка Орсанваля.

И вдруг мой взгляд наткнулся на знакомый образ. Далия. Она сидела в первом ряду, на бархатной скамье, предназначенной для самых высоких гостей. Ее платье было образцом сдержанной роскоши, а волосы убраны сложной, но элегантной прической.

Рядом, как мрачная тень, восседала ее попечительница. И пока та буравила меня взглядом, в котором плясали черти чистейшей, беспомощной ярости, сама Далия смотрела на меня и приветливо улыбалась.

Не широко, не вызывающе, а уголками губ и легким блеском в глазах. Затем последовал легкий, едва заметный кивок. Попечительница, очевидно, уже проверила шкатулку и обнаружила пропажу.

Но что она могла сделать здесь, на глазах у всей имперской знати? Обвинить меня в краже игрушечного медведя? Заявить, что я каким-то чудом выкрал фигурку прямо у нее из-под носа?

Очен вряд ли. Репутация дома Мерлант была их же позолоченной клеткой. Эта мысль согревала мне душу, добавляя в строгую церемонию пикантной, личной остроты.

Я дошел до золотого круга, инкрустированного в пол, как и инструктировали, и остановился, склонив голову перед малым церемониальным троном из темного дерева и слоновой кости. На нем восседал принц Лиодор, семнадцатый принц крови.

Молодой, лет двадцати пяти на вид, с правильными, но несколько бледными чертами лица и усталыми глазами человека, с рождения обреченного на бесконечную череду официальных мероприятий. Его поза была безупречной, но в ней читалась привычная, почти механическая отстраненность.

Церемония началась. Придворный герольд в расшитом золотом камзоле зачитал пространный указ, его голос, поставленный и громкий, эхом расходился под сводами.

Он восхвалял мои «невероятную отвагу, присутствие духа и преданность империи», проявленные при спасении заложников и срыве коварных планов Церкви Чистоты. Перечислялись фамилии спасенных родов, каждая из которых звучала как удар молота по наковальне, вбивающий мой новый статус в общественное сознание.

Я стоял недвижимо, изображая почтительную отрешенность, руки спокойно лежали вдоль тела. Стоило лишь чуть-чуть сместить взгляд, чтобы поймать взгляд Далии, и это напоминало мне, что даже здесь, в сердце имперской власти, я могу вести свою собственную, тайную игру.

Наконец, принц Лиодор плавно поднялся с трона. В его руках появился орден Имперского Огненного Орла — массивный золотой диск с изображением объятой пламенем птицы, за которой угадывалась цифра «2» — второй степени.

— И в знак признания этих заслуг, — его голос, хоть и лишенный особого энтузиазма, был четким и хорошо поставленным, не оставлявшим сомнений в его происхождении, — от имени Его Императорского Величества и всего народа Роделиона…

Я сделал точный шаг вперед, как учили, преклонил колено на прохладный паркет и склонил голову. Холодный металл ордена коснулся моей груди, легковесный, но невероятно тяжелый своим символическим значением. Застежка щелкнула у меня на шее.

— … жалую тебе сию награду, — закончил принц, отпуская цепь.

Я поднялся, сделал два шага назад. На этом официальная, не терпящая отхождений от плана церемония была окончена. В зале воцарилась полная, звенящая тишина, нарушаемая лишь шелестом одежд.

— По такому случаю, господин фон Шейларон, — произнес Лиодор, — Империя будет рада услышать несколько слов от своего нового героя. Поделитесь с нами своими мыслями.

Внутри все привычно перевернулось от желания отпустить язвительный комментарий, но я его успешно подавил. Вместо этого я принял скромное, даже слегка смущенное выражение лица, позволил плечам слегка ссутулиться и сделал небольшой шаг вперед.

— Ваше Высочество, достопочтенные лорды и леди, — начал я, и мой голос, ровный и поставленный, без особых усилий заполнил пространство под сводами. — Я глубоко тронут оказанной мне честью. Однако я не могу принять эти похвалы, не воздав должное тем, кто был рядом в тот роковой день. На моем месте любой верный сын Империи, любой, в чьих жилах течет кровь Роделиона, поступил бы точно так же. Долг, честь и мужество — вот что вело нас всех в стенах особняка Орсанваля, и я был в тот день лишь одним из многих, кто пытался сделать что должно.

Я продолжил, произнося все положенные в таких случаях благодарности — Императору, даровавшему мир, принцу Лиодору, олицетворяющему милость трона, дому Шейларон, давшему мне приют и имя, всем собравшимся аристократическим родам, чья твердость духа является опорой Империи.

Это были стандартные, пустые фразы, сладкий и предсказуемый мед, которым потчевали уши знати. Я видел, как некоторые из зрителей — пожилой герцог с седой бородой, разодетая в пух и прах маркиза — начали слегка отвлекаться, их внимание, удовлетворенное традиционной риторикой, поугасло. Взгляд принца Лиодора тоже стал чуть более отсутствующим.

Что же, возможно я мог немного отступить от канона?

— Но если уж говорить о долге и мужестве, — продолжил я, и в голосе моем появились новые, более теплые и искренние ноты, — то как я могу, стоя здесь, в безопасности и сиянии столицы, не вспомнить о тех, кто ежедневно и ежечасно демонстрирует их на самых дальних и темных рубежах нашей Империи? Я говорю доблестных войсках Коалиции. В частности, о тех, с кем мне лично выпала честь быть знакомым. — Я обвел взглядом зал, на секунду задерживаясь на лицах нескольких военных в парадных мундирах с нашивками полевых дивизий. — Батальон «Желтый Дракон» четвертого корпуса Коалиции и его командир, майор Мак Марион — вот истинные примеры силы духа и целеустремленности, о которой мы так любим рассуждать в своих салонах.

Я видел, как по залу пробежал легкий, удивленный шорох. Переход от общих, безопасных благодарностей к конкретному упоминанию какого-то армейского офицера был ходом крайне странным. Брови принца Лиодора чуть приподнялись.

— Именно майор Марион, — продолжал я, усиливая напор, вкладывая в голос металл и уверенность, — возглавляя свою роту в богом забытых Руинах Облачного Заката, вступил в схватку не с рядовыми бандитами, а с коварным принцем-предателем, вооруженным артефактом ужасающей мощи, который он намеревался обратить против целого густонаселенного сектора. Сотни тысяч мирных жителей — женщин, детей, стариков — должны были пасть жертвой его безумия. Ценой невероятных усилий, проявив подлинный стратегический гений и личную, яростную отвагу, майор Марион не только одолел врага, превосходившего его силой, но и уничтожил этот артефакт, приняв на себя чудовищный энергетический удар. Он спас бесчисленное количество жизней, заплатив за это собственной кровью и неделями реабилитации. И я считаю своим долгом заявить здесь, с этой высокой трибуны, что его подвиг достоин того, чтобы о нем знали не только в окопах, но и в столице. Его преданность долгу — вот истинный пример для всех нас.

Волна одобрительного, на этот раз живого и заинтересованного гула прокатилась по залу. Лица аристократов, особенно тех, чьи владения граничили с неспокойными территориями, выражали искренний интерес и даже восхищение.

Какая-то молодая графиня, сидевшая рядом с Далией, что-то с жаром прошептала своей соседке, явно впечатленная. Имя «Мак Марион» и название «Желтый Дракон» теперь запечатывались в памяти влиятельных людей Империи и, возможно, благодаря этому батальон получит дополнительное финансирование в этом году…

На гребне успеха, когда последние слова еще висели в воздухе, я почувствовал это. Не внутри, не как привычное щемление маны или голод Маски, а снаружи.

Со всех сторон зала, от этих восхищенных, благодарных, впечатленных лиц, от этих кивков и одобрительных взглядов, а также извне дворца, из каких-то далеких далей, невидимыми, но ощутимыми потоками хлынула знакомая энергия.

Она была тоньше и в то же время плотнее маны, фундаментальнее, древнее. Она стремительно сжималась, концентрируясь на мне, впитываясь в кожу, в самую суть.

Это было то самое ощущение, что я испытывал раньше, когда мои легенды рождали кольцо и щит. Но на сей раз оно было куда мощнее.

Я вспомнил строчки из одного трактата, изученного в библиотеке маркиза. Артефакты Истории рождаются в момент подвига, как внезапная вспышка молнии. Сказания формируются тоже довольно быстро, за срок до пары дней.

Но Хроники… им требуется время и, что важнее, осознание. Широкое, массовое признание значимости деяния критической массой душ. Они впитывают славу, слухи, восхищение, лесть и даже зависть, чтобы медленно и верно кристаллизоваться в виде артефакта.

И своим выступлением я, похоже, достиг «критической массы».

Вот только тут была очень большая проблема. Сейчас, прямо здесь, формироваться артефакт уровня Хроники. Вот только я не мог этого позволить.

Гильом фон Шейларон может быть не был изнеженным аристократом, но и подвигов на целую Хронику он явно не насовершал. Любой, хоть немного в этом смыслящий, мгновенно почуял бы подвох.

Начались бы вопросы, на которые у меня не было бы ответов, и в итоге вполне могло бы привести к разоблачению. А это было мне совершенно ни к чему.

Я попытался сдержать этот нарастающий внутренний шторм, мысленно упереться в него, отодвинуть момент кристаллизации. Но это было похоже на попытку голыми руками удержать разрывающуюся от напора плотину.

Вариантов не оставалось. Ни переждать, ни контролировать. Только бегство. Немедленное и без оглядки.

— Прошу прощения… Ваше Высочество… все… внезапное недомогание… — выдохнул я, заломив руку к горлу, делая вид, что мне не хватает воздуха, что я вот-вот потеряю сознание.

Мой голос прозвучал сдавленно, хрипло и неестественно тихо, но в наступившей из-за моего «перформанса» тишине зала его было слышно отлично. Я видел, как брови принца Лиодора поползли вверх, а на лицах придворных застыла смесь недоумения и нарастающей тревоги.

Это выглядело дико, грубо, абсолютно неприлично — бежать с церемонии сразу после получения высшей награды, да еще и с такой жалкой отмазкой. Но другого выбора у меня не было.

Я, не глядя по сторонам, не дожидаясь реакции или разрешения, почти бегом бросился от золотого круга, резко развернувшись к ближайшему боковому выходу из зала, игнорируя ошарашенные взгляды и начавший нарастать, как рой пчел, встревоженный шепот.

Вылетев из зала, за спиной я услышал встревоженные, но пока еще сдержанные возгласы мажордома и кого-то еще из слуг, но не оборачивался. Каждая секунда была на счету. Энергетический шторм внутри пульсировал, требуя выхода.

Выскочив в сумрачный, пустынный коридор, я проскочил несколько случайных поворотов и схватился за ручки первой попавшейся двери. Рванул ее на себя, ворвался внутрь и, обернувшись, с силой захлопнул.

Прислонился спиной к прохладной, твердой древесине, пытаясь перевести дух, в то время как комната вокруг меня начинала плыть и искажаться в мареве неконтролируемой, сконцентрированной мощи, что требовала немедленного выхода и формы.

Полминуты. Ровно столько потребовалось, чтобы хаотичный поток энергии сгустился в видимое, пульсирующее облако. Оно висело в центре комнаты, колышась и переливаясь сияющей белизной Хроники. И в самой сердцевине этого сияния, как отлитый в огне текст, я читал суть рождающегося артефакта с такой же ясностью, с какой видел стены вокруг.

«Хроника завершения кровавой войны».

Этот артефакт обладал двумя функциями. Первая — исцеление повреждений, причем лучше всего она работала с теми, где было много крови: раны, внутренние кровотечения, обширные гематомы и так далее. И вторая — умение выводить из строя, а при определенных условиях даже уничтожать артефакты противника.

Я проанализировал арсенал, уже имевшийся в моем распоряжении. Кольцо для связи и контроля над подчиненными. Щит для глобальной защиты и распределения урона. Будущие доспехи от Фалиана для усиления всего полка…

Браслеты. Да, это было идеально.

Я сосредоточился, волевым усилием направляя бушующий поток энергии, заставляя его сжиматься и принимать заданную форму. Два обруча, которые должны были сомкнуться на запястьях.

Я представил их себе: классическое, матовое черное основание, и по нему — изящные, но не вычурные узоры из чистого, яркого золота, сложные линии, напоминавшие линии рисунка Маски на моей груди. Сдержанно. Мощно. В моем стиле.

Энергия послушалась, сжимаясь, уплотняясь, обретая твердость. Над моими раскрытыми ладонями уже начали проступать четкие очертания двух браслетов, материализуясь из сияющего тумана.

Я уже почти физически чувствовал их прохладный вес на коже, ощущал зарождающуюся связь с моей собственной мана-сетью. Еще одно мгновение, пара секунд, и процесс завершится…

Резкий скрип несмазанных петель прозвучал как выстрел в гробовой тишине комнаты. Дверь отворилась. Ледяная волна прокатилась по моей спине. Впопыхах, под давлением нарастающей мощи, я забыл опустить тяжелый железный засов. Я просто захлопнул ее, надеясь, что щелчка замка хватит.

На пороге стояла Далия.