— Эй, это, вообще-то, была моя фраза! — возмутился Филин.
— Ты берега не попутал? Или опять начнешь нудеть, что было раньше, курица или яйцо?
— Какой ты скучный, папаша!
— Не провоцируй, малой!
— Между прочим, я к этому дню больше твоего готовился! Дашь порулить?
— Нет!
Так, беззлобно подкалывая друг друга, мы отправились к выходу из дома. Ментальный конструкт — это весьма интересная штука, больше всего напоминающая собой искусственный интеллект, собранный на базе моей собственной личности, но при этом обладающий способностью к саморазвитию и некоторой степенью автономности. Я еще в прошлой жизни собирался опробовать в деле эту теоретическую разработку, да все руки не доходили: то лекции, то экзамены, то научная работа. А здесь сам бог велел этим заняться. Друзей-то у Валерьяна не было, а куковать в одиночестве без возможности поделиться хоть с кем-то своими мыслями и идеями не хотелось. Вот я и припомнил все соответствующие выкладки и засел за создание виртуального то ли помощника, то ли приятеля. Семь потов сошло, всё-таки мои нынешние возможности были весьма далеки от прежних высот, но я своего добился.
Поначалу Филин изрядно тупил. Пытался невовремя прорваться в разговоры с домашними, что, впрочем, отлично подтверждало легенду о моей неполноценности. Не понимал элементарных вещей. Требовал к себе повышенного внимания в то время, когда я был занят другими проектами. Но потихоньку-полегоньку он развивался и стал именно таким, как я и хотел: ироничным и непредсказуемым. Так что мне никогда не было скучно наедине с самим собой, ведь, по сути, я уже был не один.
На выходе из дома, кстати, уже стояли слуги, которые обычно занимали эти места только во время торжественных приемов, на которые наше поместье было не слишком щедро. А вот и тюремщики, значится. Интересно, сразу начнут гайки закручивать или как?
— Куда изволите следовать, княжич Валерьян? — с поклоном и уважением в голосе поинтересовался Прохор.
Ну хоть кто-то в этом доме понимает, что такое этикет. Каким бы ущербным я не был с точки зрения отца и остальных, но я — из княжеского рода. И отношение ко мне должно быть соответствующим.
— На пикник иду! — улыбнулся я ему. — Родичи-то, небось, уже аперитив прикончили и к закускам приложись. А я вот только-только собрался.
Мое объяснение слуг устроило, и передо мной открылись двери. О чем это говорит? О том, что на главных воротах поместья охранников должно быть не меньше полудюжины, да и по периметру наверняка их расставлено изрядно. Если дело до решетки дошло, значит, Николай Алексеевич озаботился моей золотой клеткой на двести процентов. Ох, наивный человек! Прямо с мстительным удовольствием предвкушаю, как он будет рвать на себе волосы, когда поймет, что его обвели вокруг пальца как последнего растяпу.
Впрочем, Прохора я не обманул и действительно направился в беседку. Старый слуга всегда неплохо ко мне относился, и подставлять его я никоим образом не хотел.
При моем появлении брови мачехи поползли вверх, отец сделал вид, что ничуть не удивился, ну а Ираида злобно усмехнулась: по её мнению, я уже списанная со счетов фигура.
— Я рад, что ты к нам всё-таки присоединился, — осторожно заметил отец.
— Ты придумал столь идеальный план, что обдумать его заняло у меня совсем немного времени, — я надеялся, что этот старый паук не заметит ехидных ноток в моем голосе.
Филин, зараза, убью! Куда лезешь? Это мой и только мой раунд! Не подбивай меня на неуместную в такой обстановке иронию и вообще пока лучше посиди в зрительской ложе.
Первые минут пять я с огромным аппетитом поглощал всё, что было на столе, а моя семейка обменивалась недоуменными взглядами, думая, что я их не вижу. Представляю, о чем сейчас они размышляли. Ну да, неудачный экземпляр получился. Поскольку избавиться от него, к сожалению, нельзя, мы дали понять, где его место. Примерно чуть ниже плинтуса, плюс-минус миллиметр. А он воспринял это как должное? И даже бунтовать не собирается? В чем подвох⁈
— Я распорядился установить в твоей спальне украшение на окно. Думаю, ты его уже заметил, — забросил пробный камень Николай Алексеевич.
— Я же понимаю, что ты собираешься отдать эту комнату баронессе Васильковой, а меня переселить в другое место. Отец, можешь мне ничего не объяснять, — я скроил максимально торжественную физиономию.
«Ой, дурак!» — явственно и синхронно послышалось мне, тут семья была едина безо всяких сомнений.
— Твои вещи…
Ага, решил прощупать меня с этой стороны. Что ж, я тебя не подведу.
— Я на днях собирался пожертвовать кое-что в благотворительный фонд. Но думаю, ты прав. Мои трусы и футболки ещё слишком хороши, чтобы позволять их носить каким-то бродягам и погорельцам. Семейный бюджет надо экономить, тем более скоро же свадьба.
Ля, Филин! Я до тебя когда-нибудь доберусь! Это для тебя хиханьки-хаханьки, а у меня, между прочим, в самом разгаре побег из семейного курятника.
Отец явно завис. Был большой соблазн аккуратно прочитать его мысли, но я не хотел рисковать; он не должен засечь ничего подозрительного, иначе поймет, что все это время его водили за нос, и тогда уже мой водевильный выход за периметр может превратиться в драму. Не для меня, разумеется, а для слуг и охранников, но я же миролюбивый донельзя, не хочу никому вредить. В конце концов, я столько ждал этого дня, что даже досадные, хотя и вполне ожидаемые накладки и задержки не могут испортить моего отличного настроения.
— Валерьян, я рад, что ты понял: я действую в наших общих интересах. Да, ты, к сожалению, лишен нашего дара. Но при этом не перестаешь быть князем Изюмовым…
…и я выжму из этого обстоятельства всё возможное, — вдруг прилетела мне в голову случайно считавшаяся с Николая Алексеевича мысль.
Эх, князь. Жаль, что мама не успела или не смогла донести до тебя одну простую мысль: нельзя быть такой расчетливой дрянью. Вот нельзя — и всё тут!
— … и я постараюсь максимально облегчить твою будущую жизнь, — громко закончил отец.
Это что и как? Он сам вместо меня будет бастардов плодить? Ой, насмешил!..
Стоп. А вот и нет. Это он сейчас вполне серьёзно сказал. И понял я его именно так, как надо, тут разночтений быть не может. Он гуляет направо-налево, бедные любовницы утверждают, что их дети родились от меня, а моя несчастная супруга после папиных тестов терпеливо принимает байстрюков под свое крылышко. Мне в этой схеме места вообще не предусмотрено. Чистая формальность, чтобы было на кого пальцем показывать. Да и выжить моим настоящим детям, если таковые вдруг каким-то чудом заведутся, никто не даст. Мало ли что может с беременной бабой случиться? Оступится там. Или…
… или её нерожденный плод Николаю Алексеевичу на опыты отправится. Для некромантов это — самая мякотка, насколько я успел выяснить, а обвинением в аморальности в этой семье никого не запугать.
Вот тут я прямо изо всех сил сдерживал Филина, призывая не убивать князя на глазах всей семьи. В отличие от меня ментальный конструкт по своим характеристикам больше тяготел в сторону бойца, чьей нервной системой рулит адреналин. «Бей первым», «не раздумывай» и все прочие аксиомы. Но нет. Я не от той стенки гвоздь и могу отлично контролировать свое состояние, если только мне не мешают изнутри.
— Спасибо, отец! — склонил я голову. — Я никогда этого не забуду.
Николай Алексеевич Изюмов через силу улыбнулся своему бракованному на всю голову сыну. Да-да, наше кредо — до последнего сохранять лицо при плохой игре. Старый засранец, будь ты проклят вместе со своими хитрыми планами!
— Ираида, — обратился я к сестре. — Я стал совершеннолетним, а значит, мы с тобой сейчас находимся в одинаковом положении…
Ой, как скрипнули её зубы! Неполноценный братишка осмеливается провести знак равенства между ней, умницей, красавицей, папиной надеждой и собой! Но я не дал ей времени на возражения и продолжил:
— А раз так, давай раз и навсегда разрешим наши противоречия. Батюшка, — обратился я к князю и вновь низко склонил голову, — позволь нам с сестрицей отлучиться на несколько минут для конфиденциального разговора по душам.
Где-то внутри меня аж подпрыгивал Филин, призывая поскорее заканчивать со всем этим политесом и не тратить время на внешние приличия. Но я собирался сделать всё так, как хочу. И отец махнул рукой.
— Хорошо, дети мои. Но недолго. Иначе будете есть холодные блюда.
Как ни хотелось Ираиде отрываться от праздничного стола, но пришлось. Мы отошли метров на десять.
— Чего тебе надо?
— Почему ты всегда так недружелюбна со мной?
— Потому что ты — позор нашей семьи.
— Может, всё-таки попытаешься поговорить со своим братом так, как он того заслуживает?
И вот тут я рубанул по сестре своим секретным даром, действуя прицельно и выверенно. Микро-удар в нужные синапсы и не больше. Даже стой у меня за спиной коллега-менталист, ничего бы не заметил. Ираида на долю мгновения поплыла, а потом в её глазах появилась… доброта.
— Да, давай поболтаем. Почему бы и нет?
Здесь нас всё ещё могли подслушивать, поэтому я аккуратно подвел собеседницу к её следующей фразе, и сестра продолжила:
— Только знаешь что? Давай отойдем вот к тем кустам. Хочу, чтобы этот разговор остался между нами.
Я краем глаза заметил, как нахмурился отец. Значит, реально подслушивал. Сам или с помощью артефакта — не суть. Но это не я, это Ираида предложила нам отойти. А раз так, с меня взятки гладки. И мы чинно проследовали к кустам. Вернее, чуть-чуть за кусты. А потом быстрым шагом к главным воротам. И там Ираида скомандовала:
— У Валерьяна срочное дело в городе. Отец подтверждает его отъезд. Пропустите.
Охрана переглянулась.
— Вы меня слышали? — в голосе Ираиды появились знакомые всем обитателям поместья стервозные нотки. — Открыть ворота! Или я должна пожаловаться на вас отцу?
Возможно, у неё бы и не получилось, но я своими методами несколько усилил её посыл, и перепуганные мужики бросились исполнять приказ сестрицы.
Ираида проводила меня, мило улыбнулась напоследок и помахала рукой. Я ответил ей тем же, после чего мягко направил её гулять по саду. Чем позже она появится в беседке, тем лучше. А я сам, усевшись на позаимствованный у охраны велосипед, порулил прочь. Ну а что? Было же сказано: «отъезд». А чем вам велосипед не транспорт? Да, это не автомобиль, но ведь еду же.
По моим прикидкам до общей тревоги оставалось не более десяти — пятнадцати минут. Понятное дело, за такое время до города я добраться просто не успею, за мной вышлют погоню. Но кто вам сказал, что я еду именно туда?
Выпускаю Филина, который давно просился в самостоятельную вылазку. Теперь от дороги мною фонит так, что и слепоглухонемой меня там учует, а уж поисковый артефакт тем более. Ну а я сам тем временем, накинув свой фирменный полог, сворачиваю на неприметную лесную тропку. Если всё правильно рассчитал, то до нужного места доберусь часа через три-четыре. И торопиться просто из принципа не буду. Я давно мечтал о велосипедной прогулке, кажется, еще с прошлой жизни, где по ряду причин приходилось ограничиваться утренними пробежками. В конце концов, могут быть у мужчины свои маленькие радости⁈
Вот так и вышло, что в усадьбу Птолемеевых я добрался уже после обеда. Судя по тому, что Филин еще не вернулся, он продолжал от души развлекаться, водя за нос отца и высланных для моей поимки слуг. Пускай отрывается.
Охраны в усадьбе, равно как и слуг здесь не было и в помине, что меня несколько озадачило. Пробрался на территорию я через рухнувшую секцию забора, которая, судя по ее виду, пролежала в таком положении минимум десятилетие. Ладно, скоро я с этим разберусь. Дом был самым банальнейшим образом заперт изнутри. Пришлось на скорую руку выяснять, кто есть поблизости, тянуться и внушать мысль, что стоило бы впустить долгожданного гостя.
Дверь мне открыл глубокий старик. По крайней мере, так мне показалось с первого взгляда. Длинные седые волосы, явно уже несколько недель не знавшие расчески. Светлый взгляд полуслепых глаз. Сутулая спина, шаркающая походка.
— Я хотел бы видеть графа Игоря Семеновича Птолемеева!
— Он перед тобой, юноша.
Ля. Дед, что ты с собой сотворил? Тебе ведь всего шестьдесят четыре года! Что тут вообще происходит⁈
— Я твой внук Валерьян.
— В моем доме ноги Изюмовых не будет, покуда я жив! — внезапно пробив мой блок, рявкает дед, и я восхищаюсь дремлющей в нём мощи.
— А я уже не Изюмов, — дружелюбно развожу руками в стороны. — Я Птолемеев. Младший сын Оксаны. Могу паспорт-жетон показать.
Дед, по-птичьи склонив голову набок, изучает меня. Я снимаю пелену и блоки. Если что, успею вернуть их обратно. Но мне кажется, моя догадка о природе дара Игоря Семеновича верна, и этот человек заслуживает честности. Впрочем, прав я или нет, узнаю совсем скоро.
По голове словно бегут мурашки. С макушки осыпаются на затылок и спину, хочется жмуриться и будто кот тереться о притолоку; такое ощущение, словно тебя гладит чья-то горячая и добрая рука.
— Ты наш, что ли? — недоверчиво интересуется Игорь Семенович.
— А ты сам как думаешь? — подмигиваю я ему.
Ох, зря я это сделал, потому что дед вдруг начинает оседать прямо здесь, возле двери.
Пришлось экстренно влетать внутрь, подхватывать старика на руки и класть на пол. Потом затаскивать велосипед и заново запирать дверь. Вновь поднимать деда и нести до первой же обнаруженной мною в доме кровати. Было тяжело, но я справился. Вот тут, кстати, Филину огромное спасибо. Не зря он меня уже несколько лет как новобранца гоняет, поскольку я наделил его тренерскими полномочиями. И отжимаюсь, и бегаю, и плаваю. Попутно, когда рядом нет чужих глаз, осваиваю боевую теорию. Увы, пока всего лишь теорию, потому что вести бой с воображаемым противником — так себе умение. Он тебе сдачи не даст, сколько бы ты не прыгал и не изображал из себя непобедимого монстра. А на полноценного спарринг-партнера Филин при всём нашем обоюдном желании, увы, не тянет. Ментальный конструкт — он конструкт и есть.
Я осторожно потянулся сознанием к деду. Уф, кажется, скоро придет в себя. Стресс, оно и понятно. Я не знаю до конца все подробности той истории, но связав воедино разрозненные обрывки, услышанные от слуг и домашних, могу предположить всё с большой долей правдоподобности. Дочь графа без памяти влюбилась в князя. А тот внезапно ответил ей взаимностью, но поставил жесткое условие: жить по его правилам. И мама пошла на это, поэтому с Игорем Семёновичем после замужества не общалась и никаких подробностей о своей жизни не рассказывала. Ещё бы, некромантия — не тот дар, который почитают в нашем обществе. В прошлом, ходили слухи, вообще пытались признать его вне закона, да не вышло. Изюмовы и подобные им семьи высокопоставленных некромантов сделали всё возможное, чтобы удержать свои позиции, и им это удалось. Поэтому ни внучку, ни внука дед живьем никогда не видел: зять не позволял, дочь отморозилась.
Но что произошло с дедом? Почему его усадьба столь запущена? Что здесь такое творится-то?
Меж тем Семёнович закряхтел, повернулся на бок. Я осторожно подсадил его, пододвинув под спины подушки.
— Малец, слышь! — внезапно посмотрел он на меня вполне разумным и твёрдым взглядом. — Если хочешь остаться в живых, проваливай отсюда немедленно!
В мои планы это, мягко говоря, не входило, поэтому я попытался выяснить причину.
— Дед, а что не так? У тебя здесь места вполне хватит. Если хочешь, могу во флигель отправиться ночевать, не обломаюсь.
— Беги, глупец! — в глазах Игоря Семеновича появился ужас.
А в следующее мгновение я почувствовал ментальный удар такой силы, который вполне мог выжечь бы мне мозги…
…будь я хотя бы лет на десять младше. А так, ну неприятно, не спорю. Будто под черепушку закинули с полдюжины крабиков с когтистыми клешнями, и они там тщетно пытаются взбить из твоего мозга коктейль. Пришлось аккуратно их обезвреживать, чтобы не нарушить обратной нити, и по ней искать виновника банкета.
— Дед, ты чего? — заорал я, когда до меня дошло, кто всё это устроил.
Ответом мне стал ничего не выражающий взгляд. Глаза потухли, Семеныч отвернулся и что-то забормотал себе под нос.
Хм, в роли мозгоправа я ещё ни разу в жизни не выступал. Похоже, сегодня будет мой дебют. С этой мыслью я еще раз осторожно потянулся к сознанию деда.