Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах

Берег из костей

Лежать в сугробе и смотреть на зимний закат — вполне медитативное занятие, рекомендую. Компанию мне составил Кощей: снова ненадолго выполз из подвалов летописцев, стряхнул с себя библиотечную пыль и оценивал новый вид отдыха из соседнего сугроба. Ему нравилось, в отличие от кота. Комфортное молчание повисло между нами не так давно, до этого он долго и нудно, с применением малопонятных юридических терминов рассказывал, почему Корпорация — плохо и где нужно почистить. Он потратил уже почти две недели на архив, но пробежался только по вершкам. И того хватало, чтобы полыхать не хуже глаз Морока.

Не думайте, что после откровений провидицы мы расслабились и ничего не делали, только в снегу валялись. Метнулись на Буян, например. Одни, без компаньонов, Кощей не любит их с собой брать, а с тех пор как перемещаться стал без помощи Морока, постоянно исчезает куда-то налегке. Я за ним не слежу, конь тоскливо по округе бродит порой и сетует на одиночество, саморезами подкармливаю.

Так вот, Буян. Заброшенный город на острове, обнесен белой стеной, внутри сплошь богатые постройки, терема — всё пустует. Вещи есть — людей нет, как будто все куда-то ушли, но вот-вот вернутся. По домам мы не бродили, есть занятия интереснее.

Ель в самом деле огромная, усыпана шишками, под елью хрустальный домик, забитый золотыми орехами, и белка. Обычная маленькая белка, каких вы в парках встречаете, пищит на беличьем о запасах — только одна мысль в ее крошечном мозгу. И грызет, грызет, грызет без устали. Столько нагрызла, что завалено не просто все под елью — выкатилось на ближайшие улочки, высилось кучами в человеческий рост. Орехи берет в домике, а там они не заканчиваются. Представьте себе мусорную свалку, только блестящую золотом и зеленью, — это вот белка постаралась.

Кощей долго рассматривал домик. Полагаю, понял, как работает его магия, сказал «ага!», но со мной не поделился. Зато заговорила до этого игнорировавшая нас чуть больше чем полностью белка:

— Всё здесь присказка, а сказка чередом своим пойдет. Правду ль молвили аль нет, только жили в этом свете Костяная и Бессмертный, занимались всё не тем. Первородные им силу для свершения давали, эти двое все в раздумьях пребывали. В Лукоморье между тем…

На этом Кощей и заморозил ее, то есть в камень превратил.

— Эй, она же сказку рассказывала про нас! — возмутилась я.

— Не в настроении слушать. Пусть пока отдохнет, сначала эти горы разобрать нужно. С экономикой позже разберемся, — изрек он, и мы отправились искать монетный двор. Хрусть-хрусть, золото и изумруды под подошвами, как галька. Никогда еще я не топтала ногами драгоценности. Где-то рядом, по ощущениям, ванна с шампанским, тоже причуды на языке богатых.

Монетный двор — двухэтажное здание, простое, как коробка, но с решетками на маленьких окнах. В подвалах залежи золотых скорлупок, серебряные слитки, медь. На первом этаже кузница и рабочие места, на втором этаже книги учета и готовые монеты. Взяла себе немного лебедей и дубков — для похода к людям на базар, никто не хватится.

Но правда, там рассказывать почти нечего, вы в сказках читали поинтереснее. Я долго думала, что бы еще написать, но так и не наскребла больше и сомневаюсь, что вам сейчас интересен прогноз погоды на Буяне.

Возвращаемся в наши сугробы.

— А этого Ворлиана не смущает, что двухтысячелетний эмигрант из преисподней в отношениях с его матерью?

Вопрос застал врасплох, вздрогнула от неожиданности.

— Не думаю.

— Жаль, что не познакомился с этой провидицей. — Андрей выпустил в воздух облачко пара, в закатных лучах ставшее розовым. — Мне стоит налаживать связи.

Он был в порядке все это время, и я начинала верить, что та волшебная книга в самом деле поставила ему мозги на место и к прежнему безумству Кощей не вернется. Для Насти и для всех нас нормальный Кощей — благо.

— Ищу Первородных по всей сказке, но не нахожу, — сменил он тему. — Даже слуга не знает, где они. А он знает все и может найти все!

— М-да, у меня есть клубочек, ты знаешь, он вообще никуда не катится. Помнишь, они сказали, что мы найдем их не раньше, чем все, что необходимо, будет исправлено? И выдали кучу заданий.

— Угу. И костюм мне испортили. — Он потер грудь, как будто накрыло фантомное ощущение сталактита, пригвоздившего его к земле.

Первородные… Головная боль и перманентная тревога.

Как мне недавно сказал Казимир, когда игра заканчивается, король и пешка падают в одну и ту же коробку. Ему бы с кафедры вещать такие глубокомысленные вещи, но это сказал бес в растянутой выцветшей футболке и в шортах с пальмами, при этом в одной его руке был джойстик, а в другой — лягушачья лапка.

Так что если мы и лежали в сугробах, то от бессилия — попросту ждали у моря погоды. И дождались.

Морок появился перед нами эффектно, в последних кровавых лучах закатившегося солнца, как будто ухватил его жар и загорелся сам. Полыхали глаза, грива, хвост, даже копыта. Страшно прекрасно.

— Андрюха, у нас омлет! Поздравляю, ты стал отцом! Здор-ровенькая тройня вылупилась! — Навий конь растопил снег вокруг себя и возбужденно приплясывал на месте.

— Дружище! — завопил кот из избы и тут же примерцал, брезгливо поджимая лапы.

— Что ты сказал? — Кощей неловко выбрался из объятий снега.

— Я. Говорю. Поздравляю. Папаша! — четко и громко повторил Морок. — Давай домой, детки жрать хотят, жуют все, что не приколочено, а что приколочено, отрывают и тоже жуют. Баюн поджал хвост и сбежал вглубь пустоши, чтобы не попасть на обед в качестве блюда.

Кощей улыбнулся:

— Не прошло и года.

Бум! Мое сердце застучало прямо в ушах, стукнуло так сильно, что меня тряхнуло целиком. Начался обратный отсчет.

Мне нужно к сундуку. Точно? Что я там забыла? Блин, что создает мост? Не соображу…

— Ягуся, полотенце?

Точно!

— Жду вас у реки, — крикнул Бессмертный, вскочил на Морока и был таков.

— Мог бы и подбросить! — возмутилась я в воздух и побрела по узенькой тропинке к избе. Некстати заледенел Ключ, осмотрелась — души собирались на огонек.

— Ребята, простите, но вам придется подождать! — крикнула им. — У нас дело буквально на миллион.

— Давай скорее, все веселье пропустим! — Кот подтолкнул меня к дому.

Пустошь — земля, полная загадок, неприглядная в своих тусклых красках, разбавленных красным следом реки. Изольда взбивала пыль, мощными прыжками покрывала расстояние до Смородины, яркой, будто свежая рана от когтя, с неровными краями. Ее обугленные берега выглядели коркой запекшейся крови, все живое сожжено огнем. В воздухе висел неизменный запах гари, серы, и разносился глухой ропот, будто из-под земли.

Вестник пробудившихся древних сил.

Здесь среди глубоких трещин иссушенной почвы едва ли можно было отыскать клочок зелени или достаточное пропитание для крупного хищника. Баюн-то выживал на воронах и случайных «настях». Придется ему найти новые угодья — его столб неподалеку от остатков каменного моста, где должен стеречь Горыныч.

Изба резко затормозила и почти вытряхнула нас в ночь — к реке она не пойдет.

Костяная нога в этот раз не ныла — усохла сразу после перехода сквозь завесу. Я затянула шнурки туже, чтобы не болталась, и со вздохом представила последствия. По возвращении домой сама буду как голодный змей.

Летные очки, запас мокрых тряпок — дышать, завязать морду коту, порадоваться, что Супчик спит…

— С вами! — раздался писк из кармана куртки. Когда только успел залезть?

Ступа, метла, полетели. Бальтазар следом по земле, не пожелал уменьшаться.

— Ягуся, в небе!

А там…

Несколько мелких Кощеевых горынычей улетали от существ побольше. В ночном небе, подсвеченном рекой, ярко полыхал огонь из пастей. Раздавалось шипение и возмущенные крики — постоянная тишина Нави нагло нарушена. Одного мелкого поджарили, и он пылающим метеором упал вниз, за ним спикировали истинные Горынычи.

— Растут не по дням, а по часам, — рыкнул кот. — И кто тут Белок, а кто Желток?

Едва вылупившиеся существа уже превосходили размерами родственников: если мелкие были с ослика, то эти — с лошадь. У них было по три головы и по одному хвосту, чешуя ярко переливалась зеленью, будто флуоресцентная, а морды точь-в-точь как у последнего Горыныча. Поправка: больше не последнего.

И они жрали.

Разрывали поджаренного и заглатывали, неторопливо, обстоятельно. Гибкие смертоносные твари. Белые острые зубы рвали мясо, маленькие злые глазки блестели золотом, они шипели друг на друга на одном теле, кусали за шеи идентичного брата-сестру, и при этом кто-то успевал есть. Бронированная чешуя, о которую чуть не сломал зубы и когти Бальтазар, была для них не прочнее бумаги, ядовитая кровь что вода.

— До чего милые дракончики, — с отвращением фыркнул кот.

Топот копыт добавил звуков и без того оживленной картине. Кощей на полыхающем Мороке — всадник преисподней.

— Их нужно убрать отсюда! — крикнул наш царь-колдун, останавливаясь под ступой. Золотая корона на его голове ловила красные сполохи и сама выглядела языками пламени.

— А как? За шкварник, за хвост? — спросил Бальтазар. — Руки оттяпают по колено.

Глухой ропот из-под земли нарастал, свечение Смородины усиливалось, горячие капли летели по сторонам, она будто наполнялась. Я чувствовала, что нас торопят, Навь ворочалась, пробуждаясь, стряхивала тяжелый сон.

— Эй, Сват Наум! Выброси этих двух в Лукоморье! — крикнул Кощей.

— Будет сделано, — ответил слуга, и Горынычи исчезли, на земле тлели остатки их трапезы.

Горло сжало спазмом — мы только что отправили смерть на пиршество в ничего не подозревающее спящее Лукоморье. Они будут жрать и расти до тех размеров, что их отец-мать. Голос Ялии эхом в голове: «Ты смерть и смерть в одном флаконе». Затошнило. Я, мертвая, провожаю мертвых и посеяла смерть, множа для себя работу.

— Ты чего сквернословишь? С виду такая приличная, — удивился Морок. Оказалось, что мои мысли о ситуации звучали не только у меня в голове.

— Поддерживаю! — Супчик из кармана перебрался мне в волосы. Осмысление потом, вина потом, вереница серых теней тоже потом.

— Извините, вымою рот с мылом. А последний где?

— Вон. — Кощей ткнул в сторону, на другой берег, где высохший густой лес скреб колючими верхушками небо.

— Разгони смрад и дым, — попросила я Кощея, и он развел руками, точно дирижер перед оркестром, невыносимо элегантно и в то же время резко.

Видимость улучшилась, повязки и очки долой. На другом берегу грозно раскрыл крылья третий. Мощные, кожистые, с тонкими костями. Три головы смотрели на нас в упор совершенно равнодушно. Он был крупнее тех двух, видимо лидер тройки, и застолбил место инстинктивно.

— Думаю, надо другое прозвище придумать, Яйка не подходит. — Усы Бальтазара угрожающе топорщились, и шерсть вдоль хребта встала дыбом.

— Твоя правда. Не могу сказать, что скучал по этому соседу. — Морок покачал головой, под шкурой пробежали красные искры.

— Так, а как строить Калинов мост? — Я приземлилась и встала рядом с конем. — Обычный, для переправы, уже строила для Насти, с помощью этого. — Полотенце с красной вышивкой, зажатое в кулаке, трепыхалось на легком горячем ветру.

Кощей неторопливо спешился, сунул руку за пазуху, вытащил белый, расшитый золотыми цветами платок.

— Подойдем ближе к остаткам моста. — Он пошел вперед, я за ним, выискивая в себе то неистовое желание для постройки, как в прошлый раз.

— Для Калинова моста нужно два живых мертвеца — мы, — платок и полотенце. Я знал, что оно у тебя есть.

— А остальное откуда знаешь?

— Недавно книгу прочитал.

Прочитал, как же, скорее она вцепилась в него и не отпускала, пока не дочитал. Ну хоть прок существенный.

— Комплект… — протянула я, глаза сушило жаром. Лава перекатывалась почти под ногами, воздух обжигал легкие. — Надо читать заклинание?

— Просто представь мост, возьми меня за руку.

Мы переплели пальцы, а между ними были зажаты платок и полотенце. Закрыла глаза, мысленно возводя мост, и, когда ткань высвободилась из капкана рук, будто ее выдернули, снова открыла.

Полотенце и платок свились в жгут и стали удлиняться. Ткань разрасталась быстрее, чем я осознавала, жгут тянулся ввысь и изгибался — вот он уже над рекой, вот дальше…

Ткань, словно бобовый стебель из совсем другой сказки, протянулась над лавой и уперлась концами в берега, сливаясь с остатками предыдущего моста. Потемнела, расширилась так, что машина могла проехать, приобрела толщину и рельеф каменных блоков.

Застыла.

Белый мост без перил сиял в свете огня и переливался багровыми волнами, принимая на себя цвет реки. Горыныч на том берегу ступил на мост и пронзительно засвистел, зашипел…

Земля дрогнула снова, ощутимо сильнее. Я покачнулась и вцепилась в руку Кощея, а он стоял не шелохнувшись, глаза закатились, загадочная улыбка растянула его губы.

— Мать моя великая Мяучила! — завопил кот. — Вы чего учудили?

— Они пробуждаются, — очнулся Кощей.

— Кто? — не поняла я.

Вообще-то, на нас шел Горыныч и, кажется, облизывался всеми пастями — нужно было валить, и побыстрее. Этот нам не друг, не помощник, и вряд ли когда-либо им станет.

— Царства, вход в которые через Навь. Медное, серебряное, золотое. И другие, — ответил Морок тоном, в котором звучала неподдельная гордость. — Предыдущий разрушил, этот восстановил. Молодец, Бессмертный.

— Верно, просыпаются, — улыбнулся Кощей. — Пора вам уходить.

— Яга, бежим! — запищал в ухо Супчик.

Земля толкалась и ворочалась, заставляя ловить равновесие. Змей топтался на середине моста, шипел во все стороны и… рос! Эта тварь увеличивалась на глазах, будто подпитываемая жаром! Раскинутые крылья взмахивали, поднимая капли лавы, шеи грозно извивались. Мост вскоре станет ему мал.

А на другом берегу шевелился лес, становился гуще, живее. Меня неудержимо влекло туда.

— Бальтазар, давай в ступу.

Кот — о чудо! — не стал спорить, сменил форму, и мы взлетели. Изольда мчалась к нам, прямо к реке, забыв свой страх. Затем прыгнула, подогнув под себя ноги, чтобы не опалило. Приземлилась на другом берегу, тут же принялась расчищать место. Тяга стала невыносимой, меня словно за косу тащила неведомая сила. И я покорилась…

Ступа приземлилась недалеко от Изольды, под ногами обеих с сухим треском ломались кости. Я растерянно оглянулась: они лежали повсюду, серые от времени, их и разгребала изба для стоянки. Прямо за ней сухой лес обрастал листвой и хвоей, из чащи тянуло холодом и влагой, перегноем и поганками, рычало и ухало… Лесной воздух накатывал волнами, сталкивался с жаром Смородины, превращался в туман, и с моей стороны берег заволакивало молоком.

Фигуры Морока и Кощея на другом берегу пропадали в этом мареве, Горыныча опутывало будто сладкой ватой, а он рычал и полыхал огнем из всех пастей…

— Святые консервы… — пробормотал кот, осторожно выглядывая из ступы, рассматривая кости.

Берег мертвых, вот что это было. Изольда испускала волны удовлетворения: здесь, среди костей, между рекой и жутким непроходимым лесом, было ее законное место в Нави. Она была рада вернуться.

Изба наконец улеглась, подобрав ноги, и я залетела в раскрытую дверь.

Клочья паутины, серая трава между половицами, окна грязные. Нет нужды смотреть снаружи, ясно, что дом снова приобрел бесхозный вид, как в первую нашу встречу в Нави: на крыше мох и карликовые деревья.

Выхожу на крыльцо, держа на руках притихшего кота, мыш нервно копошится в волосах. Навь живет, и живет отныне иначе.

Рык Горыныча, влажный холод самого темного леса, туман и красные сполохи в нем. И шепот ветра, что обратно мы не перепрыгнем. Не сможем.

Больше никогда.

Яга и Кощей полностью разделили свои владения.