Царство крови

8

АДРИАННА

П

росто сказать это слово.

Просто. Сказать. Это. Ебаное. Слово?

Кто, черт возьми, этот парень?

Раздражение охватывает меня, и я все еще чувствую его взгляд на своей коже, когда ухожу оттуда к чертовой матери. Тряхнув головой, я срываюсь в спринт.

Это слишком серьезно. Я слышала это по его голосу. Если бы он сказал это так беззаботно и весело, как обычно говорит обо всем остальном, я бы, скорее всего, отмела сомнения и запрыгнула на его член, но это был далеко не тот Броуди, к которому я привыкла. Мои обычные взаимодействия с Броуди забавны, но это граничило с обязательством, а я здесь не для этого.

Черт, он заставил меня рассказать о себе, а это и так далеко за пределами моей зоны комфорта.

Мои мышцы немного расслабляются, когда я бегу по тропинке и поворачиваю, чтобы меня больше не было видно из леса, и его взгляд исчезает вместе с этим. Мои яичники разочарованы, но моя голова — нет.

Тупые гребаные мужики с волшебными гребаными членами.

Я высоко держу голову и смотрю вперед, пока мчусь по тропинке обратно к зданию фейри. Я пробегаю мимо нескольких человек, но не обращаю на них внимания, поскольку нацелена на свой пункт назначения. Я по горло погрязла во вчерашней драме, раздражающе горячих парнях, которые продолжают попадаться на моем пути, и в самой жизни. Не говоря уже о надвигающейся короне, которую я не позволю завоевать никому другому.

Мне не нужно добавлять никаких проблем с кем-либо еще по пути. Не тогда, когда мне все еще приходится бороться с Вэлли и большинством волчиц.

Переступив порог, я замечаю, что Арло все еще лежит в отключке на диване, но, похоже, больше никого поблизости нет. Направляясь прямо наверх, я выдыхаю с облегчением, когда достигаю своего этажа, но мои шаги замедляются, когда я подхожу к двери.

Роза.

Такая же алая, как и та, другая.

Повисшая на ручке моей двери.

Что, черт возьми, происходит?

Оглядываясь по сторонам, я ничего не вижу, ничего не слышу и ощущаю ровно столько же.

— Кто это, блядь, оставил? — Кричу я, но не получив ничего в ответ, хватаюсь за стебель без шипов и смотрю на нее сверху вниз. — Перестань быть чудаком и покажи свое чертово лицо, — настаиваю я, мое раздражение растет, но я по-прежнему не получаю ответа.

Придурки.

Однако раздражает, что цветок такой красивый. Это взывает к магии земли внутри меня, и желание сберечь его берет верх.

Заходя в свою комнату, я захлопываю дверь пинком и кладу цветок рядом с тем, который нашла сегодня утром. Жаль, что их не во что поставить.

Я, наверное, могла бы стащить стакан из столовой, или, если у меня под рукой окажется немного песка, я могла бы сама что-нибудь создать с помощью магии огня.

Впрочем, об этом подумаем позже. Хорошее развлечение, когда оно мне может понадобиться.

Как бы сильно я ни хотела заняться цветами, мне нужно уделить минутку и заняться собой, даже если это просто на ментальном уровне. Прямо сейчас жизнь — сплошной отстой, и мне действительно нужно привести голову в порядок. Одно препятствие следует за другим, и мое тело болит от этого.

Я почти подумываю о том, чтобы броситься обратно к Броуди и позволить ему выебать все это из меня, но напоминание о его словах заставляет меня твердо стоять на месте. Мне нужна разрядка, а не еще один слой безумия, который можно добавить в общую кучу.

Знакомый звук вибрации моего мобильного телефона на прикроватной тумбочке заставляет меня вздрогнуть, и я разворачиваюсь к нему лицом, как будто он послан самим дьяволом. Очевидно, сегодня утром я немного нервничаю, что только еще больше бесит меня.

Со вздохом я сокращаю расстояние и беру устройство, наблюдая, как на экране мелькает имя моей сестры.

Я должна была догадаться. Это не мог быть кто-то другой, но как я могу с ней сейчас разговаривать? После прошлой ночи? После сегодняшнего? Так много всего происходит, и я не готова рассказать ей об этом.

Но если я вообще не отвечу…

Черт.

Делая глубокий вдох, я изображаю самую лучшую улыбку, на какую только способна, прекрасно зная, что она сможет заметить разницу, если я плохо сыграю.

— Привет. — Это слово легко слетает с моих губ, и по мне пробегает волна облегчения.

— Привет, как проходят твои выходные?

— Скучно, — лгу я, плюхаясь на кровать, и она усмехается.

— Это потому, что тебе нечем заняться в академии. Тебе нужно что-то делать вне академии, Адди. Тебе нужно немного пожить.

Я закатываю глаза, хотя она не видит. — У меня нет времени на то, чтобы немного пожить. — Или, точнее, каждый раз, когда я пытаюсь, что-то идет катастрофически не так. Например, как прошлой ночью, или на мой день рождения, скажем. Ничего хорошего не выходит, если я схожу с намеченного курса.

— Поговори со мной по видеосвязи, Адди. Мне скучно, и я скучаю по твоему лицу.

Черт возьми.

Откуда у нее такая способность ставить меня между молотом и наковальней?

Если я откажусь, она лишь надавит и поймет, что что-то не так. Если она заметит хоть унцию неуверенности на моем лице, то будет допытываться, пока не вырвет правду из моих уст. Если все пойдет не так, то это не в моих силах, поэтому я выбираю последнее. Если она и увидит меня насквозь, то, по крайней мере, мы выбрали кратчайший путь к моей гибели.

Нажимая кнопку видеочата, я жду несколько секунд, пока ее лицо не появится на моем экране. Мое сердце согревается при виде нее. Я не могу описать, как сильно я скучаю по ней. Все, что я делаю, всегда делается для нее, даже находясь здесь, но расстояние между нами усложняет это. Если бы она была здесь, я бы не разбиралась со всем этим бардаком. Вероятно, я бы разбиралась с чем-то большим.

— Где папа? — спрашиваю я, заметив, что она сидит в его коричневом кожаном кресле.

На мгновение что-то мелькает в ее глазах, прежде чем она отвечает:

— В сарае, чинит мои колеса.

Паника пронзает меня, и мои глаза широко раскрываются.

— Почему? Что случилось? — выпаливаю я, а она закатывает глаза.

— Хватит беспокоиться. Просто сломались по дороге с рынка. Видишь? Со мной все в порядке.

Она отводит телефон подальше, чтобы я могла видеть больше, чем просто ее лицо. Ее ноги удобно устроились на ковре, на коленях плед, а на ней надето одно из моих худи. Вот засранка. Но я не указываю ей на это, потому что мне нравится, что у нее есть частичка меня.

Несмотря на радость, которую я испытываю, видя ее целой и невредимой, как она и сказала, сердце все равно болит.

Я знаю, что это из-за меня она не может быть исцелена. Это я причина того, что она кажется так идеальна с виду, но не ее ноги. Ее «колеса», как она любит их называть, — единственный способ передвижения. Именно из-за меня моя сестра прикована к инвалидному креслу.

В то время я этого не знала. Я была такой маленькой и напуганной, что не понимала, что делаю, но это чувство осталось во мне, и оно будет жить вечно.

— Я знаю этот взгляд, — заявляет она, и я сглатываю, пытаясь расширить глаза и улыбнуться.

— Какой взгляд?

— Ты точно знаешь, какой взгляд, — парирует она, приподнимая бровь.

— Я люблю тебя, Нора.

Она качает головой. — Ага, тот самый взгляд, за которым всегда следуют эти проникновенные слова.

— Что? — У меня ужасно получается изображать невинность перед ней, и она это знает.

— Не чтокай мне. Ты просто завидуешь, что меня возят повсюду, как особенную принцессу, а тебя нет. — Мы обмениваемся понимающими взглядами. Как только она указывает на мой, я замечаю ее взгляд. Она любит вот так разряжать обстановку. Она всегда мой спаситель, воплощение добра в этом мире, и от этого я люблю ее еще сильнее.

— Ты злюка, — говорю я, а она смеется.

— И тебе это нравится.

— Так и есть, — признаю я с кивком.

— Есть какие-нибудь парни, от которых мы должны быть в восторге? — спрашивает она, переходя к более легкой теме. По ее мнению, конечно. По моему — это минное поле.

— Абсолютно нет, — бурчу я.

— Скучная ты, Адди. — Если бы она только знала.

— Может быть, но это моя жизненная цель. Одна из нас должна быть скучной, чтобы другая могла купаться в своей эпичности, — заявляю я, и ее улыбка становится еще шире.

— И ты не получишь ни грамма моей эпичности. Я не умею делиться, — парирует она, и я качаю головой.

— У меня есть стойкие следы от синяков, подтверждающие это утверждение.

— Обращайся. — Она прихорашивается, заставляя меня хихикать, когда раздается стук в мою дверь.

Я бросаю на нее сердитый взгляд, прежде чем снова перевожу его на нее.

— Почему всякий раз, когда ты звонишь, кто-то стучит в мою дверь? Ты привлекаешь людей своей удивительностью, даже не находясь здесь? — Спрашиваю я ее, несмотря на неуверенность, которую чувствую. Мне не очень хочется открывать дверь прямо сейчас.

Она хихикает. — Я просто ничего не могу с собой поделать.

Я встаю, проглатывая беспокойство в горле. — Конечно, не можешь. Скоро поговорим?

Она кивает. — Скоро поговорим. Я люблю тебя.

Эти три ее слова наполняют мое сердце такой любовью, что я даже не могу подобрать достаточно сильных слов, чтобы описать это.

— Я тоже тебя люблю.

Она отключает звонок, и я убираю свой сотовый обратно в тумбочку, когда раздается еще один стук в дверь.

Почему в этом месте ни у кого нет терпения?

С тяжелым вздохом я кладу ладонь на дверь, пытаясь прочесть, кто находится по ту сторону. Кажется, я не могу разобрать мыслей того, кто там стоит. Я неохотно берусь за ручку двери и открываю ее.

Ах, черт.