Возвращение в свою комнату прошло без происшествий. Я растянулся на жесткой койке, уставившись в потолок. Осторожное выведывание, попытки завоевать доверие — на это ушли бы недели, а скорее месяцы.
Вообще время на операцию принцем Лиодором ограничено не было. Но мне не улыбалось провести только на этом руднике полгода, а ведь потом еще было внедрение в «Око Шести», выход на Церковь Чистоты, поимка Эпосов.
Даже если я был не против пропустить момент, когда мой батальон под руководством Гильома расширят до полка, у меня в лучшем случае было еще два года. Потом Гильому исполнится сорок и смысла в нашей смене личностей уже не будет.
Так что на этом этапе мне нужен был быстрый, пусть и рискованный, прорыв в доверенный круг. Угроза разоблачения, подкрепленная моей официальной «биографией» — беглый рецидивист, которому нечего терять, — могла сработать как таран.
Или как петля на моей же шее. Пятьдесят на пятьдесят.
На следующее утро, после утреннего развода, где Дакен монотонно перечислил планы на смену, я не пошел в свой сектор. Вместо этого я затаился в нише у входа в жилой блок, дожидаясь, когда Фальгот завершит свой обязательный утренний обход.
Я видел, как он проплывал по главному тоннелю — его движения были такими же вялыми и безынтересными, как всегда. Чистая формальность, ритуал для галочки.
Как только он свернул в сторону столовой для персонала, я вышел из укрытия, подхватил его под локоть и утянул в узкий служебный коридор. Здесь было тихо, только глухой, отдаленный гул машин и шелест циркулирующего воздуха.
— Торан, что происходит⁈ — повторил он этот вопрос в третий раз, теперь уже с нажимом и претензией.
— Есть разговор, — я сделал небольшую паузу. — О твоих ночных визитах в заброшенный штрек. О том, что скрывается за замаскированной дверью.
— Не понимаю, о чем ты. Если тебе нечем заняться, не отвлекай других людей от работы.
Он попытался обойти меня, сделав шаг в сторону. Я не сдвинулся с места, оставаясь центром узкого прохода.
— Я был там прошлой ночью, — произнес я чуть тише, но так, чтобы каждое слово было четким и веским. — После того как ты ушел. Видел рудник. Но добывают там не инеистую сталь. Что-то другое. Что?
Теперь он замер окончательно. Он бросил быстрый, скользящий взгляд по пустому коридору в обе стороны.
— Ты следил за мной? — в его голосе не было прежней раздраженной скуки. Появилась низкая, металлическая нота, опасная и тихая.
— Называй это профессиональным интересом новичка, который не верит в сказки об идеальных рудниках, — я слегка пожал плечами. — Видишь ли, Фальгот, сейчас я — Вейл, да. Но до этой дыры я пять лет отбарабанил на Плачущем Духе за вооруженный налет на конвой Гильдии Арканум. Сбежал оттуда по чистой случайности. Здесь меня не будут искать, пока я тих и незаметен. Но тишина, знаешь ли, она скучна. И, что важнее, — она бедна. Так вот. Я хочу в долю.
— Ты либо сошел с ума, либо ищешь смерти, — прошипел он, и в его шипении уже слышалась не просто угроза, а констатация возможного факта. — Ты ничего не видел. Тебе померещилось. И если ты продолжишь болтать эту чушь, у тебя появятся серьезные проблемы. Не административные.
— Проблемы? — я усмехнулся, коротко и сухо, уголок рта дернулся вверх. — Давай без игр. Убить меня по-тихому вы не сможете. Силенок не хватит. А если сдадите властям, то на допросе в Плачущем Духе я выложу все что знаю о вашем грязном секретике. Думаю, твои хозяева, кто бы они ни были, не скажут тебе спасибо за такую утечку. Шум — это то, чего вы здесь явно боитесь больше всего.
Я выдержал паузу, дав ему представить эту картину: вопросы сверху, расследование, разгребание последствий.
— А теперь есть второй вариант. Ты идешь к Дакену. Говоришь, что я все знаю, но что я — надежный мужик и что меня можно приобщить к делу. Я не требую немедленно сделать меня начальником. Я докажу, что полезен. Либо докажу, что умею быть очень вредным. Во всех смыслах.
Фальгот молчал. Его взгляд буравил меня, пытаясь найти трещину, блеф, малейший признак неуверенности. Я встретил его взгляд спокойно. Знал, что мои карты сильнее.
Он отвел взгляд, нервно провел ладонью по огрубевшей коже подбородка, словно смахивая невидимую соринку.
— Я… не могу решать такое в одиночку. Мне нужно посоветоваться.
— Естественно, — я кивнул, делая шаг назад и освобождая ему путь. Давление нужно было ослабить в нужный момент. — Подумай. Обсуди с теми, с кем считаешь нужным. Но учти, Фальгот, мое терпение — не резиновое. Если через два, максимум три дня я не получу от тебя знака, я буду вынужден сделать вывод, что вы выбрали путь риска. И тогда я начну действовать в соответствии с этой угрозой. И поверь, сдаться имперским приставам и выложить все, что я видел и как это работает, для меня куда более приемлемый исход, чем бесследно сгинуть в какой-нибудь заброшенной штольне. По крайней мере, в тюремной камере я уже бывал. Знакомые стены.
Я не стал ждать его ответа. Развернулся и пошел прочь по коридору, оставляя его стоять в одиночестве. Я чувствовал его взгляд на своей спине — тяжелый, полный перевариваемой ненависти и страха.
Я лежал на спине, уставившись в темноту потолка. Грудная клетка плавно поднималась и опускалась в ритме глубокого, размеренного дыхания спящего человека.
Но под этой оболочкой покоя каждое волокно, каждый мускул был собран в тугую, готовую распрямиться пружину. Сознание растеклось тонкой, невидимой паутиной мировой ауры по всей комнате, вплетаясь в холодный воздух, касаясь грубых каменных стен, ощупывая скудную мебель.
Я ждал. Ультиматум, брошенный Фальготу, был слишком прямым ударом по устоявшимся правилам этого места. И нарушителей такого спокойствия обычно устраняли. Реакция должна была последовать.
Сначала — ничего. Только привычный тихий ночной гул рудника. Затем наступила аномальная пауза. И после паузы — едва уловимое искажение. Не звук, скорее, изменение самого пространства у самой двери моей комнаты.
Я почувствовал, что дверь отворилась, но все мои обычные чувства прямо заявляли мне о том, что все в порядке и волноваться не о чем. Не просто маскировка. Артефакт сокрытия высокого класса. Уровня, достаточного, чтобы полностью подавить ауру живого Артефактора, скрыть тепловое излучение, запах, даже микровибрации воздуха от дыхания.
Без мировой ауры я бы точно пропустил свой последний миг, даже ожидая подвоха
Они парили в полуметре от пола, невидимые, беззвучные, как два сгустка инертной, враждебной пустоты, медленно приближаясь к койке. Двое. Оба на Предании — точную стадию без визора я определить не мог.
Один из невидимых силуэтов, чуть более плотный и грузный, остановился у изголовья. В пространстве на уровне его согнутой в локте руки проступило сквозь пелену артефактного сокрытия холодное свечение. Личный артефакт. Клинок. Короткий, с прямым узким лезвием, лишенным гарды.
Он поднял его двумя руками, как кинжал для добивания, и я почувствовал, как тихий, сжатый, как пружина, манный заряд накапливается на кончике. Цель была очевидна — грудная клетка, чуть левее центра. Сердце.
Разум кричал, что нужно действовать сейчас, пока дистанция не стала нулевой. Инстинкт, отточенный сотнями стычек, приказывал ждать до последнего возможного мига, чтобы действие было безошибочным, а реакция врага — запоздалой. Я доверился инстинкту.
Клинок начал движение вниз — не размашистый удар, а резкий колющий выпад. В тот же миг я призвал щит «Сказание о Марионе». Он материализовался прямо в воздухе, в сантиметре от моей груди.
Клинок со звонким, пронзительным «Дзинь!», неестественно громким в давящей тишине, ударился о внезапно возникшую преграду. Удар пришелся не в центр, а ближе к краю, но щит не дрогнул.
От точки соприкосновения во все стороны разлетелись искры маны. Они осветили на долю секунды два искаженных гримасами лица, проступившие сквозь рассеивающуюся пелену невидимости.
Фальгот, его обычно скучающие глаза были широко раскрыты от шока, пальцы вцепились в рукоять клинка. И второй — Ашгел, которого я знал как тихого, всегда чем-то озабоченного смотрителя лет сорока. Высокий, жилистый, с острыми чертами лица. В его длинных, цепких пальцах тут же появилось легкое копье с тонким, вибрирующим от сдерживаемой энергии острием, готовое к удару.
Шок от неудачи длился меньше времени, чем требуется для моргания. Ашгел, действуя с отработанной слаженностью партнера, тут же атаковал, компенсируя провал Фальгота.
Его копье, словно жало гигантской, разъяренной осы, метнулось не в щит, а в сторону моей головы, в висок, пока я лежал. Острие описывало короткую, смертельную дугу.
Но я уже двигался. Вперед и немного вбок, навстречу траектории копья, сокращая дистанцию. Моя правая рука, сжатая в кулак, несла в себе усиление маной, объем которой, благодаря всем перипетиям, соответствовал Развитию Предания, и ту самую, вмурованную в нее крупицу мировой ауры.
Я не целился в Ашгела, в его корпус или лицо — слишком рискованно, он мог успеть среагировать. Я бил по древку его копья, в точку примерно в трети длины от острия, туда, где импульс от удара обязательно передался бы в руки.
Древко неестественно выгнулось, передав неожиданный импульс прямо в кисти Ашгела. Он издал короткое, резкое «агх!», больше от неожиданности, чем от боли, но его все-таки отбросило назад.
Он врезался в каменную стену рядом с дверью, спина и затылок ударились о выступающую несущую балку с глухим, костяным стуком.
Фальгот, оправившись от изумления, уже заносил клинок для нового удара — на сей раз не колющего, а рубящего, широкого, рассчитанного на то, чтобы пронзить щит сверху вниз или найти обход с фланга. В воздухе запахло озоном от разрядов маны.
У меня не было времени на второй такой же изящный контрудар. Вместо этого я, все еще находясь в низкой стойке после прыжка, вдохнул полной грудью и выкрикнул не громко — крик привлек бы внимание снаружи, — но с той самой гранью отчаяния и железной решимости, которая, как я надеялся, должна была пробиться сквозь их профессиональный, безличный холод:
— Черт возьми, я просто хочу в долю! Вы что, с ума сошли⁈
Мои слова повисли в напряженном воздухе. Понятно, что сами по себе они бы никого не убедили. Но я уже успел продемонстрировать свои навыки, защитившись от их внезапной, подкрепленной артефактом маскировки, атаки, а потом еще и отбросил одного из них в стену.
Было очевидно, что наш бой, если бы перешел в полноценное столкновение Артефакторов Предания, неизбежно привлечет внимание. А внимание этим двоим явно было не нужно, тем более что я даже по ходу боя мог бы начать кричать о драгоценном руднике, а потом и вовсе сбежать через ничем не закрытый зев главного тоннеля.
На фоне этого мое возмущение, подразумевающее готовность к сотрудничеству, несмотря на нападение, было не бессмысленной попыткой спастись, а возможностью для них дать заднюю и уладить дело миром.
Движение Фальгота замерло на полпути. Его взгляд, секунду назад полный холодной ярости и безошибочного расчета, встретился с моим.
Из тени у стены Ашгел, потирая одной рукой затылок, не сводя с меня узких, колючих глаз, но его копье уже не было направлено острием прямо в мое горло.
Шар маны, размером с кулак, родился у меня над ладонью. Я не вкладывал в него ничего, кроме минимального заряда освещения — ровного, тепло-желтого сияния.
Мне этот свет был не нужен — мои золотые глаза видели каждый скол на каменной кладке, каждую морщину на их лицах и в темноте, — но им, обычным Артефакторам, пусть и опытным, требовалось видеть собеседника.
Видеть мои глаза, выражение моего лица, видеть, что я не собираюсь кричать или нападать первым.
Мягкий свет шара разлился по каморке. Он выхватил из мрака Фальгота и Ашгела, застигнутых в момент перехода от боевой ярости к вынужденному перемирию.
Их артефакты сокрытия, судя по всему, полностью деактивировались после первого же столкновения — теперь они были просто двумя смотрителями в простой форме, если не считать оружия и боевой сосредоточенности в позах.
— Ты… — начал Фальгот, и его голос прозвучал хрипло, срываясь на полуслове. Ашгел обменялся с быстрым, мпочти незаметным взглядом. — Ты говорил… о доле, — наконец выдавил Фальгот, его пальцы так сильно сжали рукоять клинка, что костяшки побелели.
— Да, я хочу в долю, — кивнул я. — Немного странно продолжать тот разговор после того как вы попытались провести тихую ликвидацию, но я вас понимаю. На вашем месте я поступил бы также.
Я позволил щиту «Сказание о Марионе» окончательно рассеяться. Рискованный ход, но необходимый для демонстрации доверия, которого не было.
— Ты серьезно? — Ашгел фыркнул, но в его колючем, недоверчивом голосе пробивалась живая нотка профессионального любопытства. — Готов просто забыть, что тебя только что пытались заколоть как свинью во сне?
— Я готов рассматривать этот инцидент как… неудачное, но понятное начало переговорного процесса, — сказал я, слегка склонив голову набок, демонстрируя готовность к диалогу. — Или как тест, который я успешно прошлел. У меня нет ни малейшего желания превращать эту сложность во взаимное гарантированное уничтожение. У меня есть желание заработать, найти свое место под солнцем. А у вас, как я могу судить по масштабам операции, есть работа, которую нужно выполнять, и проблемы, которые нужно решать тихо и эффективно. Так почему бы не сотрудничать?
Фальгот наконец убрал свой клинок. Он тяжело, со свистом выдохнул, и напряжение в его сутулых плечах немного ослабло.
— Ты чертовски спокоен для парня, которого только что чуть не отправили в последний путь, — проворчал он, его взгляд теперь был менее враждебным, более оценивающим.
— Привык к нестандартным ситуациям, — коротко парировал я. — Итак? Вы готовы к переговорам?
Они снова переглянулись.
— Нам… нужно проконсультироваться, — сказал Фальгот после недолгой, тягостной паузы. Его тон стал осторожно-деловым, лишенным прежней угрозы. — Мы не уполномочены принимать решения такого уровня самостоятельно.
— Договорились, — кивнул я, делая шаг назад и снова садясь на койку. — Я буду ждать. Но постарайтесь не слишком затягивать с решением.
Оба, не сказав больше ни слова, развернулись к двери. Фальгот приложил ладонь к деревянной поверхности рядом с косяком, и я почувствовал короткую, сжатую вспышку маны.
Дверь, которую они, видимо, заблокировали снаружи перед своим визитом, бесшумно отъехала на сантиметр, и они быстро, один за другим, выскользнули в темный коридор.
Их шаги за дверью — сначала осторожные, крадущиеся, затем, по мере удаления, становившиеся более уверенными и быстрыми, — затихли в глубине коридора. Воздух в каморке все еще был тяжелым, пропитанным запахом озона от разрядов.
Я медленно, очень медленно выдохнул, позволив напряжению, которое копилось во мне, постепенно выйти. Это было, конечно, не смертельно опасно, но неприятно. Мягко говоря.
Я сжал ладонь, и шар маны погас.
На следующее утро, едва я вернулся со своего формального, ничего не значащего обхода, меня перехватил один из молчаливых помощников.
— Старший ждет. В своем кабинете. Сейчас, — буркнул он, не глядя мне в глаза, и, не дожидаясь ответа или подтверждения, развернулся на каблуках и зашагал прочь, его тяжелые сапоги глухо отстукивали по каменному полу.
Кабинет Дакена располагался не в том помещении у входа, где он обычно вел утренние брифинги. Он находился глубже, в самой укрепленной части административного блока, за рядом стальных дверей с решетчатыми окошками.
Засов отъехал внутрь стены с глухим, маслянистым стуком после того, как я дважды коротко постучал костяшками пальцев.
Пространство оказалось на удивление просторным. Напротив двери горел камин. Пламя пылало ярко, питаемое не дровами, а толстыми синеватыми брикетами угля, отчего жар был сухим и интенсивным. Оно отбрасывало на стены, обитые потрескавшейся от времени темно-коричневой кожей, беспокойные, пляшущие тени.
За столом из черного, отполированного до зеркального блеска мореного дерева сидел Дакен. Его обычная, натянутая до боли улыбка и дежурная бодрость на этот раз отсутствовали напрочь и от этого он казался совершенно другим человеком.
— Закрой дверь, Вейл. Садись, — произнес он. Голос был негромким, низким, без привычной трескучей энергии.
Я опустился на жесткий, прямой стул с высокой спинкой, стоящий перед столом.
— Ночью у тебя были гости, — начал Дакен без каких-либо предисловий или приветствий. Он откинулся в своем кожаном кресле, сложив пальцы на животе. — Идиоты. Но ты не только остался жив, но и предложил… сделку. — Он сделал небольшую паузу, давая слову повисеть в душном воздухе. — Повторю его вопрос и задам свой. Правда ли, что ты хочешь к нам присоединиться? И зачем? Настоящая причина. Не та, что для болтовни в коридоре.
Он смотрел на меня прямо, не мигая, его взгляд был тяжелым и непроницаемым. То, что он знал все детали — кто, когда и как, — лишь подтверждало очевидное: Фальгот и Ашгел были его прямыми подчиненными, а он курировал не только этот главный рудник, но и скрытый драгоценный.
Я позволил себе расслабиться, насколько это было возможно, плечам опуститься, и принял выражение лица, которое годами работало на пиратских сходках — циничная, усталая откровенность человека, которому надоело притворяться.
— Я прибыл в Четыре Стужи не для того, чтобы до седых волос тыкать артефактной киркой в стену или слоняться по тоннелям, наблюдая, как это делают другие. Я ищу работу. Настоящую. Такую, где платят за результат и за умение держать язык за зубами. Все просто. Мне нужны деньги, много, и возможность не оглядываться на прошлое. У вас есть и то, и другое. Я предлагаю свою полезность. Взаимовыгодный обмен.
— Настроение… правильное, — наконец произнес Дакен спустя почти полминуты, и в уголке его тонких губ дрогнуло что-то, отдаленно напоминающее усмешку. — С таким складом ума далеко пойдешь. Или очень быстро и очень тихо сгинешь. Но шанс, определенно, есть. Хочешь, проведу тебе экскурсию?
— Разумеется, — кивнул я, сохраняя деловой тон.
— Тогда пошли.