Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах

Блуждая во тьме

Вечеринка-примирение в списке дел не значилась. Нам всем хотелось поскорее закончить этот маршрут с препятствиями и вернуться к другим задачам, желательно сохранив при этом голову на плечах. Так что отряхнулись и вперед.

— Настя, что это было? — спросила я, указывая на провал.

— Землица с родного двора — прихватила, убегая. Мать сыра земля завсегда детям своим помогает. Ежели я помру на чужбине, киньте на могилку эту горсть, так правильно будет, — спокойно ответила она. Подкованная девица, такие тузы из рукавов достает, когда не ждешь…

— Кинуть на могилку? — ржанул Морок. — А ну как ты восстанешь после этого? Будет не Настасья, а неразменный «лебедь» какой-то!

— Если бы эту ходячую проблему кто-то хотел купить, мы бы озолотились, — серьезно кивнул Бальтазар.

— А ну хватит! — не выдержала я, бросив взгляд на Настю — у нее в глазах читалось «порублю и скажу, что так и было». — Без нее мы бы год копали, лучше спасибо скажите!

— Упс, хозяуйка гневаться изволит.

Кот прижал уши, и они с Мороком попятились. Молчаливый Серый Волк на всякий случай к ним прибился. Оставалось надеяться, что эти хохмачи не перетянут его на свою темную сторону.

— Спасибо! — поблагодарила я и подмигнула насупившейся богатырше. Она раздраженно вздохнула, но убрала руку с меча. Компаньоны кого хочешь доведут до греха.

Кощей не обращал на нас внимания: бродил по краю обвала, думал; за ним, как тень, стелилась змея. Я посмотрела вниз: пыль оседала, открывая зияющую черноту входа в пещеру. Обвал частично завалил его, но размеры все равно поражали — клаустрофобии можно не бояться. Вспомнила размеры Горыныча, осознала, что в жилплощади он себя не ущемлял, и если вход такой, то дальше нас могут ждать еще более впечатляющие апартаменты.

Вниз пешком не прогуляешься — нужна ступа, или метла, или просто умения Кощея. Кот раньше говорил, что Бабе Яге нельзя на метле — засмеют, но в реальности никому и дела нет, на чем я передвигаюсь.

Каз сосредоточенно вытирал рога пучком травы, как будто ничего важнее не было. Пришлось озадачить вопросом, чтоб не расслаблялся.

— Как ты упал, вроде все вместе бежали?

— Копыта, — скривился он. — Не в первый раз подводят. Я бы предпочел ступни сорок пятого размера — больше сцепления с землей, но это только мечты.

— А-а, — неопределенно протянула я.

— Думаешь, я специально упал, чтобы ты мне руку протянула? — улыбнулся Каз.

— Была такая мысль среди прочих.

— Мне же не пять лет от вылупления. — Он закатил глаза и вздохнул.

Казалось, был совершенно несерьезен, но это впечатление часто обманчиво. Пока я думала, что сказать, он закончил с рогами и добавил:

— Веснушка, знаешь, о чем я жалею? Что тебе отвели малый срок жизни, из-за этого я больше не могу тебя читать.

— М-м?

— Раньше я видел цвета твоего состояния, ауру, если хочешь, а теперь ты как Кощей — после смерти ничего не видно. — Синие глаза беса прищурились, будто он пытался что-то рассмотреть. — Ты была открытой книгой, теперь нет.

Я не знала, как реагировать: это путешествие приносит сплошные откровения. Пожала плечами, что тут скажешь.

Кощей поторапливал спуститься вниз, его глаза блестели в азарте, он даже улыбался. Самоуверенно заявил, что остался последний рывок. Я же сомневалась, что мы зайдем и выйдем с яйцами, когда до этого нас тормозило на каждом шагу. Морок и Бальтазар были готовы к любым неожиданностям, Настя и Каз поигрывали мечами.

Серый Волк отказался от любезного предложения спуститься с нами:

— Я лучше здесь, мне ваши дела без надобности, уж не обессудьте.

Кощей перенес нас вниз, где обнаружилось, что…

— Эй, не могу войти!

— Мняу не пускает…

…кроме Кощея и меня, войти в пещеру не может никто. Супчик с размаху врезался во что-то невидимое, Эва шипела и поднималась почти на весь свой немалый рост. Невидимый слуга Бессмертного — и тот не мог, о чем растерянно сообщил. Бестолково потолкались еще, но пришлось возвращаться наверх и думать.

Особых магических сил у меня не наблюдалось, но имелись артефакты-помощники. Под пристальными взглядами компании я предъявила клубочек и тусклое перо Жар-птицы. Настя ахнула в восторге: «Какие сокровища!» Кощей если и удивился, то мастерски скрыл эмоции.

Делать нечего — пошли вдвоем.

Спутники остались наверху. Я очень просила Бальтазара не ввязываться ни в какие драки без меня и уходить, если вернутся волкодлаки. Это же касалось и Насти. Оба не хотели отпускать меня одну, потратили на препирательства некоторое время. Только Супчик ободряюще пищал, что я сильная и справлюсь. Каз осмотрел мои доспехи, оружие, удовлетворенно кивнул:

— Давайте, бессмертные, покажите мастер-класс.

Я взяла ступу в качестве грузового транспорта. Кощей прихватил меч, большую флягу с водой — мало ли что, лезем незнамо куда. Наколдовал песочные часы и факел.

— Время засечь, здесь другие не ходят, — пробурчал он. — Если за день не справимся, то придется в другой раз.

В другой раз? Вот уж фигушки. Если ему завтра на работу, то пусть и идет, а я останусь. Да и с чего нам плутать часами, не подземка же, а нора.

Мы спустились по земляной насыпи и окунулись в сумрак и прохладу. Тяжелый застоявшийся воздух забил нос. С каждым шагом темнота становилась все более непроглядной, холод и влажность не стесняясь пробирались под одежду, и я пожалела, что не взяла с собой ничего теплого. Когда тусклый свет за спиной почти пропал, Кощей чиркнул зажигалкой у факела, а я достала перо Жар-птицы. Пляшущее пламя и ровный теплый свет от пера выхватили из темноты его бледное лицо, губы, искривленные в странной ухмылке. Неужели дремавшее довольно долго безумие снова вырывается на свободу?

— Давай скорее с этим покончим. — Он решительно двинулся вперед.

— Ты когда-нибудь бывал в пещерах? — Я шла точно за ним, волоча на веревке ступу, и совсем не хотелось путешествовать в молчании — жилье Горыныча несколько подавляло. Тусклое перо сияло ярче, чем прежде, как будто зная, что нам нужна помощь. Оно было теплым, но не обжигающим.

— Да, но не в таких огромных, и это ведь только вход. Посмотри. — Он поднял факел, разгоняя тьму на несколько метров вокруг. — Не видно свода, не видно ничего. Пролезать нам нигде не придется — меня это радует, не люблю низкие потолки.

— Войти можно только нам — это не наводит тебя на мысли?

— Мы должны работать вместе, чтобы удовлетворить тягу к нездоровым развлечениям у Первородных, ты об этом? — саркастично уточнил Кощей.

— О том, что, возможно, мы их замена.

— Мне не нравится эта мысль.

— Почему?

— Потому что в таком случае у нас нет выхода вообще, просто никакого и никуда. Только в окно, но мне не помогло, — срифмовал Кощей с легким смешком.

Эхо наших голосов возвращалось, как шепот в моей голове — тот, что был раньше, это вызывало неприятные ассоциации. Я попыталась сосредоточиться на другом: на близости к цели путешествия и возврату большого долга, — сработало. Холод отступал, сменяясь некоторым возбуждением, ощущение незначительности также ушло. Уединение и приключение, волнующее и захватывающее. Я предложила Андрею представить, как могут выглядеть яйца Горыныча, и фантазия разыгралась, мы даже хихикали, придумывая варианты.

— Интересно, сколько лет этим горам и пещере? Вдруг здесь есть наскальные рисунки от Иванов-дураков или похищенных девушек? — задалась я вопросом, но каменные стены попросту не было возможности осматривать.

Свет факела и пера рассеивали темноту, расплавляли вязкую черную массу, разгоняли ее по углам шептаться о страхах неизведанного. Глаза привыкли, и я смогла рассмотреть больше: по стенам зачастую выступали острые, зазубренные куски камня, они же иногда преграждали нам путь. Обходили. Человеческое воображение представляло за каждым выступом опасность, жутких монстров из фильмов ужасов, и я напоминала себе, что здесь скорее найдется привычно-сказочная жуть, чем киношные твари.

— Андрей, это не мое дело по большому счету, но ты и Настя… Ты ухаживаешь за ней? — спросила я, чтобы отогнать воображаемых монстров. Всем ведь известно — когда мозгу скучно, он показывает нам чудовищ.

— «Ухаживаешь»… — почти по слогам повторил он. — Я это слово слышал несколько раз в жизни, сейчас так не говорят. Ты права, не твое дело.

Он хмыкнул и продолжил раньше, чем я успела огорчиться:

— Я знаю, что ей шестнадцать, знаю, что в Лукоморье она уже взрослая, но меня не так воспитывали. Не переживай.

— Для нее все может быть серьезно, ты даришь ей подарки. Ну, в общем — не обижай ее, — неловко закончила я и сотню раз пожалела, что вообще начала. И сколько можно идти? Горыныч, похоже, любил пешие прогулки.

— В ее присутствии я мыслю более ясно, у меня почти нет темных, болезненных мыслей, — почти шепотом продолжил Кощей. — Настя об этом не знает, а я благодарю какими-то мелочами. Я раньше не любил дарить подарки, сейчас мне это приятно — она искренне реагирует, не так, как другие. — Он обернулся, и в неверном свете факела его худое лицо было похоже на череп. — Ты не из тех девиц, которые только и делают, что сплетничают. Я могу рассчитывать, что об этом разговоре она не узнает.

Это был не то вопрос, не то утверждение. Я невнятно угукнула. Разговор ненадолго отвлек, но темнота вновь начала угнетать, да еще я ушибла ногу о камень, хоть в ступу залезай.

Долго ли, коротко ли, а мы все шли. Ощущение времени совсем пропало.

— У тебя есть возможность сделать светлее? — уныло спросила я.

— Я уже пробовал перенести сюда все факелы из своего замка — не вышло. Пытался разное. Ничего.

Я вновь споткнулась и выругалась сквозь зубы — тот же камень, что и в первый раз. Действительно, тот же!

— Мы топчемся на месте, — сообщила я и указала на камень как на аргумент. Он достал песочные часы — песчинки отсчитывали последние минуты.

— Час. Мы ходим здесь час? — поразился Кощей.

— Плутаем, как в лесу. — Я уселась на землю и принялась расшнуровывать ботинки. — Надо обувь неправильно надеть.

— Точно! — Он пристроил факел и уселся рядом.

— Ты выглядишь как попаданец. Знаешь, шел-шел и провалился в другой мир, — фыркнула я, глядя на дорогущий костюм Кощея. Сидеть бы в таком за столом в личном кабинете на верхнем этаже небоскреба, а не на земле.

— Да мы все тут попаданцы, даже Казимир, если подумать. — Он замолчал, а потом тихо спросил: — Янина, это… костяная нога?

Она, родимая, как раз ботинок надевала на кости. В тусклом свете выглядело чуть лучше, чем раньше, или привыкаю? Я кивнула, стараясь быстрее закончить со шнуровкой.

— Это ужасно и прекрасно одновременно, — с ноткой восхищения сказал Кощей.

— Мы настолько мертвые, что нам уже ставят прогулы на кладбище, — вздохнула я в ответ.

Песочные часы отсчитали последние крупинки. Кощей перевернул их, и мы с новыми силами и надеждой, что хитрость сработает, пошли вперед.

— Должны ведь мы уже куда-то прийти, — недовольно проворчала я через несколько минут.

— Куда-то… — отозвалось эхо, странно громкое, громче сказанного.

— Не бывает на свете тропы без конца, — процитировала я в пустоту, почуяв неладное.

— … без конца! — рыкнуло эхо.

Вот напасть — новое испытание! Кощей спрятал песочные часы в карман и взял меня за руку, подтягивая ближе, на секунду задумался, потом тихо спросил:

— Кто ты?

— А ктоты, ктоты, ктоты… — издевался голос.

— Не будем отвечать и разговаривать, — шепнул мне Кощей. Я согласно кивнула.

Несколько осторожных шагов — и на стенах заблестели камни, отражая свет факела и пера, прогоняя мрак. Как будто кто-то рисовал кистью на стенах, целые жилы кристаллов переливались разными цветами: зеленые, фиолетовые, красные. Зловещие тени отползали в стороны и устремлялись к уже далеким темным углам за нами, чтобы продолжать шептаться.

Неизвестный голос-насмешник бесновался в темноте: то хохотал, то просил вернуться, то вновь спрашивал: «Кто ты?» Но мы упорно шли вперед, неловко переставляя ноги в неправильно обутых ботинках. Кто я? Янина-Яга, студентка, проводник душ. Интересно, что думал про себя Кощей…

С каждым шагом становилось светлее. Высокий свод над нами, ощетинившийся прозрачными сталактитами, мягко бликовал.

Пещера Горыныча открылась перед нами внезапно — пространство условного «коридора» резко расширилось ввысь и в стороны, раскрываясь в своем великолепии, а в лицо дохнуло теплом. Древние сокровища, накопленные Горынычем, устилали пол в пещере, высились кучками. Золото, серебро и драгоценные камни блестели, каждый из них излучал собственный свет, словно проецируя свою неповторимую историю, — и все это в моем воображении.

Пещера была почти пуста. В центре — яма, распространяющая красноватый свет и тепло из глубин горы. Таинственное сияние, идущее от нее, окутывало все вокруг; яма как будто соединяла мир земной и горячие недра, дышала энергией горы. Отблески от нее плясали на драгоценных жилах, вызывая ощущение несметных сокровищ.

— Рептилии любят тепло, следовало ожидать, — сказал Кощей, опуская факел на землю. Его взгляд равнодушно скользил по сокровищам, вмурованным в своды.

— Надо камешков? — спросила я.

— Куда бы свои вложить… — поморщился он.

Перо у меня в руке испускало свет куда более яркий, чем раньше, оно не просто сияло — пульсировало, точно сердце Изольды. Я спрятала его за спину, чтобы сберечь глаза, медленно рассматривала пустую пещеру. Где же кладка?

— Яиц не вижу. Зря шли, что ли? — с досадой спросил Кощей. — Но внизу что-то есть.

Он указал на яму и первым направился к ней. Я, кажется, видела тот же пульс, что и у пера, — или это просто фантомное пятно, как бывает, если смотреть на яркий свет, а потом отвести взгляд. Мы осторожничали: за несколько шагов до края ямы двигались на ощупь, обошли несколько больших овальных камней, заглянули, вытянув шеи…

Над пропастью висела золотая клетка, в ней такая же золотая птица, а дальше я ослепла от ее сияния, отшатнулась, споткнулась о камни и позорно приземлилась на зад.

— Погляди, костяная, и это наша надежда… — прошелестел голос. Он был одновременно со всех сторон и сверху, припечатывая к земле неведомой мощью.

Первородные?

В пещере словно сгустились тени — две огромные полупрозрачные фигуры появились по сторонам от ямы. Они были похожи на жутких монахов: свободные черные одеяния с глубокими капюшонами, в которых не видно лиц, сплошная темнота. Подолы одежд не касались земли — фигуры парили над ней, сквозь тела просвечивала противоположная стена с красной драгоценной жилой. Я неловко поднялась, но на плечи давило нестерпимо, и колени подгибались сами собой. Рядом витиевато выругался Кощей.

— Дерзкий мальчишка, — без эмоций произнес голос, а потом фигура справа взмахнула рукой, и Кощея распластало на земле, но он не замолчал. Поток интересных словосочетаний о том, в какие места могут отправиться эти кознетворцы с садистскими наклонностями, а также о вероятном способе их появления на свет смог прервать лишь сталактит. Прозрачный, как хрусталь, острый осколок сорвался с потолка и воткнулся в грудь Кощея, пригвоздив к земле.

— Гхр-р, — закончился поток ругательств.

— Вы совсем ополоумели⁈ — завопила я не своим голосом.

В этот миг из головы вылетело все, что я месяцами репетировала, складывая в отточенные обвинительные фразы, архитектурно выстроенные предложения, собранные в текст с одной целью — вывести их на эмоции, на покаяние… А после снести им головы кладенцом, потому что не простила и не прощу никогда! Но в этот миг, когда передо мной были Они, ярость осталась за захлопнувшейся дверью с табличкой «Неожиданность» и значение имел лишь мой коллега по несчастью — он еще был жив, и за него необходимо было бороться.

Костюм Андрея начал темнеть вокруг сталактита. Гигантская сосулька словно таяла, и не хрустальной водой, а кровью. Я хотела подойти, но ноги приросли к земле, смогла только поймать взгляд: в серых глазах Андрея вновь плескалось безумие.

— Прекратите! Зачем так? — снова крикнула я, и горло тут же сдавило невидимой рукой.

— Закрой рот и слушай, времени у нас не много, — прошелестел другой голос, и от него волоски на коже приподнялись, а губы склеились. — Ты нарушила все, что мы строили годами. Ты и Ядвига.

Голоса поочередно вещали, что не ожидали от списанной со счетов бабки подобной прыти — она отдала дар, а такое подвластно лишь им. Просмотрели, насколько мощной стала Ядвига, не устранили вовремя. Сетовали, что все выстроенные фигуры перемешались и игра пошла не по их сценарию; да, все это для них своего рода игра — как я и подозревала, гроссмейстеры двигают фигуры, дергают за ниточки.

— Мы упустили из виду дарительницу, и ты — Яга с двойной душой — с тех пор под присмотром неусыпным, неустанным. — В голосе послышался намек на эмоции, буквально звук, но я уцепилась за него: значит, можно их допечь. Хватка на горле слегка ослабла, я с трудом разжала губы, чувствовала, как слипшаяся кожа отрывается и выступают соленые капли крови.

— Для чего? — прохрипела я, скосила взгляд на Кощея — у него булькало в горле, он поднимал руки вытащить сталактит, но они бессильно падали. Упрямство на его лице давало надежду на то, что мы еще поборемся… И он снова пытался.

— Лукоморье загнивает, — сообщили мне прописную истину. Вот спасибо, а то мы, тупенькие, не поняли до сих пор!

— Дайте сказать, трусы, — еле слышно выдохнула я, и они дали. Судорожно вдохнула, набирая воздух для тирады. — Загнивает? Ну так рыба гниет с головы, а головы — это вы, прамерзавцы!

— Янина, не надо, сейчас и тебя… — сквозь кашель предостерег Кощей, он наконец-то нашел в себе силы: щелчок пальцев — и сталактит из его груди полетел в одного из Первородных. И разбился о стену позади — они действительно лишь проекции.

— А что, словами теперь не решают дела? Обязательно нужно унизить, раздавить? — не унималась я. — Просто бы пришли и объяснили, что нужно сделать!

— Непослушание — непозволительная роскошь, Яга, — вздохнул голос. — Юный Кощей проявил неуважение и поплатился, ты исторгаешь ругательства — это тоже неуважение. Не до сантиментов. Надо будет — сломаем вам кости и сложим заново.

— Как сложили заново моего кота? Для чего такая жестокость ко всем? Бальтазар, Андрей… Все, кто погиб за Лукоморье, играя в ваши игры! — кричала я обрывки стройных фраз из отрепетированной речи. Не так мощно, не так гордо, с надрывом, но я их нащупала. Рука сжала рукоять кладенца, то была бессильная ярость — их не достать, но однажды…

— Все потери ради одного: чтобы стать достойной заменой нам! — наконец рявкнули они. — Нельзя прочувствовать власть и силу этих земель, не истоптав три пары железных сапог, не сглодав три железных хлеба! Достаточно!

Меня швырнуло к Кощею, который потихоньку вливал в себя воду и исцелялся. Первородные давали указания: Жар-птицу вызволить и выпустить в Лукоморье, яйца Горыныча опустить в середину реки Смородины возле остатков моста; после вылупления восстановить мост нашими совместными с Кощеем усилиями; одного Горыныча оставить там же, остальных вывести в Лукоморье — далее они сами будут действовать по своей природе.

— А ты, Яга, избавься от иномирского влияния, — вновь спокойно сказал голос. — Нет места чужеродной волшбе в сказочном мире.

— Я все равно вас достану, — зло посулила я.

— Мы достанем, — поправил Кощей.

— Вы найдете нас не раньше, чем все, что необходимо, будет исправлено. — Первородные исчезли. — Поторопитесь.

Мы с Кощеем сидели на полу пещеры, рассматривая те камни возле ямы. Я-то думала, это жеоды или что-то вроде, а оказалось, яйца, вот они, на самом видном месте. Три штуки. Три Горыныча.

Эмоций не было, апатия только. Мы снова им проиграли, нас раздавили как нечего делать. Оттаскали за уши, как шкодливую мелкотню. Во мне бушевал ураган чувств: воительница требовала жертв, дарительница разумно просила набраться сил.

— Это было оригинально, сам бы не додумался. — Кощей рассматривал свою целую грудь в кровавых лохмотьях некогда красивой одежды. В углах рта и глаз залегли морщины, и взгляд был нехороший, как тогда, когда у него горела рука. — Чтобы справиться с ними, нужно учиться быстрее.

— Давай выбираться отсюда. — Если Настя и правда отгоняет от него безумие, то ему срочно нужно к ней.

Я подозвала ступу, и мы погрузили в нее яйца. Потом набросили на клетку пиджак Кощея и вытянули наверх. Смотреть на Жар-птицу было невыносимо, лишь угадывались очертания, похожие на павлина, длинный сияющий хвост торчал из клетки. Едва вытащили — она запела. До этого сидела, как будто чучело. Кто и когда ее туда поместил, мы вряд ли узнаем — птица не говорила по-человечески, а я, что странно, не понимала ее — это были просто звуки без слов.

Она чирикала что-то на своем, а потом из пышного хвоста упало несколько перышек. Мы справедливо решили, что это плата за спасение, и поделили подарок. Не пропадать же такому добру!

Клубочек не понадобился, мы выбрались просто и быстро, никакие силы не преграждали нам путь.

Наверху Андрей действовал не медля и без предупреждения — крикнул слуге нас уносить. Подхватило, закружило и вытряхнуло в знакомом месте — век бы не видать охотничьи угодья Баюна. Мне после встреч с ним кошмары снились; знаю, что коту и Насте тоже.

Изба возмущенно хлопнула дверью: ее так приземлило, что ноги подогнулись. Супчик вылетел из окна, радостно лопоча, — мы вернулись, и ему было хорошо. Бурча проклятия, с покрытой сажей земли вставали и отряхивались спутники.

— Андрей, что с тобой? — всполошилась Настя, явно усилием воли удерживая себя на месте, чтобы не броситься к Кощею. Вид у него был, конечно, интересный. Он не сменил одежду, будто забыл про нее, и дырявая рубашка в потеках потемневшей крови выглядела впечатляюще.

— Начальство на ковер вызвало, взбучку получили, — криво ухмыльнулся он в ответ.

— Вот идолища поганые! — сурово сдвинула брови богатырша и зачем-то осмотрелась. Держи карман шире, они отсиживаются где-то, не достать. Пока что.

Дальше было много суеты: спутники галдели, перекрикивая друг друга, выспрашивали подробности, чего это мы так долго ходили и прочее. Бальтазар обнюхал меня с ног до головы. Казимир не стал ему подражать, ограничился визуальным осмотром. Мы с Андреем не спешили рассказывать, в группе присутствовал посторонний. И он сам подал голос:

— Любезные, век помнить буду вашу доброту, вызволили из западни. Подскажите, как выйти в Лукоморье, и я вас боле не побеспокою.

Серый Волк действительно не желал греть уши и задерживаться, видно опостылела ему Навь хуже блох. Кощей велел волку обратиться в кого поменьше, и тот стал ящеркой. Мы распрощались со случайным попутчиком, возможно встретимся еще когда-нибудь. Морок перенес хозяина, Жар-птицу и ящерицу в Лукоморье. Не успели сказать «до свидания», как вернулся.

— Выпустил птицу на волю, теперь давайте о главном. — Кощей все же переоделся и выглядел как нормальный парень в джинсах и толстовке, и мы могли спокойно поговорить, не отвлекаясь на последствия взбучки.

Рассказ уложился в несколько минут. Казимир задумчиво подметал хвостом землю, Настя сжимала кулаки. Конь внимал, и только глаза, багровые, как река, рядом с которой мы находились, будто истекали красным туманом.

— Это яйца? На камни похожи. — Бальтазар обнюхал добычу, мыш ползал по ним, прислушивался.

— В Смородину пойду я, — ударил копытом Морок. — Вы, чего доброго, сваритесь. Вылавливай потом остатки костей для восстановления.

— Зачем идти? Перенесу их, и все, — отмахнулся Кощей.

— Ты, княжеское величество, думалку отшиб там? — неприятным тоном спросил конь. — Когда начальники что-то говорят, нужно исполнять буква к букве и не проявлять инициативу. Она, знаешь ли, наказуема. Велено опустить в середину реки, так и опусти.

— Не знал, что ты тугоплавкий, — улыбаясь, проговорил Кощей. — Валяй!

Помощь Морока — редкое вселенское явление, как комета Галлея, кто же отказывается от такого? Заказали у слуги три сумки — повесить Мороку на спину, на манер седельных сумок. Конь степенно, величаво отправился к «водам» Смородины. Кощеев слуга разгонял дым и смрад, но я все равно надела летные очки — немного защитить глаза от жара. И сквозь них все было как понарошку, немного ненастоящее.

Река бурлила, шипела, яростно плевалась красными каплями в нетерпении, предчувствуя важное событие. Морок бесстрашно ступил в лаву, неторопливо продвигался и плавиться, похоже, не собирался. Под его шкурой наливались огнем артерии, вспыхивали искры, а он шел, будто по чистому полю. Удивительное создание.

Река оказалась неглубокой, на середине конь еще стоял, и даже не по шею. Он чуть встряхнулся, и сумки соскользнули в реку, с мягким плюхом погрузились в лаву.

Как поразительно много может эта река — служить совершенно разным целям, быть одновременно жизнью и смертью: навек упокоить старого Кощея и возродить Горынычей.

Морок скакнул на берег, встряхнулся, как собака, и заржал:

— Дело сделано.

— Нам здесь ждать? — задумался Кощей. — У меня дел невпроворот, некогда палатку разбивать.

— Это что же получается? Мы возрождаем ужасных тварей, чтобы они вновь разоряли города и чинили другие непотребства? — Настасья хмурилась и недобро смотрела на нас.

— Да, все верно, — кивнула я. — Но еще мы приводим в порядок Лукоморье.

— Я не понимаю, — почти всхлипнула девушка. — Без такого зла лучше… Почему мы решаем за всех?

— Посмотри на это с другой стороны: ты сможешь вызвать на бой Горыныча, — улыбнулся Кощей. Безумие, которое завладело им в пещере, прошло, Настя сработала как антибиотик. Я была рада, нашлось противоядие от гнета Первородных. Хотя бы для него.

— Грядут интересные времена, девочки и мальчики. Но я предлагаю не ждать, вряд ли что-то случится, если мы займемся другими делами. — Каз первым пошел прочь от реки.

— Ай! — с непонятным выражением махнула рукой Настя и потопала следом, а кот ехидно прошипел:

— У нее в сапоге несколько клыков волкодлака запрятаны. Так, может, и у Горыныча выбьет, как у соловьеныша. Оказываетсяу, не один стоматолог в Лукоморье!

Комментировать не хотелось, было желание сесть у окна избы в Убежище и смотреть на дождь. Долго, пока глаза сами не закроются.

— Какие они? — осторожно спросил кот.

— Твари. Сказали, что только через жертвы и слезы мы станем кем-то бо́льшим. Говорят, иначе никак.

— Брешут, — уверенно ответил кот. — Они не пытались по-другому.

Перед возвращением в Лукоморье ко мне подошел Кощей. Пнул камешек, глянул непонятно и сказал:

— Мы сможем.

Я сомневалась, что удастся проучить их, заставить страдать. Как бы мы ни дергались, а управляют все же нами Они. Но мы поборемся, конечно поборемся. Стать им заменой? Я тщательно гнала от себя эту мысль, власть мне вовсе не нужна. Долг вернула — сейчас это главное.

Лукоморье встретило внезапной осенью: лес нарядился в багрянец будто мановением руки, воздух стал прохладнее. Стайка горынычей высоко в небе летела куда-то над морем. Вспомнилось, что их миграция представлялась раньше смешной — «перелетные горынычи», — а теперь это обыденность.

Живот заболел совершенно внезапно, и я не сразу поняла, что меня терзал жуткий голод. Я уже стала привыкать к отсутствию аппетита, а в тот момент аж в глазах потемнело.

Самобранка исправно подавала блюда, я поглощала их со скоростью пожара, казалось, что они желудка не достигали — растворялись прямо в пищеводе.

— Что с тобой? — удивился Казимир. Он сидел напротив, мусолил что-то вяленое и с интересом наблюдал. Настя выглядывала из-за его плеча.

— Не знаю, — честно ответила я и вгрызлась в жареную куриную ножку. — Ефё нога полит.

Пряники, пирожные, картошка, хлеб — скатерть подавала, а я поглощала. Сознание утонуло в желании наесться. Оно было настолько мощное, что, кроме него, не осталось ничего.

— А что с ногой? — спросили Каз и Настя, переглянувшись. Я не могла ответить.

— Она костяная, — пояснил за меня кот и аккуратно приподнял подол юбки, попутно быстро объяснив, что я закостенела в Нави, а потом воскликнул: — Хозяуйка, ты ешь, ешь, сколько нужно, — мясо нарастает обратно!

Я бросила взгляд вниз и больше от еды не отрывалась, пока сытость не вернулась, как и привычный вид ноги.

«Кость тело наживает» — вот что это значило.

«Я говорила, что в Навь ходить не любила, — хмыкнул голос Ядвиги. — Неприятно усыхать, а после наедать. Сама себе противна в такие моменты».

Меня отправили спать, а я не сопротивлялась — давно не испытывала и такой сильной потребности в сне. Изнуряющее, полное опасностей и открытий путешествие в Навь выжало меня досуха. Сон лечит. Вот посплю и примусь за другое.

Летописец. Заметка № 3

Думаю, мне нужно перестать писать заметки, начинающиеся со слов про страх, коего я натерпелся. Перечитываю прошлые и понимаю — то не страх был вовсе. И данное приключение легко затмится будущими.

Первородные подавляют своей мощью. Но… Я не испугался до обморока, как мог бы, точно видел их ранее. Где, при каких обстоятельствах — не припоминаю. Полагаю, воображение разыгралось и просто привык к острым ощущениям в компании Яги. Подумать только: я в своих отчетах приношу информацию, которую уже не утаить. Раньше Яга всем задавала один вопрос: «Кто владеет корпорацией?» — и никто не мог дать ей ответа, поскольку не знали. Теперь знают многие, как знают и то, что они вполне живы и за неповиновение могут стереть в порошок.

Из наблюдений: летописец Кощея был рад его мучениям. С одной стороны — могу его понять, Бессмертный ведет себя неоправданно жестоко с нашим братом. С другой — это все крайне печально.