Глава 13

— Выглядишь неважно.

— И тебе, Игорь Семенович, на добром слове спасибо, — ответил я, присаживаясь рядом и протирая глаза кулаком.

— Вроде ж девок своих спровадил и убедился, что с ними всё хорошо, так чего такой смурной ходишь с самого утра? Али заскучать по ним успел?

— Про то, где и почему я позавчера был, тебе напомнить или не стоит? — осведомился я, поскольку как-то не ожидал нарваться на такой спонтанный допрос.

— Экий ты нежный. Прямо как мимоза стыдливая. Пальцем тронь, она тут же закрыться попытается.

— Сказал мне человек, который в менее сложной ситуации предпочел сотворить кисель из собственных мозгов, лишь бы подальше и поглубже сбежать от реальности.

— Еще и злой, — с нарочитой обидой вздохнул дед. — А мог бы и поведать, что тебе такого тревожного снилось. Ну да как хочешь, дело твое. Садись, яишенки с беконом поедим. Богдан ее чудеснейшим образом умеет готовить, тебе понравится. Еще и лучком зеленым присыпал. Ох, объедение!

Накрывающий на стол Богдан как обычно сделал вид, что он нас не слышит и вообще проходит по разряду неодушевленной мебели.

А я просто не знал, как рассказать Семенычу, да и стоит ли вообще, о том кошмаре, который я пережил буквально несколько часов назад.

Мачеха была права. Отец и впрямь на том свете не угомонился и приперся ко мне в надежде раздобыть себе новое тело. Как я это понял? Да очень просто. Где-то около полуночи я пребывал в состоянии растворения, сочтя, что лучше я перестрахуюсь после предупреждения Глафиры, нежели доставлю некроманту радость взять меня тепленького и спящего голыми руками. И тут вдруг началось. Я внезапно почувствовал, как леденею, будто бы замираю, даже дышу через раз, и дух мой медленно начинает покидать тело.

Я тут же встряхнулся, заставил себя успокоиться и проверил, все ли со мной в порядке. Выяснилось, что да, лишь пульс чрезмерно учащен. Ощущение постороннего воздействия схлынуло, как только я вышел из состояния растворения, которое маг, не являющийся экспертом по работе с менталом, вполне мог принять со стороны за полноценный сон: глаза закрыты, мозг спокоен.

Но я уже был начеку и велел Филину немедленно привести меня в чувство, если подобное повторится, а я вдруг, к несчастью, потеряю сознание.

«Сделаю в лучшем виде, папаша, — серьезно отозвался он. — Я ж и сам сейчас едва вслед за тобой не отъехал».

«Рассчитываю на тебя. Не подведи, малой», — попросил я.

Атака повторилась спустя пятнадцать минут.

— А-ну покажись! — приказал я, усилив свое требование одной из некромантских техник, поскольку уже стопроцентно понимал, откуда ветер дует.

Ну и, разумеется, увидел образ Николая Алексеевича. Он предпочел сбросить долой десяток лет и полтора десятка лишних килограммов, облачился в парадный костюм и напялил все регалии, которые только успел собрать за свою не самую долгую жизнь. Выглядело это предельно нелепо и жалко. Даже там за гранью он зачем-то цеплялся за внешний лоск, демонстрируя тем самым предельную мелочность собственного духа.

— Что тебе надо?

— Твое тело…

— Твои ботинки, одежду и мотоцикл, — хмыкнул я.

— Что⁈ — на секунду опешил дух.

— Перебьешься, говорю. Пошел вон, побирушка!

— Мне это тело нужнее! Выметайся прочь!

— Бегу, роняя тапки. Разве не видно?

— Повинуйся мне! Изыди!

Меня затрясло. Не знаю, какими силами обладал отец в своем посмертном состоянии, но явно немалыми, судя по тому, как меня накрыло. Впрочем, это ничем ему не помогло, поскольку я тут же обеспечил полную защиту сознания: создал идеальное вместилище собственного духа, куда не было хода никому чужому, будь он хоть трижды крутым некромантом. Логика была простая: нет доступа к духу, значит, и нет возможности этот самый дух от тела отделить. А раз так, курите бамбук, гражданин Изюмов, ваш номер последний.

Где-то минут через двадцать бесплодных попыток пробить мою защиту дух князя наконец-то сообразил, что со мной у него ничего не выгорит, и удалился, рассыпая бессильные проклятья в мой адрес. А я вновь отправил себя в состояние растворения. Сон в таких условиях становился верным способом заиметь серьезные проблемы. Эх, прямо хоть самому на богомолье вслед за мачехой отправляйся, если хочешь нормально отдохнуть. Ладно, этот вариант оставим про запас.

Завтра мне предстоял непростой день. Полиция вытребовала себе еще одни сутки для полной экспертизы жертв пожара, в противном случае похороны прошли бы уже сегодня. Мы с Глафирой условились, что она на этом скорбном мероприятии присутствовать не будет, продолжая эксплуатировать легенду о том, как сильно ударила по ее моральному и физическому состоянию эта история. Емельяна бы одного она не оставила, а вывозить его сейчас за пределы святой земли — огромный и неоправданный риск.

Я, кстати, как мы и условились, сразу же отправил мачехе закодированное сообщение, в котором написал: «Мне приснился ужасный сон». Теперь она убедилась в своей правоте. Я бы, конечно, и так отбил попытку отца, но предупрежден — значит, вооружен, как говорится. А предупреждение Глафиры прилетело как нельзя вовремя. Говорю же: она — умная женщина. Которая к тому же только что стала еще богатой и независимой. Как по мне — идеальное сочетание.

Вчера, пока мачеха бегала по магазинам, спешно закупая одежду для себя и Васильковой, чтобы переодеть ее во что-то более приличное, нежели мои бордшорты, я тоже успел сделать заказ в ателье на срочный пошив строгого костюма в темных тонах в комплекте с черной же рубашкой. Выглядеть голодранцем перед толпой тех, кто припрется на похороны, не было ни малейшего желания. Готовую одежду я за отдельную плату велел доставить прямо в усадьбу деда, так что через час — другой мне уже должны были ее привезти. Больше от меня ничего не требовалось, кроме завтрашнего присутствия на церемонии. Все прочие заботы легли на плечи агента Глафиры, включая доставку меня сначала в храм, оттуда на кладбище и затем домой, в дедовскую усадьбу.

Богомолье, кстати, оказалось весьма дорогостоящим занятием. По затратам вполне сопоставимо с уровнем отдыха в пятизвездочном отеле у моря на противоположном краю земли. Впрочем, сервис был соответствующий. Огороженная высоченным забором закрытая территория с охраной. Отдельный двухэтажный бревенчатый домик в этническом стиле со всеми удобствами, включая джакузи и комнаты для слуг, личной молельней и прикрепленным служителем, готовым примчаться в любую минуту и побеседовать об учении Всесоздателя. Ну и меню, которому бы позавидовали иные столичные ресторации. Доставка выбранных блюд до домика и обслуживание стола официантом тоже входила в стоимость проживания. Я вчера по приглашению мачехи разделил с ними трапезу и, знаете ли, проникся. Давно такой вкуснятины не едал.

Маша за столом, думая, что я этого не замечаю, бросала на нас с Глафирой любопытные взгляды, которые чем дальше, тем становились все более и более напряженными. Полагаю, что не ошибусь, если предположу, что девчонка меня ревнует. Еще бы: мачеха — барышня видная, с тонкой талией, длинными темными волосами, уложенными в сложную прическу. Умело наложенная косметика подчеркивает легкую и пикантную экзотику ее внешности: миндалевидный разрез глаз: прабабушка Глафиры была монголкой. Емельяну, кстати, эта черта уже не передалась.

Так вот, Василькова на фоне мачехи проигрывала ей по всем статьям. При иных обстоятельствах они вполне могли бы померяться красотой, и еще неизвестно, кто бы победил, но… Глафира была опытной дамой, которая прекрасно знала, как себя подать. Маша же, нескладная и резкая в движениях, выглядела гадким утенком. Ничего, пообщаются, глядишь — и научится манерам. Лишним не будет точно.

Ну а что до ревности, нет меня поблизости — нет и раздражающего фактора. Так что можно не бояться, что они тут друг дружке прически проредят. Тем более я по большому счету им никто. Для одной ни на что не претендующий пасынок, для другой несостоявшийся да к тому же навязанный чужой волей жених. Опять же, помимо моей скромной персоны у них есть еще один знакомый общий объект для обсуждения — граф Обмоткин. Вот пусть ему косточки и перемывают на досуге, ничего не имею против.

После трапезы мы обговорили с Глафирой наедине ряд технических моментов, касающихся предстоящей скорбной процедуры, после чего мило попрощались, я с помощью консьерж-службы вызвал такси и отправился обратно в усадьбу.

Кстати, мне кажется, я понял, отчего отец так торопится с переселением. То, что хочет вновь стать живым, это-то как раз и понятно. Но тут, похоже, после пожара у него вторично пригорать начало. Тела же покойных непременно будут в храме отпевать, а это целый ритуал, направленный на то, чтобы успокоить дух свежепреставившихся и дать им возможность без лишних терзаний и страданий отбыть в небесные чертоги на встречу с самим Всесоздателем. По факту что-то сродни обрядовой магии, я так подозреваю. И… кто его знает, вдруг это действительно лишит чрезмерно бойкий дух некроманта возможности сотворить то, что он задумал?

Если я прав, то нам не так уж и долго потерпеть осталось. Всего лишь одни сутки. Ни о чем, считай. После чего отец жестко обломается и всё-таки отбудет туда, куда ему и полагается, ну а мы с Глафирой дружно выдохнем. Эх, бывают же люди, которые даже после смерти кучу проблем своим близким приносят!

— К нам гости, — манерно сообщил Богдан, прервав тем самым мои размышления.

— Это, видимо, ко мне курьер с костюмом приехал, — предположил я.

— Нет, — качнул головой Богдан. — Прибыли господа полицейские и хотят поговорить с хозяевами.

Мы с дедом недоуменно переглянулись.

— Зови! — приказал Игорь Семенович, после чего бросил на меня полный укоризны взгляд.

Ну да, после того как я угробил незадачливого насильника, и мы с Васильковой всячески попытались замаскировать его смерть под несчастный случай, вряд ли у служителей правопорядка был иной повод для появления здесь. Остается только надеяться, что они не заподозрят меня в причастности к этому инциденту. Хотя, с другой стороны, дождь должен был надежно скрыть все лишние следы…

— Добрый день, господа. Простите за беспокойство, проводим плановый опрос свидетелей, — произнес самый пухлый, а его товарищ с важностью переложил из руки в руку толстую кожаную папку, выглядящую так, будто она застала еще прадедов нынешнего императора.

— А что случилось? — с достоинством поинтересовался у них дед.

— Сосед ваш, Максим Гедеонович Вертаев. Что можете о нем сказать?

— Человек как человек, — пожал плечами Семеныч. — Мы практически не общались с ним. Знал по слухам, что своего дела в жизни не нашел, а отцовским заниматься счел ниже своего достоинства.

— А вы что скажете? — обратился ко мне дознаватель.

— Простите, я вообще не понимаю, о ком вы говорите. Видите ли, я переехал сюда совсем недавно, а до этого жил совсем в другом месте, — мой голос звучал ровно и спокойно, с легкой ноткой интереса.

— Вам Максим Гедеонович не казался странным? — пухляк вновь повернулся к деду.

— Ну, согласитесь, когда человеку уже под сорок, а он всё себя ищет, это поневоле вызывает вопросы, — хмыкнул Игорь Семенович. — Притом, что остальные его братья оба при деле. Но я к соседям не лез. В каждой избушке свои погремушки, как говорится. Если его отца всё устраивало, то меня и подавно не тревожило.

— А как Максим Гедеонович вел себя с женщинами?

— А чего тут таить? Скажу по-простому: слюни он на них пускал в километр длиной, на редкость омерзительно выглядело! — фыркнул дед. — Когда еще я ездил на приемы, с ним ни одна барышня даже в кадриль идти не желала, а уж на вальс тем более.

— Отчего же-с, поведайте? — аж подобрался пухляш.

— Так известно отчего: в вальсе кавалер даму и приобнять может, и к себе пожарче прижать. В кадрили же только за ручку держатся, да на расстоянии выплясывают. А девицы с ним обниматься ни за что не желали.

— Уже не по этой ли причине Максим Гедеонович так и не нашел себе супругу?

— Вполне возможно, — пожал плечами Семеныч. — И всё же, к чему эти расспросы?

— Слышали, наверное, что в лесах неподалеку одно время задушенных девиц находили? — дознаватель внимательно посмотрел на деда.

— Я газет давно не читаю, в своем мире живу. Но если вы говорите, значит, так оно и было, — тот и бровью не повел.

— Так вот, намедни тело Максима Гедеоновича обнаружили возле Черного озера. Привезли его на экспертизу, чтобы понять, отчего сей муж нашел свой печальный финал. Взяли пробы разные. Тут-то и выяснилось, что совпадают они с теми, что на замученных девицах имелись. По всему выходит, что это он их и порешил.

— Вот же негодяй! — выдохнул Семеныч. — И ведь никто же его, окаянного, и не подозревал даже! А он-то из-за чего преставился? Никак чей-то обиженный жених или отец постарался его на тот свет спровадить?

Я мысленно едва не застонал. Дедуля, что ты такое творишь? Нельзя им даже намекать о возможном убийстве!

Но тут пухляш небрежно махнул рукой.

— Какое там. Оступился окаянный, да о камень головой ударился. Вот бы он тот камень пораньше лет на десять нашел, сколько жизней невинных спасено было бы! Что же, прошу прощения за беспокойство и спасибо вам за оказанную помощь.

С этими словами оба полицейских чинно отбыли из нашего дома.

— Вот и замечательно, — заметил Семеныч, а сам меж тем что-то зачеркал на салфетке, после чего пододвинул ее мне поближе.

«Без обсуждений. Помер Максим — и черт бы с ним».

Я кой веки раз был совершенно с ним согласен. Дедуля же, убедившись, что я принял информацию к сведению, подтянул салфетку к себе и спалил ее в широкой хрустальной пепельнице, после чего Богдан молча забрал ее и отнес в мойку. Говорю же: старая гвардия! Никаких лишних слов, только дело.

А еще я порадовался про себя, что крайне вовремя спровадил отсюда Машу. Мало того, что она сама значилась в розыске, так еще и могла выдать себя излишне нервным поведением. Всё-таки Максим этот успел здорово ее напугать, и вряд ли она бы смогла спокойно и естественно вести себя при виде полицейских.

Жаль, конечно, что не стоит доверять эту историю дальфону, а то бы порадовал девушку о том, что эта история завершилась для нас самым благоприятным образом. Но раз моя переписка, похоже, негласно перлюстрируется, лучше я расскажу ей об этом лично, когда через пару-тройку дней соберусь навестить мачеху.

Словно почувствовав, что я о ней думаю, звякнул дальфон, предупредив меня о новом сообщении. Так и есть, Глафира.

«Попросила о беспрестанном суточном молебне в нашем пристанище для умиротворения душ погибших».

Хм, грамотный ход. Дополнительная защита от отца Емельяну не повредит, тем более молитвы читаются под той же крышей, где находится он сам.

«Мысленно молюсь с вами, — написал я в ответ, дав тем самым понять, что полностью одобряю ее действия. — Как там мой братишка?»

«С утра раскапризничался. Отвела его в центральную церковь. Ему там очень понравилось, успокоился. Все головой вертел, да иконы Всесоздателя разглядывал».

«Отрадный знак», — написал я, после чего добавил эмодзи молящихся рук и улыбки.

Думаю, мачеха расшифрует их без труда. Отца ведь и при жизни в святилище было не заманить, так что вряд ли, окажись он в теле Емельяна, вдруг проникся бы религиозной живописью. А это значит, до братца моего он так и не добрался, не по зубам оказался ему этот орешек, слишком уж качественно укрыли малыша от поползновений старого некроманта.

Ну хотя бы с этой стороны можно не ожидать неприятностей. А вот мне предстояла еще одна ночь, и что-то мне подсказывало, что легко мне вновь не будет.

Забегая чуть вперед, скажу: я даже и не предполагал, насколько…

Загрузка...