Барс сделал шаг внутрь. Он не был особо высоким, пожалуй, чуть-чуть ниже меня, и ширины в плечах в нём тоже не было. Вот только каждое движение было каким-то методичным и напряжённым, как сжатая пружина. Его рот и нос закрывала маска, только багровый рубец через правую бровь выделялся на лице. На поясе висел простой короткий меч.
Глаза Барса не выражали ничего, кроме усталости и осторожности. Он выхватывал все детали: Мирона, у стойки застывшего с кружкой в руках, стол, накрытый от души, и Ярославу.
На ней его глаза задержались дольше, чем на всём остальном. Он не ползал по её телу с пошлостью, а оценивал, как охотник оценивает незнакомую зверюшку. Неумелые движения Ярославы отлично вписывались в роль.
В её зелёных глазах мерцала искусственно подогретая глупость. Вот только страха не было. Возможно, это насторожило Барса. А может, и нет. Дерзких девок в Ярмуте хватало.
— Новенькая? — бросил Барс Мирону, не сводя глаз с Ярославы.
Голос у Барса был низким, немного потёртым, с дымком. Мирон вздрогнул, как от удара хлыста. Он быстро и нервно кивнул.
— Люба… заболела. Это новая девка.
Он сглотнул и попытался заговорить с нотками раздражения.
— Она неумёха. Ещё толком ничего не умеет, дармоедка.
Барс только фыркнул. Его не интересовали работники трактира. Он отвел взгляд от Ярославы и медленно, неторопливо направился к столу, заставленному яствами. Его тяжёлые уверенные шаги глухо стучали по половицам. За ним вошли ещё четверо. Он явился сюда не с толпой, а с отрядом.
Его люди не толкались и не переговаривались. Один, самый молодой и немного нервный, остался у двери, прислонившись спиной к косяку. Он скрестил руки на груди там, где красовались ножны и рукояти ножей.
Двое других, похожих друг на друга и ростом, и суровостью, и молчаливостью, заняли позиции у окон, откуда был виден и зал, и улица. Последний, коренастый, с бычьей шеей, встал чуть левее Барса. Маленькие глазки-бойницы непрерывно следили за Мироном.
Они создали периметр — профессиональный и без всяких указаний. Это уже не уличные босяки или воришки, а бывшие солдаты или наёмники, применяющие дисциплину и в криминале.
Барс подошёл к столу, но сразу не сел. Он остановился и медленно, методично осмотрел абсолютно всё: каждую тарелку, каждую миску, каждый стакан. Он наклонился, втянул носом воздух, уловив запах мяса, свежего хлеба, квашеной капусты и пива. Его глаза сузились.
Он протянул руку, неспешно взял ломоть хлеба, помял его в пальцах, проверяя упругость. Он отломил крохотный кусочек и положил на язык, затем медленно разжевал, не отводя взгляда от Мирона. А после взял кружку и поднёс её к свету, наблюдая за тем, как медленно сходит шапка из пены, понюхал. Его лицо было сокрыто маской, но глаза оставались холодными и спокойными.
— Щедро, — наконец произнёс он. Его голос эхом разнёсся по трактиру. — Особенно для того, кто ещё пару дней назад посылал меня и моих ребят нахрен.
Он отследил реакцию Мирона на его слова. Трактирщик побледнел ещё больше. Его губы задрожали, но он удержался от реакции. Пальцы Ярославы, лежавшие на краю стола, который она протирала, впились в дерево.
Барс поставил кружку на стол с тихим, но отчётливым стуком.
— Меняешь гнев на милость, старик? — спросил он, и в его ледяных глазах вспыхнула искра циничного любопытства. — Или, может, решил, что осилить нас сможешь?
Барс не улыбался. И вопрос не был риторическим. Это был прямой, смертельно опасный вызов. Барс ждал ответа, и от него зависело, превратится ли эта встреча в бойню здесь и сейчас или пойдёт по моему сценарию.
Мирон вжался в стойку. Его лицо выглядело пепельно-серым. На его висках пульсировали жилы, а кулаки сжались под прилавком. Мирон явно помнил смерть своего племянника. В глазах трактирщика бушевала буря: ярость, боль, страх… всё смешалось. Но поверх всего этого была и собственная роль.
Он заставил себя сделать шаг вперёд — первый, а после него и второй. Его ноги казались деревянными. Он вышел из-за своего укрытия в виде стойки, беззащитный и жалкий, и остановился в нескольких шагах от стола, от Барса и от его ледяного взгляда.
— Я… я не… — начал говорить Мирон, и его голос сорвался на хрип. Он тяжело сглотнул и попытался снова. — Я понял, что вы сильнее, и спорить бесполезно. Я просто хочу, чтобы трактир работал. Хочу жить.
Барс слушал, даже не шелохнувшись. В нём не проскользнуло ничего — ни удовлетворения, ни презрения. Только холодная проверка на искренность.
— Слова дёшевы, старик, — отрезал Барс беззвучным голосом. — Щедрость на столе тоже может быть фальшивой. Покажи-ка нам с ребятами, что искренне рад гостям.
Он медленно обвёл рукой стол, уставленный яствами.
— Попробуй каждое блюдо, — он сделал маленькую паузу между словами. — Отпей из кувшина, из того самого, что для нас налил. Так, чтоб я видел, и знал: хозяин своё угощение отведал первым.
Слова Барса прозвучали как приказ. Это был ритуал унижения и проверки, отточенный до совершенства: заставить жертву саму доказать, что она не пытается заманить хищника в капкан.
Взгляд Мирона скользнул по лицам бандитов. Все смотрели на него с плохо скрытым туповатым ожиданием зрелища. Смотрела и Ярослава. Её поза была напряжённой, как у кошки перед прыжком. Я знал, что она считает мгновения и готова в любой миг забыть про план и вцепиться бандиту в глотку.
Но Мирон лишь тяжело кивнул, будто голова стала неподъёмной. Он подошёл к столу. Его руки слегка дрожали, когда он взял ломоть хлеба с первой тарелки. Он поднёс его к рту, откусил, прожевал. Медленно, бездумно, глядя в пол, и потом проглотил.
Барс следил, не сводя глаз. Его люди тоже.
Мирон перешёл к миске с мясом, зачерпнул ложкой большие, жирные, пряные куски и поднёс к подбородку. Густая подлива запачкала ему бороду. Он не стал ничего вытирать, просто проглотил куски мяса.
Затем отрезал ножом небольшой кусок жирного сала с чесноком, положил в рот, и жир заблестел на его губах. Квашеная капуста, соленья. Каждый раз всё тот же ритуал: взять, откусить, жевать. Даже не смотря на пристальное внимание, не чувствовалось в Мироне никакого бунта или вызова, лишь усталая, горестная покорность.
Наконец он подошёл к кувшину с пивом. Он взял глиняный кувшин дрожащими руками, так что пиво немного расплескалось на стол, поднёс к губам и сделал большой, шумный глоток. Потом второй.
Мирон поморщился, и пиво потекло по его подбородку. Он поставил кувшин, тяжело дыша, и вытер рот тыльной стороной ладони.
Барс не спешил выносить вердикт.
Один удар сердца. Два. А следом за ними десять и двадцать.
И… ничего. Мирон стоял живой и на собственных ногах. Не было ни судорог, ни хрипов, ни побелевшего лица. Только рубаха прилипла к телу от пота.
Барс всё это время наблюдал, не двигаясь, видел каждый жест. И теперь, убедившись, что его подозрения или надежды не оправдались, он немножко, почти незаметно расслабил плечи. Недоверие чуть стёрлось в его взгляде. Вместо него появилось удовлетворение от правильно проведённой проверки.
Он медленно кивнул, на этот раз своим людям.
— Садитесь, — голос Барса прозвучал не так остро, в нём появились хозяйские нотки. — Поешьте.
Но его холодный взгляд снова скользнул по залу.
— Но не теряйте бдительность.
Это была не отмена опасности, а переход в другой режим. Осторожность оставалась, но открытой угрозы Барс уже не чувствовал. Бандиты, до этого стоявшие как статуи, оживились. Угрюмые рожи смягчились, а в глазах вспыхнул обычный человеческий аппетит.
Они ещё немного поколебавшись двинулись к столу, с грохотом и скрипом отодвигая скамьи. Но они не набросились на еду. Они сели, продолжая следить за Мироном, дверьми и окнами, но их позы стали менее собранными. И самое главное — они ждали. Ждали, пока Барс начнёт есть.
Напряжение в зале не исчезло, но сменило полярность. Из угрозы оно превратилось в тяжёлое, приглушённое ожидание, как перед грозой, когда небо уже налито свинцом, но первый раскат ещё не грянул.
Бандиты заняли места за столом так, чтобы между ними осталось пространство для манёвра или броска. Мужик с бычьей шеей сел спиной к кладовой, так чтобы видеть и зал, и вход. Двое других — наоборот, чтобы держать под прицелом окна. А самый молодой остался стоять у двери. Он украдкой поглядывал на стол и полные тарелки.
Барс неторопливо занял место во главе стола. Он не набросился на еду. Он взял свой кусок хлеба, разломил его пополам и медленно положил на него блестящий кусочек сала. Поднёс к рту, откусил, а затем методично жевал, не выражая ни капли удовольствия. Его светлые глаза продолжали источать равнодушие.
Мирон, пошатываясь, отступил к стойке и опёрся на неё, так будто силы оставили его. Тени за окнами начали сгущаться и напоминать мрак под лестницей, где таился я. Пир только начинался.
Бандиты жадно набросились на еду. Каждый глоток и кусок были частью ритуала выживания в мире, где любое угощение могло оказаться последним. Они жадно глотали пиво, так что в кружках ничего не осталось.
Лишь Барс не притронулся ни к еде, ни к пенному. Коренастый бандит взглянул на кружку командира, и Барс кивнул ему, и тогда коренастый нагло выхлебал половину пива главаря. И в этот момент начала действовать Ярослава.
Она двинулась к столу, неся в руках ещё один кувшин, поменьше, для доливки. Её походка была немного неуклюжей, будто она не привыкла к работе или вниманию стольких мужчин. Бордовый сарафан обтягивал её бедра, и каждый шаг отбрасывал ткань, открывая взгляду лишнюю полоску молочной кожи.
Она шла, ритмично покачиваясь, и её лицо выражало сосредоточенную старательность. Когда она поравнялась с самым молодым бандитом у двери, она «случайно» задела его плечом. Контакт был лёгким, почти мимолётным, но в тишине зала он прозвучал как щелчок. Девушка ахнула.
— Ой, простите, я нечаянно.
Молодой бандит дрогнул. Его рука инстинктивно метнулась к ножу, но, увидев, кто его задел, он застыл. Его взгляд скользнул по открытым плечам и груди, подчёркнутой тканью. На его скулы медленно наполз грубый румянец. Он откашлялся.
— Ничего, — пробормотал он, и в голосе прозвучала глуповатая гордость от того, что перед ним, таким опасным, извиняются. — Бывает.
За столом раздался короткий, приглушённый гогот. Коренастый бандит со свиной шеей хмыкнул в сторону молодого.
— Витёк, не отвлекайся на служанок, а то останешься без ужина.
Действия Ярославы разрядили атмосферу в зале. Внимание переключилось с еды и потенциальной угрозы на глупую бытовую сценку. Рыжая, бормоча извинения, двинулась дальше к столу. Она подошла к Барсу и налила пиво в его уже полупустую кружку. Глаза бандита скользнули по ней оценивающе.
Вот только, пока внимание Барса разделилось между наблюдением за залом и неумехой в притягивающем взгляд сарафане, он поднял кружку и сделал один большой глоток. Не знаю, инстинктивно или это и вправду была заслуга Ярославы, но Барс быстро поставил кружку на стол и вытер губы тыльной стороной ладони.
Увидев, что главарь пьёт, остальные сидящие за столом бандиты ещё больше расслабились. Раз главарь пьёт, значит можно. Коренастый мужик с бычьей шеей налил себе ещё кружку, чуть ли не выхватывая кувшин из рук Ярославы, и сразу выпил большую часть залпом.
— Давай, наливай! — прогремели двое других бандитов.
Ярослава подошла к ним и подлила им пиво. Молодой Витёк у двери переминался с ноги на ногу у двери и бросал частые взгляды на Ярославу. Мирон, наблюдавший из-за стойки, замер. Ему требовалось сделать следующий шаг.
Он шумно выдохнул, собираясь с силами, и подошёл к бандитам. Его лицо всё так же было бледным, вот только это явно был не страх, а скорее ожидание. Он подошёл к столу на почтительное расстояние и остановился, склонив голову.
— Тащи ещё! — раздались голоса бандитов, увидевших, что Ярослава с пустым кувшином ушла, а на столе больше не было горячительного.
— Пиво-то, — начал говорить Мирон чуть твёрже, чем прежде, — пиво-то для такого случая слабовато вышло, господа.
Барс взглянул на него, и в глазах мелькнуло ленивое любопытство.
— Да? А что, у тебя, старик, чего покрепче имеется?
— Не крепче, — мягко произнёс Мирон, играя роль сбитого с толку, но желающего угодить хозяина, — а лучше. У меня в погребке одна бутылочка осталась, черносмородиновая, из старых запасов. Махонькая такая, — Мирон вежливо улыбнулся. — Для настоящего соглашения, чтобы скрепить-то самое то. Как бы знак, что прошлое — прошлое, а новое начинается.
Он говорил с таким подобострастием и с желанием выслужиться, что я аж сам поверил. Барс потянулся, и его взгляд стал чуть более рассеянным. Несколько глотков пива и кусков еды сделали своё дело, притупили остроту чувств. Предложение трактирщика звучало логично. Он пытался купить себе поблажку последними крохами былой роскоши. Это льстило и подтверждало власть.
Барс оценил состояние своих бандитов. Они смеялись, обменивались тупыми шутками, иногда зевали и даже опрокидывали миски и тарелки. Барс медленно, снисходительно кивнул, переведя взгляд на свою полупустую кружку.
— Тащи, — сказал он, и в его голосе впервые чувствовалось благодушие. — Посмотрим, на что ты там в своих подвалах копишь. Но смотри, если дерьмо подсунешь, даже новая девка не спасёт.
Он кивнул в сторону Ярославы так, будто рыжая уже стала его вещью, которую можно было отнять в счёт долга.
Мирон кивнул.
— Сейчас-сейчас, принесу.
Он почти бегом засеменил в сторону кухни, мимо лестницы.
Шаги Мирона были хаотичными, какими-то прерывистыми, как будто он двигался небольшими рывками. Он даже несколько раз чуть не споткнулся. Он исчез в тёмном проёме кладовой, и дверь за ним захлопнулась с глухим стуком.
Барс лениво развалился на скамье. Его липкий, как смола, взгляд нашёл Ярославу. Рыжая стояла у стойки, притворяясь, что поправляет уже и так идеально расставленные кружки. Бандит посмотрел на её рыжие волосы, спадающие на бледные плечи, на линию бёдер под тонкой тканью и облизнул губы.
— Ты, огненная, — его голос прозвучал негромко, но он влыстно чеканил каждое слово. — Чего стоишь как столб? Хозяин плохо тебя обучил, как гостей обслуживать?
Ярослава на миг застыла. Я чувствовал, как внутри неё закипает холодная ярость. В изумрудных глазах больше не было глуповатой покорности, которую она изображала мгновение назад. В её взгляде читалось предупреждение.
— Обслуживаю, — ответила она спокойно, — как умею.
Барсу, видимо, понравился вызов. Уголок его губ дрогнул в подобии усмешки. Он отпил ещё глоток из своей кружки. Его взгляд не отрывался от рыжей.
— Подойди поближе, да налей ещё. И смотри мне в глаза, когда будешь лить. Уж больно нравится мне изумруды.
Это была уже не проверка, а игра с огнём, прямая провокация. Коренастый бандит хмыкнул, наслаждаясь зрелищем. Витёк у двери насторожился, его рука легла на рукоять одного из ножей.
В этот миг тот же самый коренастый бандит взял да и негромко, непроизвольно зевнул — широко так, по-звериному. Он поморщился и тряхнул головой, прогоняя дремоту.
— Чёрт, — пробормотал он. — Сегодня, видать, устал…
Вслед за ним и второй бандит потёр переносицу. Он украдкой посмотрел на свою кружку, а потом на кружку Барса, как бы спрашивая, насколько крепкое это пиво.
Ярослава медленно наполнила пивом кувшин и сделала первый шаг к столу. Я чувствовал, что если рыжая подойдёт слишком близко, то Барсу несдобровать.
— Я сказал, — хрипло, с нажимом произнёс Барс. — Налей мне пиво, девка. Или ты чудить удумала?
Слова Барса заставили всех бандитов слегка протрезветь. Они с интересом уставились на рыжую «подавальщицу». Ярослава же бросила быстрый, короткий взгляд в темноту лестницы, туда, где скрывался я. Ещё миг и рыжая перережет глотку Барсу. А он был нужен мне живым.
— Сука, я… — слова Барса оборвались, потому что в этот момент открылась дверь в кладовую.
Да так смачно, что дверь аж ударилась об стену и раздался оглушающий грохот. Мирон вывалился из темноты. Его ноги заплетались, на лице был морок. Он глупо улыбался и едва мог двигаться. Он нёс запотевшую бутылочку черносмородиновой настойки.
Вот только донести её он не смог. Он преодолел половину расстояния до бандитов, его ноги заплелись, и он рухнул на пол. Бутылка со звоном разбилась, и деревянный пол окрасился в фиолетовый. Мирон лишь промычал что-то невнятное.
Бандиты, лениво и непонимающе переглянулись.
Барс побледнел. Его глаза расширились, а руки потянулись к короткому мечу на поясе. Но было уже поздно.