Царство крови

23

БРОУДИ

К

то-нибудь, убейте меня прямо сейчас. Убейте меня. Я сыт по горло лекциями этого человека.

— Ты вообще слушаешь, Броуди? — Снисходительный тон моего отца утомляет даже через телефон.

— Нет.

Он вздыхает, его раздражение ощутимо, хотя он и не стоит передо мной. Для этого человека нет разницы. Он член Совета, и это не меняется, когда он находится дома или разговаривает с людьми не в этом качестве. Он бизнесмен, до мозга костей. Без исключений.

— Думаю, мы закончили, — бормочет он, и я усмехаюсь.

— Я думал, что уже давно.

Еще один вздох. Еще одна золотая звезда в моем послужном списке за то, что я «примерный сын».

— Знаешь, Броуди, однажды ты пожалеешь, что не воспользовался тем богатством знаний, которое я могу предложить.

Богатство знаний. Да пошел ты. Я могу представить его сейчас: кустистые брови сдвинуты, губы поджаты, и из него сочится разочарование. Его так называемое богатство знаний сделало его исключительно предсказуемым. Вот почему я точно знаю, что сказать и сделать, чтобы заставить его отвалить.

— И, может быть, однажды ты действительно услышишь меня, когда я буду говорить. Яблоко от яблони недалеко падает.

Я представляю, как раздуваются его ноздри, когда он испускает еще один вздох. — Я не собираюсь снова обсуждать это с тобой, Броуди. Это окончательно. Неважно, что ты думаешь или чувствуешь. Некоторые решения важнее тебя. Такова жизнь.

Моя грудь сжимается в безжалостных тисках, а гнев пробирает до костей. — Но…

— Хватит. Мне нужно идти. У меня другой звонок.

— Конечно, нужно, — огрызаюсь я, но звонок уже закончен.

Бросив телефон на кровать рядом с собой, я упираюсь локтями в колени и закрываю лицо руками, делая несколько бессмысленных глубоких вдохов. В голове стучит, пульс учащается. Несмотря на то, что я хорошо знаком с этим человеком, он все равно действует на меня так, как я это ненавижу.

Его способность действовать мне на нервы — это черта, которую, я знаю, я перенял непосредственно от него, и мне неприятно признавать, что мне действительно не нравится быть по другую сторону.

Не то чтобы я усвоил урок. Я никогда этого не делаю.

Вздыхая, я выпрямляюсь, проводя ладонями по бедрам, прежде чем сосредоточиться на окне. Послеполуденное солнце заглядывает сквозь стекло, заливая мою комнату каскадом спокойствия, которое я хотел бы впитать.

Это помогает мне успокоиться. Солнце всегда было для меня символом спокойствия и радости, особенно после того, как я говорю с отцом.

— Ты не можешь туда войти. Я сказала, что тебе туда нельзя!

Я хмурюсь, услышав крики, доносящиеся с другой стороны двери моей спальни, прежде чем в нее стучат. Что происходит? Вероятно, это какой-то идиот жалуется мне на несправедливость другого мага, как будто это вообще имеет значение для меня.

Вскакивая на ноги, я сокращаю расстояние между собой и драмой, ожидающей в коридоре.

— Ты что, тупая? Я сказала…

Маг плотно сжимает губы, когда я распахиваю дверь и обнаруживаю, что она показывает пальцем и орет прямо в лицо моей любимой маленькой фейри.

Адрианна Рейган.

— Прости, Броуди. Эта девчонка не слушает, — ворчит Клара, сочувственно улыбаясь мне, прежде чем обратить свой гнев обратно на Адди. — Ты, — начинает она, указывая пальцем ей в лицо. — Не смей приходить сюда и… — Она снова замолкает, но на этот раз не от моего появления, а от того, что рука Адди обхватывает ее горло и впечатывает ее в стену рядом с моей дверью.

— Я совершенно серьезно предупреждала тебя, чтобы ты больше не тыкала мне в лицо своим чертовым пальцем, иначе столкнешься с последствиями, — шипит Адди, ее ноздри раздуваются от раздражения, прежде чем она переводит взгляд в мою сторону. — Привет.

Ее голос мягкий, нежный, даже сладкий.

— Привет, — выдыхаю я, полностью захваченный тем, как солнце освещает ее волосы, делая легкую улыбку на ее губах еще более соблазнительной.

— Я надеялась попросить тебя об одолжении, — заявляет она, игнорируя мага в своей хватке.

Одолжение? Да, пожалуйста. Запишите эту женщину ко мне в должники и скрепите это восковой печатью самого короля Рейгана.

— Конечно, заходи. — Я делаю шаг назад, широко размахивая рукой, чтобы она следовала за мной, но, прежде чем она отодвигается хоть на дюйм, она оглядывается на Клару.

— Ты это слышала? — спрашивает она, приподнимая бровь, когда лицо Клары морщится от дискомфорта.

— Пошла ты, — выплевывает маг, морщась мгновение спустя, когда Адди усиливает хватку.

Как бы это ни было горячо, а это чертовски горячо, я заинтригован тем, какое одолжение она хочет получить. — Отпусти бедного мага, Адди. Она не стоит твоего времени, — бормочу я, протягивая руку в ее направлении.

Ее взгляд на Клару продолжается еще несколько мгновений, прежде чем она опускает глаза на мою руку, которая ожидает ее тепла. Она поджимает губы, обдумывая предложение, затем отпускает шею Клары и вкладывает свою руку в мою.

Я втаскиваю ее внутрь, не теряя ни секунды, и она выпускает мою руку, как только дверь закрывается. Она неторопливо проходит в центр моей комнаты, медленно поворачиваясь и обводя взглядом каждый дюйм пространства.

Пытаясь представить все с ее точки зрения, я следую за ее взглядом.

Мягкие серые стены едва видны за заставленными полками и шкафчиками, которые также обрамляют окно прямо впереди. Все они до краев заполнены книгами, ингредиентами и всем остальным. Я считаю, что быть магом — это целое искусство. Для этого нужно иметь доступ к предметам, о которых некоторые даже не слышали.

Моя кровать стоит справа у стены, по обеим сторонам от нее находятся тумбочки, а в углу расположен дверной проем, ведущий в мою личную ванную комнату. У стены рядом с дверью стоит письменный стол, дерево которого сочетается со шкафами, а шторы и простыни оливкового цвета придают комнате легкость, несмотря на множество темных элементов декора.

— Что принесло мне удовольствие в виде просьбы от сладкой девушки-кинжал в моей жизни? — Спрашиваю я, как только ее взгляд останавливается на моем. Ее светлые волосы заплетены в корону на голове, но выбившийся локон все еще свисает у лица. Она на занята тем, что пытается заправить этот локон за ухо, пока подыскивает слова.

— Я хотела спросить, нет ли у тебя песка.

— Песка? — Уточняю я, и она кивает, прочищая горло и потирая губы.

— Это совсем не то, чего я ожидал, — признаюсь я, пробегая по ней взглядом, и она усмехается.

— Сюрприз. — Ее дерзость вызывает у меня улыбку.

— Для чего тебе он нужен?

Ее брови сводятся вместе, когда она складывает руки на груди.

— А это имеет значение? Это всего лишь песок.

— Считай, что я заинтригован.

— Считай, что ты заноза в моей заднице, — огрызается она в ответ, и по ее коже пробегает раздражение, когда я прищуриваюсь.

— Я буду настоящей занозой в твоей заднице, если ты мне позволишь.

— Ты этого не говорил, — усмехается она, отмахиваясь от меня, и я пожимаю плечами.

— Говорил.

Она качает головой, отводя взгляд, и я уверен, что на ее щеках появляется легкий румянец, но он исчезает слишком быстро, чтобы я мог убедиться.

— Я хочу сделать стеклянную вазу.

Мои брови сдвигаются от замешательства. — Погоди, тебе нужен песок, чтобы сделать стеклянную вазу? Для чего? — Кажется, сегодня она на тысячу процентов бомбардирует меня сюрпризами.

— Что ставят в вазу, Броуди? — Она бросает на меня вполне заслуженный укоризненный взгляд, и я закатываю глаза в ответ.

— Цветы, конечно, но я заинтригован цветами, для которых тебе понадобилась ваза. Вопросов у меня бесконечное множество.

Например, откуда, черт возьми, она взяла цветы? Они от кого-то конкретно, или она собрала их сама?

— Ты можешь мне помочь или нет? — спрашивает она, приподнимая бровь, и я киваю.

— Конечно. — Неторопливо направляюсь к шкафу слева от себя, я присаживаюсь на корточки, чтобы заглянуть в маленькие ящички. Я знаю, что он где-то здесь, но где точно, — это совершенно другой вопрос.

В четвертом ящичке на глаза попадаются знакомые песчинки в стеклянной банке.

— Этого достаточно? — Я поднимаю ее, чтобы она посмотрела, наблюдая, как возбуждение танцует в ее глазах,

— Просто идеально.

Вставая, я протягиваю ей банку, и она выхватывает ее у меня из рук, прижимая к себе, как ребенка.

— Так ты собираешься создать ее сама? — Спрашиваю я, не желая, чтобы момент заканчивался.

— Я надеюсь на это, — пробормотала она, не отрывая взгляда от банки, но ее остекленевшие глаза заставляют меня нахмуриться.

— Ты на это надеешься? — Она королевского рода. Она должна иметь возможность использовать любую магию, какую пожелает.

— «Поцелуй Аметиста», помнишь?

Ее глаза встречаются с моими, и в них явно видна боль, но она быстро отводит их.

— У тебя все получится. На сто процентов, — настаиваю я, подходя ближе, чтобы утешающе сжать ее плечо. Она мягко улыбается мне, как будто моих слов ободрения недостаточно, чтобы наполнить ее позитивом. — Могу я посмотреть?

Теперь ее очередь хмуриться. — Посмотреть?

— Ага, типа, посмотреть, как ты делаешь вазу. — Какого хрена я нервничаю?

— Зачем?

Прочищая горло, я убираю руку с ее плеча, чтобы потереть свой затылок. — Магия завораживает меня, — признаюсь я, и это правда, завораживает, но не так сильно, как она. В этом и заключается секрет.

Ее губы поджимаются, пока она думает, и мне требуется вся моя сила, чтобы держать рот на замке, пока она принимает решение.

— Где? — наконец спрашивает она, и я не могу сдержать улыбку на своем лице.

— Здесь будет в самый раз, — настаиваю я, указывая на центр комнаты. — Тебе нужен столик или что-нибудь еще?

Она хмуро смотрит в центр комнаты, куда я показываю, прежде чем посмотреть на меня с настоящей неуверенностью, танцующей в ее глазах. — Но что, если моя магия…

— Не беспокойся об этом. Я маг, помнишь? Я могу решить любые проблемы, которые у нас могут возникнуть, — настаиваю я, не совсем уверенный, что она именно к этому клонила, но, когда она кивает, я надеюсь, что попал в точку.

— Стол не обязателен, но что-нибудь, что не подгорит, когда я закончу, было бы кстати, — выдыхает она, опускаясь на пол, скрещивая ноги и открывая крышку банки.

Я беру то, что ей нужно, и кладу перед ней. Но она не смотрит: она слишком поглощена песком, чтобы обращать внимание на что-либо еще.

Отступая назад, я прислоняюсь к стене, наблюдая за каждым ее движением, пока она зачерпывает пригоршню песка. Я завороженно наблюдаю, как ее руки начинают двигаться, красные и оранжевые отблески танцуют между ее ладонями, когда она использует свою магию. Это самое прекрасное зрелище, котоое я когда-либо видел.

Ее веки полуопущены, а руки двигаются словно сами по себе, оживляя песок. Слишком быстро она ставит только что созданную вазу на жаропрочную поставку, которую я положил перед ней, и улыбается своему шедевру.

Сначала она выглядит как простая ваза, но, присмотревшись, я замечаю замысловатый узор, врезанный по всей поверхности стекла. Он похож на маленькие, тонкие виноградные лозы, переплетающиеся по бокам, вделанные в стекло.

— Что это за старый фильм, который мама заставляла меня смотреть? — бормочу я, и она моргает, а ее брови сводятся вместе.

— Откуда мне знать?

Я отмахиваюсь от нее. — Конечно, не знаешь, но уверен, вспомнишь. Там парень был мертв, но он помог ей что-то сделать их глины. Я не очень хорошо помню подробности.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Да ладно, точно знаешь. Кажется, он был призраком. Подожди, так он назывался?

Она морщит нос. — Звучит странно.

— Так и было, но ей это понравилось, — отвечаю я со смешком, на меня находят воспоминания, но я останавливаю их, пока боль не вернулась.

— Понравилось?

— Хм. — Я отвожу взгляд, запускаю пальцы в волосы и снова обращаю внимание на нее.

Она проводит языком по нижней губе и снова поворачивается к вазе. — Чем это похоже?

Прежде чем я успеваю передумать, я опускаюсь на пол, кладу свои ноги по обе стороны от нее, а затем переплетаю наши пальцы. — В фильме они вместе лепили из глины. На заднем плане играла песня, и все это было очень мило. — Я провожу ее руками по вазе, и мое сердце колотится от нашей близости, когда ее спина прижимается к моей груди.

Она вздыхает, тяжесть этого вздоха вибрирует в ее теле и резонирует в моем собственном. Сладкий цветочный аромат ее волос опьяняет меня, когда она слегка ерзает, устраиваясь поудобнее в моих руках и ногах. Прежде чем я успеваю передумать, я придвигаюсь на дюйм ближе, проводя губами по ее шее. По ней пробегает дрожь, и она наклоняет голову, поощряя меня запечатлеть поцелуй на том же месте.

Ее спина выгибается, приглашая меня прижаться ближе, и я кладу наши руки ей на талию. Все еще переплетая руки, я провожу большим пальцем по ее животу, ненавидя футболку, которая разделяет нас. Мой рот живет своей жизнью, прокладывая дорожки во всех направлениях, и ее голова наклоняется в сторону, предлагая мне больше доступа.

Черт.

Отпуская одну из ее рук, я дергаю за ворот ее плаща, отыскивая застежку, прежде чем он ниспадает каскадом вокруг ее талии. Контур поцелуя аметиста виден сквозь ее футболку, и я не могу удержаться, чтобы не взглянуть на фиолетовый драгоценный камень.

Ее кожа вокруг него покраснела и воспалена, изранена, где он помешен в ее плоть. Провожу пальцем по контору, и она напрягается. — Может, я и не смогу удалить его, но могу успокоить поврежденную кожу, — объясняю я, быстро и тихо бормоча заклинание. Она расслабляется, ее напряжение спадает, и ее голова наклоняется вперед.

— Спасибо.

— В любое время, — обещаю я, запечатлевая поцелуй чуть выше оскорбительного предмета, впивающегося в ее плоть.

Она вырывает свою руку из моей, и я сразу же чувствую потерю. Прежде чем я успеваю разочарованно вздохнуть, ее рука оказывается на моей щеке, пальцы растопырены, и она заглядывает глубоко в мои глаза. Она поворачивается так, что мы оказываемся лицом друг к другу, и мои руки тут же опускаются на ее талию.

В ее глазах неуверенность, неуверенность во мне, я не сомневаюсь. Поэтому я остаюсь на месте, ожидая, когда она сама сделает шаг. Я хочу этого больше всего на свете, мой член упирается в хлопок боксеров, отчаянно стремясь к ней, но это должно быть ее решение, потому что мы оба знаем, что она понимает, чего я хочу.

Ее.

Она придвигается ближе, наше дыхание сливается, пока я удерживаю ее взгляд, наблюдая, как расширяются ее зрачки, прежде чем она опускает веки и прижимается губами к моим.

Ощущение ее пальцев на моем лице, когда она заявляет права на мой рот, всепоглощающее, и я двигаюсь, даже не успев подумать об этом. Удерживая руки на ее талии, я поднимаю ее в воздух, а наши губы остаются соединенными.

Я делаю три необходимых шага к своей кровати, прежде чем опускаюсь как можно мягче. Ее руки скользят по моей шее и сжимают плечи, а ноги обвиваются вокруг моих бедер.

Черт.

Мои губы еще сильнее прижимаются к ее губам, и она стонет от моего языка, а я пробую на вкус каждый дюйм ее губ, до которого только могу добраться.

Мне нужно почувствовать прикосновение ее кожи к моей.

Сейчас.

Вслепую нащупывая подол ее футболки, я крепко хватаюсь за него обеими руками, но прежде чем я успеваю дернуть за него, она толкает меня в грудь, разделяя наши губы.

— Не смей, блядь, рвать на мне одежду, когда мне придется идти домой пешком. Я бы предпочла не проходить аллею позора обнаженной, — ворчит она, заставляя меня приподнять бровь.

— Аллея позора? Вот как это называется? — Спрашиваю я, следуя ее приказу и стаскивая ее футболку через голову вместо того, чтобы разорвать ее, как я хотел. Я отбрасываю ее в сторону, наслаждаясь красивым розовым лифчиком, прикрывающим ее грудь.

— Нет, но ты знаешь, что я имею в виду, — бормочет она, расстегивая штаны, и я отодвигаюсь, раздеваясь вместе с ней. Через мгновение мы оба обнажены, груди вздымаются, и мы смотрим друг на друга. — Ты собираешься позаботиться о…

Я сокращаю расстояние между нами, ныряя лицом между ее ног и эффективно останавливая ее дерзость. Когда я провожу языком по ее складочкам, ее спина выгибается дугой, а руки сжимают простыни рядом с ней.

Трахать ее на улице — это одно. Наблюдать, как она оставляет свой след на моих личных вещах, — это совершенно другое. Мне нужно больше этого. Я провожу зубами по ее клитору, наслаждаясь вздохами, которые вырываются из ее губ, когда я дразню одним пальцем ее вход.

— Пожалуйста, Броуди, — шепчет она, задыхаясь, и мои губы прижимаются к ее коже.

— Вот так, Кинжал. Умоляй меня. — Просовывая два пальца в ее лоно, я не получаю мольбы, как хотел, но крик удовольствия, который эхом разносится по моей комнате, еще лучше. — Я хочу, чтобы ты кончила на мои простыни. Я хочу, чтобы запах твоих соков пропитал всю мою комнату. Тогда, когда я проснусь утром, ты будешь всем, о чем я смогу думать, всем, что я смогу чувствовать, и всем, что я смогу представлять себе с этого момента прямо здесь. Это будет слишком тяжело для меня. Настолько, что мне придется заскочить в душ и трахнуть свою ладонь так сильно и быстро, что все закончится слишком скоро. Но это будет того стоить. Ведь так, Адди? — Это не вопрос. Не совсем.

Она кивает, широко раскрытыми глазами смотрит на меня, а я вращаю пальцами в ее киске, наблюдая, как пульс трепещет у нее на горле, прежде чем снова ласкаю ее клитор. Она извивается подо мной, словно это именно то место, где она должна быть, и я собираюсь доказать ей, что так оно и есть.

— Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста, — повторяет она, словно в идеальной гармонии соответствуя тому, как я играю с ее телом.

Добавив третий палец, я глубоко проникаю в нее, чувствуя, как ее сердцевина сжимается вокруг меня, и я впиваюсь зубами в чувствительную плоть вокруг ее клитора. Словно оркестр, достигший своего крещендо, она достигает своего пика, и крики экстаза срываются с ее губ, когда она достигает кульминации.

Я поглощаю каждую каплю, стараясь выжать из нее все до последней унции. Ее напряженные мышцы превращаются в лужицы, пока она пытается отдышаться. Проводя мягкими поцелуями по ее киске, вокруг пупка и по ложбинке между грудей, я добираюсь до ее рта.

Она не уклоняется от собственного вкуса у меня на языке.

Нет.

Ее поцелуи становятся глубже, делая мой член тверже, чем когда-либо.

Потянувшись к верхнему ящику прикроватной тумбочки, я достаю презерватив, разрываю обертку и быстро и аккуратно надеваю на свой жаждущий член.

— Я хочу, чтобы мои простыни были еще влажнее, Кинжал. Думаешь, ты сможешь это сделать? — Спрашиваю я, пристраивая свой член к ее входу, пока она приподнимается на локтях, глядя вниз на уже влажную ткань.

— Возьми меня, и я сделаю это, — мурлычет она, проводя языком по губам, когда переворачивается на живот, приподнимая попку в воздух. Ее спина идеально выгнута, и я провожу рукой по ее позвоночнику, прежде чем погладить округлости ее задницы.

Она упирается плечами в матрас, просовывая руки под грудь, чтобы ущипнуть себя за соски.

— Блядь, ты чертова дразнилка, — ворчу я, отчаянно желая ее, а она ухмыляется, закрыв глаза, поглощая меня целиком.

Стремясь превратить эту улыбку в выражение неприкрытого удовольствия, я прижимаю свой член к ее сердцевине и проникаю внутрь. Ее жар опьяняет меня, и я замираю, не зная, продержусь ли я дольше пяти секунд, если не дам себе перевести дух.

Одна из ее рук двигается, снова цепляясь за простыни рядом с ней, готовясь к следующему толчку, и я позволяю всему остальному в мире исчезнуть, давая ей повод держаться.

Отводя бедра назад, я вонзаю свой член глубже в нее. Сильнее, быстрее, яростней.

Шлепок кожи о кожу эхом разносится вокруг нас, и моя хватка на ее бедрах усиливается. Я надеюсь, что завтра она увидит синяки, что напомнит ей об этом.

Ее ноги дрожат подо мной, когда я вхожу в нее снова и снова, в погоне за эйфорией, к которой, как я знаю, она близка. Протягивая руку к ее киске, я пощипываю ее клитор, заставляя ее стоны удовольствия становиться громче, пока она не начинает задыхаться.

Признаки того, что ее сердцевина сжимается вокруг меня, говорят мне о том, что я близок к тому, чтобы почувствовать ее кульминацию. И мне она нужна больше, чем моя собственная.

Мне требуется вся моя сила, чтобы не сбавлять темп и не отдаваться собственным потребностям, пока ее крики не достигнут новых высот.

— Блядь, Броуди. Блядь.

Удвоив темп, и чувствуя, как ее разрядка стекает между нами, я переваливаюсь через край вместе с ней. В глазах темнеет, оргазм проносится по моему телу, и я падаю вперед, а неровные толчки продлевают вкус экстаза между нами.

Срань господня.

На нас выступает пот, пока мы пытаемся отдышаться, и одно можно сказать наверняка.

Я думал, быть бабником весело, но изучать каждый дюйм ее тела еще лучше.