— И что же это за вариант? — спросила Маша.
— Поступление в государственную магическую академию. Раз у тебя есть магический дар, пусть даже не развитый, тебя там однозначно примут, еще и стипендию положат. Если хочешь большего спокойствия, выбирай филиал подальше отсюда. Вполне реально даже пойти ва-банк и ломиться в столичный петербургский. Но тут уже сама трезво свои силы и возможности оценивай. Твой опекун не сможет тебя оттуда выцарапать, даже если на голову встанет. Из академии выдачи нет.
— Но это же означает, что по окончании учебы мне придется поступать на государственную службу! — возмущенно округлила глаза Василькова.
— И что тебя в этом обстоятельстве пугает или напрягает? — осведомился я. — Помнится, кто-то несколько минут назад вообще был готов в служанки идти абы к кому. А так станешь самостоятельным дипломированным специалистом с гарантированной занятостью по окончании вуза.
— Но государство же платит мало, это всем известно, — раскапризничалась девчонка.
— А ты что, собираешься свое наследство Обмоткину подарить и остаться сирой и голодной, чтоб от зарплаты до зарплаты куковать? Как поступишь в академию, сразу же нанимай юриста. Думаю, в пределах месяца-двух он вернет тебе твое добро. Затем найдешь управляющего толкового, чтобы он твои богатства преумножал, пока ты гранит науки грызешь. Ничего сложного!
— Легко тебе об этом говорить, — фыркнула Маша.
Я с тоской понял, что разговор начинает меня раздражать, а утешать депрессивных девиц — поищите другого дурака, желательно с мозгами настоящего восемнадцатилетнего юноши, у которого гормоны вперед головы думают, поэтому предложил Васильковой:
— У тебя еще три недели впереди до совершеннолетия, времени поразмышлять и выбрать нужную стратегию вполне достаточно. Вот и займись этим. А теперь прошу извинить, у меня дела.
— Но… как же я? — растерялась моя несостоявшаяся невеста.
— Когда ты вторглась в усадьбу моего деда, у тебя же был какой-то план? Вот и следуй ему, — ответил я и бессовестно свалил из сарая.
А что такого? Я вообще всегда и во всем выступаю за самостоятельность молодежи, это, можно сказать, мой золотой принцип. Хочешь жить отдельно от родителей и кушать вкусненькое? Учись купленную на стипендию картошку на общей кухне в общаге жарить! Принцип, который еще никогда и никого не подводил.
Оставив Марию наедине со своими мыслями, ну и заодно попросив Филина присмотреть пока за ней, я отправился в дом, не забыв запереть его изнутри, поскольку мне требовалось спокойно поговорить с дедом, не отвлекаясь на посторонних. По моим прикидкам, Семеныч уже проспал в районе двух с половиной — трех часов, чего было вполне достаточно для обретения бодрости и смягчения нрава. А большего мне от него покамест и не требовалось.
Как вскоре выяснилось, дед успел проснуться раньше, еще до того, как я пришел его будить. Он сидел на кровати и смотрел на меня с таким видом, будто всё про меня знает и заведомо подозревает в чем-то непристойном.
— Прежде чем ты сообщишь мне, что я Птолемеев меньше, чем Изюмов, ответь мне ровно на один вопрос. Николай Алексеевич в курсе, что взял себе жену из рода менталистов? Да-нет? — потребовал я ответа.
— А ты что, родного папашу за дурака держишь? — недобро крякнул Игорь Семенович. — Конечно, осведомлен. Потому и окрутил голову Оксане: ах, у тебя порицаемая стихия, у меня порицаемая стихия, мы два изгоя и парные сапоги на одну колодку пошитые. Тьфу, паршивец окаянный!
Хм, ситуация развивалась по худшему варианту. Тогда, пожалуй, еще один дополнительный вопрос.
— У Оксаны вторая стихия была? Хоть какая-нибудь, пусть даже самая слабенькая?
— Хочешь на честном сливочном проскочить? — понимающе глянул на меня дедуля. — Да, была. Оксана — воздушница в мать, что-то по верхам знала, а на большее дара не хватало, потому как в меня она уродилась. Да и мать её рано к Всесоздателю отправилась: легкие подкачали, тоже дочурке ничем помочь не успела…
— Дальше можешь не продолжать. Давай коротко и по фактам. Работа с менталом запрещена, поэтому ты дочь ничему не обучал, а к воздуху у нее не талант, а всего лишь предрасположенность обнаружилась. Тем не менее есть ненулевой вариант, что Николай Алексеевич заподозрит, что мне по наследству передался твой фамильный дар. Отсюда вопрос: как думаешь, через какой срок здесь появятся люди из особого отдела по контролю за использованием магических способностей?
— Напомни, ты когда из поместья Изюмовых удрал?
— Вчера.
— Тогда, — прикинул что-то в голове Игорь Семенович, — не позже, чем послезавтра к вечеру прибудут. Хочешь до этого срока сбежать отсюда?
— А смысл? — удивился я. — Если отчалю, тогда мне придется искать, где у них офис расположен, и напрашиваться на прием. А так они сюда приедут и сами всё проверят, отличный сервис как по мне!
— Ренегаты! — зло сплюнул дед. — Сами же нашими наработками пользуются, а всем остальным запрещают и страшными карами за это грозят! Ты бы того, поостерегся! До меня им, конечно, как раку до Хабаровска пятиться, но кой-какие ультимативные методы в их арсенале имеются. Расколят они тебя, внучок, как орех, на том твоя вольная жизнь и кончится.
— Ты так ничего и не понял? — с жалостью спросил я у Семеновича. — Сынки они предо мною! Пусть хоть всего вдоль и поперек исследуют, ничего не обнаружат.
— Да ладно⁈ — оживился дед.
— Прохладно! — фыркнул я.
— А давай-ка я сам тебя проверю! — прищурившись, предложил Игорь Семенович. — На опережение сработаю, так сказать.
— Да хоть сто раз! — улыбнулся я ему. — Не стесняйся, приступай!
А сам тут же напялил на себя психо-маску: я — бедный-несчастный Валерьян, меня папа обижает и всячески младшенького сына в обход меня продвигает. Вспомнил попутно решетки на окнах, и за малым аж сам едва не прослезился, так себя жалко стало, хе-хе.
Эпизоды с воздействием на Ираиду и охрану поместья были заблаговременно помещены в дальние отсеки памяти, куда со стороны вообще доступа никому не было. В тот момент я твердо и истово верил, щедро излучая ту самую веру вовне, что вчера утром моя старшая сестра не захотела объяснять, почему она меня не любит, поэтому велела убираться на все четыре стороны и не портить застолье своим кислым видом. И мне пришлось ей подчиниться, хотя на столе стояли такие изысканные кушанья, а я проголодался и был не прочь провести время с семьей. Все меня не любят, все меня гонят, одна надежда на родного дедушку, авось приютит и не выгонит страдальца…
Да-да, главный принцип практикующего менталиста в случае обнаружения чужого присутствия в собственной зоне: бей на поражение и отшибай память или филигранно пускай пыль в глаза. Бить комиссию особого отдела я не собирался. Не настолько я и бунтарь, увольте. Еще выжгу им что-нибудь полезное, потом сам же за это и пострадаю. В итоге в качестве рабочего оставался мирный вариант аккуратной полуправды, в которую без труда поверили бы присланные по мою голову специалисты.
Семеныч задавал вопросы, резко прыгая с темы на тему, то ласково-вкрадчиво интересовался, то чуть ли не орал на меня, требуя немедленного ответа, имитируя допрос в исполнении доброго и злого полицейского. Пыхтел минут двадцать, после чего вынужден был признать:
— Качественно сработал. Чистенько все, не подкопаешься. И эмоции яркие и убедительные: я лично так проникся твоими обидами, что сам готов отправиться к зятю и высказать ему претензии. Хвалю!
— Тогда давай я тебя проверю.
— А меня-то зачем? — изумился дед.
— Чтобы выяснить, какую легенду нам о тебе комиссии скормить. В своем ты уме или нет. Почему у тебя в усадьбе нет слуг. Все знают, что ты раньше умел пользоваться силой духа и был вполне неплох, пока ментальные воздействия не запретили законодательно. Или ты думаешь, твою персону без внимания оставят, раз уж такой великолепный повод подвернулся под шумок заодно и тебя проверить?
— Ох, и на что ты меня подписываешь на старости лет? — сварливо поинтересовался Игорь Семенович. — Ладно, приступай!
— Почему ты выглядишь как опустившийся человек?
— Моя единственная дочь после замужества прервала любое наше общение, — голос деда звучал глухо, а мое сердце заледенело от застарелой обиды, попав под совершенно легальные эманации Семеныча. — Поначалу я еще на что-то надеялся, но с каждым новым годом я понимал, что это навсегда. Я никогда не увижу ни ее саму, ни своих внуков. Зять мне этого не позволит. И я… позволил себе погрузиться в мир своих обид. Я зациклился на том, что на старости лет остался в полном одиночестве, будучи законопослушным гражданином Империи…
— Стоп! — прервал я исповедь. — Про законопослушного убирай раз и навсегда. Такой фальшью вмиг повеяло, что даже тупой догадается. Давай еще раз на том, как ты зациклился.
— Я зациклился на том, что на старости лет остался в полном одиночестве, — послушно принял подачу Игорь Семенович. — Ни любимой жены, ни единственной дочери, ни общения с внуками. Я… не знал, зачем мне продолжать влачить свою жалкую участь. Меня перестало интересовать все, что когда-то пробуждало во мне любопытство и тягу к жизни. Я с нетерпением ждал вечера, чтобы упасть спать в надежде, что новое утро я уже не увижу.
— Годится. Идем дальше. Где твои слуги?
— Видя, что происходит, люди стали уходить от меня. Благо мне было уже безразлично и состояние сада, и чистота моего дома. Это просто потеряло всякое значение. В итоге остался только один человек. Богдан, мой верный и преданный друг с самого детства. Его семья уже полтора века верой и правдой служит Птолемеевым, и Богдан не исключение.
— И где же черти носили этого верного и преданного друга, когда ты в одиночку сходил здесь с ума?
— Богдан отпросился у меня на четыре дня, чтобы съездить на свадьбу племянницы, куда его очень звали. Перед отъездом он взял с меня слово, что я непременно дождусь его и не натворю ничего непоправимого. Он приготовил мне еды, убрался, насколько мог… у него поражение суставов, это наследственное, к сожалению, поэтому он занимается только домом, на большее его скромных сил не хватает. Ну и уехал.
— Ты по-прежнему практикуешь работу со своей стихией?
— Что значит «по-прежнему»? — дед выглядел лишь слегка озадаченным и ничуть не обиженным высказанным подозрением. — Да, в юности я был менталистом, как и все в моем роду. Я еще только осваивал базовые методики, когда в Империи запретили какие бы то ни было ментальные воздействия. Не скрою, мне тогда показалось, будто землю из-под ног выбили. Но я справился. Хоть это и было непросто, заставил себя отречься от родной стихии. По этой причине вылетел с учебы в академии, поскольку второго дара у меня не было. Впрочем, все это дела давно минувших дней. Хочу напомнить, что я регулярно проходил всевозможные проверки, которые подтвердили: я к своей стихии не обращаюсь и с ее помощью свои цели не преследую. Де юре я неодаренный дворянин.
— Что ты почувствовал, когда увидел на пороге своего внука?
— Это был шок! — вот тут дедуля вообще не играл, меня аж затопило потоком его чистых эмоций. — Такое потрясение! Я… кажется, я не справился с наплывом чувств. Не помню. Пришел в себя только под утро.
— Ты можешь поклясться, что не состоял в сговоре с Валерьяном и не преследовал своих целей, принуждая его покинуть княжеский род Изюмовых?
— Говорю же, я вообще даже надеяться не мог, что когда-либо смогу повидаться со своим внуком. Какой сговор, о чем речь?
Я кивнул. Отлично, сто процентов веры, ноль сомнения.
— Ты принял Валерьяна, потому что он такой же менталист, как и ты? — задал я очередной провокационный вопрос, но дедуля и глазом не повел.
— Я уже говорил: я более не менталист, а простой старый человек. Что же до Валерьяна, он, должно быть, некромант, как его родной отец. Или же воздушник, какой была его мать. Мы с ним это еще не обсуждали, и хочу отметить отдельно: мне не важна его специализация, да хоть бы и неодаренный был. Главное — он моя родная кровиночка.
Вот ведь как заливает, и ни единой лживой нотки!
— Твои планы на будущее?
— Появление Валерьяна всколыхнуло мою жизнь полностью! Я… я снова научился радоваться! Если я скажу про второе дыхание, это прозвучит банально, я знаю, но именно так оно и есть.
— Ты готов выступить против Изюмова, учитывая, что он всеми силами хочет вернуть сына в свою семью?
— Не знаю, чего там хочет Николай Алексеевич, — недобро прищурился Семенович, — но одну Птолемееву я ему уже отдал. И тем самым потерял навеки. Однако судьба в своей мудрости распорядилась так, что со вчерашнего дня в роду Птолемеевых прибавилось. Поэтому, как говорится, баш на баш, око за око. У вас есть еще вопросы, почему я ответил именно так, а не иначе?
— Допрос окончен, ты был великолепен! — искренне признал я. — Думаю, прокатит. Главное про свою законопослушность не вспоминай, у тебя прямо триггер на это слово стоит, тут же раскрываешься и желчью плюешься.
— Уяснил. А теперь давай поговорим серьезно, чертов ты менталист, — пристально посмотрел на меня дед. — Откуда только взялся такой умелый и подготовленный? Я ведь тебя не учил, да и других спецов нашего уровне в стране осталось по пальцам пересчитать. Однако ты хорош! Прям реально хорош! Профессиональные завидки берут. Так кто же тебя готовил? Израилыч, старый хрен? Но он вроде уже в маразме. Или притворялся, прожженный плут?
— Понятия не имею, о ком ты говоришь, но имя запомню, — усмехнулся я. — А что до твоего вопроса, то гены пальцем не сотрешь. Мне было четыре года, когда отец впервые отвел меня в свою лабораторию. Не буду говорить, чего он там потребовал от меня, но это было жестко. Реально жестко. Мой мозг в панике словно ударился со всего маха о бетонную стену или сгорел. И я… на этом пепелище вдруг понял, кто такой на самом деле. Глубоко внутри понял. Начал разбираться. Исподтишка, разумеется. Но в семье меня все равно после этого за дурака считать начали. Сестра вообще блаженным дразнила. А я все силы бросил на то, чтобы освоить свой дар. Как только просыпался, так и начинал тренировки. Ну а результаты ты видишь сам.
— Чертяка! Гений-самородок! — воодушевился Игорь Семенович.
— Ладно, а теперь раз у нас, по твоим подсчетам, есть не меньше суток до визита официальных лиц, давай займемся делами насущными. Нам нужен обед на троих…
— Богдан в отъезде, — напомнил дедуля.
— А я твоего слугу и не считаю. Тут к усадьбе девчонка прибилась, Мария Василькова, воспитанница графа Обмоткина. Думаю, попросится к тебе пересидеть ближайшие три недели, пока ей восемнадцать не исполнится.
— Кто такая? — недовольно скривился Семеныч. — Полюбовница твоя?
— Хуже, — вздохнул я. — Невеста княжича Изюмова. Но поскольку отныне я граф Птолемеев, сия матримониальная обуза моих плеч уже не касается.
— И что же она в таком случае здесь забыла? — с неподдельным удивлением осведомился дед.
— Понятия не имею, — честно ответил я. — С тем же успехом она могла убежать и в другую сторону. Ее, видишь ли, идея обвенчаться со мной тоже не обрадовала, и она предпочла сделать ноги, пока опекун её силой в регистрационную палату не отвел, чтобы замуж выдать.
— Девка-то хоть нормальная? — понимающе прищурился Игорь Семенович.
— Не сказал бы, — вздохнул я. — Впрочем, скоро сам увидишь.
— Тогда погуляй немного, — предложил дедуля, — а я покамест плиту разожгу, да пожарю нам курочки, Богдан ею всю верхнюю полку в морозильнике забил. Хлеб пусть и не самый свежий, но заплесневеть еще не успел. Я его чесночком натру и разогрею на сухой сковородке, будет съедобно. Хоть поедим вкусненького, а то уже желудок к позвоночнику липнет. Так что минут через сорок подходи со своей Машей, потрапезничаем, заодно и продолжим знакомство.
— Может, лучше я к плите встану?
— А ну пошел отсюда! — шутливо замахнулся на меня Семенович. — Сначала отведай моей стряпни, а уже потом нос кривить будешь, чертяка!
А я что? Я ничего. Сказано не мешать, вот и выполняю команду.
Возвращаться к суетящейся и подпрыгивающей по любому поводу Маше у меня пока не было ни малейшего желания, поэтому я прошелся по дому, забрел в первую попавшуюся комнату, плотно закрыл за собой дверь и задумался.
Будь у меня второй магический дар, всё было бы просто. В разговоре с представителями особого отдела по контролю за использованием магических способностей я бы упирал на то, что я воздушник, в то время как родитель пытался сломать меня под стихию, к которой у меня нет ни малейшей склонности, отсюда и все наши возникшие разногласия.
И все бы ничего, вот только… не воздушник я. Даже рядом не стоял. Может, в какой-то зачаточной форме дар и присутствует, но даже если это и так, мне никто не поможет грамотно его разжечь и освоить. Поэтому говорить про него я могу, конечно, сколько угодно, но любой маг-воздушник меня разоблачит с легкостью, даже глазом моргнуть не успею.
Хм, а что если… поступить с точностью до наоборот! Такой подлянки Изюмов от меня точно не ожидает, хе-хе…