Черный ратник 2

Глава 13

Рунная стрела сорвалась с тетивы почти беззвучно. Она оставила за собой шлейф багрового света, который на одно мгновение ярко вспыхнул в темноте. Но важна была не траектория, а результат.

Алый наконечник устремился вперёд и… врезался в невидимый барьер, что окружал Волхва. Вот только в одно растянувшееся мгновение от точки удара во все стороны разбежались чёрные, извивающиеся трещины.

И магический барьер, который Волхв, похоже, держал вокруг себя всё время, затрещал. Звук был ужасающе громким даже в суматохе тревожного лагеря мятежников, как будто треснула огромная льдина. И следом за звуком барьер разлетелся на сотни сверкающих осколков, каждый из которых был крупицей уничтоженной магии.

— Твою мать, — тихо выругался Соловьёв и опустил лук, — промазал.

Волхв отшатнулся. Не от выстрела или физического удара стрелы, а от шока. Его собственное заклинание, которое он плёл, вырвалось на свободу раньше положенного и озарило небо алой вспышкой.

Оно не нанесло никакого урона ни Туманову, ни его бойцам и с шипящим звуком погасло. Я заметил, что на щеке у волхва зияла тонкая кровоточащая царапина. Что бы он ни плёл, часть магии задела его самого.

Стража мага замерла. Двое здоровенных воинов у шатра, ещё мгновение назад готовые ринуться в бой, окаменели, уставившись на своего раненого предводителя. Они просто отказывались принимать увиденное. Непобедимый маг ранен. Для них это было кощунством.

Их замешательства мне хватило с лихвой.

Я даже не думал. В моей голове не было ни одной мысли, только отточенное до автоматизма действие, подстёгнутое ледяным выбросом чёрной ауры.

Ночь вокруг меня сгустилась и стала осязаемой. Я рванул арбалет к себе. Мне даже не пришлось целиться, я как будто знал, куда я должен послать арбалетный болт. Я встал на колено, прижал приклад к плечу и выстрелил. Одним плавным движением, без всякой суеты и напряжения.

Щелчок спускового механизма прозвучал негромко, почти приглушённо.

Волхв всё ещё был повёрнут к нам вполоборота, но он, похоже, наконец смог увидеть движение в темноте. Он дёрнулся, его глаза яростно горели. Он начал поднимать руку — может, для нового щита, а может, для контратаки. Но его движения после сорванного заклинания и разбитого барьера были как будто замедлены.

Болт прилетел ровно туда, куда я целился. Не в грудь, возможно защищённую доспехом или усиленную зачарованными робами, а прямо в глотку.

Раздался глухой, влажный, чавкающий звук. Звук, который казался громче и сорванного заклинания, и выстрела Соловьёва. Трёхгранный наконечник разорвал плоть и перебил всё, что было внутри.

Волхв не успел даже вскрикнуть, из его рта вырвался лишь короткий, булькающий выдох. Его глаза, полные ярости, расширились в удивлении.

Как? Почему? Кто?

Он сделал шаг назад, его руки беспомощно потянулись к шее, к торчащему древку болта, но дотянуться он так и не смог. Его колени подкосились, и он рухнул сначала на них, а потом медленно и тяжело повалился набок прямо в грязь, лицом к холодным звёздам. Его тело дёрнулось раз-другой и затихло. Багровые робы ниже смертельной раны начали быстро темнеть, пропитываясь кровью.

Эта простая и обыденная картина смерти заставила стражников прийти в себя. Раздался пронзительный, животный, полный ярости и страха вопль.

— Маг мёртв!

Это орал один из стражников, явно тот, что соображал побыстрее. Но самое хреновое, что он при этом ткнул толстым и прямым пальцем прямо в наш курган.

— Поймайте ублюдков! Я их лично порешаю!

Пасть стражника была распахнута, из неё летели брызги слюны, а в глазах ярко светилось безумие от осознания — они провалили свою главную работу. Волхв был мёртв, а убийцы смотрели на них прямо с кургана.

Стопор сменился действием, притом задвигался, казалось, весь лагерь. Хаос, царивший на другом конце, вдруг стал ничтожным фоном. Настоящий ураган гнева был направлен в наше направление. Сонные, полуодетые фигуры, ещё минуту назад бежавшие к месту вылазки Туманова, развернулись. Мелькнули лица, искажённые ненавистью, а в пламени костров и факелов засверкали поднятые мечи, топоры и копья.

Внизу, в лагере, до которого было едва больше ста шагов, находилась уже не армия, а толпа — остервенелая, слепая и готовая растерзать обидчиков. Я бросил арбалет, он был мне больше не нужен, свой долг он выполнил.

Сбоку, там где находился Громов, прозвучал тонкий звук костяного свистка. Это наш проводник подал сигнал Туманову, что работа выполнена. Я не особенно верил в местные обереги, думаю, сорванное заклинание, вспыхнувшее в воздухе, было достаточным сигналом для отхода.

— Отступать, — мой голос прозвучал негромко, но с ощутимой сталью. — Прикрываем друг друга. Ходу, ходу, ходу!

Мы не побежали сломя голову назад, а начали методичный, яростный отход.

— Соловьёв! — прокричал я, приводя расстроенного лучника в себя. — Работай!

Мой окрик заставил его прийти в себя. Шок от выстрела сменился решительностью. Может, это было от страха за свою шкуру, но это было не особенно важно. Его пальцы, ещё мгновение назад слегка подрагивающие, теперь задвигались с автоматической, вымуштрованной скоростью.

Соловьёв занялся своим ремеслом. Свист, и обычная стрела вонзилась в грудь мятежнику, который рванулся к склону первым. Ещё свист — вторая стрела прилетела в горло другому. Соловьёв не убивал толпу, а выигрывал для нас мгновения, срезая самых яростных и быстрых мятежников. Но их там, внизу, было слишком много, и они покатились на нас чёрной, ревущей волной.

Стрелы Соловьёва были каплями в море. Мы принялись отходить назад так быстро, как могли, притом продолжая отстреливаться и отбиваться. Я не стал просто бить по толпе, вместо этого, как и Соловьёв, выбирал самых опасных.

Сначала мой Тёмно-серый клинок прилетел в здоровяка с двуручным топором. Он бежал, даже не скрываясь, уверенный в своей силе. Зря, техники ратников это не шутки.

Я выбросил руку с клинком вперёд, и здоровяк сделал всего один последний шаг, и его голова покатилась по земле. Он бездыханно рухнул на землю.

Несколько копейщиков пытались зайти с фланга, и я отправил в них Тёмную Цепь. Они замерли на месте, скованные моей техникой. Притом кольца цепи, сотканные из ауры, прожгли плоть так, что в воздух взметнулась волна пара, раздались истошные вопли.

Ярослава посылала вперёд одну технику за другой. Громов готовился прикрывать отряд на случай, если мятежники приблизятся. Но самое главное, что мы продолжали отступать.

— Быстрее! — прокричал я, понимая, что какое-то время мы будем скрыты от мятежников курганом. — Назад!

И мы рванули.

Вот только за нами уже следовал небольшой передовой отряд мятежников. Отрядом, конечно, назвать это было сложно, но с десяток человек вырвались на холм, где мы были только что.

— Тимофей, слева! — голос Ярославы прозвучал хрипло от напряжения.

Я мотнул головой. Несколько мятежников пытались прорваться к нам с фланга. Соловьёв запустил две аурные стрелы и сразил ими врагов. Вот только вперёд прорвался могучий воин метра под два ростом. В него прилетело несколько техник, и все они потухли.

— Это ратник! — прорычал я.

Но было поздно. Вольный ратник использовал Рывок и оказался практически вплотную к нам. Его встретил Громов. Вольный ратник принял удар на себя, и аура Громова дрогнула, но выдержала. В поединке один на один Громов бы точно проиграл.

Как хорошо, что силы были неравны. Я использовал мой любимый Костолом. Чёрный кулак прилетел прямо в бок вольного ратника, и раздался треск костей. Могучий ратник не кричал, но тошнотворный хруст говорил всё, что было нужно знать. Громов вслед за мной использовал технику ближнего боя, и зелёная аура заставила вольного ратника отлететь в сторону поломанной куклой.

Вот только появление вольного ратника означало одно — отходить организованно не вариант. Ведь я использовал аурное зрение, и среди фигур, выскакивающих на курган, было не меньше пяти ратников. Пусть и вольных, но от того не менее опасных. И волна мятежников только нарастала. Кто-то из офицеров пытался взять управление на себя. Скоро здесь будет не разрозненная группа, а организованная армия.

Да и задачи сдерживать мятежников у нас не было. Самая яростная волна и так была изрядно прорежена, а трупы лежали на кургане и на подходе к нему.

— Всем бегом! — скомандовал я. — Отходим прямо сейчас!

Я подождал одно мгновение, пока мои соратники не рванули назад в темноту, и замкнул наше тактическое отступление.

Мы рванули, не глядя назад. Земля под ногами была скользкой от грязи, иногда приходилось прыгать по склонам скал. Ветер свистел в ушах, заглушая моё собственное нервное дыхание.

Погоня не ослабевала. Исчез нестройный рёв толпы, его сменил зловещий гул охоты. Издалека, из лагеря, донёсся продолжительный гул рога, а сзади, ему в ответ, донёсся топот.

Вот только не ног, а копыт.

— Всадники! — прокричал Громов, обернувшись на бегу.

Я и сам знал и видел огромные и быстрые тени, которые отделились от основного массива преследователей и понеслись не прямо на нас, а вбок, наперерез, стараясь отсечь нас от спасательного склона, где был спрятан ход. О тайном ходе они, конечно, не знали, просто старались взять нас в клещи.

— Не останавливаться! — проревел я. — Всё лишнее бросить!

Соловьёв без раздумий сорвал колчан и швырнул его в сторону. Лук он даже не думал бросать и сжимал его из последних сил. Казалось, что он скорее отрубит себе руку, чем расстанется с ним. Ярослава отстегнула набедренную сумку с зельями.

Отрыв давался тяжело.

Свист стрелы прозвучал прямо над моим ухом. Я инстинктивно пригнулся. Вот только стреляли не в меня. Громов бежал чуть впереди и сбоку. Стальной наконечник впился ему прямо в наплечник, и Громов выругался от боли и гнева. Он споткнулся, но, кое-как удержался на ногах и не остановился.

Зелёная аура вспыхнула, пытаясь защитить носителя, но было уже поздно. Кровь тёмной полосой растекалась по его лопатке и плечу. Я на ходу подхватил его, помогая восстановить равновесие, и толкнул вперёд.

Соловьёв замедлился, развернулся и практически не глядя запустил назад три аурных стрелы одну за другой. Вот только вместо привычных чавкающих звуков сзади раздался грохот взрывов.

— Беги, дурень! — прохрипел Громов, подталкивая Соловьёва вперёд.

Наш бег со стороны точно казался сумасшедшим. Мы подгоняли друг друга, уворачивались, отстреливались и неслись вперед.

Всадники сокращали дистанцию с фланга.

— Совсем немного, — прорычал Громов.

Сейчас, когда нам не нужно было ни ползти, ни красться, мы преодолели дистанцию назад быстро, на адреналине. Вот только заветная дверь, низкая, почти невидимая в скале, была так близко и так далеко.

Последний десяток шагов оказался самым сложным. На нас обрушился град стрел — это всадники на ходу запускали в нас снаряды. Я закружился змеёй, отбивая стрелы на инстинктах — для меня вражеские снаряды в ночи сияли так же ярко, как магические стрелы Соловьёва. Одна стрела всё-таки чиркнула по моему плечу, оставив на доспехе полосу, другая с лязгом вонзилась в железную дверь.

— Открывай! — закричал я Громову.

Он стиснул зубы от боли и упёрся здоровым плечом в дверь. Ярослава присоединилась к нему. Дверь с оглушительным скрежетом поддалась.

— Внутрь! Быстро!

Соловьёв первым ввалился в чёрную пасть хода.

Громов захрипел.

Ярослава схватила его за окровавленную руку и буквально впихнула его следом. На одно мгновение снаружи остался лишь я. Я видел всадников. Им до нас оставалось не больше тридцати шагов. Их лица были искажены ненавистью, а оружие сверкало в лунном свете.

Я не сдержался и помахал им на прощание. А следом нырнул в проём и изо всех сил толкнул дверь. Через несколько мгновений дверь закрылась. Громов пробормотал что-то себе под нос, и на двери вспыхнули зелёные руны, похожие на его ауру.

В этот же миг снаружи раздался тяжёлый удар и оглушительный скрежет. Я буквально мог слышать яростный стук клинков по железу, крики и ругань. А здесь, внутри, было слышно лишь тяжёлое, хрипловатое дыхание, разносящееся эхом в каменном туннеле.

Я прислонился к холодной, влажной стене, пытаясь отдышаться. В горле стоял ком, тело горело от напряжения и потраченных сил. Чёрная аура отступила, оставив после себя ледяную пустоту и усталость.

— Все целы? — спросил я, обращаясь в темноту.

— Живы, — отозвался Соловьёв.

Он дышал неровно, со свистом.

— Я… тоже, — голос Ярославы дрожал от адреналина.

Громов ничего не ответил. Было слышно лишь его тяжёлое, мерное сопение, оно и выдавало его присутствие.

— Надо завалить вход, — скомандовал я, едва успев перевести дух.

В зелёном свечении ауры Громова мы с Ярославой раскрошили камни в узком туннеле, заставив горную породу схлопнуться.

— Этого надолго не хватит, — прохрипел я.

— На этот случай, — ответил Громов сквозь тяжёлое дыхание, — у нас есть свои механизмы.

Я кивнул. Даже сквозь камень и зачарованное железо я слышал нестихающие удары. Да, они стали глуше и отдалённые, вот только мятежники всё также били с методичным, яростным упорством.

— Ну-ка, повернись, — попросил я Громова.

И затем обломил стрелу, торчащую у него из лопатки. Громов выругался, но больше ничего не сказал.

— Пойдём, — приказал я.

И зелёный ратник повёл нас назад по туннелю. Мы шли молча. Даже Соловьёв не издавал ни звука. Громов тяжело дышал. Ярослава шмыгала носом и стирала пот с лица. Соловьёв же сосредоточился и шёл, уставившись в землю, его плечи были ссутулены. Я замыкал наш отряд, всё ещё чувствуя спиной приглушённый гул.

Если путь до двери был гонкой, то дорога назад в Белоярск показалась втрое длиннее. Мы едва успели отдохнуть после конной атаки, и второе задание вымотало каждого.

Наконец впереди показался слабый свет — не лунный, а тусклый, дрожащий от факелов.

Мы выбрались в подвал полуразрушенного дома на окраине Белоярска. Воздух здесь, хоть и пыльный, показался удивительно свежим после затхлого удушья тоннеля. Здесь нас уже ждали. Громову помогли вылезти Артём с Иваном. Они стояли с оружием на изготовку и расслабились, только увидев нас.

С ними был чернобородый воевода и несколько бойцов.

— Ну как? — спросил воевода, едва мы вылезли наружу.

— Всё сделали как надо, — спокойно отрапортовал я. — Волхв мёртв.

Не было никаких подробностей, никаких геройских рассказов. Только один единственный факт. Воевода тяжело кивнул, его лицо не дрогнуло.

— Громов, дуй к лекарю, — сказал я и кивнул Ивану, чтоб он помог.

Белобрысый понял всё с полуслова. Воевода же окинул взглядом наш маленький отряд и коротко произнёс:

— Спасибо.

Я только отмахнулся.

— Работа такая.

— Я доложу Велесу, — ответил воевода, развернулся и растворился в ночи.

Мы вышли на улицу.

— Хочу дождаться наставника, — произнёс Громов, глядя на меня.

Он не собирался уходить, даже несмотря на рану.

— Отказано, — спокойно произнёс я.

Громов сжал кулаки и тяжело выдохнул.

— Вань, — обратился я к белобрысому, — если надо, тащи его силой. У него лопатка пробита. Если не исцелить сейчас, проблем не оберёшься.

Иван кивнул и сделал шаг к Громову.

— Сам дойду, — выдохнул зелёный ратник.

Никто, кроме Громова и Ивана, не стал расходиться. Мы отправились к лагерю у ворот, вернее, у завала, который от них остался, и принялись ждать.

Через некоторое время я услышал громкий грохот, раздавшийся со стороны дома и тайного прохода.

— Это тот самый механизм? — с интересом спросила Ярослава.

На что солдаты Белоярска только заулыбались.

— Одним тайным ходом стало меньше, — объяснил один из сержантов.

Мы постояли где-то с полчаса, но ни дозорные, ни кто-либо ещё не подали ни одного сигнала, поэтому отряд расположился напротив ворот. Соловьёв лег на плащ и закинул голову назад, он опять смотрел на звёзды. Я сел прямо на холодную землю и с удовольствием вытянул ноги. Рядом приземлилась Ярослава.

Мы оба прислонились к небольшому заборчику и смотрели на то, как местные жители медленно старались воздвигнуть баррикады там, где когда-то была стена и ворота.

— Как думаешь, — тихо произнесла Ярослава через какое-то время, — они вернутся?

Я не стал отвечать, только коротко покачал головой.

— Пессимист, — выдохнула Ярослава и слабо улыбнулась.

Мы молча ждали. Артём подошёл к завалу и приложил ладонь к холодному камню, как будто он мог с помощью ауры услышать приближение отряда.

Он медленно убрал руку и сел на камни. Ярослава какое-то время не отрывала взгляда от пролома. Вот только минуты превращались в часы, и рыжая медленно съехала по заборчику, уткнулась лбом мне в плечо и тихо засопела. Я взглянул на её измазанную грязью усталую мордашку и сам невольно зевнул.

Мне и так было абсолютно ясно — Туманов не вернётся. Не он, не его люди. Они сделали то, за чем пошли. Стали идеальной приманкой — шумной, яростной, отчаянной. Оттянули на себя всё внимание. И когда мы сделали своё дело, у них едва ли остались силы или возможность отступить. Старый воин знал, на что вёл добровольцев.

В какой-то момент вернулся Громов. Он успел умыться и только коротко кивнул мне, его плечо было перевязано.

Громов так и стоял, как статуя, и смотрел в ночную темноту, пока на горизонте не появились первые лучи рассвета.

Ярослава вздрогнула, вздохнула и потянулась.

— Так и не вернулись? — спросила она, глядя на мрачного, как туча Громова.

И в этот самый момент, Громов сорвался с места и резво вскочил по камням в проем стены. Он прислонил ладонь ко лбу и всмотрелся вдаль. В его жесте отражались последние капли пустой надежды.