Бастард Александра

Глава 25

Сатрапия Геллеспонтская Фригия, город Пергам, начало июня 318 года до н.э.

Легкий ветерок заносит прохладу вовнутрь расставленного шатра, где прямо на траве расстелены вытканные золотом ковры. На них, среди десятка мягких подушек, возлежит Барсина. Рядом с ней, сложив по-татарски ноги, сидит Мемнон, а мы с Эвменом стоим у открытого полога и смотрим на выходящие к исходному рубежу конные сотни.

— Геракл, мой мальчик! — доносится из шатра капризный голос «мамочки». — Давай уж заканчивать! Смотри, какая жара! Ты совсем утомил нашего гостя.

Поворачиваюсь к ней и награждаю ее многозначительным взглядом, мол, тебя сюда насильно никто не тащил, а раз сама вызвалась ехать, то терпи и не мешай.

Барсина терпеть не может, когда я позволяю себе подобное, и ее ярко накрашенные глаза ответили мне гневным прищуром. Не будь рядом Эвмена, я бы услышал много чего о непочтительных и неблагодарных сыновьях, но сейчас ругаться со мной при госте ей не с руки. Сдержавшись, она все же выплеснула свое недовольство на стоящих рядом рабов с опахалами.

— Да что вы как вареные мухи…! Может, выпороть вас для бодрости?

Те дернулись от испуга и еще яростней замахали над ней опахалами из страусиных перьев.

Эвмен, хранивший до этого момента молчание, решил, что пора разрядить ситуацию. Он мягко улыбнулся моей «мамочке» и постарался вложить в голос максимум уважительной признательности.

— Не волнуйся за меня, достопочтенная Барсина, я воин и давно уже привык как к жаре, так и к холоду. К тому же я с большим интересом посмотрю на выучку бойцов твоего сына.

Слова грека немного успокоили «мамочку», но она все же не утерпела и бросила на меня весьма выразительный взгляд, мол, никогда больше не смей на меня так смотреть!

Я извинительно склонил голову, выражая почтение и покорность добропорядочного сына. Барсина тут же смягчилась, но в этот миг где-то далеко надрывно завыла труба. Сигнал «к атаке» с другим не спутаешь, и мне уже стало не до «мамочкиных» капризов.

Вместе с Эвменом мы резко развернулись в сторону долины, где первая сотня уже пошла в атаку на строй соломенных чучел с выставленными вперед кольями.

Развернувшись лавой, сотня с гиканьем полетела на противника. Со стороны кажется, что это дикое, хаотичное движение, но это далеко не так. Все маневры многократно отработаны на учениях и доведены до автоматизма.

Вижу, как на дистанции в триста шагов лава вытягивается в линию, и каждый всадник натягивает лук и накладывает стрелу. Общий залп — и стрелы дождем посыпались на соломенного врага. Сверху, по навесной траектории, они падают, как удары смертоносного града.

Конница идет галопом, продолжая посылать стрелы сплошным потоком, а дистанция стремительно уменьшается. Двести шагов, сто, пятьдесят! Кажется, сейчас лошади налетят на выставленные колья, но за тридцать шагов шеренга всадников вдруг резко разворачивается на девяносто градусов. Теперь сотня мчится вдоль строя, продолжая осыпать стрелами неподвижного противника, только сейчас стрельба идет в упор и, что называется, прямой наводкой.

Вслед за первой сотней в атаку пошла следующая. С напряжением слежу за тем, как она в точности повторяет маневр первой, но уходит уже на другой фланг. Сразу за второй тронулась с места и третья сотня, и теперь все триста всадников, вытянувшись вдоль вражеского строя, непрестанно обстреливают соломенную пехоту.

Оторвавшись от этого зрелища, Эвмен обернулся ко мне.

— Неплохо! Только в реальном бою конница противника не позволит безнаказанно расстреливать своих пехотинцев.

Не споря, сразу соглашаюсь с греком.

— Конечно! У врага тоже есть кавалерия! — Тут же, улыбнувшись, указываю рукой в сторону чучел. — А вот и она!

На возвышенности, у правого фланга символического противника, показались стройные шеренги всадников. Они, словно бы демонстрируя свою мощь, замерли на гребне, но в тот же миг рев трубы призвал их к атаке.

Сорвавшись с места, две конные сотни потекли вниз, грозя смять левый фланг стрелков, увлеченных обстрелом.

Вижу, как одобрительно кивнул Эвмен. Он бы поступил точно так же. Такой фланговый удар, по его мнению, должен не только снять угрозу безнаказанного обстрела, но и привести к полному разгрому бегущего противника.

Битва при Гавгамелах навсегда вошла в анналы военной истории, и ход мыслей грека для меня не секрет. Он мало отличается от того, что проповедуют и другие македонские стратеги. Их тактика со времен Великого похода проста, но эффективна: блокировать центр противника фалангой и нанести ему стратегическое поражение фланговыми ударами.

Сейчас Эвмен думает, что именно этот маневр я ему и демонстрирую, но это не так. Я хочу показать ему другое. То, как можно ловить хваленых македонских полководцев на их желании ни в чем не уступать Великому Александру.

К этому времени расстреливающие чучела стрелки заметили надвигающуюся угрозу и начали спешно разворачивать коней. Их хаотичное отступление полностью оголило фланг, и атакующая конница рассыпалась лавой, частично преследуя бегущего врага, но основной массой устремившись к лагерю противника. Так сделал когда-то Александр, и так бы поступил сегодня Эвмен и любой из македонских полководцев.

Сейчас я смотрю на него и вижу, что он с большим интересом наблюдает за тем, как для отражения прорыва из-за полотняных шатров, символизирующих лагерь, начали выезжать всадники. По белым попонам на лошадях и плюмажам на шлемах в них легко опознается та самая полусотня тяжело бронированной конницы. Выстроившись в три шеренги, они начали встречную атаку под пронзительный вой трубы.

Мы с Эвменом смотрим, как две конные лавы идут друг на друга с неумолимым намерением столкнуться в смертельной схватке… Но нет! Это всего лишь показательный маневр. Он отработан до мелочей, и, чем ближе друг к другу встречные лавы, тем легче заметить, как они перестраиваются в отдельные колонны так, чтобы одно подразделение смогло пройти сквозь порядки другого.

В момент символического столкновения оба отряда поднимают вверх копья и чуть сбавляют скорость. Пять рядов тяжелой полусотни проходят сквозь расступившиеся ряды встречных всадников. Маневр выполнен безукоризненно, и Эвмен одобрительно цокает языком.

— Блестяще, Геракл! Выучке твоих воинов можно только позавидовать!

Я с благодарностью склоняю голову, но предлагаю ему не отвлекаться, мол, действие еще не закончилось.

— Вот как! — Эвмен с интересом вернул взгляд к месту «схватки».

Там все замерло, и, вроде бы, ничего уже не происходит. Все сотни остановились, фиксируя свою позицию на поле, как на шахматной доске. Все сделано так, дабы любой, даже не профессионал, смог увидеть, что оторвавшаяся от своей пехоты конница попала в полное окружение превосходящих сил. Против нее уже развернулась не только тяжелая полусотня и тот отряд, что она преследовала, но и стрелки с центра и другого фланга.

Эвмен смотрит на эту картину, а я произношу негромко и словно бы ни к кому не обращаясь:

— Если бы Дарий проделал то же самое при Гавгамелах, то, скорее всего, Великий греко-македонский поход на Восток там бы и закончился!

Пройдясь еще одним взглядом по «полю боя», Эвмен одобрительно кивнул, но все же добавил:

— История не любит сослагательных наклонений, мой друг, а исход каждой битвы решают Олимпийские боги!

Отвечаю ему мягкой ироничной улыбкой, мол, спорить не будем! Что было, того уже не изменишь, но будущее ведь в наших руках!

Я показал маневры своего отряда Эвмену только с одной целью — чтобы он мог взглянуть на меня не только как на внебрачного сына, но и как на продолжателя великих свершений Александра. Чтобы в его голове самопроизвольно родилась мысль о том, что я — лучший претендент на трон Великого царства; что вместе со мной он может разбить войска не только Антигона, но и союза всех остальных сатрапов.

Мне известно, что он уже присягнул Олимпиаде и ее внуку от Роксаны, но я все же не теряю надежды склонить его на свою сторону. Для этого я когда-то придумал призрак «моего отца», и для этого же я продемонстрировал ему сегодня тактику, способную разгромить непобедимую македонскую фалангу.

Когда-то, еще только собираясь бороться за престол рушащейся империи, я предвидел, что на поле боя мне придется сражаться именно с этой фалангой, как и с лучшими полководцами Александра. С теми, кто за десять лет похода прошел с боями от Греции до Индии. Поэтому тогда я призвал на помощь все свои знания по военной истории как этого периода, так и будущих времен. По многу раз я прокручивал в голове все плюсы и минусы македонского боевого построения, прежде чем пришел к такому решению.

Созданная еще Филиппом II фаланга была доведена его сыном Александром до совершенства. Перечисляя себе достоинства и недостатки этого тактического пехотного построения, я пришел к выводу, что оно имело исключительно оборонительный характер. В достижении победы и Филипп, и его сын Александр отводили своему детищу весьма второстепенную роль.

Главной задачей фаланги они считали блокирование противника по фронту. Своим видом она должна была угрожать врагу и оттягивать на себя его главные силы. У любого, кто встречался с македонской фалангой, было два варианта: либо держать строй, готовясь к ее нападению, либо атаковать самим. В первом случае главные силы врага бесцельно стояли в ожидании, а во втором — несли огромные потери в попытках взломать пехотные шеренги в лоб. Задача пробить македонскую фалангу фронтальной атакой не удалась никому, даже римским легионам. На тот момент такое пехотное построение было непробиваемо, как гранитная скала.

Вот только одной обороной победы не добиться, и потому у такого малоподвижного монстра, как фаланга, были мобильные и очень активные фланги. Именно они приносили победу, пока войско врага либо завороженно смотрело на ровные македонские порядки, либо пыталось их взломать. Филипп II держал на флангах отряды тяжелой конницы и пехоты, которые и наносили смертельные удары врагу. Его сын Александр увеличил численность и качество этих самых отрядов, создав образцовую на тот момент тяжелую конницу (гетайров).

Без такого флангового прикрытия македонская фаланга представляла собой довольно легкую добычу, особенно для легкой конницы. Ведь сила и слабость фаланги заключались в одном — в ее монументальной неподвижности. При любом движении глубокий македонский строй терял свою сплоченность и непробиваемость, а это было смерти подобно. Стоило лишь врагу прорвать первые две-три линии и ворваться вовнутрь строя, как все…! Разгром становился неизбежен, поскольку фаланга была прикрыта тяжелой пехотой лишь по периметру, как орех скорлупой! Внутри же построения фалангиты подчас не имели вообще никакого защитного вооружения, а из оружия — лишь длинное копье-сарису, бесполезное в плотном ближнем бою.

Александр Македонский это хорошо понимал и потому старался увеличить отряды конных гетайров и тяжеловооруженных гоплитов. Именно этими подразделениями он очень умело оперировал, добиваясь победы на поле битвы. Фаланга же зачастую вообще не участвовала в сражении, ограничиваясь только блокированием главных сил врага. Ярчайший пример этому — битва при Гавгамелах, где все участие фаланги вылилось лишь в отражении атаки колесниц.

Однако у таких элитных фланговых формирований были свои проблемы. Главной из них была их высокая стоимость и трудности с восполнением потерь. Обучить простого фалангита несложно, а вооружение его, как я уже говорил, вообще ничего не стоит. Таких воинов Александр мог набирать и обучать прямо на покоренных землях, из местного населения. Потому и потери фаланги быстро восполнялись, а вот с высокопрофессиональными и тяжело вооруженными фланговыми отрядами было куда сложнее. Обучение их требовало намного больше времени, а вооружение стоило в десятки раз дороже.

Пока продолжался Великий Восточный поход, Александр худо-бедно с этой проблемой справлялся, но с окончанием войны ситуация изменилась. Служилая аристократия, из которой состояла тяжелая конница, по большей части была распущена по домам, а содержать за свой кошт такие дорогостоящие подразделения царю было не по карману. Поэтому отряды гетайров были сокращены до минимума.

Со смертью Александра, когда царство де-факто раздербанили между собой ближайшие друзья-соратники, количество элитной конницы еще уменьшилось. Каждый из новоявленных сатрапов набирал отряды тяжелой конницы только по мере необходимости и исходя из финансовых возможностей.

Особо тратиться никому не хотелось, и потому вместо найма дорогих доморощенных аристократов они предпочитали брать на службу более дешевую азиатскую или варварскую конницу. Она действительно была куда дешевле, но и вооружена соответственно: ни тебе брони, ни шлемов, и прочего…

За пять лет, прошедших со дня смерти Александра, тяжелая кавалерия в войсках сохранилась лишь в качестве охраны при новых сатрапах. Несколько сотен телохранителей из высшей македонской аристократии они могли себе позволить, но не больше.

Так некогда грозная сила Великого Александра в три тысячи гетайров превратилась в небольшие отряды легкой конницы, пригодные лишь для разведки и преследования бегущего противника.

Эвмен был одним из немногих диадохов, кто понимал огромное значение конницы. Едва получив в управление свою сатрапию, он первым делом начал набор и обучение отрядов кавалерии. То, что он преуспел в этом, показало первое же серьезное сражение. Там только что набранная и еще плохо обученная конница Эвмена одолела греко-македонских ветеранов под командой легендарного Кратера. По сути, в битве при Геллеспонте произошел первый случай разгрома македонской фаланги азиатскими воинами, пусть и обученными по македонскому образцу. На мой взгляд, все это стало возможным только потому, что у Кратера не было достаточно подразделений, способных прикрыть фланги, а его немногочисленную конницу просто смяли конные отряды Эвмена.

Осмыслив все это, я пришел к выводу, что ставка на конницу и применение тактики будущих воинов Чингисхана — мой единственный шанс добиться успеха, а не пасть жертвой наемного убийцы или палача.

За отпущенное мне время я сумел собрать небольшой отряд, но для борьбы за трон этого, конечно же, мало. Нужно войско, большое войско! На это нужны деньги, но самое главное — нужны люди, знающие, как это войско нанимать, обучать и прочее…

Кроме того, нужен человек, который, так сказать, явит миру нового царя, то бишь меня! Это должен быть человек известный, пользующийся популярностью и авторитетом в войсках. Еще в первые дни в этом мире я сделал ставку на Эвмена и все эти годы подспудно вел его вот к этому дню.

Судьба, чуть подыгрывая мне, привела Эвмена в Пергам, словно бы ей самой стало интересно, как повернутся события. Смогу ли я убедить принципиального грека изменить уже данной присяге и провозгласить меня царем?

Первая фаза моего плана на сегодняшний день выполнена: я смог продемонстрировать Эвмену свой небольшой отряд и новую тактику. Показал, что стоящий перед ним парень не просто сын Александра, а человек, достойный доверия, способный добиваться поставленной цели. Теперь надо как-то помягче убедить его, что данная им клятва уже потеряла силу и изменить ей — не преступление. В общем, во что бы то ни стало надо переманить его на свою сторону.

Подаю знак, и один из рабов подносит Эвмену кубок с разбавленным вином. Чуть пригубив напиток, грек посмотрел на меня, мол, какова дальнейшая программа.

Жестом предлагаю ему пройтись и сам делаю первый шаг. Эвмен присоединяется ко мне, и несколько мгновений мы идем молча, прежде чем я начинаю.

— Уже которую ночь мой отец является ко мне. — Изобразив смятение, поворачиваюсь к греку. — То, что он требует от меня, столь тревожно, что я не могу не испросить у своего старшего друга совета. Ведь ты мне друг, Эвмен⁈

Мой требовательно-вопросительный взгляд застывает на лице полководца, и тот, не задумываясь, отвечает:

— Конечно, я твой друг, Геракл! Это не должно вызывать у тебя сомнений.

Киваю, мол, я и не сомневался, и подхожу к главному.

— Отец настойчиво, из ночи в ночь, призывает меня взять судьбу Великого царства в свои руки. Он требует, чтобы я объявил себя его единственным наследником и царем всех завоеванных им земель. Говорит мне, что если я этого не сделаю, то все рухнет, его бывшие друзья растерзают царство как гиены, и я единственный, кто может этому помешать!

От неожиданности Эвмен даже мотнул головой.

— Подожди, как же так⁈ А твой сводный брат⁈ Неужели Александр хочет, чтобы ты поднял меч на брата, на Олимпиаду и Полиперхона⁈

Даю ему время немного успокоиться и продолжаю.

— Наоборот, отец видит, что действия Полиперхона и Олимпиады ведут к поражению, и требует от меня спасения брата.

По лицу грека скользнула тень недоверия, и я знаю почему. На сегодняшний день ему трудно в это поверить, ведь, по тем данным, что он имеет, войско Полиперхона практически без боя вошло в столицу Македонии, и Олимпиада с Роксаной заняли царский дворец. Вот только это было почти три месяца назад, а на сегодняшний день все уже перевернулось с ног на голову.

Македонская аристократия никогда не любила «эпирскую ведьму» — так они называли мать Александра Олимпиаду. Бактрийскую царевну Роксану македонцы тоже не приняли. Для них она никогда не была своей, а всегда оставалась азиатской дикаркой. Убийство же царя Арридея только подтвердило это мнение, усилив всеобщую неприязнь.

На это неприятие две царственные женщины ответили казнями сторонников Кассандра в столице и по всей стране. В своей дикой неукротимости они были похожи, и кровь в Македонии полилась рекой. Народная любовь к сыну Великого Александра очень быстро обернулась ненавистью к его матери и бабке. В довершение всего, войска Полиперхона потерпели ряд поражений, и армия Кассандра уже приближалась к столице.

Всего этого Эвмен еще не знал, так как с момента бегства из осажденной крепости находился в постоянном движении, и вести доходили до него с большим опозданием.

Сейчас я вижу в глазах Эвмена сомнения и пытаюсь дожать его.

— Отец высоко ценил и ценит твою преданность клятве, Эвмен, но участь Олимпиады уже предрешена! Твоя присяга ей и царю Александру IV больше не имеет смысла, а путь, которым ты идешь, ведет к гибели! Именно поэтому отец призывает меня выйти из тени и вступить в борьбу. Он надеется, что ты не оставишь меня…

Не дождавшись конца фразы, Эвмен резко оборвал меня.

— Это невозможно! Я обещал Олимпиаде, что буду сражаться за ее внука Александра до конца! Я дал клятву! В ответ она и Полиперхон наделили меня полномочиями царского полководца в Азии, указали аргираспидам в Киинде подчиниться мне и предоставить царскую казну в мое распоряжение. — Выдохнув, он эмоционально рубанул рукой. — Кем я буду, если, приняв все это, нарушу клятву⁈ Если брошу их в тяжелый момент⁈

Такая эмоциональность обычно холодного и рассудительного грека проливается на меня холодным душем. В один миг я понимаю, что ошибся и мне не удастся переубедить этого человека никакими ухищрениями. По раскрасневшемуся лицу Эвмена я вижу, что он полон решимости идти до конца, и ничто не заставит его нарушить клятву.

Это ставит меня в тупик. Как быть дальше? Я ожидал, что будет нелегко его уговорить, но рассчитывал, что все равно справлюсь. А теперь что?!. У меня нет плана «В», весь мой замысел подразумевал, что Эвмен согласится объявить меня царем и набранное им войско перейдет под мои «знамена». Ведь если нет…! Об этом не хочется даже думать!

В общении с такими людьми, как Эвмен, не принято уговаривать и уж тем более просить, но я так растерян, что все равно пытаюсь.

— Все, что ты говоришь, верно, благородный Эвмен! Я, так же как и мой отец, никогда не сомневался в твоей порядочности и честности. Ты единственный, кто сохранил верность Великому Александру и его семье, и он ценит это, но… — Теперь я уже не играю, а выпаливаю от чистого сердца. — Он видит будущее, поверь! Полиперхон будет разгромлен, Олимпиада казнена, а мой сводный брат Александр пленен Кассандром. Твое войско узнает об этом, и боевой дух его будет сломлен. Аргираспиды выдадут тебя Антигону и…

Даже не заканчиваю, потому что вижу, что все напрасно! Этот человек останется верен клятве до самой гибели, и мне остается только сожалеть, что клятву верности он принес не мне.

Словно подтверждая мои мысли, лоб Эвмена покрывается жесткими морщинами, и он отрицательно качает головой.

— Прости, Геракл, но то, о чем ты просишь, невозможно! — Сказав это, он, словно отрезая себе возможность передумать, развернулся и быстро зашагал прочь.

Я смотрю ему вслед так, будто все мои надежды уплывают от меня вместе с этим человеком, и, в какой-то мере, это действительно так. Сказать, что я растерян, — значит ничего не сказать! Скорее, я раздавлен, потому что даже не представляю, что делать дальше. У меня есть отряд конницы, обученной по новому образцу, но он слишком мал для борьбы за трон; у меня есть деньги, но их недостаточно для найма необходимого войска! Что мне предпринять теперь, когда мой план рухнул окончательно и время начало работать против меня⁈ Я не знаю, и пока мне в голову не приходит никаких спасительных мыслей.

Конец Первой Книги

Вот и подошел к концу первый акт этой саги, и я благодарен вам за то, что прошли этот путь вместе со мной! Надеюсь, вы вдохновились началом истории Геракла так же, как и я, создавая ее. Впереди — главные битвы, великие завоевания и горькие предательства. Продолжение уже ждет вас на страницах второй книги! Ссылка https://author.today/work/499893