Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах

Хрустальный сон

— Все при тебе, Ягуся: глаза, чтоб покойников видеть, молнии, чтобы всех в тонусе держать, костяная нога — дать пенделя Корпорации. Ну или стучать ею об пол своего директорского кабинета. — В темноте сверкнули желтые прожекторы глаз. — И желание изменить ситуацию. Нам не стать прежними. Ты не будешь беззаботной студенткой, я не буду подвальным котом. И то, чем мы сейчас заняты, — лишнее тому доказательство.

— Почему я вижу себя пираткой? Разуюсь, повязку на глаз нацеплю — и чем не охотница за удачей Яга Костяная нога? Вместо корабля — ступа. Назову ее «Покорительница неба».

Мы неторопливо шли по снежному полю, оставляя за спиной легкий, стремящийся в темную высь дым. Я добила мерзкое вредоносное кладбище — в его земле не осталось никого, кто еще цеплялся за подобие жизни. Можно поставить очередную галочку в делах.

Возле другого пункта галочка стиралась, сколько ни рисуй. Маркус.

Горка его подарков росла на журнальном столике возле двери. Я не распаковывала, но чувствовала исходящую от них силу: там было старое оружие. Он точно знал, чем меня очаровать, но недооценил упрямство и тот момент, что я не люблю навязчивость.

Он не отслеживал меня по татуировке, кот на это тоже не жаловался, но в одном городе нам станет откровенно тесно, если между нашими персонами не будет поставлена жирная точка-стена.

— А ты точно не родственница Эве? — спрашивал кот, обнюхивая подарки. — Такая хладнокровная. Доставай туфли «месть бывшему».

Кошачий хвост ткнул в коробку с черными лаковыми туфлями на самых высоких каблуках в моей коллекции.

— Вчера уже снег пытался падать, как-то не сезон.

— Да, неудобно… — согласился Бальтазар.

Знал бы он, какая борьба пряталась под маской внешнего спокойствия. Я хотела эти подарки, хотела все до единого! Взять в руки, гордо разложить на видных местах, парочку вонзить в Маркуса — пришпилить его к стене и использовать в качестве мишени. Злость за мою вторую смерть тлела и в минуты слабости норовила вспыхнуть. Мне хотелось поехать к нему в этих великолепных туфлях и разнести всю квартиру, выпустив ярость, чтобы взорвались все лампочки, стаканы и стекла. Как сладко бы они хрустели под каблуками, но…

На то мы и разумные существа, чтобы быть владельцами своих порывов, а не рабами. Стараюсь помнить: у любой злости истекает срок, она притупляется или проходит — иначе нельзя, выжжет изнутри горячкой. Пройдет и эта. Сдаться ей на милость сейчас — доставить удовольствие Маркусу. Он не был фанатом самоконтроля, а уж как рекламировал темную сторону…

«Даже самая чистая сердцем тянется к ней, во тьме страсть гуще».

И тормозов все меньше. Слишком много грез в мнимо всемогущей темноте. Я выбираю середину.

Звонок от Каза застал меня за чисткой зубов глубокой ночью. Автоматически ответила, забыв про щетку:

— Фто флуфилось?

— Рыжуля, ты можешь приехать? У меня Ялия, и, кажется, она окончательно свихнулась. Нужна твоя помощь.

Каз встретил нас в уличной одежде, кивнул в направлении кухни.

Провидица выглядела не просто плохо — ужасно. Давно не мытые черные волосы висели сосульками, темные глаза запали, аристократичное лицо с тонкими чертами осунулось, придавая всему облику изможденный вид. Платье в пол болотно-зеленого цвета скрывало похудевшую фигуру. Она медленно раскачивалась на стуле и бормотала бессвязные слова. Взъерошенный Тоха пытался вложить ей в руки кружку с теплым чаем и конфету — безрезультатно.

— Здарова, — едва обернулся он к нам.

— Надо Ворлиану сообщить! Он тревожился. — Я пыталась поймать взгляд провидицы. Без толку.

— Уже. Баст сгоняла. — Тоха прекратил попытки накормить, вместо этого накинул Ялии на плечи плед вырвиглазной леопардовой расцветки.

— Он ждет вас, — раздался спокойный голос кошки. — Мы с Антоном останемся, а вы идите.

— Потом поболтаем, Трикс? — Бальтазар боднул ее головой.

— Конечно, но сейчас вам пора.

— А чем я могу помочь? — Мой вопрос потонул во внезапном потоке более-менее связных предложений от Ялии.

— Хаос. Невидимый враг рядом. Мир в ужасе, я не понимаю… Не вижу всего… — бормотала она, а потом вдруг цапнула меня за руку так, что обкусанные ногти впились в кожу, и глянула пронзительно, осмысленно: — Ты привратница, не твоя забота здесь, но всех коснется. Я больше не могу, не понимаю, где я. Это сейчас или годы спустя?

Казимир ни слова не сказал, сграбастал ее на руки, как была, в пледе, прижал к груди, и мы отправились к Ворлиану.

Академия звенела тишиной. И в этой тишине гулкий стук копыт Трехрогого, мои торопливые шаги, шарканье директора, скрежет когтей по каменному полу — все казалось кощунством. Звуки отскакивали от пустых доспехов, напольных ваз, горошинами рикошетили нам под ноги, затем пропадали в тяжелых портьерах.

Ялия тихо бормотала в шею Казимира, и шепот пугал громче криков.

— Сюда, — тихо сказал Ворлиан, отворяя дверь.

В большой комнате с пылающим камином стояли массивная кровать с резными деревянными столбиками, письменный стол, диван и кресла-гиганты, способные поглотить тучную фигуру директора. Полумрак и теплота, а снаружи завывала вьюга, через которую мы с трудом пробились. Уютно булькал котелок, подвешенный в камине, запах дров смешивался с травами.

— Садись, красавица. — Каз опустил Ялию в кресло и отошел.

Ворлиан сел на пол возле провидицы, улыбался грустно, натянуто, говорил, что все будет хорошо и они справятся. Она молчала, слегка улыбалась и гладила его по щеке.

Кот растянулся у камина, я заняла другое кресло. Для чего нужна моя помощь, до сих пор не понятно.

— Каз, зачем меня-то позвали?

— Она хотела тебя видеть, бормотала, что ты должна знать. Я подумал, сможешь вернуть ее к нам. — Синие глаза беса внимательно следили за происходящим, на меня он не смотрел, только уши слегка двигались и кисточки на них подрагивали. — Можно раздеться, мы тут надолго.

Он скинул пуховик и устроился на диване, закинув ногу на ногу, пальцы выстукивали на колене ритм, черные когти противно скребли по джинсам. Я скинула куртку и шапку, приготовилась ждать у моря погоды. От нечего делать набрала сообщения, которые отправлю позже родителям, почистила телефон от бесконечных фотографий кота и мыша — оставила самые лучшие, вычистила спам в сообщениях… Тихий уверенный голос Ворлиана, потрескивание огня, монотонная цифровая уборка едва не усыпили, но дело сдвинулось.

— Яга, подойди, — четко произнесла Ялия.

— Слушаю, — ситуация меня напрягала, а те обрывки фраз, что были сказаны раньше, и того больше. Неужели нам мало проблем?

— Ты стоишь на пороге с занесенной ногой, и за дверью твое величие. С величием — обязанности, с обязанностями — сила. Костяные короны над тобой и Кощеем, к своей он уже протянул руки, и ты не медли. — Она снова вцепилась мне в запястье, темные глаза в полумраке были чернотой со всполохами отраженного огня. — Века древних окончены. Пересменка под звуки невидимых горнов, под боль и хаос.

Она говорила спокойно, но слова ощущались брошенными камнями, больно бьющими по телу. О том, что грядет в обычном мире невидимая летучая смерть; о закрытых на замок людях, о контроле и тревоге; о том, что многие останутся один на один со страхами и не все справятся с испытанием; о вереницах душ…

— Чужие судьбы заполонили мои видения, они множатся, и не понимаю, совсем не понимаю, где настоящее, а где будущее. — Ялия схватилась за голову.

— Что-нибудь обо мне? — вопрос обжег губы, в ожидании ответа я задержала дыхание.

— Сложно быть тобой, Янина. Ты сможешь сберечь любимых, когда примешь костяную корону.

— Почему только так?

— Потому что тогда никто не будет стоять над тобой, ты сама себе будешь указ и надсмотрщик, сама себе палач. — Она улыбнулась потрескавшимися бескровными губами, а в глазах снова отчаянье. — Власть.

— Власть?

— Сила для свержения старых порядков и создания новых. Первородные вмешивались в ход бытия, кто запретит тебе? Но справедливость была забыта. — Ялия положила руку мне на грудь в районе сердца. — Здесь добро и чуткость, ты не выносишь несправедливости. В Лукоморье нужен порядок, а там, где мегаполисы заполнены людьми, потерявшими связь со сказкой, необходимо напоминать о ней. Сказка станет их убежищем от внешних тревог. Но для того, чтобы помогать, сказка сама должна быть сильной.

Ялия укуталась в плед, но взгляд не отводила, будто выискивала что-то в моем лице, потом добавила:

— Вы сможете развернуть дорогу или проложить новую. В итоге все будут на нужных ролях.

Она прикрыла глаза, разговор со мной был окончен. Я поймала встревоженный взгляд кота и развела руками. Вместе со словами мне передался и внутренний шторм провидицы — в голове гудело, обрывки фраз наслаивались друг на друга. Какой-то сюр.

— Казимир… — позвала Ялия.

Возле кресла становилось тесно, я уселась рядом с котом, зарылась пальцами в горячий бок — мне нужно было нечто уютное. Каз смотрел на свою старую подругу сверху вниз с каменным выражением лица — ни единой эмоции не мелькнуло. Ялия откинулась в кресле и задрала голову.

— Не могу больше. Забери душу, чтобы не было больно, или обними крепко, как Ягу, до хруста.

— Ялия! — ахнул Ворлиан, его нос-картошка как будто раздулся от возмущения.

— Нет. — Каз даже не задумался. — Ты что, не видела, что я откажу?

— Не могу отличить, где видения обо мне, где о тысячах других… Почему нет? Ты сделал это для нее.

— Янина бессмертная, ты — нет. И я просто не хочу.

— Тогда кто-нибудь из вас… — Она вновь обхватила голову. — Милосердие… Помогите мне! Дни, недели пропадают из жизни, не могу перекрыть потоки образов. Во что превратили они меня?

— Ты когда спала последний раз? — спросила я.

— Не помню. Не могу уснуть. — Она брезгливо рассматривала свои руки с тонкими пальцами, кривыми ногтями.

— А во сне тоже неспокойно? — уточнила я, в голове оформлялась идея, но она зависела от ответа.

— Во сне благословенное ничто… — ответила Ялия и снова забормотала о запертых людях, раскачиваясь взад и вперед, обхватив колени. Мы перестали для нее существовать.

Казимир погладил ее по голове и зажмурился, потом что-то сказал на своем родном языке. Наверное, лучше не знать перевода. Ворлиан пытался поговорить, но ответа не было. Он кивнул нам на выход…

— Где твое снотворное, а? — устало спросил Бальтазар у Каза между отчаянными зевками. — Ягусю так на раз-два опоил, чтоб поспала, а свою пассию?

— Она не пассия, мы не принадлежим друг другу, просто встречались иногда. Снотворное не поможет. Сколько даст? Ну, восемь часов. А потом снова и снова? — почти зарычал бес, уже не держа лицо и баланс. Понимаю.

Ворлиан вышагивал по коридору, хмурился, щеки подпрыгивали в такт движению. Я обдумывала идею, собирала ее в несколько предложений, прежде чем явить друзьям.

— Так оставлять нельзя, она действительно страдает. — Директор потер лоб, на секунду замер и вновь туда-сюда. — Я знал, что ей хуже, но не представлял насколько. Понимал, что беда случится, и не предполагал, что так скоро.

У меня слегка свело живот, и ладно, будь это голод, но то было в сотню раз хуже — идея. И когда я закончила, Ворлиан, сцепив зубы, кивнул, Казимир обошелся без скрежета, а кот высказался:

— Мы, конечно, не позволим здравому смыслу встать на пути у идиотского, но единственного плана.

— Тогда приступим, — ответила я, и узел в животе затянулся сильнее.

Пока Ворлиан готовил место, мне удалось достучаться до Ялии: отправила ее освежиться, затем сушили волосы у огня. И пилочка для ногтей, та, что дежурная в кармане, пригодилась. Провидица благодарно улыбалась и чутко дремала — только опускались веки, как она вздрагивала и снова шептала.

Каз раздобыл у директора какое-то ядерное пойло и мрачно зыркал на нас поверх стакана. Бальтазар погулял и вернулся со старым другом Обжорой. Этот сейф на ножках стал еще толще, хотя я не предполагала, что это возможно. Я подмигнула ему, приветствуя.

— Здравствуй, Яга, — муркнул Обжора. — Слышал, ты идешь в преемники Первородных? Помнишь мою просьбу?

— Помню.

Он сказал: «Ты только знаешь что, ты не останавливайся, ладно? Ты меняешь Лукоморье, может получится сделать так, чтобы студентов не выкидывали назад? Это ужасно». И я ответила: «Если будет зависеть от меня, обязательно».

— Директор переживает, весной ему набирать новых студентов на десятилетний курс, а законы все те же. — Обжора попытался почесаться, но лапа никак не могла достать до нужного места. Пришлось помогать и в процессе думать под довольные взмуркивания кота.

— Что это вы делаете? — возмутился Бальтазар. — Только яу отвернулся на секунду, ты уже с другими! Ветреная девица, у-у-у…

— Не ревнуй, сам не больно-то позволяешь себя трогать.

Вернулся Ворлиан, мрачно кивнул, мол, все готово. Каз встал так резко, что сдвинул тяжелый диван, ножки возмущенно заскрежетали по полу.

— Я понесу, — спокойно сказал он. — Она слишком ослабла. Не представляю, как по городу добралась до меня, да еще и в одном платье.

Мы шли за директором по лестницам вниз. Мимо тяжелых запертых дверей, окон, запорошенных снегом, по мягким коврам, глушившим шаги, и по стертым каменным плитам. Где-то пробирался сквозняк, где-то пахло старостью, затем сыростью, на последних пролетах сладко тянуло морозом. Ялия умолкла, как будто спала на руках у Каза. К молчаливой процессии по пути присоединились другие черные коты-учителя. Они, как сгустки мрака, бесшумно стелились за нами. Но то, что я задумала, не было мрачным…

Ворлиан потянул простую деревянную дверь за металлическое кольцо и пропустил нас.

Небольшая квадратная комната, каменные стены, пол, потолок. Несколько факелов возле двери освещали пространство. Абсолютно пусто, не считая покачивавшегося в середине на толстых цепях прозрачного ящика без крышки, красиво бликующего светом факелов. Размер ящика в человеческий рост — высокая Ялия поместится.

— Хрустальный гроб? — вытаращился Бальтазар. — Почему яу не знал, что в хозяуйстве такой есть?

— А для чего тебе, устраивать аттракционы? — спросил кто-то из учителей весьма неприятным тоном. Да, репутация моего компаньона еще свежа.

На вопрос так никто и не ответил. В сказочном мире стоит чаще принимать неожиданности без лишних вопросов.

Ворлиан вышел, быстро вернулся с охапкой еловых веток, разложил по углам. Не сказать, что стало живенько, но пахло, по крайней мере, приятно.

— Как уныло. — Бес осмотрелся и поморщился. — Ну ладно, я так понимаю — положить в гроб?

— Да.

Казимир осторожно положил Ялию и пристроил под голову аккуратно сложенный плед. Цепи закачались, заскрипели, и среди скрипа раздался полный облегчения вздох провидицы:

— Спасибо.

— В аду сочтемся угольками, — невесело ухмыльнулся Каз.

Я тем временем повторяла про себя слова, выуженные из памяти. Один из голосов, живших в моей голове некоторое время назад, владел составлением ядов, было в его арсенале и сложное мягкое зелье для погружения в долгий сон.

— Получилось смешать компоненты? — спросила я, и Ворлиан показал небольшую склянку с заткнутым пробкой горлышком, в которой слегка пузырилась зеленая жидкость. Затем зажег от факела свечу. — Хорошо, мне нужен какой-то добровольно отданный нательный предмет. Кольцо, подвеска?

— Возьми. — Ворлиан стянул с мизинца потемневший от времени перстень с красным камнем.

— Отлично, из него будет сделан амулет от дурных снов, чтобы ее отдых не превратился в клетку с ужасами.

Я сказала всем встать вокруг гроба. Казимир нагнулся, что-то шепнул Ялии и поцеловал в лоб, она улыбнулась утомленно, но доверчиво. Подошел Ворлиан, сжал ее кисти, поцеловал в щеку, пристроил свечу на толстый борт гроба. Поднес к губам Ялии пузырек, помог выпить.

— Сработает, Ягуся? — Бальтазар встал справа от меня, слева сопел молчаливый директор.

— Сработает.

Я закрыла глаза, ощущая спокойствие и уверенность, сжала кольцо и почти запела строки:

Три раза я проговорила, почти впадая в транс. В подсознании стекала с воображаемой крыши сонной водой, обнимала снежными руками хрустальный гроб, гладила лицо провидицы, разглаживала морщины страдания, замещала северным ветром дыхание…

Ялия уснула.

Грудь едва вздымалась, лицо побледнело, губы застыли в мимолетной улыбке. Длинные черные косы змеями лежали на плечах и груди. Фигура выглядела тонкой работой скульптора. Я потушила свечу и надела ей на палец заговоренное кольцо.

— Спи. И спасибо тебе, — шепнула, зная, что она уже не слышит.

И совсем не идиотский план, сработало же! Бальтазар оказался не прав. Казимир громогласно протопал на выход, коты-учителя выскользнули следом.

— Не будить до весны, а, директор? — спросил Бальтазар.

— Боюсь, что дольше, намного дольше. Но я присмотрю за ней. — Ворлиан обернулся, его маленькие глазки покраснели, нос тоже. — Оставьте нас.

Я чуть задержалась у двери, достаточно, чтобы услышать:

— Ты не любишь, когда я тебя так называю, но… Мама, я позабочусь о тебе, как когда-то ты обо мне. Спи спокойно.

А мы пока освоим информацию и хорошенько подумаем. Такое чувство, что идем с Кощеем на ритуальную смерть. Игры Первородных — как шахматы за тонкой занавеской, театр теней. Неизвестно, сколько ходов осталось нам, но они точно будут рискованными. Я сделаю все, зависящее от меня, чтобы спасти близких от пророчеств Ялии.

Скоро эндшпиль.