Царство крови

26

КАССИАН

Г

ребаный Фэйрборн.

Гребаная Адди.

Мой гребаный отец.

Мой мозг не может справиться ни с чем из этого. Я надеялся начать утро бодро, дав моему волку время размяться и насладиться спокойной обстановкой перед началом дня, но все, чего я добился, это еще больше драмы.

Мне следовало остаться дома. Вместо этого я иду через кампус к офису Боззелли, чтобы встретиться лицом к лицу со своим отцом, который непрерывно звонил и отправлял сообщения. Я надеялся, что он поймет намек на то, что я не хочу с ним разговаривать, но я должен был знать, что это только подтолкнет его к более радикальным мерам.

Ретроспектива — сука.

Как и Фэйрборн.

Кто, черт возьми, исчезает на неделю, когда он был нужен одному из членов его истока? Ему повезло, что я не заехал ему кулаком по лицу, профессор он или нет. Может, если бы он присутствовал, то смог бы предотвратить всаживание аметиста в спину Адди. Не то чтобы это имело для меня значение. По крайней мере, не должно.

Предостережение держаться подальше от Адди только усиливает мое отвращение к нему. Я не подчиняюсь ничьим приказам, даже ее, так зачем мне подчиняться ему? Дурак.

Она — та самая заноза в моей заднице, от которой я не могу избавиться, и ей не помешало бы вправить мозги… и поскорее. О чем, черт возьми, она думала, разгуливая в одиночестве по кампусу, когда столько людей охотятся за ней? Она что, настолько заблуждается? Конечно, нет.

А может, и так. Может, она считает себя такой неуязвимой, что ее нельзя сбить с ног. Я знаю, что еще не видел, чтобы такое произошло хотя бы раз, даже когда она сражалась с волком, или с Вэлли, если уж на то пошло, но это не значит, что жизнь всегда такая безоблачная. Черт возьми, мой отец может попасть в кампус. Представьте, если бы она наткнулась на него. Его волк не стал бы дружелюбно и тепло тереться об нее.

Он бы растерзал ее.

На смерть.

И было бы уже слишком поздно сожалеть о том, что она не позаботилась о своей безопасности. Ей повезло, что в прошлый раз он только обрезал ей уши. Теперь он сделал бы что-то более безжалостное.

Мой желудок сжимается от неописуемой боли, которая поселяется внутри меня каждый раз, когда я думаю о том факте, что это именно мой отец причинил ей такой вред. Я не хочу признаваться в этом самому себе, но я совершенно уверен, что именно по этой причине я не могу заставить себя увидеться с ним.

Я хочу убить его голыми руками за одно лишь прикосновение к ней, и что бы он ни сделал с ее сестрой… боль, которую я увидел в ее глазах при упоминании об этом, заставляет меня захотеть удвоить свои усилия, чтобы у нее никогда больше не было такого взгляда.

Войдя в главное здание академии, я отключаю свои мысли и сосредотачиваюсь на том, чтобы очистить разум от всего, пока единственное, на чем я концентрируюсь, — это присутствие моего отца. Офис Боззелли появляется в поле зрения слишком быстро. Дверь приоткрыта, и, как и упоминал Фэйрборн, внутри меня ждет отец.

По крайней мере, он сказал это не только для того, чтобы отвлечь меня от Адди.

Когда я переступаю порог кабинета, взгляд отца перемещается от большого арочного окна позади него ко мне.

— Ты не торопился, — ворчит он, и я пожимаю плечами.

— Разве?

— Я наблюдал за тобой. Ты мог бы использовать свою скорость.

Он прав, мог бы, но я не был готов спешить. Я и сейчас не готов иметь с ним дело.

Занимая место за столом напротив него, я устраиваюсь поудобнее, немного откидываясь назад, мои колени раздвигаются, и я начинаю постукивать ногой. Быстро останавливая действие, я сжимаю руки в кулаки, намеренно впиваясь ногтями в ладони, чтобы держать себя в руках.

— Почему ты здесь? — Спрашиваю я, когда он не продолжает.

Его взгляд прищуривается, когда он облокачивается на стол. — Потому что ты игнорировал меня.

Да неужели.

— Ты должен был понять, что я не хочу с тобой разговаривать. Ты не должен был появляться здесь и навязываться только ради своих нужд, — ворчу я, и он ухмыляется.

— Если я захочу поговорить с тобой, я это сделаю.

— Конечно, сделаешь, — говорю я со вздохом, и его глаза темнеют.

— Следи за своим тоном со мной, — предупреждает он, грозя мне пальцем.

— Чего ты хочешь? — Спрашиваю я, пытаясь вникнуть в суть всего этого.

— Я скажу, когда будет нужно, — огрызается он, заставляя мои ногти глубже впиваться в плоть.

С этим человеком все это игры разума. Я знал это, когда был под его контролем, но теперь, глядя со стороны, это становится еще яснее.

В первый раз, когда Рейден позвал меня помочь взять под контроль нескольких обезумевших вампиров, я пошел, и сделал то, что было необходимо, а затем вернулся на территорию, залитый кровью. Мы вчетвером заключили договор прикрывать друг друга и всегда поддерживать друг друга, несмотря ни на что, и я придерживался его.

Моему отцу это не понравилось. Тогда я впервые понял, что мои основные ценности и этика не совпадают с его. А значит, я не вписывался в стаю.

Допрос, который мне устроили, был за гранью. Впрочем, мне нечего было скрывать. Я рассказал ему, где был, что сделал и почему. Ярость, которую это в нем вызвало, была чем-то, что мне редко доводилось испытывать. Он разгромил мою комнату, уничтожил все, что мне было дорого, включая фотографию матери, и пытался заставить меня поклясться, что я больше никогда не буду помогать вампирам.

Я отказался.

Это было началом нашего конца.

В ту же секунду, как я перестал быть марионеткой, танцующей по его воле, его игры разума вышли на новый уровень. Я уверен, что здесь есть волки, которые по его приказу следят за мной и докладывают ему. Я бы не удивился, если бы девушка, которая вчера вызвала Адди на дуэль, сделала это по его приказу, но у меня никогда не будет доказательств.

Этот человек слишком хорошо умеет заметать следы.

Я смотрю на него сейчас, обдумывая все, что он когда-либо говорил мне. Было ли все это ложью? Была ли хоть капля правды в каждом его слове?

Моя мать действительно погибла в результате несчастного случая или от рук этого человека? Умерла ли она вообще? В глубине души я надеюсь, что это не так. Я надеюсь, что она так далеко от него, как только возможно, и живет спокойной жизнью, которой заслуживает.

Чувствуя, как моя выдержка начинает рушиться, я глубоко вздыхаю и стараюсь сосредоточиться на разговоре. Нельзя отвлекаться, когда он так настойчиво пытается доказать свое превосходство.

— Знаешь, мне нужно идти на занятия, — ворчу я, расслабляя руки и кладя их на подлокотники кресла. Дерево служит более прочной опорой против моего крепкого захвата, но от этого боль не становится меньше.

— Я в курсе, — отрезает он, проводя языком по зубам и свирепо глядя на меня. — Мне сообщили, что твоя маленькая принцесса победила кого-то еще на дуэли.

Охуенно.

— Победила.

— Хм. Не думаю, что ожидание до следующего месяца, пока кто-то еще попытается это сделать, пойдет на пользу стае. — Он откидывается назад, приподняв бровь, ожидая моего ответа.

Что, блядь, это значит?

— Я не принадлежу ни к какой стае, — напоминаю я ему, и он усмехается, зрачки становятся угольно черными, взгляд углубляется.

— Ты — часть мой стаи.

— Ты изгнал меня, помнишь?

Он так быстро все забывает. Возможно, это связано с тем, что я продолжаю ему уступать.

— Тебе нужно увидеть ошибочность своего пути, — заявляет он, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы сдержать насмешку, угрожающую сорваться с моего языка.

— Единственная ошибка, которую я вижу, сидят напротив меня.

Это правда, но ему не нравится моя прямота.

— Я создал тебя, сынок. Я могу так же быстро все отнять.

Уверен, он так думает, но у меня тоже есть связи и власть. Законные. Этот человек не может вечно прятаться в тени и устраивать хаос — однажды это его настигнет.

— В чем смысл твоего визита, Кеннер? — Спрашиваю я со вздохом, игнорируя его предупреждение.

— Для тебя я Альфа, — поправляет он, и я пожимаю плечами.

— Я сказал то, что сказал.

Его руки сжимаются в кулаки, с яростью ударяя по столу между нами, а его дикие глаза встречаются с моими. — Я хочу, чтобы ты и твоя маленькая принцесса-фейри появились на нашей земле.

— Я не могу представить, зачем нам это делать, — отвечаю я, ненавидя, как он произносит имя Адди, но не показываю этого. Это только сыграет ему на руку.

— Потому что я, блядь, так сказал, — огрызается он.

Я качаю головой. — Этого недостаточно, особенно после последнего визита. Не согласен? — Я бросаю на него острый взгляд, но он даже не замечает его, лишь ухмыляется, явно наслаждаясь воспоминаниями о спектакле, который устроил в прошлый раз. Бьюсь об заклад, он до сих пор упивается тем всплеском власти, которую это ему дало.

— Вы оба придете, — повторяет он, раздувая ноздри, и я уверен, что он снова ударит кулаками по столу, но, к моему удивлению, на этот раз ему удается взять себя в руки. Пока.

— С какой целью? — спрашиваю я, все еще не понимая, как он собирается заставить нас сделать это.

— Я хочу, чтобы ты привел эту маленькую сучку, и хочу, чтобы она сразилась с избранными волчицами, которые, я верю, послужат тебе лучше.

Я нахожусь на грани того, чтобы сломать подлокотники кресла пополам, пытаясь сдержать свой гнев. Он называет ее как угодно, только не по имени, чтобы унизить ее и вызвать у меня реакцию.

Ублюдок. Он ее не получит. Особенно когда он хочет, чтобы мы были там, чтобы она сразилась с армией гребаных волков.

— Мой ответ «нет».

— Почему? Потому что Боззелли использовала один из моих аметистов, чтобы связать маленькую шлюху? — спрашивает он, и на его лице расплывается ухмылка.

Гнев клокочет во мне. Мне требуются все мои силы, чтобы сердце билось ровно, а когти были спрятаны. Конечно, он к этому и имел какое-то отношение.

— Ты все еще меня не убедил, — бормочу я, пытаясь изобразить скуку, но это чертовски сложно.

— Если она выиграет, я оставлю тебя в покое. Если она проиграет, ты никогда больше не приблизишься к ней. Вот так просто.

Я хмурю брови в замешательстве. — Почему?

— Потому что такой полукровке, как она, не место у власти, — рычит он, снова ударяя кулаками по столу.

— Полукровке?

Что, черт возьми, это значит?

— У нее нет ушей, она не настоящая фейри, вообще ничего из себя не представляет. Она никогда не займет место наследницы королевства. — Это не мысль или мнение. Это обещание.

Он забывает, что именно он лишил ее ушей, и это злит меня еще больше, но я сдерживаюсь, не позволяя ему увидеть, что его слова меня задевают.

Вздыхая, я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в колени, и смотрю на него. — Я все еще не понимаю, почему она должна бороться с этими людьми за то, чтобы ты оставил меня в покое. У нее нет никакого стимула, — указываю я, хотя знаю, что нет ничего, что заставило бы ее пойти на это. Она может быть глупой, но не настолько.

— Ее стимул? Она может получить главный приз, если победит пятерых выбранных мной волков.

Пятерых? Это не так много, как я ожидал, но он не уточняет, женщины они или нет, что означает, что они определенно мужчины, потому что он любит играть в подобные игры. Но меня заинтриговало упоминание о стимуле, за который, по его мнению, она будет бороться.

— Какой именно? — Спрашиваю я, наблюдая, как его улыбка расплывается от уха до уха.

Его глаза мерцают, как будто он думает, что делает мне одолжение, и все его поведение расслабляется, как будто я именно там, где он хочет.

— Королева, конечно.