Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах

Цугцванг

Осенью небо все ближе, все ниже, почти падает на купол зонта, стекает мутными слезами, будто оплакивает.

Я стояла под дождем, смотрела на Казанский собор и… нет, не плакала, думала.

Смерть — дело одинокое. Сказал писатель, доказал Кощей.

«Ты уже умирала, Яга? Знаешь, он запоминается, первый раз». Голос Бессмертного не выходил из головы. Эта фраза крутилась на повторе, которые сутки сводила с ума.

Осень две тысячи девятнадцатого. Местами уютная, часто мрачная; то согревающая яркими красками, то пронизывающая острыми холодными струями и ветром. Отличная осень, чтобы умереть.

Но обо всем по порядку.

Я, как и обещала, позвонила Кощею с целью предложить сотрудничество. Мы увиделись несколько недель назад. Посидели, как обычные люди, в кафе, поговорили о своих сказочных делах.

На встречу ходила одна, без провокатора-компаньона. Столик у окна был занят, но я больше люблю уютные уголки, тем более пришла на час раньше. Не выглядывать же все это время в окошко, ожидая повелителя Пустоши. Учебники, интересные статьи и какао заняли время, так что я пропустила его появление.

— Яг… Янина, добрый день, — раздалось над головой.

— Привет!

Кощей выглядел непривычно. Джинсы, кроссовки, расстегнутая ветровка демонстрировала футболку с логотипом рок-группы. Волосы наскоро причесаны. Я привыкла к выпендрежным костюмам и дорогим часам. Ну и к туфлям, куда без них. Сейчас мы с ним одного поля ягоды — типичные студенты.

— Ты поговорить хотела о чем-то важном. — Он устроился напротив.

— Да. Но сначала скажи, ты общался с Баюном? В прошлый раз мы виделись на общем собрании, и ты был несколько в шоке.

— А ты как будто нет, — ухмыльнулся Кощей. — Я допросил этого лохматого. Он подтвердил про Первородных.

Судя по всему, за прошедшее время не только я взяла себя в руки. Кощея всегда выдают глаза — есть в них безумный блеск или нет. В этот раз мы могли поговорить без резких переходов.

— Хорошо. Помнишь, ты меня спрашивал, как я смогла получить помощь Горыныча? — Он кивнул и отложил меню, весь внимание. — Он помог потому, что я обещала найти его кладку и позаботиться о детях.

— Ты шутишь?

— Конечно, полгода выдумывала, как бы тебя рассмешить. Эта кладка где-то в Нави. Предлагаю искать вместе.

— Нормальный Горыныч вместо мелких засранцев? — Выражение лица Кощея говорило само за себя: в перспективе он уже оседлал змея и летел на нем.

— Так, повелитель драконов, я не питомца тебе предлагаю. В сказке вымирание, нужно возродить популяцию.

Я говорила, конечно, уверенно, но сама этого не ощущала. Я принимала решение, влияющее на судьбу многих людей Лукоморья. Это вновь сожженные города, это самые красивые девушки на съедение… И герои, которые должны с Горынычами биться. Равновесие.

— Калинов мост должен стеречь Змей Горыныч. Баюн занял свободное место, это не его территория. И сам мост нужно восстановить, — добавила я.

— А ты чего раскомандовалась? — хохотнул Кощей. — Тебя главой корпорации назначили?

— Потому что, похоже, больше некому. Тяну лямку с самого увеселения возле Дуба. — И злиться по этому поводу теперь можно адресно — знаю, кому проклятья посылать.

— Я в деле. Тебе по моей земле одной не пройти, не пытайся. Ты хоть и проводник, но навьи… приставучи.

— А что они такое, кстати? Я их видела только издали, ничего не разглядела.

— Ну вот и будет шанс полюбоваться.

Он замолчал, принял от официанта свои кофе и пирожное. Съел эклер в два укуса и довольно улыбнулся:

— Я могу ими немного управлять. Не скажу, что это легко. Откровенность за откровенность — я ведь только учусь всему этому, сказочно-жуткому. И поверь, мне самому порой не по себе. То ли дело в Лукоморье — все живые, весело.

Весело. Просто обхохочешься. Хотя если посмотреть с его места, то, пожалуй, так и есть.

— А искать как будем? — уточнил Кощей.

— У меня есть карта Нави.

— Ты полна сюрпризов.

— А на ней отмечена река Истаяти, за которой мы найдем — или возможно найдем — то, что ищем.

— Надо же. Тебя послушать, так, наверное, знаешь, как в мою сокровищницу пройти.

Ехидный Кощей нравился мне больше одержимого.

Кофе допили, договорились созвониться, когда я буду готова отправиться на поиски, и покинули уютное кафе. За дверями нас ждал осенний Невский с его безумным потоком машин и людей. Я была на своих двоих — захотелось побыть среди толпы, может встретить кого-то необычного, как это часто бывает в сердце города. Порыв холодного ветра пробрался за воротник куртки, и я с неохотой накинула капюшон. Жаль, лето ушло, и от осени осталась половина.

Кощей шел рядом, не разговаривая, но меня не тяготила его компания. Очень приятно было видеть его адекватным.

— У тебя где-то машина? — прервала я молчание.

— Да, почти дошли. А как там Настасья поживает? — вдруг спросил он.

— Все хорошо, тренировки, тренировки…

— Передавай привет. Я не буду тебя до метро провожать, дела. До скорого.

И он скрылся на боковой улице. А несколько минут спустя, пока я ждала зеленый на переходе, проехал мимо. О такой машине я могла лишь мечтать, но мечтала совсем о другом — разгадать все шарады Корпорации.

Кощей, по-моему, как-то умудряется жить и учиться в этом мире, несмотря на все, что с ним сотворили. Я мало о нем знаю, но очевидно, что у него есть желание быть больше чем пешкой в непонятной игре могущественных существ.

И мы с ним поборемся за себя.

— Яга, надо поговорить.

Обычно я сплю довольно чутко, если не вымотана беготней по Лукоморью, так что шепот в тишине прозвучал сродни будильнику. Голос принадлежал не Бальтазару, это я и спросонья поняла, к тому же он ушел гулять. Нащупала телефон — два ночи. Посветила экраном: возле стола, опустив глаза, стоял летописец.

— Тихон, какого самописца?

— Извини. Дело, кажется, срочное. Я… Вот, сама посмотри.

Он передал мне скомканную бумажку и как-то понуро вскарабкался на стул.

— Ты увольняешься, что ли? — предположила я. Он вздохнул в ответ. — Если что, я понимаю, работенка так себе.

Разгладила бумажку, прочитала. Потом еще раз, медленно. А затем едва ли не по слогам.

— Это что? — Тусклый свет экрана прятался в заломах бумаги, делал из слов иероглифы. Я не хотела их понимать.

— Собирал одежду, в прачечную нашу отнести, нашел в кармане.

Дальше летописец сбивчиво рассказал, что уже некоторое время мучился от чувства, которому нет четкого определения. Месяц назад у него потерялось время, выпало, и он не мог вспомнить, что делал. Каждый следующий день чувство притуплялось, но полностью не исчезло. И вот он нашел записку.

— Думаю, я действительно потерял час или два своей жизни. Не знаю где, но уверен: за этим стоит корпорация и Первородные. Кто еще способен на подобную гнусность?

— Получается, выбора нет?

— Я его не вижу. Данные условия загоняют в угол.

— Мои родители?..

— В порядке. Я проверил каналы, какие смог, указаний не поступало. Пока что.

Он замолчал. Я отбросила записку, как что-то гадкое, пачкающее руки. В целом так оно и было.

— Может быть, ее подложили? Шутка такая. — Я говорила, но не верила себе. Они способны. И Ялия с ее зловещим пророчеством о потерях туда же.

— Исключено, Яга. Это написано моим самописцем.

В голове пустота. Пальцы замерзли и онемели. Как же так? Я же неваляшка — меня бьют, я встаю. Встану и в этот раз, должна.

— Если они примутся за семью, это можно будет обратить?

— Не могу сказать.

— Спасибо, Тихон. Иди спать.

Летописец исчез.

Наверное, вы думаете, что меня теперь не пронять — я же воительница, вон сколько всего смогла, храбрая такая… Черта с два. Хорошо, что дома никого не было. Никогда в жизни меня не выворачивало от страха. До сегодняшней ночи.

Учеба, работа, друзья, Маркус.

Делай, что в твоих силах, и следуй привычным маршрутом, сказала я себе. Решай повседневные задачи и держись за рутину — она вытянет, пока ты готовишься принять решение. Не даст свернуться калачиком в пыльном углу и выть.

Как найти выход?

Я крутила ситуацию под всеми возможными углами и не видела ни подходящих дверей, ни форточек, кроме одной — сделать все на своих условиях.

Если нет выхода — прорубить? О таком и подумать страшно.

Непроходящее мрачное настроение увеличивало и без того сильный отрыв от однокурсников. Сидя на парах, я думала: зачем оно все надо? А может, взять академ или перевестись на заочку? Начать с другими людьми, более занятыми своими делами, которым моя кислая физиономия будет подана как родная. И тут же ругала себя за слабоволие: Кощей продолжает жизнь в этом мире, я-то чем хуже? Справлюсь.

Ни Бальтазару, ни друзьям я пока ничего не сказала.

Молнии прорезали темноту, красиво распадаясь в воздухе, светящимися корнями небесного дерева. Я сидела на бортике ступы возле кладбища у Академии и выжигала очередную могилу. Хожу сюда три раза в неделю, как на работу.

Шоколадный батончик — единственная пища за день — медленно таял в руке. Дурная привычка не есть нормально, когда нервничаешь. Вообще, место для ужина неподходящее, конечно.

— Что-то ты мне не нравишься, — проворчал Бальтазар. — Ведешь себяу странно. Все время думаешь, в глаза не смотришь. С колдуном своим поругалась?

— Нет. Осенняя хандра, наверное.

Кот фыркнул:

— Ты врешь. Но яу подожду, сама скажешь. Пока держишь в себе — и спишь плохо, вон синяки какие под глазами.

— Зачем спать, когда есть кофе?

Я доела батончик и решила выжечь еще одну могилу.

Ни у кого из моих друзей больше не будет красных глаз, гарантирую.

С каждым днем становилось все страшнее. Ожидание того, что в любой момент Корпорация сделает свой ход, превращало меня в параноика. Спокойно было только в Убежище, но я не могу позволить себе остаться в нем жить. Я, подумать только, начала скучать по своим докучливым внутренним голосам, с ними можно было что-то обсудить. В лабиринтах сознания остался только один.

— Это тяжело — перестать быть человеком?

Девушка с косами — эхо Ядвиги — обернулась, улыбнулась так снисходительно, словно ребенку:

— Ты не перестанешь. Просто все будет иначе.

— Я буду как прежде? Спать, дышать, наслаждаться вкусной едой, чувствовать этот мир?

— Гораздо полнее. Увидишь то, что скрыто. Услышишь то, чего не могла раньше. Не обещаю, что тебе это понравится, но…

— А внешне я поменяюсь?

— По своему желанию.

Она ушла, а вслед за ней летели снежные бабочки.

Крохотные сияющие точки исчезали одна за другой, как исчезало отведенное мне время. Пришла пора поговорить с друзьями.

Я собрала в своей квартирке почти всех, кому доверяла. Не хватало Казимира — с ним я хочу поговорить отдельно, — Ворлиана и милого духа дома.

— Заходите, гости дорогие! Ягуся что-то важное от нас скрывает и вот решила признаться, — расшаркался кот перед Тохой и Бастет.

— Здравствуйте.

— О чем базарить будем?

Я подождала, пока кошка закончит воспитывать Тоху и они устроятся поудобнее. При таких новостях лучше сидеть.

Зашла чуть со стороны, с рассказа летописца. А после зачитала записку, в которой говорилось просто и незамысловато: в течение двух месяцев после получения письменного приказа сотрудники ССБ должны лишить меня жизни любым подходящим способом. Если буду сопротивляться и нанесу им урон — стереть память о моем существовании моим родителям и другим родственникам. А после снова попытаться устранить погрешность в работнике, то есть во мне. Точка.

Первой подала голос Баст:

— Должна признаться, что ожидала нечто подобное. Твое убийство — вопрос времени. Кощей уже полностью в своей должности, а ты нет.

Тоха молчал, его лицо исказила злость. Бальтазар вздыбил шерсть и поклялся растерзать всякого, кто ко мне приблизится, а потом обнял лапами за ногу и заурчал:

— Не бойся, яу с тобой.

Супчик верещал так, что не разобрать, и носился под потолком.

— Сначала они убили моего компаньона — им этого мало, мешает, что я живая.

— Ян. Ты что-то надумала? — Тоха пристально взглянул на меня, выискивая ответ на свой вопрос.

— Приходило в голову, — честно призналась я. — Но это слишком дико даже для такой ситуации. Сама? Нет, никогда. В этот раз они действительно загнали меня в угол, и любое мое действие ведет к ухудшению положения. Они могут поступить со мной, как с Кощеем, любым извращенным способом. Кто знает, какой метод устранения выберут? Буду сопротивляться — примутся за близких. В любом случае — со службы нельзя уволиться.

Четыре пары глаз с растерянностью смотрели на меня.

— Мне только двадцать один! Я не хочу умирать! — Хотелось это прокричать, но горло сдавило, вышел хрип.

Тоха обнял меня и шепнул на ухо, чтобы никто не слышал:

— Я не смогу это сделать. Прости.

— Я бы не попросила, — еле слышно ответила я.

Вот рассказала, а легче совсем не стало. Думаю, что зря это затеяла. Сообщила бы по факту, и все. А теперь у них такие лица и морды…

Прощались мы напряженно. Бастет даже погладила меня хвостом.

Бальтазар в глаза заглядывал, спрашивал, не хочу ли я новые туфли купить для настроения или, может, шоколадку. Я понимала, что он переживает и как никто понимает: благодаря Первородным у него осталось восемь жизней. Но, святые суслики, это жутко тяготило. Лучше бы язвил или выбирал мне наряд на конец человеческой жизни. Я раздражалась и испытывала чувство вины за это. Потому оставила кота и мыша дома и ушла в сказку.

Лукоморье обдало теплым вечерним ветерком. Здесь, говорят, нет осени, зима сменяет лето, и я пока не знаю, как это выглядит. Наверное, уже скоро снежинки упадут на зелень травы и листвы.

Изольда без меня пустовала. Казимир и Настя жили в гостевом доме, я приходила раз в несколько дней — проводить души и позаниматься с Настей грамотой. Ей было откровенно скучно и тянуло на подвиги, но она училась ратному делу у профессионалов и делала большие успехи в чтении.

Души у порога меня не ожидали, и я спокойно затопила печь, чтобы заварить травяной чай. Самобранку расстилать не хотелось, хотелось немного бытовой рутины. Так, за кружкой с успокаивающими травами, меня и застал Казимир.

— Яга, что это ты не поздоровавшись? — начал он с порога и вдруг замер, глядя на меня, нахмурился. — Что случилось?

— Присядь. Где Настя?

— Спит, укатали тренировки.

Налила и ему чай, хотя он не любитель.

Рассказывала ему, а сама все думала об изнанке сказочного мира. Совсем не доброй, опасной, трагичной. Интересно, можно ли иначе?

В какой-то момент стало настолько тошно, что не хватало воздуха, мы вышли наружу, под бархат неба.

— Вот такие дела, Каз. Цугцванг.

— Иди сюда, рыжуля. Тебе совершенно необходимы обнимашки.

Казимир раскрыл свои объятия, и я уткнулась щекой в толстовку без дополнительного приглашения. Он пах как обычно: смесью серы, дерева и кожи. Такой привычный, уютный запах. Огромная рука крепко держала меня за плечи, второй он гладил по голове. Хотелось заснуть и проспать весь этот кошмар. Монотонные поглаживания и какая-то успокаивающая чушь: «Я держу тебя, рыжуля», совершенно не похожая на Каза, заставили закрыть глаза. Момент необратимости, когда объятия стали крепче, а рука замерла на моей шее, я упустила…

Не была к этому готова.

Оказывается, перед тем как нырнуть в небытие, можно услышать хруст своих костей.