Меч против погани оставил Казимиру ожог на всю ладонь.
— Под хвост загралу ваши трофеи! — рассердился бес, отбросил подальше оружие и совершенно по-человечески потряс рукой. Запахло паленой кожей. Клинок звякнул о камень, лезвие на секунду злобно полыхнуло голубым. — Перекую на гвозди и отдам Мороку на ужин! — Потом Каз добавил еще немного, в основном на итальянском. Красиво и экспрессивно.
— На мой взгляуд, это просто оскорбительно. — Бальтазар принюхался к рукояти. — Казимир не погань, понял? Будешь себяу так вести — станешь консервным ножом.
Но меч не внял коллективным угрозам: ощутимо нагрелся и в моей руке, я не стала ждать ожога; то же самое произошло с подошедшим на звуки недовольства Кощеем.
Мы стояли вокруг меча в задумчивости, желая найти на нем инструкцию по применению, противопоказания для владения, хоть что-нибудь, но тщетно. Загадочный артефакт работы неизвестного мастера, простое лезвие с желобом, такая же простая гарда и рукоять грязно-белого цвета, по виду костяная, с вырезанным не то орнаментом, не то письменами, круглое навершие. Ни одного драгоценного камня на эфесе не было — рабочее оружие. Воительница во мне любовалась и желала владеть, добавить в коллекцию, даже если только смотреть. Поймала себя на мысли, что можно на стену повесить.
— Закопать его обратно? — Бальтазар примерился, повернувшись к мечу задом, и уже собрался совершить задуманное, как Настя подняла меч, лихо покрутила и хмыкнула:
— А мне не жжет. — И, отдав мне кладенец, стала пристраивать трофей в петлю на пояс. Ее руки слегка дрожали. Думаю, битва с Головой оказалась не так проста, как со стороны выглядело. Девушка была бледна, под глазами появились тени.
— Подожди, не годится. — Бессмертный дал указания своему волшебному слуге, и у меча появились ножны.
— Благодарствую, Кощей. — Настя слегка улыбнулась, принимая подарок.
— Меня зовут Андрей, ты тоже можешь так называть. Кощей — моя работа, как у Янины.
Богатырша застенчиво глянула на него, кивнула и засуетилась с перевязью.
Интересный у этой парочки конфетно-букетный период.
— Просто примите с честью гордое звание погани. Здесь, в Нави, это, считай, присвоение гражданства. — Морок настойчиво тыкал копытом в сторону реки Истаяти.
Каз расхохотался, хлопнул его по шее и поморщился.
— Давай посмотрю, есть рецепт мази, — предложила я.
— Не стоит, уже подживает, — отмахнулся Каз. — Но спасибо за предложение.
И отошел, напевая под нос про тающий лед.
Странно, что про любимого Челентано не вспомнил.
Я немного выждала и отправила Настасью в избу отдыхать после всех испытаний. Она для вида сопротивлялась, но в итоге послушалась.
Мне же все еще непривычно почти не ощущать усталости и голода. Как будто можешь горы свернуть — больше времени в сутках для деятельности, — и вместе с этим чуть больше одиночества, у остальных-то все по-прежнему.
Красная луна выбралась из объятий облаков и подсвечивала нам путь. За Головой поле не заканчивалось, а тянулось дальше, правда без скелетов. Трава становилась гуще, сочнее, беспорядочно разбросанные деревья — крепче, но места совсем дикие, нехоженые. Горизонт укутал туман сплошной завесой до неба, и не видно было, есть ли там горы.
Та дорога, что привела нас к развилке, истончилась и пропала уже давно, нога давала о себе знать, и я летела на велометле. Ступу по полю гонял Казимир со словами «Надо посмотреть», мастер проводил техосмотр. Кощей задумчиво хмурил лоб в седле.
— Морок, ты ведь здесь всегда жил? — спросила я, когда молчание стало в тягость.
— Верно.
— Так ты должен был знать о Голове. И наверняка знаешь, что нас ждет впереди.
Бальтазар навострил уши, Супчик зашевелился на плече — всем интересно.
— Знал. Знаю. Но предупреждать и помогать не моя работа. Каждый Кощей должен научиться сам, — тряхнул головой конь.
«А вы — не моя забота», — повисло в воздухе. Справедливо, на самом деле. Морок тоже преданный на свой манер, просто не афиширует.
— Он и мне ничего не рассказывает, только задним числом, — без особых эмоций добавил Кощей. — Не рассчитывайте на его вмешательство, он не твой кот.
Да я уж заметила… Как и нотку зависти. Да, Бальтазар — сокровище!
— Где пещера Горыныча, я не знал, такой информации у меня не было до вашей карты, — снизошел конь. — Андрюха, ускоримся?
— Не хочу, — буркнул в ответ хозяин и снова насупился. — Янина, у тебя бывает чувство, будто ты недостаточно хороша?
— Для чего?
— Не знаю…
Я видела, что из него рвались слова, а также понимала, что он не привык откровенничать, живет сам по себе, и не с кем на кухне поболтать.
— Если подумать, то бывает. Иногда. Мне кажется, я недостаточно хороша как друг. — Это были мысли о Тохе и поддержка разговора для Кощея, вдруг ему нужен толчок?
— Голова и Настасья. Оба благородные на свой манер, честные. Кажется, к таким грязь не липнет, — почти проскрипел он, как будто слова царапали горло. — Смотрел на них, и так тошно стало. Он даже умер красиво, геройски, с достоинством. А я… Царство это, роль, выданная корпорацией. Должен творить черт знает что, чтобы меня ненавидели. Поначалу боролся, а потом стало все равно. Живу как придется.
— Попробуй больше общаться, если можешь. Одиночество не всегда идет на пользу.
— У меня в сокровищницах сундуки с женской одеждой, а одна из комнат совершенно женская, там и прялка стоит. Только на окнах решетки. — Он невесело хмыкнул. — Так общаться?
— Пленные девицы скулят ночами, как привидения, не одобряю, — сказал Морок. — Аппетит портят.
— Я и не собирался.
— Это радует, — прокашлялась я, скрывая нервный смешок.
Вот так получаешь, что хочешь, в нашем случае откровенность, а как с этим быть — не до конца понимаешь. Не сложишь ведь в баночку до лучших времен.
— Может, друзей на вечеринку, не обзавелся здесь еще? Мои лешие любят в карты играть, если что, — сдуру предложила я. В ответ получила красноречивый взгляд, говорящий, в какой далекий лес мне с моими егерями идти. Ну и ладно, пусть сам компанию ищет, а то не угодить.
Казимир закончил гонять ступу и успел на конец разговора, сверкнул улыбкой, потер руки.
— Дела любовные — это ко мне! Спутницу надолго действительно сложно подобрать. Ну, допустим, проживешь ты сто лет — обычная девушка успеет стать бабушкой. Тут нужно по колдуньям искать или пользоваться сказочной магией. Молодильные яблоки, а, детишки?
— А они точно существуют? — заинтересовался Кощей.
— Ты существуешь, почему они нет? — удивился Каз.
Кощей шепнул что-то Мороку, но в ответ было фырканье и «позже обсудим».
— Ягуся, — так же тихо сказал кот немного погодя. — Сад молодильных яблок нам бы не помешал. За одно яблоко можно выторговать если не полцарства, то точно сундук монет.
Не то чтобы мне нужны здесь большие материальные блага, если только на налоги отложить на сотню лет вперед, но само по себе интересно.
Горы появились на горизонте внезапно, точно кто-то сдернул с них полог невидимости, — это туман отступал к острым вершинам. Окутанные обрывками серой дымки, они образовывали устрашающий силуэт на фоне неба. Их пики казались окаменевшими зубами Горыныча.
Глубокая навья ночь давила нас в темных объятиях, и крепкая хватка сжималась сильнее с каждой минутой — мы подходили к Истаяти. Вездесущие вороны спали на куцых ветвях невысоких деревьев, сердито встряхивались от тяжелой поступи избы и засыпали снова. Не хватало звуков: стрекотания кузнечиков, волшебного танца светлячков, внезапного крика ночной птицы. С другой стороны, внезапные крики в этом краю вряд ли сулят хорошую компанию.
Приглушенное журчание подсказало, что мы на месте. Неспешно приближаясь к воде, мы вдыхали влажность, запахи природы, и каждый вдох давался сложнее, чем на берегу Смородины.
Это была тревога. Необъяснимая, мятущаяся под ребрами. Все мои чувства обострились, анализируя обстановку. Супчик вспорхнул с плеча, перебрался на голову Бальтазара — он всегда жмется к нему, если что-то не так, что-то пугает.
Никого не обнаружила, бродячих душ не наблюдалось, но тиски не пропадали.
Берег оказался крутой, каменистый, упадешь — и живого места не останется. Острые грани валунов торчали из воды, неширокая река бурлила, будто полноводная, а другой берег… Луна стелила красную дорожку на зыбкой поверхности, и с гор принесло холодный ветер, но поежилась я не из-за него — на другом склоне шевелилась земля, лунный свет блестел на мокрых телах.
— Что это за река? — спросил Кощей. Трость-змея ожила под ногами, свивалась кольцами, приподнималась, шипела, и ей отвечали…
— Это рубеж, но не твой. Как отреагируют твои друзья, мне неведомо. В воду лезть не советую, вам не понравится компания сородичей Эвтаназии. — Багровые глаза коня обвели нас по очереди.
Вдох.
Воздуха поступало все меньше, тиски все жестче…
Несколько минут на раздумья.
— Может, все же утром пойдем? — капризно спросил кот. — В такое времяу добрые люди и коты спяут в теплых постельках.
— Неуютное местечко для вас, недобрые люди? — хмыкнул бес. — Видели бы вы лавовую реку третьего уровня и ямы для наказаний и пыток на ее берегу — славное развлечение. Хотя не для всех.
— Так сходи развлекись, — посоветовал Морок.
— Настасью разбужу, приходите броню надевать. Кто знает, что за прелести на другом берегу ждут. — Казимир ушел, по-хозяйски волоча за собой парящую ступу, кот и мыш увязались следом.
Морок опустил голову и будто заснул. Остались я и Кощей.
— Надо было поступать в театральный, как и хотел, — вздохнул он.
— Не поняла.
— Я в аниматоры пошел из любви к игре, а получилось вон как. — В тусклом свете его невеселая ухмылка больше походила на оскал.
Могла ли я представить, что родители говорили Андрею: «Ты талантлив и красив — прямая дорога на киноэкран»? Что он ходил в театральный кружок и подавал большие надежды? Нет.
Потом его родителей не стало, и все потеряло смысл.
— Решил, что лучше получить востребованную профессию, но, Янина, знаешь, тяга эта… она скребет внутри. Чувство перевоплощения, жить не только свою жизнь, а ненадолго стать кем-то другим. Я давно его не испытывал.
И более странную беседу, точнее монолог на берегу кишащей тварями реки, мне было сложно представить. В целом у моих знакомых и друзей из Лукоморья склонность к театральности, но услышать так много за несколько часов… Действительно трагичная судьба Головы повлияла на него? А на Настю? Она ведь лишила жизни, и это была фактически эвтаназия… Какая злая, извращенная ирония.
— Ненавижу змей, — сухо проинформировал Кощей. — Перелетим на тот берег, не будем вплавь пересекать ведь, а? Если приспичит на дне артефакты искать — это без меня.
— Ненавидишь? Но Эва…
— Ты думаешь, я не пытался избавиться от своей убийцы? Что я только не делал — и в унитаз смыл однажды, эта дрянь всегда оказывалась у меня дома. Приползала ночью, ложилась на грудь… — Он потер рукой в районе сердца, выдохнул сквозь зубы: — Проехали. Живу дальше.
— Дайте платочек, слезы утру, — подал голос конь.
— Раскис? Я не знал, что ты девчонка, — спокойно ответил Кощей. — Подарю седло с розовыми стразами.
— Стразами? Ну ты и дешевка, камешков из подвалов пожалел!
Рутинную склоку прервал Казимир.
— Вы скандалите как старые супруги, тьфу на вас! — И бросил нам: — Я доспехи достал. Настя спит богатырским сном, ее не разбудит и строевая песня отряда Черномора.
На нем самом из боевого облачения были кожаные наручи с металлическими пластинами и кольчуга. Красный меч, добытый в битве при Дубе, висел на боку в полуножнах.
— Жду вас. — Кощей обернулся вороном и скрылся в вышине. Морок сорвался в галоп и прыгнул через реку, создав камнепад. И почти сразу раздался грохот на той стороне.
— Будешь готова — крикни, я с вами в избе, — деловито кивнул бес, внимательно осматривая местность.
Переодевание много времени не заняло, с ремешками справлялась быстрее, наловчилась. Одеть кота тоже привычно.
— Нехорошее место, — пискнул мыш из-под потолка.
— Наверное, — еле слышно согласилась я, вдохи давались с трудом. Такое чувство, что шли на смерть, но мы уже не были живыми, чего бояться?
Ощущение было сродни отпугиванию — мол, туда не ходите, вам не надо. Магическая ограда под током.
Но нам надо!
Богатырша действительно спала непробудным сном. Позвали Казимира, схватились, за что могли, я обняла Настю вместе с лавкой, чтобы она не грохнулась, и изба прыгнула…
Облегчение пришло вместе с остановкой: давление на грудь прекратилось, тревога ушла. Навь любит играть на нервах, на эмоциях, но нас так просто не возьмешь.
— Оставим девчонку отдыхать, а сами осмотримся? — Бальтазар скрылся за дверью.
Мы с Казом вышли с мечами наготове, а то мало ли что. Никого нового, только Кощей в своих доспехах, конь, хрустящий камнями, и змея, хотя я точно помню, что ее никто не брал.
Вот уж правда дрянь.
— А знаете что? — немного подумав, сказала я. — Давайте утром дальше, отдохнем несколько часов.
— И потом не будем рассматривать каждую щель в горах. В пещеру и обратно, — досадливо поморщился Кощей. Дождался моего кивка и снова щелк пальцами. — Каз, ты как насчет картишек?
— Готовь свою казну, я профи, — хмыкнул Трехрогий.
— Яу с вами. — Кот уже просочился в появившийся шатер.
— Не давайте ему валерьянку! — только и оставалось крикнуть в спины.
Оставив мальчишник в покое, я побрела в избу. Правый ботинок шаркал по земле и норовил свалиться, а я вцепилась в ручку кладенца, как в спасательный круг. Самообман.
Долго сидела в тишине, слушая сопение Насти на первом этаже. Супчик спал, я была совсем одна, и хорошо — передышку предложила не просто так.
Носки ботинок торчали из-под длинной юбки, снаружи нормальные, одинаковые. Потянула юбку вверх, показалась шнуровка, и я замерла перед прыжком в пропасть…
Закусила губу, чтобы не кричать, так сильно, что почувствовала соленый вкус крови во рту и теплую струйку на подбородке.
Моя нога, с которой мы всю жизнь вместе, с первого шага в одиннадцать месяцев и до прыжка через Истаяти, стала костью, обтянутой кожей, как у мумии. Серая, сухая, сморщенная кожа до самого колена, и нога болталась в ботинке, как карандаш в пустом стакане. Это навсегда? Меня пробрал озноб, сквозь стиснутые зубы прорвался всхлип, но кричать и плакать я буду в другом месте, где никто не узнает.
И перед тем как перенестись в сумеречную зону, я с горечью подумала только одно: баба-яга — костяная нога.
Летописец. Заметка № 2
Яга лежала, будто манекен, укутанная в свое любимое лоскутное одеяло. Я понял, что она отправилась туда, где мне никогда не будет места. Действуя по инструкции, записал все, что видел, и костяную ногу тоже. Данный феномен я лицезрел впервые. Для девушки это, должно быть, удар — выглядела конечность весьма специфично. Непременный атрибут двойственности природы Яги «живая-мертвая» занял свое место, но я верю в ее силу и решимость приспособиться к новым обстоятельствам. Привыкла ведь к бельму.