— И кот тебя не сожрал? — удивленно вытаращилась Юля. — Даже не надкусил?
Мы сидели в кафе рядом с моим универом спустя неделю после событий. Сгладились и упорядочились эмоции, наладился режим дня, друзья перестали на меня кричать и уже спокойно разговаривали. Не орала и не собиралась только Юля, но у нее был завал на работе и вечерами в городе, блог читать было некогда. Новости в этот раз она узнала прямиком из источника. Что нравилось в наших беседах — жнец относилась гораздо проще к жизни и к смерти, не охала надо мной. На это у меня родители и кот. То оправдываюсь, что не звоню долго, то вымаливаю прощение консервами.
— Он растягивает удовольствие — чайной ложкой мозги выскребает и всю утыкал своими остротами, — поморщилась я. — И до сих пор не выдохся. Клянусь, его не только учили болтать на разных языках и быть компаньоном, но и отдельные уроки язвительной риторики добавили.
Юля хихикнула, неизменные косички подпрыгнули в такт.
После чужих разборок я выглядела не лучшим образом. Грязная, в рваной одежде, в запекшейся крови и с мрачной миной — вот такая приехала домой. По пути едва упрятала воительницу, не желавшую сдавать позиции и требовавшую разгуляться. Ночное почти зимнее небо прорезали несколько молний — откуп, потом явление в новостях обсуждали.
У подъезда меня поджидали Тоха и Каз. В гнетущем молчании поднялись ко мне, где сначала нашипел кот, потом друзья. Я извинилась, что доставила им беспокойство, но не слишком усердствовала, в конце концов это меня убили, топтали, и это я только что рассталась с парнем. Единственное, чего мне хотелось, — принять душ и включить сериал. Бальтазар хватался за сердце и причитал, за что ему такое наказание. Он не для того десять лет учился, чтобы помереть от инфаркта и ранней седины. Поддержал только Супчик:
— Живая. Не ори, — пискнул он коту и повис на моей растрепанной косе.
Потом все равно сказал, что он-то точно бы мне там пригодился со своей способностью делать из мозгов кисель. Ну примерно так, если перевести.
Тоха предложил разобраться по понятиям с Маркусом, если будут проблемы, Каз угрюмо почесал рога, но моя вторая смерть не так его взволновала, как первая. Действительно, ко всему привыкнуть можно. Я поблагодарила их за заботу — это все, что могла сделать.
— Ладно, рыжуля, отдыхай. — Каз все равно выглядел недовольным. — И куртку сожги, не выкидывай на помойку, не то подумают, что кого-то убили.
Он хохотнул и потопал на выход, утаскивая за собой Тоху. Тот в дверях сложил пальцы в жест «позвони», и я пообещала.
— Глюк места себе не находил, — сказала Юля, потягивая остывший кофе. — Он правда такой хороший друг, как ты пишешь?
— Один из лучших в моей жизни, — кивнула я. Мой кофе был не тронут.
— Повезло. А что с избушкой-то?
— Она подкинула пищу для размышлений.
Я вернулась в Лукоморье на следующий день. Снега было уже выше колен, скованные снежной броней ели кланялись в пояс. Тишина оглушала, и блеск белого покрова ослеплял.
Осторожно переступила порог дома, подняла кладенец с пола, почистила и убрала в сундук. Кожаные доспехи как будто укоризненно сверкнули заклепками, мол, нас чего не надела? Не ожидала, что все пройдет настолько нелепо, глупо и травматично.
Изольда не спешила от меня избавиться, и я потянулась к ней… Все было в порядке, никакого отторжения. Она принимала меня любую: дарительницу, воительницу, свою Ягу. Мы бились с ней у Дуба одним целым, она могла быть столь же яростной, как и я. Не в том проблема, что я не успела переобуться.
Сознание к сознанию, в лабиринты нечеловеческого разума, в тупики и развилки, пробиралась глубже в «я» своего дома и копнула так глубоко, как никогда не делала. Мой мозг, казалось, плавился от ее света, от ее сердца…
Чужеродное колдовство испугало мою избу. Нет в Лукоморье силы, чтобы порталы открывала, нет места на ее пороге иноземцам, явившимся в сказочный мир без приглашения. Она бы сожгла дотла, приблизься колдун снова.
Мы поняли друг друга.
— Так… И что ты думаешь, как вы смогли попасть в Лукоморье? — спросила Юля.
— Мы с Казом потом обсуждали, пришли к выводу, что я повернула портал своими мыслями о доме. Маркус был в шоке, это явно не его проделки.
— Хм… Понятно. — Юля, прищурившись, смотрела в окно, на едва видневшееся солнце, ленивой лепешкой висевшее над Казанским собором и прикрытое облаками. — Слишком ярко, я давно уже ночной житель.
Некоторое время мы комфортно молчали, потом она хитренько глянула на меня:
— Бывший твой локти не кусает?
Все-таки девчонки — они всегда девчонки. Но и мне хотелось обсудить, поделиться ситуацией.
— Насчет локтей не знаю. Он выждал четыре дня, потом написал, что приглашает на ужин.
— И ты пошла?
— Сдурела? Нет.
Маркус не отступал. Сказал, что дает мне время остыть и что между нами еще не все кончено, и вообще, в парах бывают конфликты. Единственное, что мы обсудили по переписке, — это попадание в Лукоморье, и вывод у него был такой же, как у нас с Казом.
— Он ведь всегда знает, где ты, — нахмурилась Юля.
— Угу.
— Давай перебьем его татуировку?
— Не поможет, чернила все равно останутся. И кот у меня с его работами на ушах.
— А что делать?
— Вырезать.
Юля поперхнулась:
— Ну и шуточки.
Я принялась обкусывать кожу на нижней губе, вопрос стоял остро. Если Маркус не отстанет по-хорошему, придется по-плохому. Но Бальтазар…
Что сказала на это моя немертвая подруга, я лучше опущу.
— Можно попробовать повредить, но я не знаю, на что сейчас способно мое тело. — Я отпила безвкусную остывшую жидкость под названием «кофе» и с сожалением поморщилась — аромат-то был прекрасен. — Оно может восстановиться, как было. По правде, я достаточно сильна, чтобы не бояться стычки с колдуном и не прятаться. А, ну и я бессмертна на ближайшие пять сотен лет.
— Мелочь, не достойная упоминания, — прыснула Юля.
К тому же благодаря информации, которую Маркус сам мне дал, знаю, что бить нужно на опережение, чтобы не успел что-то наговорить. Гримуар поврежден, если ему захочется заняться кровавыми практиками — это будет сложная задача на долгие годы. Зачем Первородные подталкивают к такому болезненному решению, если я бессмертна? Ну знает он, где я, и что?
— Вот это мне нравится больше! — хмыкнула Юля. — Мы не убегаем от опасности.
— Каз сказал, что давно не вырывал колдунам сердца. И ухмыльнулся так… ну ты представляешь…
— Не-а.
На самом деле Каз с еще более зловещей ухмылкой заверил, что ценит в людях не только сердца, но и души. И я вспомнила наш вечер на кладбище, в груди заныло.
— В общем, у меня есть тыл, не то чтобы есть необходимость за них прятаться, конечно, — закончила я.
— Конечно. — Юля посмотрела в окно, на небо, и ее настроение переменилось на задумчивое: — Подозрительно солнечный день для ноября.
— Мне хорошо, солнце работает получше любых стимуляторов.
Я не люблю короткие дни, когда темнеет так быстро, что впору носить с собой персональный факел, когда кажется, что день просто уходит из города в жуткой спешке и не делает попытки задержаться. В такие долгие осенне-зимние месяцы чувствую себя как будто заблудилась в подворотнях Петроградки и никак не могу найти выход из дворов-колодцев, только где-то высоко лоскутки неба, чаще серого, чем голубого.
В долгие промозглые вечера прилипает ощущение, что становишься частью обстановки: врастаешь в облупленную краску стен, в шаткий стул и мутное стекло, искривляющее твое отражение, где улыбается доппельгангер. Поэтому да, я не игнорирую солнечные дни и впитываю в себя их тепло. Они прогоняют воспоминания и кошмарные сны, которые не покидали меня с тех пор, как я приняла воительницу и открыла заслонки, сдерживавшие воспоминания о битве. Теперь по утрам я стряхиваю с себя ночные видения, вереницы лиц тех, кого проводила, крики и части тел во вспышках молний. Просто не люблю об этом говорить и тихо радуюсь, что сплю все меньше. Возможно, это защитный механизм моей должности.
— Расскажешь, что у тебя? — как бы невзначай спросила я подругу.
— Слышишь город? — серьезно спросила она в ответ. — Чувствуешь его вибрации? Радость, злость, уют и опасности.
— Нет.
— Жаль. Последнее время напряжение висит куполом, не только здесь — повсюду. Жнецы начали друг с другом общаться — это плохой знак.
— Почему?
— Значит, скоро придется работать еще больше, тесными рядами. Что-то идет, гудит в электропроводах, скалится из замерзающих луж.
На мой немой вопрос «что?» она только покачала головой. Не знает, это тревожно.
— Мне бы пригодилась напарница. Думаю, тебя бы мне не захотелось на полном ходу выкинуть из машины или бросить в промзоне, — подмигнула Юля. — Но ты не жнец…
— Спасибо, — кивнула я без сарказма. — На связи. Если что — зови, поговорить с ними я могу.
— Возможно, этому городу вновь потребуются все его ангелы, — еще более загадочно протянула Юля, а потом как будто стряхнула с себя наваждение, и мы еще болтали о всякой ерунде. Например, она сказала: — Знаешь, Глюк познакомил меня со своим подкроватным монстром.
— Да ну? Братан никому не показывается.
— Знаю! Это просто чудо, как он его уговорил. И он потрогал меня.
— Кто?
— Да блин, монстрик! — уже вовсю улыбалась Юля.
Фраза «поедем ко мне, я тебе кое-что покажу» заиграла новыми красками.
В итоге нас посетила мысль навестить Тоху на работе. Мы купили ему пирожных и заехали в лавку. Не знаю, куда приведет встреча жнеца и мага в трениках, но напряженный еще недавно из-за Селины Тоха стал чаще улыбаться.
Я оставила их и поехала домой — котяра названивал с утра, что я упорно игнорировала; думаю, просто насочинял новых острот. Хоть записывай, чесслово.
— Ты давно с Тихоном говорила? — спросил Бальтазар, едва я вошла.
— Несколько дней назад, тогда же, когда с родителями. А что?
— Сама посмотри. — Он театрально обвел лапой наше жилье.
Беспорядок на диване, набор пирожных на столе, карандаш для глаз возле придверного коврика — опять кто-то «случайно» уронил косметичку и гонял ее по всей квартире. Подняла карандаш и укоризненно предъявила коту.
— Хозяуйка, не вели казнить, вели консервы открыть! — прищурился он. Как попадет дурнина под хвост, так будто и не взрослый компаньон, а подросток кошачий.
Осмотрелась снова: начатая мозаика на журнальном столике, наверняка пыль на подоконнике и под диваном. Ничего ужасающего не увидела.
— Сейчас будет какая-то особенная шутка, которую ты весь день в себе держал, да? — хмыкнула я.
— Пирожные со вчера стоят, Ягуся.
И тут я напряглась. Внимательно присмотрелась к картине, которую делал летописец по вечерам, — ничего не прибавилось, пирожные куплены несколько дней назад для него — не тронуты. Мы так привыкли, что он порой невидим…
— Тихон!
— Яу звал уже.
Желтые глаза компаньона потемнели от гнева:
— Кто-то забрал наш бекон! Мряу-у!
В голове зашумело. Мысль была одна — он наказан. Где-то там, испуганный и получающий по шапке за нас… Слишком отошел от своих обязанностей, забыл, что Корпорация всегда рядом, наблюдает.
— Его разжаловали за помощь мне. — Кто бы мне сказал раньше, что буду за него переживать, как за любого из друзей, — долго бы смеялась, теперь что-то не до смеха. — Помнишь, он рассказывал про подвал его подразделения и летописца старого Кощея?
— Он употребил другое слово — списали, — кивнул кот.
— Летописец, появись! — рявкнула я в никуда.
Без ответа. Ла-адно, будем по-плохому.
— А помнишь, котенька, как однажды на кухне сидели и Казимир поймал Тихона? А он был невидим. Удивительные способности у нашего мастера. Помнишь, как обещал шкуру спустить и сшить кошелек?
— Ага, помню, — заурчал кот, подхватывая мысль. — Кощей, наш друг, умеет в подвалы упрятать, откуда они выбраться сами не могут. Попросим о помощи, раз по-хорошему не хочет?
Мы переглянулись. Тишина.
— Последнее предупреждение, летописец. Либо ты выходишь сам, либо Кощей тебя выдернет, либо Казимир сошьет что-нибудь из мягкой поросячьей шкуры.
Возле окна, у батареи, появился летописец. Деловой костюмчик, розовый пятак, перо, блокнот. Один в один Тихон, только смотрел на нас с раздражением.
— Летописец номер 85 к вашим услугам, Яга и Бальтазар. Предупреждаю сразу — никакого панибратства, у меня работа.
— Восемьдесят пятый, значит? Где Тихон? — прошипела я.
— Летописец номер 84 был разжалован и понес наказание в соответствии с совокупностью выявленных нарушений, — холодно оттарабанил мелкий нахал.
— Какое наказание? — спокойно уточнил кот. Кончик его уха с татуировкой молнии подрагивал — вот-вот бросится.
— Он обездвижен и помещен в изоляцию. Приговор обжалованию не подлежит, и это не ваше дело, — пафосно закончил летописец 85. Или правильнее его назвать «винтик корпорации»?
— Это вас всех бы в изоляцию, правильные какие! — зашипел кот. — Помню, как вы подставили нас на Новый год в Академии, а потом сами же продавали нам валериану! Лицемеры.
Летописец № 85 слегка сморщил пятачок, но надменно промолчал.
— Мы желаем встретиться с вашим главным, — заявила я.
— Это лишено смысла, я не стану даже докладывать.
— Тогда мы пожалуем к вам в гости без приглашения. — Угроза была серьезная, только эффекта не произвела.
— Если найдете наше измерение — я лично принесу вам чай.
Бальтазар не выдержал, прыгнул с диким мявом, но его когти встретили пустоту.
Нахал исчез. Исчез!
Не отзывался ни на какие угрозы.
Я открывала дверь Ключом с одной яростной мыслью: Тихон. Дверь открывалась в пустые заснеженные поля. Сто, двести раз? Сбилась со счета.
— Ворлиан поможет, — прорычала я, намереваясь рвануть в Академию.
— Давай сначала с Кощеем поговорим. У него есть пленник, авось проводит нас.