Бастард Александра

Глава 14

Сатрапия Сирия, город Аузара, начало января 322 года до н. э

Шагаю по рынку, разглядывая по пути самый разнообразный товар. Продукты и скотина меня мало интересуют, и я сворачиваю к ремесленным рядам, где продают ткани и всевозможные изделия из керамики.

Прохожу мимо лавок с шерстяными и хлопковыми тканями, прицениваюсь к цене льняного полотна. Выделка тканей, так же как и в Вавилоне, оставляет желать лучшего, а вот цена здесь выше.

За рядами тканей пошли палатки с керамикой. В основном, это амфоры греческого образца. Они удобны при морской транспортировке на нынешних судах, но к обычным бытовым условиям совершенно не приспособлены.

«Можно осчастливить этот мир производством нормальных горшков⁈» — иронизирую про себя и протискиваюсь дальше сквозь густую толпу.

Я это к тому, что до сих пор мною не решена наиважнейшая задача: где мне раздобыть денег для реализации своих планов? Вот я и хожу, мотаю, так сказать, на ус, что, где и почём продают. Провожу, как сказали бы в моём времени, анализ рынка! Ибо не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — без денег ничего у меня не получится! Рассчитывать на Барсину в этом плане не приходится. Она сама любительница потратить, а как я понял из ее рассказов, все что у нас есть, это дом в Пергаме и поместье в пригороде, на доходы с которого нам предстоит жить.

Вопрос простой и сложный одновременно: каким образом в этом мире можно добыть много денег за короткий промежуток времени? Этот вопрос я уже задавал себе многократно и нашёл три ответа. Первый и самый распространённый способ для всего человечества — это война. Мне не подходит, поскольку у меня ещё нет армии. Второй и не менее популярный — это занять. Дадут ли мне нынешние банкиры? До совершеннолетия рассчитывать на это не приходится, а так долго я ждать не могу. Не доживу — в самом прямом смысле этого слова! И, наконец, третий, доступный каждому, но выбираемый далеко не всеми, — это заработать.

Другими словами, произвести что-то очень ходовое и нетрудоёмкое, чтобы можно было быстро продать, поднять денег и, снова вложив в производство, удвоить или утроить прибыль. У меня уже были кое-какие мысли на этот счёт, и одна амфора, полная нефтаи (так называли нефть в Вавилоне) или петролиума, как называют её греки, покоится среди нашего скарба на самом дне одной из телег.

Там, в Вавилоне, идея с перегонкой нефти в керосин показалась мне интересной, но, проехав несколько месяцев по пустыне, я осознал её несостоятельность. С нынешним транспортом доставлять нефть из Вавилона в Пергам в товарных количествах просто нереально.

Значит, надо искать что-то другое! Вот я и ищу, и лучше всего мне думается на ходу и глядя на уже имеющийся на рынке товар.

Из рядов с керамикой и посудой перехожу к кожевенным лавкам с одной стороны улицы и мастерским по литью бронзы и меди — с другой. От кузниц пышет жаром горнов, от кожевенных лавок остро воняет уксусом, мочой и кожей.

Иду, разглядываю товар, иногда останавливаюсь у мастерских и с интересом наблюдаю за самим процессом отливки бронзовых пластин или формовки кожаного нагрудника.

У одной из лавок мальчишка-зазывала орёт во весь голос:

— Точу! Точу ножи!

Одновременно он наглядно показывает результат своего труда на длинном обоюдоостром ноже.

В руках у него кусок плотного песчаника, и он водит им туда-сюда по блестящему лезвию, полируя и без того острые края. Зрелище ничем не примечательно, но что-то заставляет меня задержать на нём взгляд.

Есть в этом какой-то дисбаланс, и только через пару мгновений я понимаю, что моя память рисует к этому крику несколько иную картинку. Опираясь на фильмы о послевоенной эпохе, моё подсознание сразу же возродило в голове образ мужика в ватнике и с папиросой в зубах, который крутит точильный круг с ножным ременным приводом.

Едва я подумал об этом, как, подобно Архимеду, чуть не вскричал «Эврика!».

«Как я мог не додуматься до этого раньше! — Обрадованный и даже чуть очумевший от своего нечаянного открытия. — Конечно же, простейший токарный станок! Закрепил резец на нужный диаметр и катай себе педаль!»

Тут же, пока идея ещё горяча, развиваю её дальше.

«А что будем точить? — Раздумье длится лишь пару мгновений. — Да хотя бы стрелы для лука! Товар ныне ценный и ходовой!»

Как я уже выяснил, стрела здесь — товар штучный, цена — от четверти до полудрахмы за штуку. Попробуй ножом выточить и идеально ровно отшлифовать! Времени занимает немало.

«А на станочке… — Обрадованно рисую себе умилительную картинку. — Да один человек за день наточит больше, чем хороший мастер за месяц!»

Тут же понимаю, что и для моих будущих планов массовое производство стрел — тоже жизненно важный процесс. Настоящий обстрел невозможен, если всадники будут беречь каждую стрелу!

Схема простейшего ножного привода уже крутится у меня в голове.

«Педаль, рычаг — к большому колесу, с него ременной привод — к маленькому для увеличения скорости вращения. На этом маленьком колесе — зажим под заготовку, а на другой стороне — просто свободно вращающийся зажим. Закрепляем заготовку между этими вращающимися зажимами и качаем педаль. Осталось лишь поставить резец с фиксированным наклоном и — вуаля… Пять минут — и стрела готова!»

Я понимаю, что до этого «вуаля» нужно провести большую предварительную работу: найти дерево, нарезать, высушить, наколоть заготовки, ну и, конечно, финальная шлифовка. Всё это так, но эти работы можно провести заранее и с большим запасом, поскольку особой квалификации для этого не требуется.

Очень довольный собой, я уже было развернулся к дому, но в этот момент мой взгляд цепляется за кузнеца, кладущего бронзовую пластину на наковальню, и меня осеняет еще одна идея.

«Да что ж за день-то сегодня такой! — Я чуть ли не потираю руки от радости. — Прямо день величайших откровений!»

Смотрю на бронзовую пластину, а затем поворачиваюсь в сторону той лавки, где я совсем недавно разглядывал отрез плотной льняной ткани.

«Ну вот и еще одна недорогая в производстве, но революционная вещь! — Довольная улыбка раздвигает мои губы. — Бригантный доспех! Дешево, быстро и сердито! Никакой уникальной кузнечной работы, справится даже подмастерье!»

В моей памяти уже всплывают детали. Несколько слоев плотного льна прокладываются конским волосом и прошиваются ромбом. В это полотно хошь заворачивайся как в мешок, хошь сшей что-нибудь приталенное и симпатичное, типа средневекового колета. Дальше еще проще: к внутренней стороне этого льняного доспеха, или к внешней, неважно, приклепываются небольшие пластины внахлест друг к другу — и получаем недорогой, но очень эффективный гибкий доспех.

«Для начала я могу организовать производство таких доспехов на продажу, а в дальнейшем одеть в них и свою конницу. — Размышляю уже на ходу, быстро шагая в сторону дома. — Кстати, ведь такой доспех был самым распространенным в монгольской армии!»

Последнее замечание приводит меня к мысли, что сегодня я не только нашел способ быстро заработать, но и решил вопрос вооружения своей будущей кавалерии. Эта мысль обрадовала меня еще больше, и я прибавил шагу.

Иду, уже не глядя по сторонам, но вдруг словно спотыкаюсь. Краем глаза замечаю у одной из лавок знакомую фигуру и притормаживаю. Теперь я отчетливо вижу у лавки с украшениями кучерявую голову Ареты, а через мгновение и ловлю в шумном гуле толпы ее испуганно-возмущенный голос:

— Отпусти меня! Это моя вещь, я ее не крала!

Сворачиваю туда и через мгновение уже могу рассмотреть крепкого здоровяка в длинной рубахе, вцепившегося в узкое девичье запястье. На широкоскулом лице — ухоженная завитая борода, волосы тоже завиты и умащены маслом. Чисто персидская прическа, как говорят, еще недавно очень распространенная, а сейчас, с приходом в Азию новых, греко-македонских хозяев, уже вышедшая из моды.

Этот перс грозно пучит глаза на Арету и кричит во весь голос:

— Откуда же тогда, объясни, у рабыни такая дорогая статуэтка⁈

— Я не рабыня!

Возмущенно вопит девчонка в ответ, но я смотрю не на нее. Мой взгляд прикован к статуэтке, что держит её правая рука.

«Маленькая бронзовая фигурка Афродиты! — шепчу я про себя. — Уж не её ли требовал вернуть Парменид и его подельники⁈»

Вопрос, скорее, риторический; я не сомневаюсь, что это она. Таких совпадений не бывает, бронзовыми статуэтками тут не разбрасываются. Здесь нет фабричного штампа, каждая такая вещица — штучный товар.

«Ах ты дрянь! — не могу сдержать своё возмущение. — Сперла все-таки и таилась! Выходит, Парменид не выдумал кражу и наезжал на нас совсем не зря!»

На миг у меня в душе всколыхнулась разочарованно-обличительная волна.

«Это что же получается, из-за нас распяли человека ни за что⁈ — Тут же память возвращает меня в тот день, на ту пыльную дорогу, и я понимаю, что статуэтка была лишь предлогом. — Нет, осудили Парменида за дело, и подельники его сдохли так же по заслугам. Они хотели нас ограбить и убить!»

Другой вопрос: решились бы они на грабеж, если бы кража их не спровоцировала? На него ответа уже никогда не узнать.

«К черту! — решительно отметаю свои моральные метания. — Ясно же, Парменид с подельниками — грабители и убийцы! Не напали бы на нас, напали бы на кого-нибудь другого, менее зубастого! Они заслужили то, что получили!»

Вот только этот факт никак не отменяет того, что Арета — воровка и подставила нас тогда своей кражей.

«Может, бросить её здесь, — проскакивает у меня в голове, — пусть с ней разбирается местное правосудие!»

Подумав так, сразу же вспоминаю лицо висящего Парменида с выклеванным глазом, и меня передергивает.

«Нет уж, методы местной Фемиды я уже видел! Какой бы сукой ни была Арета, подобной участи она не заслуживает!»

Пока я раздумывал, любитель персидской моды выхватил статуэтку из рук девчонки и заорал во всё горло:

— Стража! Позовите стражу!

Теперь картина мне абсолютно ясна. Арета хотела продать ворованную статуэтку, а торговец решил не платить даже те гроши, что она запросила. Действительно, зачем платить, когда можно забрать даром.

В голове зароились варианты того, как мне лучше поступить. Привлекать Барсину мне бы не хотелось, она и так недолюбливает Арету. Вариантов, прямо скажем, немного, но я ещё думаю. А вот рыночная стража, на удивление, тут как тут.

Два стражника уже выросли за спиной девчонки, и торговец тычет в неё статуэткой:

— Эта воровка украла у ме…

Вижу, что времени на раздумья не осталось, и если этот торгаш заявит, что Арета украла статуэтку у него, то разрулить ситуацию будет куда труднее.

«Надо действовать», — говорю сам себе и резко обрываю перса.

— Нет! — кричу со своего места и быстро иду к месту разборки. — Она не воровка и статуэтка не украдена!

Два стражника и торговец резко оборачиваются в мою сторону.

— Ты кто такой⁈ — Эта фраза вылетает у всех троих одновременно, но вместо ответа я продолжаю:

— Моя мать дала служанке эту статуэтку гетеры Фрины, чтобы она продала её на рынке.

Теперь уже стражники оторопело молчат, но торговец упорно повторяет свой вопрос:

— Ты кто такой, малец⁈

Вокруг уже собралась толпа, и все с удивлённым интересом уставились на меня. Банальная сцена поимки воровки вдруг вспыхнула новыми красками, и все полны жажды развлечений.

В вопросах словесных баталий я не новичок, особенно когда они принимают общественный оборот. В таких случаях поддержка толпы крайне важна, и её настроение может сыграть решающую роль.

Поэтому я с ходу перехожу в атаку:

— Малец — у тебя между ног, а я — Геракл, сын Великого Александра!

Сальная шутка пришлась толпе по душе, и она встретила её дружным хохотом. Даже стражники не смогли скрыть ухмылки, и щёки перса покрылись багровыми пятнами.

— Чем ты докажешь, что статуэтка твоя? — прошипел он, и я обескураживаю его ответом.

— Мне, сыну великого царя Александра, не надо ничего доказывать! — Перевожу свой нахмуренный взгляд на стражу. — Тот, кто не верит моему слову, оскорбляет бессмертную память моего великого отца!

Тут я применяю второе правило: хочешь чего-то добиться угрозой — упирай на личную ответственность оппонента.

— Кто из вас не верит слову царского сына⁈ — Перевожу взгляд с одного стражника на другого, и оба старательно отводят глаза.

После этого вновь упираюсь глазами в торговца:

— Моя мать хотела за эту бесценную вещь тридцать драхм! — Держу короткую паузу и ошарашиваю его вопросом: — Ты хочешь купить⁈

Тот непонимающе замотал головой. Как так произошло⁈ Только что он хотел бесплатно получить то, что ему предлагали купить за гроши, а теперь вдруг норовят всучить за баснословную цену.

— Я нет! Она же предлаг… — запинаясь, пытается что-то объяснить торговец, но я вновь обрываю его на полуслове:

— Если не хочешь покупать, то чего голову морочишь занятым людям⁈ — С возмущённым видом поворачиваюсь к стражникам, давая понять, кого я имею в виду.

Те согласно кивают, и, пользуясь всеобщим замешательством, я выхватываю статуэтку из рук торговца.

В полной тишине, не торопясь, осматриваю её и, словно бы найдя её состояние удовлетворительным, перевожу строгий взгляд на застывшую в каком-то очумелом ступоре Арету:

— С тобой дома разберёмся!

Сказав это, вскидываю голову к оторопелым лицам стражников:

— Спасибо за службу, я вас больше не задерживаю!

Те по привычке чуть ли не вытягиваются во фрунт, а я ещё раз грозно рявкаю на Арету:

— Иди за мной, бестолочь!

Не говоря больше ни слова, шагаю прямо на плотный круг людей, и толпа расступается передо мной. Арета дёргает рукой, и перс, всё ещё не понимая, что происходит, покорно выпускает её.

Иду сквозь толпу, и народ с нарочито почтительным видом пропускает меня. За спиной слышу торопливые девичьи шаги и с облегчением выдыхаю.

«Кажись, пронесло!»

Полностью успокаиваюсь, только когда мы сворачиваем за угол. И хотя меня прям распирает высказать Арете всё, что я о ней думаю, продолжаю шагать, не оборачиваясь. Позволяю себе выплеснуть эмоции, только когда мы уже выходим из города. Мало ли, кто за нами смотрит!

Не оборачиваясь и не снижая шага, бросаю назад:

— Ничего не хочешь объяснить⁈

Арета резко догоняет меня и заглядывает мне в глаза:

— Геракл, поверь, я не хотела! Сама не знаю, как так получилось! Зашла в дом позвать госпожу, а потом — глядь, статуэтка уже у меня в руках!

— Так что же ты не призналась там, на дороге⁈ — стреляю в неё злым взглядом. — Ведь нас же из-за неё хотели убить!

У девчонки выступают на глазах слёзы, и она заходится криком:

— Да испугалась я! Понимаешь, испугалась! Эти — с ножами! А Эней узнает — выгонит!

Меня женскими слезами не разжалобишь, я слишком стар, чтобы покупаться на такое.

— Так испугалась, что не выбросила, а решила продать! — отвечаю насмешкой на её слёзы, и Арета сразу же перестаёт реветь.

— Так ведь ценная вещь, чего выбрасывать! — Она прошлась по мне оценивающим взглядом, словно увидела впервые, и вдруг резко остановилась.

— Ты чего хочешь, Геракл⁈ — В её глазах сверкнули злые молнии. — Хочешь статуэтку? Ладно, забирай! Или ты хочешь меня пощупать⁈ Тогда так и скажи!

Она растянула губы в развратной усмешке:

— Вон там кусты… Пошли, я не против!

«Господи, что за детсад! — вздыхаю про себя. — Этой фигнёй только прыщавых юнцов на понт брать. Сначала — „искреннее“ раскаяние, а если не прошло — то имитация бурной агрессии. Она словно на голливудских штампах про подростков воспитывалась!»

Я знаю, как на такое поведение реагировать. Бросаю ей под ноги статуэтку и презрительно кривлю губы.

— Да пошла ты! — процедив, молча поворачиваюсь и иду дальше, не обращая на неё внимания.

Несколько минут слышу за спиной только шаркающие девичьи шаги, а потом доносится её неуверенный голос:

— Ну прости меня! Сама не знаю, что на меня нашло! — Она чуть замялась, но продолжила страстно и с придыханием: — Клянусь тебе, никогда больше не возьму ничего чужого! Прошу, только Энею не говори!

Ничего не отвечая, чуть усмехаюсь про себя:

«Вот теперь более достоверно, хотя всё равно не верю!»

Страх, неуверенность и ожидание расплаты — в данном случае это единственное наказание для Ареты, какое мне доступно. Ведь я не хочу расстраивать Энея и уж тем более нервировать «мамочку». Поэтому, не реагируя на её мольбы, продолжаю молча шагать к дому.

Заходим в калитку, и я сразу обращаю внимание на трёх лошадей у коновязи. Прохожусь взглядом дальше и вижу у крыльца двух воинов в кожаных формованных панцирях и с мечами в ножнах. Шлемы оба держат в руках, что сразу говорит мне о том, что у нас желанные гости, а не вторжение.

Пока я притормаживаю, Арета обгоняет меня и почти бегом скрывается за углом дома. Попадаться на глаза Барсине ей сейчас точно не стоит. Фруктов, за которыми её посылали, она не принесла, и лучше уж угодить под горячую руку Петре, чем нарваться на гнев госпожи.

«Да бог с ней, — отметаю ненужные сейчас мысли, — выкрутится как-нибудь! У неё опыт богатый!»

Сейчас меня больше интересует, кто это у нас в гостях. Иду к парадному входу, и, словно бы отвечая на мой вопрос, на крыльцо выходит Эвмен в сопровождении моей «мамочки».

— А вот и мой мальчик! — Барсина расплылась в умилительной улыбке. — Ты где был, Геракл⁈

Уважительно поклонившись гостю, отвечаю на вопрос:

— На рынке, мама! Я купил себе лук.

— Лук⁈ — Барсина озадаченно наморщила лоб и тут же, догадываясь, о чём именно идёт речь, вновь улыбнулась. — Ааа, лук!

Она повернулась к Эвмену с обворожительной улыбкой:

— Геракл весь в отца! Такой же воин и герой!

Глядя на её радость, тяжело вздыхаю про себя:

«Это она ещё не знает, сколько этот лук стоит! Думаю, когда узнает, эмоции будут не такими радужными!»

Эвмен тоже улыбнулся, а затем повернулся к Барсине и чуть склонил голову:

— Я рад, что у тебя всё хорошо, Барсина! Значит, я могу оставить тебя здесь с лёгким сердцем! — Он улыбнулся ещё мягче и сердечнее. — Завтра с утра я выезжаю и, думаю, быть в Вавилоне недели через три. Может быть, ты хочешь что-нибудь передать Пердикке?

В ответ на лице Барсины появилось трогательное выражение.

— Я очень рада, что ты зашёл проведать меня, Эвмен, и безмерно благодарна за твою заботу! Никому другому, кроме тебя, моя судьба неинтересна! — Она изобразила горькую ироничную улыбку. — Регенту же на словах передай мою благодарность и глубокий поклон!

Прощаясь, Эвмен ещё раз склонил голову и спустился по ступеням крыльца. Проходя мимо, он повернул ко мне своё широкое открытое лицо и улыбнулся:

— Проводи меня до ворот, Геракл!

Не заставляя его просить дважды, тут же приноравливаюсь к его широкому шагу. Не тороплюсь и терпеливо жду, когда он начнёт разговор: ведь ради этих минут и затевался весь цирк с выступлением Гуруша.

Расспросив, как у меня дела, и быстро выяснив, что всё отлично, Эвмен перешёл к главному:

— Твой отец ещё посещает тебя, Геракл? — Его внимательный взгляд упёрся мне прямо в лицо, и я утвердительно кивнул.

На это Эвмен тяжело вздохнул и уже без заходов спросил напрямую:

— Что Великий Александр думает о создавшейся ситуации?

На его вопрос отвечаю жёстким и неудобным вопросом.

— Ты спрашиваешь меня, чью сторону тебе принять — Антипатра или Пердикки? — Вижу, что грека смутила такая откровенная прямота, и добавляю ещё: — Леоннат уговаривал тебя перейти Геллеспонт и двинуть войска на помощь осаждённому Антипатру, но ты ему не поверил.

Лицо грека ещё больше вытянулось от изумления, и, если учесть, что с ним сейчас говорит десятилетний ребёнок, я его хорошо понимаю.

— Откуда ты знаешь⁈ — не сдержавшись, Эвмен даже повысил голос, на что я лишь покачал головой, мол, что за глупые вопросы.

Эвмен мгновенно осознал свою ошибку, но я всё же поясняю:

— Для души моего отца, застрявшей между мирами, нет таких понятий, как расстояние и время. Он может быть везде! — Для убедительности обвожу рукой пространство вокруг, и взгляд Эвмена непроизвольно следует за ней.

Мы уже вышли за ворота, и, остановившись, я поднимаю глаза на грека.

— Этой ночью мой отец сказал мне: он рад тому, что не ошибся в тебе, Эвмен! Сегодня ты единственный, кто стоит на защите прав наследников Александра! Ты правильно сделал, что покинул лагерь Леонната. Душа его полна злобы, а в замыслах одна чернота! Он хотел убить тебя, и мой отец накажет его за это! Очень скоро Леоннат умрёт!

Закатываю глаза, словно я не в себе, и нервно хватаюсь за руку грека:

— Друг мой, Эвмен, будь осторожен! — Добавляю в голос взрослой хрипоты. — Помни, вокруг тебя нет друзей! Все мои бывшие соратники думают лишь о себе, о своей власти и возвышении. Моё наследие в опасности, и лишь ты стоишь на его защите!

Я замолкаю, и Эвмен не может удержаться от вопроса.

— А как же Пердикка, ведь ты же сам доверил ему своих детей⁈

— К сожалению, Пердикка не устоял! — изображаю припадочную дрожь и добавляю надрыва в голос. — Он скоро умрёт, ибо разочаровал меня! Ты один остаёшься моей верной рукой на земле! Не предавай меня!

Обессиленно сползаю по телу грека на землю, и тот бережно придерживает мою голову.

Мне нужно передохнуть: игра в припадок вымотала меня донельзя. Всё же я капитан, а не актёр.

Тяжело дыша, лежу с закрытыми глазами, но мозг работает на полную.

«Он обратился ко мне как к Александру, и это хорошо! Это значит, он безоговорочно поверил в мои видения и в невидимое присутствие духа царя Александра. Про наказание Леонната и про смерть Пердикки я тоже удачно ввернул. Когда это случится, он вспомнит мои слова, и вера в мою связь с Великим Александром только укрепится!»

Понемногу начинаю разыгрывать моё возвращение. Глаза открываются, тяжёлое прерывистое дыхание, остаточные нервные судороги!

Не переигрывая, опираюсь на руку Эвмена и поднимаюсь. В его глазах — искреннее участие и забота.

— Ты как, Геракл? — Он осматривает меня, и я его успокаиваю.

— Со мной всё нормально, не волнуйся! — изображаю извинительную улыбку. — Связь с загробным миром тяжела для смертных!

Ещё несколько секунд — и я отпускаю руку Эвмена, показывая, что всё, я уже полностью восстановился. Грек ещё пытается заботливо придержать меня, и в этот момент из-за спины раздаётся знакомый голос:

— Какая удача…! Очень хорошо, что я встретил тебя у ворот, а то я уже начал сомневаться, тот это дом или нет!

Поворачиваюсь и вижу того самого пузатого торговца оружием, с которым я договорился о покупке лука. Раб с чехлом за его спиной говорит о том, что товар доставлен, и торгаш хочет получить расчёт сам, поскольку сумма уж очень большая.

«Вот дерьмо! — мысленно крою торговца, появившегося так не вовремя. — Я же ещё не успел подготовить Барсину! Кажется, назревает скандал!»

На неожиданное появление незнакомца и моё замешательство телохранители Эвмена реагируют по-своему. Они мгновенно вклиниваются между нами и грубо отталкивают купца и его раба.

— Эй, что это значит⁈ — Торговец оружием замахал мне рукой. — Это же я, Фармоз! Я принёс тебе лук, как и договаривались!

— Да, да…! — киваю, будто только сейчас вспомнил, а Эвмен неожиданно проявляет интерес.

— А, тот самый лук! — Он протянул руку. — Ну-ка, покажи!

Торговец окинул взглядом богатую одежду грека, его телохранителей и возразить не посмел. Бережно стянув чехол, он вытащил оружие:

— Вот, уважаемый, взгляни! Это не лук, а произведение искусства!

Эвмен взял в руки лук и, с одного взгляда оценив его стоимость, иронично улыбнулся:

— Дорогая игрушка, и как только Барсина согласилась⁈ — Его насмешливо-испытывающий взгляд пробуравил меня насквозь и понял моё смущение правильно. — Или она ещё не знает?

Всем своим видом, без слов, отвечаю «да», и Эвмен, ещё раз осмотрев лук, заговорщицки подмигнул мне.

— Тогда давай и не будем ей говорить! — Он ещё раз улыбнулся, а затем уже с серьёзным видом протянул мне оружие. — Позволь мне, Геракл, подарить тебе этот лук. Пусть он станет моим маленьким вкладом в нашу с тобой общую тайну!

Я чуть замешкался, и грек расценил это по-своему:

— Согласен, настоящему воину больше подходит меч, а не эта красивая игрушка! — Он бросил чуть презрительный взгляд на лук. — Но это не беда! К следующей нашей встрече я найду для тебя настоящее оружие, достойное сына великого Александра!

С благодарностью принимаю лук из его рук и думаю при этом, что сегодня поистине день приятных сюрпризов. Тут же вспоминаю про Арету и мысленно усмехаюсь:

«Ну, в семье не без урода!»

Эвмен тем временем запрыгнул в седло и, небрежно бросив одному из телохранителей: «Расплатись!», — опустил на меня взгляд.

— Я очень надеюсь, что мы с тобой скоро увидимся, Геракл!

Сказав это, он бросил коня с места в галоп, а я, глядя ему в спину, подумал:

«Не скоро, но обязательно увидимся, Эвмен! Будь уверен!»