Черный ратник 2

Глава 19

— Пойдём, — ответил я, и мы с Олафом направились к нашему обычному месту для тайных разговоров, а именно к тренировочной площадке.

Шагали мы быстро, поэтому вскоре я уже чавкал сапогами по глиняному грунту, обнесённому деревянным забором. Повсюду были разбросаны соломенные чучела, а также валялись обрубки брёвен. Олаф выглядел серьёзным и нахмуренным, его единственная рука была засунута за широкий тканый пояс.

Он использовал серую ауру, и вокруг нас вспыхнул мерцающий покров.

— Что стряслось? — спокойно спросил я, поворачиваясь к однорукому.

Олаф остановился в паре шагов от меня и выдохнул:

— К сожалению, не то, с чем можно разобраться клинком.

Я насторожился, особенно из-за того, что в выцветших и обычно холодных глазах однорукого я чётко читал беспокойство. Он даже переминался с ноги на ногу, что с ним случалось примерно… никогда.

— В Ярмут едет принц, — выдохнул Олаф, опуская голос до едва слышного шёпота. — Старший. Георгий.

— Допустим, — задумчиво проговорил я. — Чем нам это грозит?

Олаф почесал щеку и призадумался.

— Георгий не просто наследник, — начал говорить Олаф с ощутимым знанием дела. — «Железный князь», правая рука императора. Его молот и наковальня. Могучий ратник и символ воли своего отца.

— Говоришь так, — слегка прищурившись, ответил я, — будто знаешь его лично.

Олаф лишь дёрнул плечом.

— Ратник, значит… — протянул я, не развивая тему. — У него, как у отца, золотая аура?

Олаф покачал головой и внимательно уставился на меня. В его глазах читалась лёгкая тоска.

— Стальная.

Вот оно как. Значит, у первого принца и наследника — серая аура. Да-да, сталь являлась именно оттенком серой, вариантом, который о многом говорил. Тогда описание Олафа звучало совершенно логично.

— Не по душу же сестры он едет? — уточнил я.

— Нет. Чтобы принять командование, — покачал головой Олаф. — Фронт в Уральских горах трещит, и, видимо, император решил вмешаться железной рукой. Георгий и есть эта самая рука.

— Для ордена это отличная новость, — констатировал я, мысленно просчитывая последствия. — Формально.

— Для обороны Ярмута, — безрадостно усмехнулся Олаф, — да. А вот для Луны — это конец. Бесповоротный и, скорее всего, кровавый.

Луна, она же Алёна, была тайной, которую хранил Олаф, а теперь и я. Мотивы однорукого мне не были до конца известны, да и, в общем-то, мне было наплевать. Но появление старшего принца действительно ставило её прикрытие под угрозу.

— Он узнает её, — заверил меня Олаф, будто прочитав мысли. — Даже под маскировкой. Я гарантирую.

— Где она сейчас? — спросил я. — Всё ещё в лазарете?

— Да, — ответил Олаф. — Но её нужно вывезти.

Задача для него оказалась очевидной.

— Куда? — покачал головой я. — Ярмут практически на осадном положении. Документы сейчас проверяют втрое тщательнее, особенно у беженцев. Нужно или невероятно надёжное прикрытие, или… — я напрягся, раздумывая, и так и не закончив мысль. — Когда там прибудет этот принц?

— Через пять дней, — подвёл черту Олаф.

Вариантов было немного. Из ордена её выдернут, даже несмотря на условный независимый статус ратников. В лазарете уж тем более найдут. И так или иначе, личность Луны становилась проблемой, в том числе и для меня. С одноруким я был повязан.

Тут бы ещё самому не попасть под подозрение. Но за последнее время я умудрился более-менее неплохо скрывать свою ауру, сводя её к серому цвету. И как назло, у принца тот же цвет.

— Ладно, — выдохнул я. — Я разберусь. Возможно, придётся сменить ей личность кардинально.

— Не успеваем, — скептически поморщился Олаф. — Для легенды нужна проработка, биография, свидетели, документы. Времени нет.

— Тогда нужно создать ситуацию, в которой принц будет смотреть в другую сторону, — предложил логичное решение я. — Отвлечь его внимание. Так громко, чтобы было некогда смотреть по сторонам.

Олаф удивлённо приподнял брови.

— Ты же не предлагаешь стать мишенью?

— Я что, — усмехнулся я, — на дурака похож?

Олаф молча покачал головой.

— Ну вот, — продолжил говорить я. — У тебя этих мишеней за Ярмутом сотни, а то и тысячи. Князья мятежные, а с ними целый ковен магов.

Олаф медленно кивнул, соглашаясь с таким планом действий. В конце концов, пять дней хоть и короткий срок, но не безысходный.

— Будь осторожен, — предупредил меня однорукий.

— Я всегда осторожен, — коротко ответил я.

Олаф лишь скептически хмыкнул.

— Я продолжу искать выход для Луны, — произнёс он, разворачиваясь.

На этом мы попрощались. Олаф растворился в улочках цитадели, а я направился в казарму. Неделя отгула, кажется, превращалась в очередное решение проблем. Вот только сначала мне следовало заняться своими.

Я провёл ночь в казарме, отлично выспавшись и отдохнув, а на утро отправился в казначейство ордена. В одном из корпусов, хорошо охраняемом не только орденскими ратниками, но и имперцами, я и собирался забрать свои кровные монеты.

В небольшой комнате, больше похожей на клетку, отгороженной от остального мира толстой железной решёткой с окошком, сидел человек. Он больше походил на архивную мышь, чем на чиновника: лысая голова, очки на кончике носа и лицо серого цвета. В комнате было на удивление прохладно.

Я передал служащему свиток, полученный чуть ранее утром, а также свою нашивку. Он подтянул всё к себе, пробежался по вещам глазами, затем просунул под решёткой лист пергамента и заточенное гусиное перо. Я расписался. Чиновник забрал лист, сверил с какой-то книгой и, наконец, открыл старым ключом тяжёлый железный ящик у себя под столом.

Он отсчитал несколько монет на весы, и звук серебра был глухим и невероятно приятным. Служащий прикинул что-то в уме, добавил несколько серебряных монет и снова заглянул в свиток. А потом взял и докинул две монеты потяжелее. Они едва успели сверкнуть золотом в полумраке комнаты, а служащий уже сгрёб их в кожаный кошелёк и передал его мне.

Кошелёк был ощутимо тяжёлым. Я не стал заглядывать внутрь — и так только что видел, что мне досталось приятное количество серебряников да ещё и пара золотых. Похоже, мне сделали надбавку к жалованию за работу в Белоярске.

— Следующий! — устало произнёс служащий, уже глядя куда-то мне за спину.

Я затянул поплотнее шнурок, спрятал кошелёк за пазуху, ощущая приятную увесистую тяжесть, и направился прочь. Деньги в любое время давали свободу.

Я вышел на улицу, зашёл в казарму за вещами и снаряжением и направился к мастерской Кузьмы. Её было слышно за версту — ритмичный звон молота по наковальне с самого утра мешал спать всем соседям.

Я вошёл внутрь, и меня встретила волна жара и запах раскалённого металла, угля и масла. Кузьма стоял у горна, не обращая внимания на вошедшего меня, и доводил до ума заготовку для будущего клинка.

— Мастер! — позвал я, не повышая голоса.

Звон прекратился лишь после того, как Кузьма закончил серию ударов и опустил заготовку в бочку с маслом. Он обернулся.

— Зачем пожаловал? — прохрипел он.

Я снял с плеча мешок и развернул его на пыльном верстаке, заваленном обрезками. На свет появился орденский нагрудник, пробитый в трёх местах, с вмятиной от удара, короткий клинок с трещиной у гарды и мой трофейный полуторный меч. Кузьма молча подошёл к верстаку. Нагрудник он тронул лишь раз, и то щёлкнул по нему ногтем. Раздался глухой и мёртвый звук.

— Переплавка, — вынес приговор Кузьма. — Кожа убита, сталь устала.

Затем он взял короткий клинок, покрутил в руках и цокнул языком.

— Этот — разве что на гвозди. Дам пятьдесят медных.

— Серебряк, — сходу принялся торговаться я.

— Семьдесят пять, — назвал свою цену Кузьма.

Я кивнул головой. Это была справедливая цена для зазубренного и испорченного клинка.

В последнюю очередь Кузьма добрался до полуторника, и тут его движения замедлились. Он взял меч бережно, двумя руками, и провёл пальцами по клинку. Затем он поднес его к свету.

— Хм, — произнёс Кузьма, и в его голосе появились нотки живого интереса.

Он пригляделся к клейму на клинке.

— Сталь нездешняя. Видать, из тех краёв, где руды особые. Закалка не наша, не ярмутская. Возможно, даже не уральская.

Он взвесил меч на руке, сделал несколько пробных коротких взмахов, хотя пространства в кузне почти не было.

— Баланс отличный, — констатировал он с уважением в голосе. — Почистить, наточить, гарду поправить — и будет как новенький. Даже лучше. Сделаю за пять дней.

— Лучше за три, — проговорил я и отсчитал несколько увесистых серебряков. — Медяки за меч оставь себе.

Кузьма усмехнулся, но монеты принял и тут же, не теряя времени, отнёс меч к наковальне — там у него, видимо, была очередь на работу. Он сунул серебряные монеты в небольшой сундучок, даже не пересчитывая.

После мастерской я направился в арсенал и получил положенный всем ратникам стандартный меч. Он был в простых кожаных ножнах. Сталь добротная, без изъянов, но и без изюминки — простое, надёжное оружие.

— Доспех? Кольчугу? Латы? — спросил меня дежуривший в арсенале Ворон.

Я лишь покачал головой. Мой собственный доспех отправился на переплавку, так что, пока чинят меч, можно было обойтись и без него. Я всё равно собирался купить что-нибудь поинтереснее в Ярмуте. А орденский нагрудник Ворону выдадут в любом случае. Так что с этим можно и повременить.

Закончив с делами, я поудобнее перевесил вещевой мешок, ещё раз проверил кошелёк с деньгами и направился в город. Я вышел из цитадели через боковые ворота и очутился на улицах Ярмута.

Здесь вовсю бушевала жизнь. Улицы были запружены народом: беженцы с узлами и скорбными лицами, патрули, уличные торговцы и зазывалы. Воздух вибрировал от гула голосов. Я засунул руки в карманы кафтана и нырнул в толпу, насвистывая простенькую мелодию.

В Ярмуте царила своя атмосфера. Местные жители сновали по улочкам и переулкам с озабоченными лицами. Те из них, кто были побогаче, с раздражением посматривали на беженцев, стекавшихся в Ярмут со всех окрестностей. Они иногда сидели прямо у стен или на крыльцах домов.

Ещё повсюду сновали солдаты — не ордена, а городская стража и имперские пехотинцы. Они патрулировали небольшими группами и бдительно вглядывались в толпу.

Я шёл, вжимаясь в тени домов и пропуская вперёд самые шумные потоки людей. Новый меч слегка бил по бедру, а кошелёк с монетами грел грудь. Шёл я не на торговую площадь, где раздавались громкие голоса с ценами в два, а то и три раза выше обычного, а к одному неприметному домику, куда мы однажды наведывались с Олафом. К скупщику.

Я прошёл мимо мясной лавки, где висели потроха. Очередь у неё насчитывала добрых два десятка человек, все они были озабочены и злы. Я прошёл дальше по улице, нырнул в пустынный двор, где была только тощая стая собак, рывшаяся в куче мусора.

Моё появление их нисколько не заинтересовало. Я прошёл через ещё несколько переулков. Дома вокруг были низкими, частенько с окнами забитыми досками. Я нашёл нужный мне дом и толкнул дверь. Она со скрипом поддалась, и меня тут же обдало волной тёплого воздуха.

Я спустился по лестнице вниз и оказался в длинном подвале, освещённом масляными лампами. Спускаясь по лестнице, я заметил несколько окошек, где сидели вооружённые люди — вероятнее всего, охрана скупщика.

В небольшой лавке грубо сколоченные полки ломились от товаров, а повсюду были разбросаны вещи разной степени полезности. У стен лежали аккуратные кипы одеял, рядом с ними были сложены свёртки с походными припасами, а на отдельном стеллаже красовались качественные стрелы. Вообще, вещей здесь было много.

За прилавком стоял скупщик. Его лицо пересекал кривой шрам, он тянулся от левого виска к уголку рта, придавая скупщику вечную кривую усмешку.

— Закрыто, — буркнул он хриплым голосом курильщика и вытер руки о кожаный фартук.

— Я от серого, — спокойно произнёс я, останавливаясь в паре шагов от прилавка.

Скупщик замер на одно мгновение, затем поднял голову и посмотрел на меня. Его тёмные глаза быстро оценили моё благосостояние, задержавшись на рукояти меча на поясе.

— От Серого говоришь? — переспросил он. — Ну, раз от серого… что надо?

— Клинок, — ответил я, подходя ближе и пробегая глазами по полкам. — Не казённый и без истории.

Скупщик хмыкнул.

— Без истории тут только крысы… но кое-что почище запросто найдётся.

Он развернулся и двинулся вглубь подвала к железным ящикам, стоявшим в нише. Он с лязгом открыл его и принялся шумно копошиться.

— Не то… не то, — бурчал он себе под нос, — нет, не подойдёт…

Скупщик возился добрых пять минут.

— Вот, смотри, — он вытащил из ящика и положил на прилавок короткий меч. — Приехал ко мне с Востока. А может, и с юга, я все и не упомню.

Передо мной лежало что-то среднее между толстым боевым ножом и коротким мечом с массивной рукоятью. Лезвие было скошено от острия к обуху.

— С севера, — сказал я.

— Что? — недоуменно спросил скупщик.

— Это скрамасакс, — объяснил я. — И они обычно с севера.

— С севера, так с севера, — не стал спорить скупщик. — Что-то ещё?

— Да, — кивнул головой я. — Несколько метательных ножей, острых. И кожаный доспех. Можно дублет, усиленный на груди, спине и плечах, чтобы в городе двигаться было удобно.

— Желание клиента — закон, — усмехнулся скупщик, обнажив два ряда жёлтых зубов.

Он принялся суетиться по подвалу и в итоге выложил на прилавок три качественных метательных ножа и дублет из толстой воловьей кожи. Он и вправду был усилен стальными пластинами.

— Сколько? — спросил я, смотря на товары.

Скупщик прикинул в уме цену, его глаза снова скользнули по мне.

— За всё… — задумчиво проговорил он. — Три золотых орла.

Я замер, а затем рассмеялся.

— Да ну, — попытался отхохотаться я. — Три золотых? Да за три золотых мне не дублет, а кольчуга положена.

Скупщик нахмурился и открыл было рот, чтобы возразить, но я поднял ладонь перед собой.

— Два, — отрезал я. — И это и так дороже, чем нужно.

Скупщик поиграл желваками, картинно вздохнул и кивнул. Я вытащил кошелёк и отсчитал ему две золотые монеты. Они глухо ударились о прилавок. Скупщик быстро смел их в ящик.

— И ещё кое-что, — добавил я. — Где в городе можно купить качественные зелья?

— В алхимической лавке, — совершенно серьёзно произнёс скупщик.

Я хмыкнул и положил на прилавок ещё пару медных монет. Скупщик также жадно смел их в ящик, захлопнул его, но на этот раз ёрничать не стал.

— Есть цветочный магазин на углу Мясницкой. Перед входом позвони в колокольчик.

Я собрал купленные вещи, накинул на себя дублет, повесил на пояс скрамасакс и вышел из подвала наружу.

Следующей моей точкой после скупщика была вовсе не алхимическая лавка — туда я собирался отправиться уже ближе к вечеру. Сначала я решил зайти в трактир где-нибудь неподалёку.

На более-менее оживлённой улице оказалась пивная «Усталый кот». Вывеска действительно изображала что-то похожее на унылого кота, свернувшегося клубком. Я зашёл внутрь и встретил всё, что и ожидал: шум, гам, запах дешёвой похлёбки, подгоревшего жира и кислого разбавленного пива. Народу битком. Крестьяне в углу, беженцы у стенки, ну а за столами ели мастеровые и прочий рабочий люд.

Я нашёл свободное место у края длинного стола, спиной к стене, положил мешок с вещами на лавку рядом с собой. Мимо, покачивая бёдрами пронеслась молоденькая служанка в коротком сарафане. Я заказал похлёбку и кружку эля. Пока ждал, взглянул на цены, выведенные мелом на доске у стойки. Грабёж, не иначе. Но люди платили, и я в их числе.

Курносая официантка принесла похлёбку быстрее, чем я рассчитывал. Она поставила поднос с едой и элем мне на стол, резко развернулась, обнажая бледные подтянутые бедра, и тут же унеслась обратно на кухню. Похлёбка, на удивление, оказалась вкусной — густой и даже с кусками мяса вперемешку с овощами. А вот эль был кислым, но зато холодным.

Я почти закончил есть, когда моё внимание привлекли голоса у стойки. Хозяин пивной стоял чуть в стороне и болтал с двумя молодцами. Их одежда была поношенной, но довольно добротной: прочные сапоги, кожаные куртки. Один тащил с собой мешок. Они оба о чём-то оживлённо говорили с трактирщиком.

— … да мы тебе по-соседски, дядя Мирон, — донёсся притворно-радушный голос одного из ребят. — Видишь, народ у тебя, его кормить надо. А у нас овёс отборный, по сходной цене — дешевле рыночной аж вдвое!

Если бы я не был ратником с обострёнными чувствами, то вряд ли уловил бы эти слова. А вот что я точно смог бы услышать, так это ответ трактирщика.

Дядя Мирон наклонился, взглянул в мешок и перебрал зерно пальцами. Его лицо побагровело, и он отшатнулся.

— Убирайтесь к чертям! — процедил сквозь зубы он и ткнул пальцем в мешок. — Это же казённое. Да вас и меня за такое на кол посадят.

Молодые ребята ничуть не смутились. Они переглянулись, и на их лицах расплылись одинаковые наглые усмешки.

— Ну как знаешь, — пожал плечами один из них, тот что и говорил с самого начала. — Только, дядя Мирон, голодных гостей держать — дело неблагодарное.

В простых словах послышалась угроза. Но оба молодца вместе с мешком, насвистывая, вышли из трактира.

Мирон вытер пот со лба и бросил обеспокоенный взгляд на доску с ценами. Я же допил эль, подозвал служанку, заплатил и вышел на улицу. В желудке была приятная тяжесть после еды. Я решил всё-таки зайти в лавку алхимика, особенно учитывая, что уже заплатил за информацию скупщику.

Два молодца с мешком стояли на улице, тихо обсуждая план дальнейших действий. Они проводили меня скучающим взглядом.

Я вышел на Мясницкую улицу, прошёл вдоль лавок и нашёл небольшой, ничем неприметный цветочный магазинчик. Позвонил в колокольчик и шагнул внутрь. После гвалта «Усталого кота» лавка алхимика показалась удивительно тихой.

Вместо звуков здесь были запахи — сложный букет, в котором переплетались сладкие запахи цветов и горьковатые нотки трав. Стены были в основном заняты горшками с землёй, свежими и сушёными цветами. Прямо у прилавка красовались разноцветные и, как раз-таки, интересующие меня флакончики.

За узкой витриной из стекла стояла девушка. Она казалась хрупкой, почти невесомой на фоне царства цветов. Её бледное лицо было обрамлено тёмными волосами, а на носу красовались веснушки. Она что-то переливала из колбы в небольшую бутылочку точными, экономными движениями.

Я прошёл мимо полок и остановился у витрины. Девушка так и не подняла взгляда, но мне не особенно-то нужна была её помощь. Я узнал склянки с первого раза и сам. Они были расставлены по цветам.

Сначала шли красные и густые, иногда с золотистыми прожилками — это были зелья лечения и всяческого усиления здоровья. Дальше стояли голубые, прозрачные с лёгким внутренним свечением — здесь были зелья для ускоренной регенерации тканей, сращивания переломов и всё, что увеличивало шанс выжить.

Следом стояли мутно-зелёные — противоядия, всяческие антитоксины и борцы с порчей и заговорами. Были и белые — седативные, обезболивающее, снотворное. В общем, множество склянок всех цветов радуги находилось за зачарованным стеклом.

Я два раза стукнул ногтем по стеклу, где находились красные зелья, и один раз по зелёному. Алхимик закончила свою работу и подняла на меня глаза — серые, мягкие, но изучающие.

— Два усиленных зелья лечения, — произнёс я. — И одно универсальное противоядие.

— Шесть серебряных, — тихо сказала девушка.

Её голос был мягким, но при этом лишённым тепла. Я молча выложил монеты на стекло, и они зазвенели, нарушая тишину. Девушка аккуратно упаковала флаконы в несколько тканных мешочков и осторожно положила их на стекло. Я забрал зелья.

— Много раненых стало, — неожиданно произнесла она. — Не только бойцов, но и крестьян с купцами.

Она тяжело вздохнула. В её словах звучала явная усталость.

— Война, — коротко ответил я, развернулся и зашагал к выходу.

Я оставил девушку среди мерцающих склянок и приятного, сладковатого запаха трав и цветов, и вышел на улицу.

Уже вечерело, но это не помешало мне заметить несколько снующих у лавки фигур в отдалённо знакомой мне одежде — добротных кожаных куртках и сапогах. Я не был уверен на все сто, но решил удостовериться и заодно разнообразить городскую рутину.

Я зашагал в сторону цитадели, но вместо того чтобы следовать по Мясницкой улице, я свернул в первый же попавшийся узкий проулок между глухими стенами складов из серого камня. За входной аркой находился короткий тупик, заваленный бочками и деревянными обломками.

Я сделал несколько шагов внутрь, в почти полную темноту, и остановился, повернувшись к выходу лицом. Мои уши тут же уловили быстрые, приглушённые шаги, блокирующие вход. Причём слышал я не одного и не двух людей.

Один за другим в проулок заскочили аж пять бандитов. А в том, что это были бандиты, я не сомневался. Одеты они были очень похоже на двух молодцев, которые пытались продать овёс трактирщику. Вот только в отличие от них, у этих лица были завязаны тряпками и кусками ткани.

Коренастый бандит со свежим шрамом через бровь выступил на полшага вперёд. Его глаза, маленькие, блестящие, как у крысы, скользнули по моему вещевому мешку.

— Эй, богач! Твоя сумка выглядит тяжёлой, — его голос был хриплым. — Давай-ка мы облегчим её для тебя. Вываливай всё, что купил у старого крота в подвале.

Я медленно и молча оценил расстановку сил и скользнул взглядом по крыше склада. Там, на фоне неба, вырисовывалась ещё одна фигура с арбалетом. Шестеро против одного.

— Живо! — рявкнул коренастый бандит, теряя терпение.

Он сделал шаг вперёд и занёс дубинку для удара.