Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах

Свет мертвых очей

…Черепа горели, как в сказке.

Свет лился из глазниц, сочился сквозь оскал пожелтевших зубов, стекал вниз по кольям. Вечный свет, способный сжечь дотла при нужде или вывести из чащи. Черепа — помощники, охрана от любопытных и маяки для заблудившихся душ. И каждый из них я зажгла кусочком от большого пылающего сердца…

— Янина, не спи, — пихнул меня в бок староста, оборвав прекрасное видение.

Я и не спала, просто отключилась от реальности, где тихий голос лектора вводил в транс, и нашла ответ на мучивший вопрос. Как долго я его ждала, сколько вариантов перебрала — ничего не подходило. В черепах ведь не простой огонь, нельзя в них поставить свечи или лучины, необходимо волшебство.

Ради него придется постараться и кое-что отдать.

— Не сплю, — отозвалась я. До конца учебного дня меньше получаса, и снова я пропаду на все выходные, чтобы изучать неведомые тропы Лукоморья. Приятные мысли.

— Вся группа шепчется, что ты со своей работой совершенно изменилась. — Серые глаза Славы выражали тревогу. Я поняла, куда он клонит.

— Там мухоморы выдают, — «призналась» я и подмигнула. — Это они во всем виноваты.

Он вежливо хмыкнул, давая понять, что оценил шутку.

— Нам практику в лагере летом проходить. Давай без них.

— Конечно.

Только непонятно, как мне практику проходить с такой работой. Отпуск мне оформят от аниматорства? А когда успевать души провожать, если вожатый должен бдеть, и по ночам тоже?

Слава снова улыбнулся и вернулся к пометкам в конспекте. Парней в группе по пальцам одной руки пересчитать, и все они настроены дружелюбно, а вот остальная часть — серпентарий. Досадно, конечно, что шепчутся, но правду я им сказать не могу. Хорошо еще, они не знают, какие сообщения мне от Юли приходят. В сети она гораздо общительней, и черный юмор через край хлещет. С утра рассказывала одну занятную историю с душой и про количество человек скошеных за несколько дней. Мне пока в диковинку травить шутки про души, а у нее за столько лет, наверное, профдеформация, как у всех, кто с людьми работает.

Всю неделю Бальтазар наблюдал за чередой курьеров со сдержанным любопытством: я ничего не объясняла, он не спрашивал.

Поверили? Ха! Где Бальтазар, а где сдержанность?

— Раньше курьеры с обувью приезжали, а теперь с ножами? — Вот что он мне выдал после первого же. И продолжил язык разминать с каждым новым:

— Этим мясо не порежешь, только если живое и размером с бизона.

— Можно в Кощея метать, мне кажется, ему подойдут как украшения. Вроде пирсинга по всему телу.

— А с ним ты что собралась делать? Цветы пересаживать на кладбище? Сойдет за лопату.

— О, вот это хорошая вещь, ветки в лесу рубить.

— Ягуся, воительница требует жертв?

И тут он оказался прав. Моя воинственная половина потребовала дань. С того ножа в комиссионке начался зуд в ладонях — я хотела больше и позволяла себе больше. Заказ, заказ… Предвкушение до дрожи. Любовалась отражением в клинках, крутила в руках, метала их в Убежище — не каждый выдерживал такие испытания, большинство были просто красивыми безделушками.

Переданные мне навыки воителей играли в мышцах и просили действий.

Надеюсь, меня не потянет на покупку боевых коней.

— Все не то, — резюмировала я, глядя на кучу лезвий в спортивной сумке.

— Не то — это твой парень, — фыркнул кот. — Я бы сказал, престарелый ловелас, а не парень. Дернула меня нелегкая познакомить вас, готов хвост свой сожрать, как вспоминаю.

— В чем ты сейчас его обвиняешь? — усмехнулась я.

— Сомнительная работа и плохая стрижка, мр-р.

— А у меня просто мечта, отличная работа, хоть кому расскажи — позавидуют! — Я пнула сумку поближе к двери. — Мне нужен кузнец, настоящий, выковать крепкое и надежное, как кладенец.

Пока что лучшим приобретением был нож с костяной ручкой. За нее приятно было держаться, и лезвие после заточки просилось в работу. Я то и дело крутила его в руках, и даже смастерила ножны на пояс.

— Все дороги ведут к Казимиру, — без раздумий ответил кот.

— С чего это?

— Он кузнецом был, мне Баст говорила.

И военачальник, и на гуслях играет, метлы-ступы делает, на рынке торгует и мечи ковал. Везде, чертяка, поспел, а мне с друзьями некогда поговорить о своих «обновлениях».

Почти неделя прошла с перехода в новую не-жизнь. Я отработала аниматором, посещала занятия, звонила родителям, оплатила кредит — ничего не изменилось, кроме мелочей. Одна из них — отсутствие голода, вторая — сплю меньше, но не чувствую сильной усталости.

— Эй, на Марсе! — позвал кот. — Вернись ко мне, нам в Лукоморье пора. Тоха ждет, души вокруг избы стенают.

— Они так не делают!

— Не будь занудой, — махнул он лапой. — И пора черепа зажечь! Великое событие, не каждый день увидишь!

Я рассказала коту про озарение, и он настолько впечатлился, что почти подталкивал на выход из квартиры и уже мечтал жарить с помощью черепов сосиски.

Кощунство.

— Родителям позвонила?

— Да.

С недавних пор звонки и сообщения от мамы стали поступать чаще, она волновалась, сама не знала почему, и как-то неловко даже извинилась за навязчивость. Сердце матери не обманешь — она знала, чувствовала перемены. Но мой голос, лицо на экране смартфона за несколько дней вроде бы ее успокоили.

Тоха тоже позвонил, будто дело есть ко мне, помощь нужна с неким зельем. Голос звучал взволнованно. Представить не могу, зачем ему зелье, — для Бастет мы сварили впрок, и оно еще не кончилось.

— Кощею тоже написала, что пора в путь. Он будет ждать нас. — Гвоздей и саморезов для его коня прихватила.

— Готова встретиться с Казом и спасибо сказать за одолжение? — участливо спросил кот.

— Встретиться готова.

Насчет «спасибо»… Не думаю, что наш конфликт закрылся сам по себе спустя неполную неделю. Кажется, мы разошлись каждый при своем мнении и между нами не все сказано, далеко не все.

— Репей мне на пузо, что ты будешь с ней делать…

— Пойдем уже, а то, пока собираемся, зима настанет. — Я бросила в сумку детскую книжку для Насти, летные очки — купила наконец-то! — и открыла дверь.

Супчик обогнал нас с радостным писком.

В Лукоморье вечерело. Воздух казался чуть прохладнее, чем обычно, трава — не такой сочной, и небо немного другим. Полагаю, сезон вскоре сменится. Осени и весны здесь, в центральном Лукоморье, нет, как говорил Бальтазар. Зима лишь четыре месяца и лето. Сложно устроена система, заковыристо. До сих пор снег я видела только в измерении, где спрятана Академия, но там представлены все времена года. К Дубу пришла, когда здесь лето уже было. Как будто сто лет назад…

Бальтазар с удовольствием сменил форму и померцал к берегу, где слышались крики и звон мечей. Полагаю, Настасья и Казимир там упражняются. Хорошо, будет время подготовиться к встрече. С неудовольствием отметила, что немного волновалась.

— Яна! — раздался голос с неба.

Давно не видела Тоху в полете и всякий раз удивляюсь его уникальности. Ну где вы видели летающего парня в трениках?

Супчик с радостным писком кружил рядом с ним, соскучился. Тоха заложил вираж над гостевым домом и приземлился рядом. Большие крылья обняли меня, в глазах тревога.

— Че как не родная? Почему не звякнула, не пришла?

— Эм-м…

— Каз растрепал нам все. Знаю, что ты кони двинула его стараниями. — Он нахмурился. — Мне пришлось следить за тобой, типа убедиться, что ты в норме.

— Я едва смогла удержать Антона от необдуманных поступков, продиктованных гневом, — сказала Бастет где-то за пределами моего поля зрения. — Здравствуй, Яга.

— Привет! — немного напряженно поздоровалась я. Стало совестно, не знала, что у меня за спиной кипят страсти.

Тоха убрал крылья и потащил меня в дом.

— Мне нужно было побыть одной, — оправдывалась я, скидывая сумку с оружием на лавку. — Я в порядке, насколько возможно. Теперь мне есть что рассказать.

— Вот это спасибо типа. Начинай.

Видела, что он обижен, и обида эта не первой свежести — тянется еще со времен разборок с Баюном. Мы его отстранили, заставили сидеть и ждать. Его, заживо сожженного Горынычем, спрятали, чтобы котик не поцарапал. Да, я так сделала — и сделала бы снова: Баюн не менее опасен, и нечего лезть на рожон понапрасну. Не стану за это извиняться, но мне стоит быть внимательнее к другу. И меньшее, что я могла сделать, — начать говорить.

Рассказ много времени не занял. Казимир, хруст шеи, сумеречная зона — тут я задержалась, уж очень понравилось там, — говорящие души, потеря привычного и новые знакомства, тяга к оружию. Мрачный жнец. Бастет навострила уши, и прищуренные зеленые глаза пристально наблюдали, считывали каждую эмоцию с моего лица. Порой она так смотрит, что хочется накинуть плащ-невидимку.

— Ну ни х… — начал было Тоха, когда я закончила.

— Не выражайся в присутствии дам, Антон! — жестко оборвала его Баст, и он прикусил язык.

Кошка не отрывала от меня взгляда, ее зрачки то сужались, то расширялись, будто гипнотизируя.

— И как ты себя чувствуешь после всего происшедшего? — участливо спросила она.

— Физически — отлично. Морально? Мои тараканы-присяжные еще совещаются.

Она кивнула, будто подарила мне царское одобрение. Как Тоха с ней уживается? От одного кивка мне захотелось срочно переодеться во что-то изысканное и держать чашку оттопырив мизинец.

— Так для чего вы хотите зелье варить? — вернулась я к насущному.

Оказалось, он услышал от Бастет о рецепте трансформации. Она его толком не знала, и решили спросить у меня. Жабры он хотел. Я навскидку тоже такого в книгах не видела, да и память не подкинула ничего похожего. У меня в основном жуткие рецепты ядов от одного из бывших голосов. Предположим, Ядвига что-то и знает, но идея в целом мутная.

— Гидрокостюм купить с баллоном? Или у Черномора спросить, как они себе жабры отрастили? Кто знает, как зелье подействует, даже если мы его и сварим, — ты же не человек.

Тут уже разоткровенничался Тоха. Он избегал смотреть на нас, прятал грусть: не получалось у него с Селиной ничего. Они встречались на том камне, он приносил побрякушки, она восхищалась. Он рассказывал о нашем мире — она хлопала в ладоши. Сама звала на дно, показать владения отца, но тайком — Морской царь гневался по поводу и без. Хотела провести нашего Тоху к затонувшим кораблям, показать дворец и все морское царство.

— Не понимаю, че там дальше, Ян. Она мне снится, думаю только о ней. А по факту? — Тоха был в полном раздрае.

Под водой он не способен жить, там даже поговорить нет возможности. И в свой мир Селину не привести — у нее нет ног, и не факт, что ей дозволено сменить место жительства.

Уйти надолго Тохе никак — работа и подкроватный монстр. Его сюда не притащить и оставить нельзя.

— Один раз уже предал другана, бросил, сбежал… А он… — Тоха вздохнул, безостановочно измеряя шагами дом. — Никогда себе не прощу и не повторю. Братан почти щупальца отбросил, и если бы не Каз…

Шум за дверью отвлек нас: возвращались кот, Настасья и Казимир. Тоха вздохнул и сел за стол как ни в чем не бывало, накинул маску спокойствия. Я была рада передышке, ведь никаких ответов и утешения для Тохи у меня в тот момент не было.

— Яга! — воскликнула запыхавшаяся, краснощекая Настасья. Из-под кольчуги едва пар не валил, видимо тренировка была горячая.

— Здорово, нелюди. — Каз повесил в углу свой меч. Рубашка была изрезана, словно его гребным винтом задело, на некогда белом полотне потеки черной крови. — Девчонка делает успехи, — пояснил он и скрылся в своей комнатушке, едва взглянув на меня.

На секунду повисла напряженная тишина.

— Настюха молодец, — подтвердил Бальтазар и ушел шептаться с подругой.

Настя бегала туда-сюда. То с охапкой одежды к ручью неподалеку от дома, то в дом с книгой, чтобы гордо показать, что прочла несколько страниц без помощи. Я хвалила, конечно, она большая молодец, все успевает: и хозяйничать, и учиться, и тренироваться. Скучать, должно быть, некогда, но я ошибалась.

— Богатырша наша рвется на подвиги. — Каз вернулся в джинсах и черной футболке, несколько глубоких порезов виднелись из-под коротких рукавов. Затягивались быстро, значит он вполне восстановился после кладбища. После инцидента с душой он медленно приходил в себя.

Настя сердито засопела:

— Не век же в доме сидеть! Прячете меня будто, а ведь сколько лихих людей на дорогах промышляют. Я бы могла…

— Пойти со мной и Кощеем в Навь, искать кладку Горыныча, — перебила я.

— С Кощеем… Горыныч… — Голубые глазищи стали еще больше.

Я не умею читать мысли, но с ней и не нужно — весь восторг на лице написан. Ох, следить бы за ней, но ведь и правда, если богатырскую силу не выгуливать, она снова сорвется, и кто знает, чьи зубы в этот раз будут выбиты. Тут не понятно, что хуже: Кощей поблизости или она без присмотра. Я много думала об этом и решила, что личная жизнь Настасьи не мое дело. В обиду ее не дам, а остальное… Пусть сама.

— Тогда и я с вами, Яга, — непререкаемым тоном заявил Казимир. — Делать мне нечего, а Навь не распробовал, не довелось.

И никакой тебе «рыжули». Выходим на уровень «деловые отношения»? Интересно.

— Отлично. Но мне нужно кое-что сделать… — Я улыбнулась в ответ на вопрошающие взгляды.

Изольда прекрасна, ее сердце похоже на цветок-коробочку физалиса, и в ней плоды — тлеющие угли, будто осколки. Мысленно обратилась к ней:

— Ты позволишь зажечь маяки?

Мы в сумеречной зоне, где видно скрытое, и не до конца понятно, как мне вынести в сказочную реальность кусочки непостижимой магии. Есть уверенность, что смогу, но как…

Изольда позволит.

Сердце дома пульсирует, само точно маяк, готовится отдать часть себя ради нашего с ней пути. Так положено. Ее это не печалит.

Сердце забилось чаще, радостно и ярко. На его поверхности проступили бугорки — по количеству черепов на ограде; они зрели обжигающими ягодами, наливались багровым светом. Драгоценные — работа волшебного ювелира, — манили сорвать.

Я протянула руку. Свет сердца был настолько ярок, что просвечивал кисть. Мерещилось, будто плоть и кожа растворились в этом сиянии и угли-осколки срывали пальцы скелета. И между тем было приятно, словно гладишь теплое кошачье пузо.

Я бережно собрала в ладони дар Изольды, вновь залюбовалась сиянием.

— Благодарю!

Вернулась в реальность и вышла из бани, бережно неся в руках дары.

Не существовало мира, наблюдателей, друзей — лишь я и волшебство в ладонях. Все, кроме моего пути, потеряло четкость, скрылось в кисее тумана. Я несла угольки, чувствуя тепло, растекающееся от кистей до локтей и выше, оно охватывало негой тело, и расставаться с ним не хотелось…

Я клала их на черепа, между рогов, и они растворялись, таяли, словно красный лед, и впитывались в кость, становясь с нею единым целым. За одним из черепов однажды придет повзрослевшая Василиса, мы будем ждать.

Последний уголек занял свое место, и свет озарил округу. Изгородь стала страшным предупреждением любому путнику.

Я смотрела на мрачную красоту так долго, что вошла в транс.

И там, где нет времени, из глубин памяти появился ритм танца, передаваемый от Яги к Яге. Таинство столь древнее, будто высеченное на костях рунами, знаками; горящие надписи как угли. Тело отреагировало: никогда раньше не танцевала, полностью отдавшись ритму, не замечая ничего и никого.

Грянул гром, вспышки молний озарили ночное небо Лукоморья. Движения танца ускорились, я не думала о том, как выгляжу со стороны, — все было так, как должно. Юбка кружилась вокруг ног, босые ступни утопали в траве…

Во мне рождалось что-то новое, еще больше отделяющее от живых людей…

И была лишь я и свет мертвых очей.