Глава 17

Аура вспыхнула вокруг меня с новой силой, и я пнул зарвавшегося мятежника прямо в щит. Древесина затрещала, и бедолага отступил на шаг, оступился, взмахнул руками и тут же поймал стрелу прямо в глотку.

Я уже сделал шаг в сторону и ударил зазевавшегося мятежника под колено. Полуторный меч, обёрнутый тёмно-серым сиянием, пробил стальные поножи, раздался хруст костей, и мятежник рухнул с коротким стоном. На его голову тут же опустилась алебарда.

На меня выскочил еще один боец и размашисто замахнулся топором. Я сделал шаг вперёд прямо под его замах и всадил короткий клинок в забрало его шлема. Горячая кровь брызнула мне на руки. Я выдернул оружие и отмахнулся от ещё одной атаки.

Здесь, в проломе, была не линия фронта, а кровавая мясорубка, куда с обеих сторон непрерывно закидывали живое мясо. Баррикады из повозок и щитов уже были изломаны, превращены в груду щепок, усеянную телами. Ополченцы Белоярска, забыв о страхе, бились с остервенением обречённых. Но против нас была не только ярость мятежников, но и их численность.

Иван размахивал щитом и крепким топором в самой гуще на одной из полуразрушенных зубчатых стен, где мятежники пытались зацепиться. Он бил чем только можно — кулаком, плечом, тяжёлым щитом. Ломал строй, сминал атаки, отбрасывал врагов, как медведь. В проломе кружилась Ярослава. Её клинок был сгустком багрового света, оставляющим в воздухе яркие вспышки.

Мятежники уже поставили несколько лестниц, отчаянно лезли по ним и бились с защитниками наверху. Ярослава разбиралась с мятежниками внизу, поэтому я отшвырнул от себя очередного налетевшего бойца и бросился к каменной лестнице. Поднимаясь, я почувствовал знакомое, мерзотное присутствие магии в воздухе. Инстинкт заставил меня броситься в сторону. Туман у стены сгустился и выплюнул из себя вязкий шар. Он ударился в камни рядом со мной и разлетелся мелкими осколками.

Несколько из них впились мне в предплечье и бедро, мгновенно прожгли доспех, вызвав несколько коротких вспышек боли. Несмотря ни на что, я влетел на стену. В узком пространстве между зубцами шла мясорубка. Один из мятежников, здоровенный детина с секирой, срубил голову ополченцу и вновь размахнулся. Я не стал фехтовать, просто бросился на него и ударил плечом в незащищённый бок. Мышцы, усиленные чёрной аурой, а также эффект неожиданности просто-напросто сшибли здоровенного бойца, и он рухнул на землю, мотнув головой. Шлем с грохотом слетел с него, и я успел ткнуть полуторным мечом ему прямо в лицо. Крепкие руки выпустили секиру.

Я быстро спрятал клинки в ножны, подхватил секиру, развернулся и метнул её в следующего врага, лезущего на стену. Тяжёлое железо с чавканьем впилось ему в грудь и сбросило вниз.

— Вторая линия! — кричал где-то командир. — Меняемся!

Из-за спины на стену выбежали новые бойцы, буквально вытаскивая назад измождённых и окровавленных соратников. Клинки вновь блеснули в моих руках.

Мятежников не смущали трупы — они лезли по ним, как по ступеням. Давление на стену и пролом было чудовищным. Стена под ногами содрогнулась от нового удара. Только на этот раз не на нашем участке. Я быстро посмотрел в ту сторону, где двигалась осадная башня. Как раз она и ударилась в стену.

Похоже, что пролом был лишь отвлекающим манёвром для того, чтобы сконцентрировать основной удар в другом месте. Но думать о тактике времени не было.

Я рубил, бил, пинал. Моя аура давила простых бойцов, ветеранов и даже вольных ратников среди мятежников, лишая их любого преимущества. Но мои силы были не безграничны. Дыхание стало свистящим, в висках стучало, а в руке всё ещё отдавалась тупая боль после столкновения с магией Августа.

Рядом со мной упал на камни молодой боец. Его грудь пробил арбалетный болт. Я с силой рванул его назад, и кто-то из бойцов схватил его и попытался оттащить вниз. Но молодой ополченец уже хрипел, из его рта надувались алые пузыри крови.

Он был не жилец.

А мятежники всё лезли и лезли. Именно в этот миг, когда казалось, что их волна может снести нас окончательно, раздался протяжный, тяжёлый удар большого колокола.

Бом!

А затем ещё один.

Бом!

Это был сигнал. О конце эвакуации.

В такт ему со стен полилась смола. Горячая, вязкая жидкость заставила мятежников внизу взвизгнуть, завопить, истошно надрывая глотки. А затем стрелы Соловьёва и остальных ополченцев с тугим гулом сорвались с тетив и влетели в точку с краю баррикад.

Раздался влажный хлопок, как будто лопнул перезрелый плод. Из бочки хлынула такая же чёрная, густая смола. Липкие сгустки забрызгали всех, кто лез вперёд, в пролом. А следом жёлтая аура вспыхнула при контакте с чёрной массой сотней крошечных, яростных искр. Этого было достаточно.

Воздух внизу зарокотал и вспыхнул бешеным пламенем. Грязно-багровый огонь рванул вверх жирными языками, сразу поглотив всё пространство под ним. Мятежники не просто горели. Они захлёбывались криками и огнём. Пламя врывалось в открытые рты, забивалось под кольчуги. От жара с треском лопались ремни и шипела сталь.

Дым поднялся мгновенно — чёрный, маслянистый и едкий. Мне пришлось проморгаться. Мятежники метались, бились друг о друга, падали и продолжали гореть на земле, распространяя ужас и панику. Сладковатый, приторный смрад, смешанный с запахом палёной кожи, накрыл стены и пролом. Атака мятежников захлебнулась. Это был единственный шанс для того, чтобы отступить и заманить мятежников в крепость с минимальными потерями при отходе.

— Отступаем! — мой голос разнёсся по стенам. — Все отряды, живо!

Мне вторили Ярослава, Иван и остальные командиры. Измотанные защитники отбили последний наскок мятежников, оставили тех, кто не загорелся, лежать на стенах и в проломе бездыханными, покалеченными телами.

Иван, с расширенными от ярости зрачками, сформировал вокруг себя горстку стойких ополченцев. Они бросились со стен вниз. Ярослава прикрывала отход бойцов из пролома. Я организовывал отход на своем участке стены. Защитники подхватывали раненых, подталкивали, подбадривали друг друга и спускались вниз.

Десяток бойцов остался прикрывать отход до последнего. Я вместе с ними спустился вниз. Мы больше не держали ни стену, ни пролом. Мы отступали по главной улице, ведущей в глубь города. Справа и слева были глухие стены домов и забаррикадированные переулки. Эта улица стала нашим коридором и ловушкой для преследователей.

Мятежники, даже не смотря на огонь, смолу и дым, увидели, что стена пала. Им потребовалось какое-то время, но они всё-таки ринулись в пролом с победным рёвом, уверенные, что смогут добить защитников.

И тут же наткнулись на залп стрел и болтов. Мы не бежали, а тактически отходили, при этом прикрывая отход. Я вместе с Ярославой и Иваном выбивал оружие из рук, ломал ключицы, сметал самых смелых мятежников из тех, кто норовил побыстрее ворваться в город.

Мы создавали завалы из тел и оружия для тех, кто шёл за нами по пятам. Они и так с трудом пробирались через пролом, заваленный телами, так ещё и с покосившейся башни вниз обрушился град из жёлтых стрел. Они взорвались, ослепительно ярко и громко.

— Отходим! Отходим! — скомандовал я.

Наш строй попятился. Раненых тянули с собой — по крайней мере, тех, кого ещё можно было спасти.

Соловьёв жёлтой вспышкой скакнул на стены, а затем к нам вниз. Он покатился по земле, собирая пыль, и быстро вскочил на ноги. Он был мокрый до нитки от пота, зрачки расширены, руки потряхивало, но, несмотря ни на что, он рванул к нам и вскоре влился в отряд.

Мы отходили, а враг тем временем вваливался в город. По мере того как мы двигались глубже в каменный лабиринт улиц, поток мятежников начинал растекаться. Дикие крики эхом разносились по переулкам, послышался звон выбиваемых дверей, треск дерева и алчные крики.

Часть мятежников, увидев брошенные дома, запасы и добычу, начинали забывать о преследовании. Они разбивались на мелкие стайки, врываясь в подворотни и исчезая в проулках. Начинался грабёж. Вот только никому в горячке боя не пришла одна простая мысль: дома были пустыми.

Несмотря на общую неразбериху, за нами по пятам следовали более крупные, сплочённые отряды под знамёнами с чужими гербами. Они шли ровным, дисциплинированным строем, отталкивая своих же мародёров. Командиры в дорогих доспехах вели их прямо за нами. Им не нужны были тряпки и безделушки. Они хотели добить защитников.

— Главные силы идут за нами, — сквозь зубы проговорила Ярослава.

Её аура успела подугаснуть.

— Так и надо, — хрипло ответил я.

Мы отступали, превращая улицы в череду смертельных столкновений — коротких и неизбежных. Будь то узкий проход, где Иван и двое ветеранов уложили пятерых мятежников. Или неожиданная контратака из подворотни, устроенная притаившимися там лучниками во главе с Соловьёвым. После каждого удара мы откатывались назад, оставляя новую кучу вражеских тел.

А где-то впереди, в самом сердце Белоярска, на старой каменной площади перед крепостью в скале, Велес делал свою работу. Туда же должны были стянуться другие защитники.

Мы выскочили на перекрёсток, где узкая улица упиралась в более широкую, ведущую прямиком на центральную площадь. За нашей спиной слышался гул голосов и лязг доспехов. Оставалось преодолеть последнюю сотню шагов — самые открытые, самые смертельные.

Я использовал аурное зрение. Шум битвы и крики мародёров отодвинулись за толстое стекло, стали неважным фоном. Я увидел не ауру, а мощное, холодное присутствие.

В дальнем конце улицы, нет, ещё дальше, появился сгусток энергии, который собирал ману из мира вокруг постоянно и неотвратимо. Лёгкая дымка стелилась по камням, усеянным телами.

Август, а это точно был он, двигался медленно в центре полукольца стражей. Они не были обычными мятежниками. Доспехи его телохранителей были отполированными, без единого герба или украшения. Лиц не было видно за глухими шлемами. В их руках подрагивали глефы.

— Вот и он, — прошипел Иван. Его лицо было в саже и крови, в глазах горела холодная готовность. — Паук влез в банку.

Я махнул Ярославе. Она вскинула вверх ладонь, и в воздух взлетела алая вспышка её ауры. Это был знак: главная цель в ловушке. Теперь всё зависело от того, успеем ли мы отойти на площадь перед тем, как Август начнёт действовать.

— Отходим! — прорычал я.

Защитники рванули на площадь. Но отход под носом у мага не мог пройти без происшествий.

Воздух колыхнулся, и три сгустка чистой, светящейся магии помчались в нашу сторону. Они заставили дома вокруг завибрировать.

— Ложись! — крикнул я, отталкивая Ярославу в сторону, к дверному проёму.

Но успели не все. Несколько бойцов попытались отпрыгнуть, но один сгусток магии зашипел и пробил сразу несколько тел насквозь. Даже не пробил — проел. Ополченцы попадали на камни с короткими, хриплыми выдохами и задергались, а кожа вокруг страшного отверстия покрылась блестящей коркой. При этом магия не остановилась.

Я принял один из шаров на ауру, скрестив клинки перед собой. На этот раз вспышка боли была яркой и заставила всё тело похолодеть. Я почувствовал, как по носу и губам стекает кровь. Она капала на мостовую. Виски сжало, а моя аура потемнела, почти превратившись в чёрную.

— Бегом, — мой голос прозвучал механически. — Сейчас. Это приказ.

Ещё два сгустка магии летели прямо на строй. В этот момент из переулка выскочил Громов. Барьер из зелёной ауры вспыхнул на улочке, перегораживая путь. Два снаряда врезались в защиту, заискрились и затухли, как фитиль.

Соловьёв ответил на атаку мага. Жёлтые стрелы ударили не в самого чародея, а в камни мостовой и стражу. Взрывы подняли в воздух облако пыли и щебня, ослепив и замедлив противников на несколько драгоценных мгновений.

— Бегом! — ещё раз рявкнул я.

Мы бросились бежать. Громов присоединился к нам в самый подходящий момент. И это означало, что бойцы с его участка стены уже успели добраться до площади. Мы и сами ворвались на центральную площадь, спотыкаясь и задыхаясь. Это был последний рубеж. Здесь, едва ли была половина защитников Белоярска — все, кто выжил. Воеводы подбадривали бойцов за баррикадами, Велес отдавал команды.

Я обернулся на мгновение и увидел, что сзади никого не было. Значит, мы оторвались и выиграли себе немного времени.

Но явно недостаточно, чтобы просто уйти по подземельям. Нас нагонят и убьют как дичь.

Бойцы вокруг тяжело дышали, кто-то тихо стонал от ранений. Воздух пах дымом, кровью и сталью. Больше не было ни страха, ни волнения — только усталость. Велес стоял на низком каменном крыльце, опираясь на длинный меч как на посох. Он был похож на статую или скалу. Его доспех был измазан в крови, колчан за спиной был пуст, а его лука не было видно вовсе. Когда Велес заговорил, его голос был негромким, но каждое слово било как церковный набат.

— Мятежники займут площадь через десяток минут, — сказал он, глядя поверх наших голов туда, где центральная улица впадала в сердце Белоярска. — Нам нужно не только это время. Но и больше.

Он обвёл взглядом бойцов.

— Время, чтобы каждый живой человек покинул эту цитадель. Чтобы мятежники продолжали верить, что мы всё ещё здесь. Чтобы ни один из них не пошёл рыскать по подвалам и искать тайные ходы.

— Я останусь, — глухо проговорил Громов, сделав вперёд тяжёлый шаг. Скрип его доспехов прозвучал как арбалетный выстрел. — Белоярск это мой дом. Я родился в этих стенах. Здесь и умру.

В его словах прозвучал долг. Он смотрел на Велеса, и в его глазах читалось желание закрыть брешь и положить нашему плану конец. Вот только Велес лишь покачал головой. С какой-то отцовской строгостью, смешанной с усталостью.

— Нет, — сказал он тихо. — Тебе, Матвей, здесь делать нечего.

Он назвал его по имени.

— Твой отец не простит мне, если ты сложишь здесь голову. — Велес говорил медленно, вбивая при этом каждую фразу в голову Матвея. — Ты не останешься лежать здесь в пыли. Твоя задача — выжить. Чтобы было к кому вернуться на это пепелище.

Громов открыл было рот, чтобы возразить, но Велес сделал несколько шагов, спустился с крыльца и подошёл к ошеломлённому Громову.

— Это не просьба, — отрезал Велес. — Это приказ твоего командира. Ты уйдёшь и выведешь с собой людей. Понял?

Громов стоял, сжав кулаки так, что сталь рукавиц скрипела. Его грудь судорожно вздымалась. Он хотел поспорить, рвался в бой, но возражать не стал.

— Да бросьте, — раздался молодой голос.

Вслед за голосом из строя вышел молодой воевода, командовавший одной из стен, Фома. Его лицо было испачкано грязью и кровью, доспех в нескольких местах пробит, а поперёк лица красовался свежий кровоточащий шрам.

— Все и так знали, что это буду я, — просто сказал он, пожав плечами.

Он был тем самым упрямцем, который с первого совета кричал, что будет драться за каждый камень Белоярска до последнего вздоха. Было в этом что-то юношеское… тогда. Сейчас же это был поступок не юноши, а воина. Велес медленно кивнул, не выражая никаких эмоций, просто принимая факт.

— Два десятка, — сказал Фома, обводя взглядом бойцов вокруг. — Добровольцев. Остальные пусть уходят.

Фома без лишних слов повернулся к бойцам.

— Кто со мной? — спросил он негромко.

К нему сразу шагнуло несколько бойцов. Первым был ветеран с перебитой рукой.

— Сына вывезли, — кашлянул он. — А мне пора.

За ним ещё двое бойцов с горящими глазами. Они смотрели на Фому как на бога — это явно были воины из его дружины. Потом ещё, и ещё. Люди оставались по разным причинам: у кого-то семьи уже ушли и не было смысла бежать, кто-то не мог смириться с мыслью об отступлении. Воины собрались вокруг Фомы тихо и без призывов. В итоге их оказалось ровно два десятка.

Остальные без слов и прощаний быстро потекли в крепость.

— Живо! — подгонял их Велес.

Громов, бледный, но смирившийся с решением, отдал Фоме свой запасной топор.

— Прощай, — только и сказал он.

— Не задерживайтесь, — спокойно ответил Фома, принимая топор.

Я удостоверился, что все бойцы моего отряда нырнули в крепость: Артём, его два Ворона, Иван, Соловьёв, Ярослава и Громов. Все растворились в темноте скальной крепости. Я шагнул в темноту одним из последних, только обернулся напоследок.

В дальнем конце площади виднелось движение. Фома уже стоял у баррикад, опираясь на древко знамени Белоярска, которое кто-то воткнул в груду мешков. Бойцы рассредоточились по баррикадам, занимали позиции и готовили не только оружие ближнего боя, но и арбалеты.

Я повернулся спиной к площади, к Фоме и его бойцам, и последним переступил порог крепости. Ворота за моей спиной захлопнулись, отрезая свет и звуки предстоящего сражения. Последнего сражения в стенах Белоярска.

Мы пробрались по тайному ходу и вырвались из города через низкий, заваленный камнями лаз, который больше походил на расщелину в скале, чем на потайной ход. Воздух снаружи, холодный и чистый, обжёг лёгкие после мрачного тоннеля и удушающего города.

Один за другим, согнувшись в три погибели, бойцы выбирались наружу и оказывались в овраге, поросшем колючим кустарником. Мелкие иглы впивались в открытые участки кожи, но сейчас на это было наплевать.

Здоровые и раненые, все оказались укрыты выступом скалы в стороне от главных троп. Отсюда, как на ладони, был виден Белоярск. Город был пронизан солнцем.

Стены выглядели как чёрное, обугленное жерло. Камень был оплавлен. На подступах к городу, на камнях, холмах и в щебне лежали кучи тел. Их было так много, что разобрать, где свои, а где чужие, было практически невозможно.

Улицы и дома были окрашены кровавыми бороздами. Повсюду валялось оружие — сломанное, покорёженное и бесхозное. Вдалеке, над городом, нависала та самая чёрная осадная башня. Но самое главное — почти вся армия мятежников властвовала в городе. Они водрузили знамёна на стены и дома, повсюду мелькали маленькие, едва различимые фигуры мятежников.

Ярослава прислонилась к скале и вытерла лицо, при этом скорее размазав грязь. Иван молча смотрел вниз, его могучие плечи были ссутулены. Соловьёв сидел на земле и тяжело дышал, капли пота и крови капали с него на камень. Громов замер, как каменное изваяние, прямо как тогда в проёме, ожидая возвращения Туманова. Взгляды абсолютно всех были прикованы к одному месту — к Белоярску, к центральной площади.

Последние бойцы ещё выбирались из лаза, когда камень задрожал. Птицы, сидевшие на соседних уступах, с криком взметнулись в небо.

Зелёное зарево медленно засветилось сразу в нескольких местах в городе. Оно вспыхивало у башен, у стен, в домах, на площадях и в переулках. Раздался первый взрыв. Гул и грохот эхом разлетелись по скалам. Покосившаяся башня осела, кирпичи разлетелись во все стороны, а затем она медленно начала заваливаться набок, прямо на находившийся под ней отряд мятежников.

Вслед за первым взрывом прогремел второй, третий, четвёртый. Началась цепная реакция, и зелёная вспышка рунной магии накрыла город ослепительной волной.

Загрузка...