Чертов менталист

Глава 32

Спустился я не через пятнадцать, а через двадцать минут, сочтя, что хватит из меня девицу на свиданье делать, которая стоит и нервически ждет-пождет, в то время как кавалер появляется куда позже заявленного времени и ведет себя при этом, будто так и должно быть. Чья была инициатива, пусть тот и принимает удар на себя. А мне в гордом одиночестве сидеть не улыбается. Я лично никуда не тороплюсь.

Расчет оказался верным. Я успел заметить, как плюхнулся на выбранную скамейку Давыдов, а следовательно, там я появился где-то всего секунд через сорок пять — пятьдесят позже него. Практически одновременно, можно сказать. Но не первым. И это важно.

— Твой дед хочет нас всех под монастырь подвести, — без здрасьте и прочих реверансов выпалил Карп Матвеевич.

— Можно чуть больше конкретики? — аккуратно попросил я, чувствуя, как волоски на загривке встают дыбом от подобных новостей.

— Он у нас человек справедливости. Если чувствует себя правым, то шашку наголо и поскакали. Думает, что прошибет своим лбом даже бетонную стену. А это не так. Не зря я ведь напоминал про коллег, которых уволили только за то, что они слишком явный интерес к Иным выказывали. И тут Игорь Семенович внезапно собирается всех разоблачить, несмотря на внутреннюю директиву. Хочет к высшему начальству с полным раскладом пожаловать, и надеется еще при этом, что его старания должным образом оценят.

— Оценят, — тяжело вздохнул я, прикинув, что может получиться из этой истории. — Так оценят, что полетят наши головушки. И себя подставит, и меня…

— И меня тоже, — припечатал Давыдов. — Мы тут в одной лодке, считай.

Мы помолчали.

— И показания мои вчера под протокол записывал, — вспомнил я.

— Теперь понимаешь, в чем проблема?

Мы помолчали вновь.

— Что с этим можно сделать на твой взгляд?

— Если бы я понимал, уже сделал бы. И сразу скажу: про отправить твоего родственника в больничку на подумать-отдохнуть я тоже уже думал. Но слишком уж густую кашу он заварил. В такой ситуации выгоднее, чтобы он же и объяснял вышестоящим, зачем и почему. А если это придется делать кому-то другому, у нас всех мягкое место пригорит на порядок сильнее. Только поэтому твой старик жив и здоров.

— И на том спасибо, — недобро оскалился я.

— А что ты хотел? — взвился Давыдов. — Я ему весь актуальный расклад выложил. Где нас поймут, где не поймут. Где подстраховаться стоило бы и не лезть на рожон. И что он творит? Или думаешь, когда нас прижучат, меня отдельно не взгреют за то, что я тебя, действующего менталиста, воздушником объявил?

— Если в ближайшие полгода я звание воздушника героически подтвержу, это поможет?

— Поможет, — как-то совсем невесело кивнул Карп Матвеевич. — Вот только… а силенок-то хватит? Воздушный дар у тебя не настолько велик.

— А дар некроманта? Только по чесноку? Мне самому надо понимать, что я могу, а где лучше и не пытаться лбом потолок прошибить.

— А по чесноку, как ты выражаешься, я такой картины, как у тебя, давненько не видел. Что воздух, что некро — примерно одинаковые. То есть оба дара присутствуют и вполне выражены. А вот ментал… Его как раз очень легко не заметить. Потому что он настолько широк, что выходит за все мыслимые пределы. То есть мы ищем ядро, а видим лишь тень где-то там внутри, поэтому кажется, будто и нет ничего.

— Не в службу, а в дружбу, расшифруй, пожалуйста. Я-то в отличие от тебя чужие дары видеть не могу, хотя, казалось бы, у нас с тобой специализация общая.

— А вот тут ты глубоко не прав, Валерьян, — усмехнулся Давыдов. — Мы с тобой не похожи. Помимо ментального есть у меня свой личный дар. Называется «провидец». Встречается редко, но кому надо, о нем осведомлены. И поэтому я первый кандидат на преждевременное отбытие к Всесоздателю.

— Обоснуй! — мне крепко не понравилось выражение обреченности в его глазах.

— Крепкий провидец не только может чуть ли не с линеечкой чужие дары измерить: их размер, объем, потенциал. Это как раз так, мелочь на сдачу. Он куски из будущего ловит. Вполне себе определенные. И если он раз за разом видит то, что не устраивает кое-кого из тех, кто присутствует в его видениях… сам понимаешь.

— Так ведь глупость же несусветная! — изумился я. — Если от провидца избавиться, вводные же тем самым не изменятся. Всё равно произойдет то, что и должно.

— А ты это вот пойди объясни тем, кто на любую дурь готов пойти, лишь бы отвести от себя неминуемое.

— А про деда что видишь?

Карм Матвеевич вздохнул снова, еще тяжелее.

— Я не заказываю свои видения, так понятнее? Я их просто вижу совершенно случайным образом. И там могут оказаться как близкие мне люди, так и не знакомые. В большинстве случаев незнакомые. Именно поэтому я с малолетства тренирую зрительную память, чтобы даже по короткому моменту понять, о ком именно идет речь.

— Я всё равно еще многое не улавливаю, но… а зачем тебе тогда говорить кому бы то ни было, кого и при каких обстоятельствах ты обнаружил в своих видениях?

— Не могу промолчать, — словно выплюнул из себя это признание Давыдов. — Еще одно свойство дара. Увидел — сразу же расскажи. Всем расскажи. Я уже чего только не делал. В тетрадке записывал. С заднего двора своего дома орал в пустоту. Но нет: надо обо всём поведать людям. Причем будешь рассказывать одно и то же до тех пор, пока в твоей аудитории не появится кто-то, кому эта информация и была предназначена, только после этого успокоишься. Так что… Я никогда не надеялся на то, что доживу хотя бы до сорока пяти лет.

Я систематизировал насколько смог полученные данные и спросил.

— Я правильно понимаю? Ты из какой-то древней дворянской семьи? Твои имя-фамилия всего лишь ширма, чтобы по возможности вывести тебя из-под удара?

— Угадал, — грустно хмыкнул Карп Матвеевич. — Трубецкой я. Да, князь. Но кого и когда княжий титул от убийства защищал? Вот поэтому родители и решили младшенького, то есть меня, выдать даже не за бастарда, учитывая что отец матери всегда беззаветно верен был, а за внезапного уникума. Вот никогда не было на этой клумбе, а тут хлобысь — и распустился цветочек аленькой. Решили, что хоть так риски понизят. Семью приемную мне нашли, документы справили. Ну и место моей будущей службы, сам понимаешь, было определено, еще когда я даже в школу не ходил.

— Ты так запросто мне рассказываешь это…

— А я просто знаю, что ты меня не сдашь. Видел кое-что, знаешь ли.

Вот тут мне стало как-то совсем не по себе. То есть в будущем некто будет меня пытать, желая вызнать всё про Давыдова-Трубецкого, а я как пленный партизан ничего супостату не скажу? Нет, мне приятно, конечно, что моя сила духа настолько крепка. Но сам факт вероятного допроса — ой как не радует.

— Давай тогда от другого конца печки сыграем. Кому и зачем надо от тебя избавиться?

— Думаешь, я уже сам этот вопрос себе не задавал? — поднял на меня глаза Карп Матвеевич. — Тут всё настолько тесно завязано, но эти… Иные… Они прямо везде засветиться успели. И сдается мне, смертельный удар прилетит мне именно оттуда.

— Так, прекращай себя преждевременно хоронить! — на какое-то время я забыл, что вроде как восемнадцатилетний парень, поскольку во мне проснулся дух прежнего декана Старостина. — Давай лучше прикинем, чем нам с тобой реально грозит демарш Игоря Семеновича, а затем попробуем выбрать варианты, как с наименьшими потерями из этого счастья вывернуться и не слишком при этом засветиться.

— Меня он не слушает, — пожал плечами Давыдов. — Ведет себя как фанатик. И началось это после твоей лекции, кстати.

— Давай, вали всё на меня, — я фыркнул, поскольку вообще не чувствовал здесь ни грамма своей вины.

— Да она просто как спусковой крючок сработала, — умиротворяюще произнес Карп Матвеевич. — Похоже, он и до этого уже прикидывал, как бы ему на все деньги выступить, а тут прямо возможность увидел. Ну и понесся вперед, ни на кого не реагируя.

Мы вновь замолчали. Вот меньше всего мне хотелось выяснять, как успокоить воинственного дедулю.

Всем давно известно, что самый сложный для студента — первый курс. Для меня так в особенности, учитывая, что я реально захожу нулевичком в плане магии воздуха, что в целом нонсенс, тут Леопольд Дамирович, безусловно, был прав, хотя при нем я никогда в том не признаюсь. Но вместо того, чтобы тратить всё свободное время на решение собственных многочисленных проблем, я теперь вынужден еще и изыскивать варианты, как угомонить Игоря Семеновича, пока он нас всех до цугундера не довел. Ох, дед: еще немного, и я, пожалуй, начну думать, что лучше бы я тебя настолько хорошо не лечил в вечер нашего знакомства. А уж стоит только вспомнить твой финт с Васильковой…

— Да ты не переживай так! — по-своему истолковал мою кислую физиономию Давыдов. — Я твой протокол вчерашний уже придержал аккуратно. Если сможем убедить Игоря Семеновича не лезть на рожон, то снивелируем. Уж у меня-то рука набитая к таким вещам, сам понимаешь.

— А ты в курсе, что он сюда мою несостоявшуюся невесту приволок? Исключительно потому, что она Иная? И теперь девица, невесть что себе возомнив, претендует на звание моей девушки?

— Ну, мы с ним обсуждали такую возможность, и оба решили, что почему бы и нет? Не в том смысле, что она вновь станет твоей невестой, — спохватился особист, завидев отрастающие у меня в прямом эфире клыки, — а в том, что мы получим прекрасный объект для исследования. Твой дед заверил, что она вполне предсказуема, и процесс её изучения особо сложным для нас не будет. О том, что это повлечет на тебя какие-либо обязательства в плане женитьбы, речи изначально не шло! Всего лишь возможность заполучить лояльного человека из Иных, на ком можно аккуратно отработать навыки их понимания. Я ведь сам, хоть и перевидал их изрядно, мало в чем смог разобраться. А после твоей лекции прямо понимаю, что не туда и не так смотрел.

И тут зазвонил мой дальфон. Я поднес к глазам экран и… бинго! Неугомонная Василькова опять чего-то хочет от меня!

— Привет! — как можно нейтральнее ответил я.

— Ты не передумал насчет погулять? Погода такая замечательная, а завтра уже дожди обещают. Можем даже в рестораны не заходить, после вчерашнего меня туда что-то не тянет. Просто пройдемся по аллеям, подышим свежим воздухом. Что скажешь?

— Отличная идея! — радостно отозвался я, внутреннее мстительно потирая руки. — Я тут как раз с приятелем встретился, который тоже не прочь посмотреть на убранство Академии. Подходи: вторая скамейка справа, если смотреть от входа в мое общежитие.

— Сейчас буду! — радостно пропела Маша и отбилась.

— Это что сейчас такое было? — осведомился Давыдов.

— Это называется: я максимально экологичным образом познакомлю тебя с объектом твоих будущих исследований. Или ты думал, тебя Васильковой Игорь Семенович представит? Когда-нибудь через полгода, а то и позже? Так вот: мечты сбываются! Вспоминай мою лекцию и действуй. Если захотите куда-то пойти, забудь про «Совиньон». Ей там не понравилось. И вообще: рецепт добиться благосклонности этой девушки очень прост: она любит внимание. Настолько, что становится назойливой, если его не получает. Во всём прочем вполне предсказуема.

— Э-э, ладно, — выдавил из себя обескураженный Карп Матвеевич.

— Ну и еще один момент. Никогда. Ни при каком раскладе. Не смей даже высказывать при ней мысль, что мы могли бы быть хорошей парой! Можешь всячески высказывать сомнения в моей адекватности, платежеспособности… В общем, что угодно, но чтоб она уяснила раз и навсегда: ей со мной никогда и ни за что не быть. И да, посмотри аккуратно налево.

— Там какая-то девица несется, едва с каблуков не падая.

— Вот это она и есть. Развлекайся.

— А ты что, меня бросишь одного?

— Поверь, в плане изучения она для меня уже нулевой объект. Там хватило трех дней, чтобы во всем разобраться. А здесь на территории Академии есть образцы и поинтереснее.

— Расскажешь? — тут же вцепился в меня как клещ Давыдов.

— Сначала полностью освой базовый уровень! — хмыкнул я, слегка кивнув в сторону приближающейся Маши.

Похоже, я был прав. Девица была экстравертом, и ей жутко не хватало общения. Сначала вынужденно из-за затворничества в рамках опекунства Обмоткина, потом она вроде как вошла во вкус во время своего недолгосрочного пребывания в усадьбе моего деда, а затем — богомолье с Глафирой, где Василькова опять же чувствовала себя чужеродным элементом, и распахнуть свою душу ей было попросту не перед кем. Если бы она начала плакаться, какая у нее тяжелая и непростая судьба перед мачехой, которая вот только-только лишилась мужа и преданных слуг, её бы точно никто не понял. А сопереживание и соучастие — это точно термины не из её рабочего лексикона. Сосуществовать с кем-то в варианте оказания ласковой поддержки ей и в голову не приходило.

Я, конечно, читать её мысли не мог, хотя бы в силу того, что она была Иной. Но примерный расклад себе представлял. Василькова искренне недоумевала: как это кому-то рядом хуже, чем ей? Да быть того не может! То есть может, но не должно. Всё внимание должно быть направлено исключительно на неё одну!

Но здесь в Академии она почувствовала прилив сил. Ещё бы: благодаря юристу и лично моему деду, поползновений опекуна ей можно больше не опасаться. В студенческом городе огромное количество народа, а с началом учебного года тут вообще будет не протолкнуться, так что проблем с общением точно не предвиделось.

Меня она видела, как некий заслуженный трофей, которым при случае можно ткнуть в лицо соседкам по общежитию. Ещё бы, такая романтическая история! Как нас попытались свести, и мы порознь взбрыкнули против этого решения. Она сбежала из дома, я и вовсе вышел из рода, лишь бы не было этой свадьбы. Но судьба всё-таки свела нас вместе, что указывает на то, что всё было неспроста. Самое то для юных романтических дурочек.

В общем, жизнь у Васильковой внезапно наладилась. Вот только душа просила ещё и ещё, а мне становится плюшевой игрушкой в ее цепких лапках не климатило. Собственно, именно поэтому я только что взял на себя функции сказочного джинна и выполнил три желания за один раз. Карп Матвеевич получает знакомство с Иной, Мария — спутника для сегодняшней прогулки, а я обретаю свободу.

Я представил Давыдова как своего хорошего приятеля, который приехал осведомиться, как я устроился в студенческом городке.

Умная бы аккуратно спросила: а откуда вы знакомы? Или же: как долго вы знакомы? Но Василькова это обстоятельство тут же пропустила, приняв всё за чистую монету.

Тут, конечно, повезло: когда Давыдов приезжал в дедовскую усадьбу, Василькову всегда предупреждали, чтобы она из своей комнаты носа не показывала. Иначе бы пришлось сочинять целую историю, почему он сюда приехал, и с чего это вдруг у меня в друзьях сотрудники особого отдела по контролю за использованием магических способностей, которые когда-то довольно жестко копошились у меня в мозгах.

Как бы то ни было, знакомство состоялось. Я из вежливости выждал еще минут пять светской болтовни, после чего изобразил, что у меня несварение желудка, попросил прощения у присутствующих и свалил в общагу.

Добежав до номера, отправил Карпу Матвеевичу сообщение.

«И не вздумайте идти проверять, всё ли у меня в порядке со здоровьем. По легенде у меня вообще другая девушка есть, о чем Мария осведомлена уже, и вы в теории можете нам помешать. Так что наслаждайся. Болтать она будет и без твоих понуканий. А ты просто вспоминай мою лекцию и отслеживай устойчивые сигнатуры».

Моё послание было прочитано, но ответа на него так и не последовало. Видимо, Давыдову было не до того.

Я хмыкнул, разделся и вытянулся на постели, одновременно озадачившись, где всё это время носит Филина. Попробовал его призвать и…

Получил ментальный удар такой силы, что мой мозг едва не превратился в желе. Это ещё что такое⁈