Бастард Александра

Глава 23

Сатрапия Геллеспонтская Фригия, город Пергам, середина июля 319 года до н. э

Звуки наших шагов гулко отдаются под сводами здания ареопага. За спиной остались три ряда дорических колонн, а впереди — высокая арка, ведущая непосредственно в зал совета.

Впереди меня переваливается с ноги на ногу грузная фигура Шираза, и, несмотря на его возраст и вес, я едва поспеваю за ним. Позади — «дядя» Мирван, «мой сводный брат» Фарнабаз и еще какой-то родственник, я не разобрал кто. Все они составляют верхушку клана Фарнакидов, входящую в Совет Тридцати шести, или ареопаг Пергама. Меня взяли в качестве помощника и писца для почтенного Шираза; такое дозволялось правилами ареопага.

Сегодня важный день в жизни города — выборы нового архонта и председателя Совета. Вместе с ним, согласно традиции, избираются и новое исполнительное правительство города. Оно, кроме главы-архонта, состоит всего из двух членов: стратега (военного министра) и казначея, то бишь министра финансов и главы налогового ведомства.

Заходим в поднимающийся амфитеатром зал и проходим на свои места. Я вижу, что мы — последние. Все фракции сего почтенного собрания уже на местах, и разделение на кланы видно четко по секторам. На вскидку наибольшее количество депутатов у экс-стратега Никанора.

Пересчитываю глазами его сторонников и нахожу ровно девять депутатов. Веду взглядом дальше. У Ономарха, племянника покойного Аристомена, — семь. Рядом с Эвитом плотной группой сидят шестеро, а дальше более вольготно расположились независимые. Их — девять. Всего вместе с нами получается тридцать шесть. Эта цифра считается священной и не меняется уже почти целое столетие.

«У нас меньше всех! — подтверждаю про себя то, что я и так знал. — Всего пять депутатов! У Полиоркетов самое большое число сторонников, и это неудивительно: шансы на победу у Никанора, как считает большинство, наиболее предпочтительные».

Почему? Да потому что за поддержку на прошлых выборах покойный Аристомен обещал Никанору, что тот станет следующим председателем. Договорничек! Значит, клан Тарсидов проголосует за Никанора, а за это их нынешний глава Ономарх получит должность стратега. Ну а Эвит? Тот тоже проголосует за Никанора, тогда ему оставят его прежнюю казначейскую должность. Таков расклад, и ни для кого он не секрет, так же как и то, что нам, то есть клану Фарнакидов, не хватит сил этому помешать, даже если с нами проголосуют все независимые.

Так думает Никанор, так думает Ономарх, племянник покойного Аристомена, занявший место дяди в совете, и так думают депутаты из их кланов, потому как считают, что Эвит и его люди отдадут им свои голоса. Их уверенность непоколебима, поскольку мало кто знает о нашей вчерашней встрече с казначеем Эвитом и о всех тех переговорах, что мы с Мемноном и Ширазом провели за последний месяц.

Да, мы провели, можно сказать, титаническую работу, результат которой пока еще невозможно оценить в полной мере. Сегодня мы увидим, насколько плодотворны были наши труды вообще, и, самое главное, насколько результативной была наша вчерашняя встреча с казначеем Эвитом.

Мы приехали в его поместье уже во второй половине дня. Я, Шираз и Мемнон. Я, потому что являюсь негласным идейным вдохновителем и творческим мотором всего предприятия. Шираз — его официальное лицо, без него с нами никто даже разговаривать не будет. Ну а Мемнон у нас за секретаря и бухгалтера одновременно, без четкой финансовой базы, какие переговоры!

Нас не ждали, но и увиливать от встречи казначей не стал. Встретивший нас у ворот слуга почтительно провел в приемную залу, где и оставил на попечение двух дворовых рабынь. Те устроили нас на расставленных «шезлонгах» и предложили взрослым разбавленного вина, а мне сладкой воды с медом.

В лучших традициях здешних понятий, Эвит заставил нас изрядно потомиться в ожидании. Мы уже осушили свои бокалы, прежде чем он вошел в зал. Закутанный в парадный гиматий, он вежливым полупоклоном поприветствовал Шираза и прошелся взглядом по моему лицу и Мемнону, как по пустому месту.

Шираз ответил хозяину должным приветствием, ну а мы, как «пустое место», просто промолчали.

Примостившись на лежаке напротив Шираза, Эвит принял от рабыни чашу с вином, но, прежде чем отпить, вопросительно взглянул на гостя.

— Итак, почтеннейший Шираз, что привело тебя ко мне?

Изобразив радушную улыбку, тот в знак полной искренности прижал обе ладони к сердцу.

— Ты не поверишь, Эвит, но я здесь, в твоем доме, лишь для того, чтобы уберечь тебя от грозящей опасности.

Эти слова ничуть не напугали хозяина, но он все же удивленно развел руками.

— О чем ты говоришь, Шираз? Какая опасность может грозить мне в стенах родного города⁈

Вместо ответа Шираз молча уставился на хозяина дома проницательным взглядом, мол, я всё понимаю, можешь ничего не говорить.

«Неплохо! — мысленно оценил я тогда умение своего родственника вести беседу. — Эта многозначительная пауза должна заставить Эвита засомневаться и занервничать!»

Промолчав даже больше, чем требовалось, Шираз наконец словно бы нехотя произнес:

— Я говорю о тех вещах, что очень сильно компрометируют тебя, Эвит. Например, о фибуле с рубином, что ныне красуется на гетере Алтеи, о золотом кольце с изумрудом, коим недавно хвасталась твоя жена, и о том новом доме, что недавно купил твой племянник Комий.

Лицо хозяина слегка омрачилось, но выдержку он не потерял.

— Не понимаю, как то, о чём ты говоришь, может мне навредить или, того хуже, угрожать⁈ Мало ли грязных сплетен ходит по городу! Я занятой человек, и у меня нет времени выслушивать всякую ерунду! Что там купил племянник или какая-то Алтея — меня не касается. Это их личные дела, как и любого гражданина Пергама.

Пока все шло точно по моему сценарию, словно бы Эвит тоже его читал и запомнил так же хорошо, как и Шираз. Мы пришли в дом казначея, дабы припугнуть его тем беззастенчивым казнокрадством, что он позволил себе в последнее время. Мои шпионы проследили все эти покупки, а связать траты на них с поступающими в городскую казну деньгами оказалось совсем нетрудно. Деньги собирались со всех горожан как дополнительный налог на оборону, но все знали, что они шли на наем и вооружение тех двух тысяч воинов, что безвременно почивший председатель обещал послать в войско Антигона. Их воинский лагерь стоял совсем недалеко от нашего поместья, и, едва я получил донесение о тратах господина казначея, то первым делом сравнил вооружение, что имелось в лагере, с тем, что красовалось в тех отчетах, кои смог предоставить мне Шираз. Разница впечатлила, и тогда я довольно усмехнулся.

«Ну что, господин казначей, вот вы и приплыли!»

А в тот вечер, в доме Эвита, роль обвинителя мы предоставили Ширазу, и тот, надо сказать, делал это не без удовольствия.

— Конечно, многоуважаемый Эвит, — продолжил он не торопясь, явно наслаждаясь моментом, — расходы гражданина Пергама — это всегда личное дело гражданина, за исключением тех случаев, когда тот путает государственные деньги со своими личными.

Казначей тут же разразился наигранным возмущением.

— На что это ты намекаешь, уважаемый Шираз? — Он прошелся по нам грядным взглядом, на что Шираз ответил невозмутимой улыбкой.

— Ну что ты, уважаемый Эвит, никаких намеков! Я только хочу, чтобы ты взглянул вот на этот документ. — Он развернул свиток, но вместо того, чтобы передать его хозяину дома, начал читать:

— Из казны города Пергама на вооружение трехсот гоплитов выделено семь с половиной талантов золота, или четыреста пятьдесят мин серебра, или одиннадцать тысяч двести пятьдесят коринфских тетрадрахм. — Он поднял голову и обвел всех взглядом, словно бы спрашивая, до всех ли дошла значимость названной суммы. Выдержав непродолжительную паузу, он продолжил тем же монотонным голосом:

— На вооружение одной тысячи семисот фалангитов город выдал восемнадцать талантов золотом или…

Не выдержав, Эвит оборвал гостя.

— Ну хватит! Я и сам знаю, сколько и на что дал город! Зачем ты мне все это перечисляешь⁈

Всё также невозмутимо Шираз поднял на него взгляд.

— А ты не догадываешься⁈ — в его голосе прорезались угрожающие нотки. — Пояснить⁈

— Да уж поясни, поясни! — Эвит вскочил с кушетки и нервно заходил из стороны в сторону. — А то ведь в твоих словах мне слышится какой-то скрытый смысл! Неужто ты угрожаешь мне, Шираз⁈ В моем собственном доме⁈

— Да упаси меня боги! — Шираз склонил голову в сторону домашнего алтаря. — Какие угрозы! Я лишь говорю о том, что если какой-нибудь гражданин Пергама захочет поехать в военный лагерь, то к своему удивлению вместо трехсот гоплитов он обнаружит там всего сотню. Представляешь⁈

Теперь голос Шираза наполнился откровенной язвительностью.

— Какая простая и незамысловатая схема! Вооружение фалангита обходится в шестьдесят драхм, а гоплита — в сто пятьдесят. Давайте-ка посчитаем! Если вооружение двухсот гоплитов заменить на вооружение такого же количества фалангитов, то можно положить в карман аж восемнадцать тысяч драхм серебром или целых три таланта золотом, а это ведь почти восьмая часть всех средств, что собрал город на войско для Антигона! — Он вдруг резко вцепился жестким взглядом в глаза казначея. — Не находишь, что это многовато даже для тебя, Эвит⁈

Выдержав взгляд гостя, Эвит вдруг растянул рот в нагловатой усмешке.

— И что⁈ — Он с показным спокойствием плюхнулся обратно на свой лежак. — Предположим, в твоих словах, Шираз, не все ложь! Ну и что⁈ Что ты сделаешь⁈ Твои обвинения еще надо доказать, а совет не одобрит расследование против меня. Сейчас Никанору слишком нужен мой голос в ареопаге!

На этот выпад Шираз ничего не ответил, а на его лице появилось выражение легкой растерянности.

Уверенность казначея в своей безнаказанности смутила его настолько, что он несколько потерялся. Мы рассчитывали, что страх разоблачения напугает Эвита, и весь наш дальнейший разговор строился именно на этом. Теперь же, когда главный козырь оказался битым, Шираз не мог отыскать ничего, что можно было бы противопоставить наглой самонадеянности хозяина дома.

Заметив это, Эвит еще больше разошелся.

— Мне даже жаль тебя, Шираз! Сколько усилий ты потратил, чтобы раскопать эту грязь на меня, и все напрасно! Никто в Совете не поддержит тебя, и все твои обвинения рассыпятся как прах, а я запомню…!

Упиваясь замешательством гостя, он растянул рот в зловещей самодовольной ухмылке, и я понял, что нашему обвинителю срочно требуется поддержка.

Долго не думая, я выдал то, что интуитивно пришло мне на ум в тот момент.

— Ты прав, Эвит! Сегодня ты недосягаем, это правда, но умный человек всегда думает на ход вперед. Ты подумал, что будет завтра, когда выборы закончатся⁈

Взгляды всех присутствующих в зале тут же устремились на меня. Эвит — с какой-то пренебрежительной миной, мол, неужто этот малец уже научился разговаривать, а Мемнон и Шираз — почти с надеждой, что я смогу вытянуть это, как им уже начало казаться, безнадежно проваленное дело.

Не тушуясь от столь пристального внимания, я продолжил свою мысль.

— Председателем ареопага станет Никанор, стратегом — Ономарх, а казначеем останешься ты, уважаемый Эвит⁈ — Дождавшись самодовольного кивка от хозяина дома, добавляю капельку дегтя в бочку меда. — А еще останется наше обвинение, пусть и не поддержанное ареопагом!

Когда я произнес эту мысль вслух, то уже сказанное Ширазом приобрело новый смысл, и Эвит его мгновенно осознал. Я это понял по его враз помрачневшему лицу и тут же добавил ему яда сомнений.

— Думаешь, твои нынешние друзья не дадут ему вторую жизнь⁈ Не придет им в голову, что таким образом они смогут легко избавиться от тебя? А что⁈ После выборов ты лично им будешь уже не нужен, а вот твой пост всегда в цене! Подумай! Разве Никанор упустит такой прекрасный повод не просто убрать конкурента с поста казначея, но и, осудив, отобрать у тебя все имущество! Нет, не упустит, и Ономарх его поддержит, потому как один жаден до неприличия, а второму в наследство от дяди остались лишь долги.

Тогда я сразу увидел, что мои слова попали в цель! Эвит не доверял своим временным союзникам и ждал от них подвоха в любой момент. По его лицу пробежала тень, словно он действительно представил себе всю картину в лицах, и его рот, скривившись, непроизвольно прошептал:

— Твари!

Прочувствовав момент, тут же подключился и Шираз.

— Только в критических ситуациях можно узнать, кто твой друг, а кто…! — Он многозначительно усмехнулся. — И потому повторю, мы тебе не враги, Эвит!

Совладав с эмоциями, казначей зыркнул на нас затравлено-непонимающим взглядом.

— Так чего же вы хотите⁈

Своим вопросом он выдал свой страх, и к Ширазу вновь вернулась уверенность.

— Проголосуй за меня на завтрашнем заседании ареопага.

Дело из плоскости эмоций перешло в плоскость торговли, что сразу же успокоило хозяина дома. Он даже расслабленно вытянулся на лежаке — в мутных водах закулисной торговли он чувствовал себя как рыба в воде.

— Какой мне прок от этого⁈ — Эвит выдал самую суть проблемы. — Тебе все равно не выиграть, а я лишь окончательно рассорюсь с Никанором и Ономархом. Зачем мне это⁈

Это была почти победа, осталось лишь дожать казначея, что Шираз тут же и сделал.

— Ты ведь не один такой, уважаемый Эвит, к кому мы наведались за последнюю неделю. Полиоркеты и Тарсиды многим в Пергаме уже поперек горла! Так что, если твои люди проголосуют за меня, то большинство независимых сделают то же самое. — Он бросил на казначея жесткий взгляд. — А насчет того, зачем тебе это… Так тут сам подумай! После выборов Никанору и Ономарху ты будешь не нужен, а вот мне без твоей поддержки на посту председателя не удержаться, потому и про грехи твои вспоминать мне смысла не будет никакого. Вот и смекай, с кем тебе будет сподручнее городом управлять?

Это было уже предложение, и Эвит серьезно задумался. Его покрывшийся морщинами лоб говорил о том, что подсчет «за» и «против» в его голове идет нешуточный. Наконец, он поднял взгляд и задал вопрос.

— А что на это скажет Антигон?

Вместо ответа Шираз повернулся ко мне, словно бы переадресовывая сомнения казначея. Я понял это так: не только Эвиту, но и самому Ширазу интересно было бы узнать, а как отреагирует Антигон на смену власти в Пергаме.

Вслед за этими двумя Мемнон тоже уставился на меня вопросительно-заинтересованным взглядом, и тогда я произнес:

— Антигону очень скоро станет не до нас…

Все трое продолжили сверлить меня вопросительными взглядами, и я добавил:

— Через несколько месяцев умрет наместник Македонии и регент Антипатр, так что здесь такая карусель завертится, что…

— Откуда ты знаешь⁈ — оборвал меня на полуслове Эвит.

И тут я внезапно решил, что пришло время открыть миру «тайну» моего общения с тенью Великого Александра.

«Пусть слух об этом начнет расползаться по миру, — подумал я, — уже пора! Поддержка великого „отца“ мне будет сейчас на руку!»

Нахмурив брови, я постарался, чтобы мои слова прозвучали как можно жёстче:

— Это сказал мне мой отец! Его неуспокоившаяся душа! С самого дня смерти отец не оставляет меня и ведет по жизни своими советами.

Я даже чуть не ввернул про то, что «отец» выбрал меня своим наследником и готовит меня к Великому царствованию, но вовремя удержался.

«Об этом пока рано упоминать, — оборвал я чуть не слетевшее с языка слово, — иначе добрая тетушка Роксана да бабуля Олимпиада тут же или убийцу подошлют, или отравить попытаются!»

К моему удивлению, вопросов после этого не последовало. По слегка очумелым лицам всех троих я прочел, что они пока не знают, как реагировать на мои слова, но само общение с умершим сомнений у них не вызвало. Более того, это, казалось бы, самое нелепое объяснение только усилило смысл сказанного.

«А что ты хотел! — мысленно сыронизировал я тогда. — Эти люди верят в молнии Зевса и царство Аида, так почему бы им не верить в общение с мертвыми!»

На этом разговор тогда не закончился, но все остальное было уже попытками вытащить из меня детали общения с «отцом» и разбором мелочей нашего возможного договора. В главном же Эвит согласился, хотя так и не признал этого до самого конца встречи.

Поэтому сейчас, глядя на сидящих справа депутатов от клана Бурсидов и на их главу Эвита, я не могу со стопроцентной уверенностью сказать, как они проголосуют.

Перевожу взгляд на трибуну председателя. Она пуста, но собрание ведет старейший депутат ареопага Клеон. В белом гиматии, с длинной седой бородой и седыми взъерошенными прядями, он напоминает мне старика Хоттабыча из старого советского фильма.

Вот он поднял руку, и наполненный гулом голосов зал затих.

— Сегодня у нас только одно, но очень важное дело, — выбор архонта! — прохрипел седой старик и, оглядев зал, добавил: — Кандидатура на сей наиважнейший пост только одна — это достопочтенный Никанор.

Под ленивый шелест аплодисментов поднялся Никанор и поклонился почтенному собранию. Хлопки смолкли, и он уже собрался опуститься на свое место, как наступившую тишину нарушил выкрик Фарнабаза.

— Клан Фарнакидов отказывает в доверии Никанору и выдвигает на пост председателя достопочтенного Шираза, сына Артабаза! — громко, на весь зал, прокричал «мой сводный братец».

Все члены почтенного собрания разом повернулись в нашу сторону, и десятки глаз с любопытством уставились на нас. Интерес был нешуточный, ведь слова Фарнабаза, по сути, равнялись объявлению войны клану Полиоркетов, что в настоящих условиях, по мнению большинства, выглядело как самоубийство. Единственный, кто остался невозмутим, — это седой Хоттабыч на месте председателя. Прищурив подслеповатые глаза, он глянул в сторону Фарнабаза и объявил:

— На пост председателя ареопага выдвинута еще одна кандидатура — это достопочтимый Шираз, сын Артабаза. — Откашлявшись, он бухнул молоточком в медный гонг и объявил: — Первым голосуем за достопочтенного Никанора, сына Полиоркета. Кто «за», прошу поднять руки!

Тут же вскинулись руки всех сидящих вокруг Никанора, следом за ними проголосовали «за» и члены клана Тарсидов. В рядах независимых прошло какое-то движение, и из общего числа поднялась только одна рука.

В этот момент глаза всех проголосовавших «за» невольно устремились в сторону Эвита и его клана. В каждом из них читалось недоумение, перемешанное с возмущенным непониманием.

«Вы что делаете⁈ — казалось бы, безмолвно кричали они. — Одумайтесь!»

Побледневший Никанор замер как каменный истукан, а вот более молодой глава Тарсидов не выдержал.

— Ты хорошо подумал, Эвит⁈ — бросил он через весь зал казначею. — Мы не прощаем предательства!

Эвит демонстративно отвернулся, показывая, что не реагирует на угрозы, а вместо него вновь вскочил Фарнабаз.

— Достопочтимый Клеон, — с поклоном обратился он к седому Хоттабычу, — я протестую против неподобающего поведения достопочтенного Ономарха.

Это возымело действие, и исполняющий обязанности председателя сурово глянул на молодого главу Тарсидов из-под кустистых бровей.

— Членам ареопага не следует опускаться до угроз. Это неприемлемо! — Сделав выговор Ономарху, он торжественно и вслух пересчитал поднятые руки. — Одна, две…

— Семнадцать! — закончил он и тут же объявил голосование по другой кандидатуре: — Голосуем за достопочтенного Шираза, сына Артабаза. Кто «за», прошу поднять руки!

Все, кто умел считать до тридцати шести, уже прикинули, что семнадцать голосов недостаточно для победы Никанора, но еще не гарантирует победу Шираза. Ведь могут быть воздержавшиеся, поэтому все дружно закрутили головами, подсчитывая поднятые руки.

Я не стал исключением и тоже вскакиваю, чтобы лучше видеть. Первое, что я вижу, — это поднятая рука Эвита, и с облегчением выдыхаю.

«Уже кое-что!» — быстро перевожу взгляд в сторону независимых депутатов, понимая, что одного клана Эвита для победы недостаточно.

Вместе с кланом Бурсидов у нас только одиннадцать голосов, поэтому нам нужны почти все независимые депутаты.

Встречаюсь глазами с одним из них.

«Тевтам! — сразу же узнаю депутата. — Любитель игры в кости!»

Его долги мы выкупили у игорного дома, так что деваться ему некуда. И точно, словно подстегнутый моим взглядом, Тевтам поднимает правую руку.

Еще один депутат. С этим проще, он сам ненавидит Никанора и подгадить ему посчитал своим долгом. Мой взгляд идет от одного депутата к другому. Всех их мы посетили за последний месяц, и у каждого нашли слабое место. Кому подарили бесценного нисейского жеребца, кому — юную фракийскую невольницу, а кому и просто отсыпали серебра.

«От денег и подарков никто не отказался, но вот выполнят ли они обещание?» — прощупываю глазами каждого депутата по очереди, словно бы напоминая о взятых деньгах и обязательствах.

«Из девяти независимых, — быстро подсчитываю про себя, — один проголосовал за Никанора, значит, из оставшихся восьми нам нужны семеро!»

Мой взгляд останавливается на Клите, который отводит глаза и старательно прячет руки.

«Ах ты гнида! — крою его про себя. — Как деньги брать — руки у тебя на месте, а как голосовать, так ты на попятный!»

К счастью, кроме Клита никто отыграть назад не решился, и семеро из восьми подняли руки за Шираза. Это на один голос больше, чем у Никанора, а значит…

Голос седого Хоттабыча как раз и возвещает об этом:

— Восемнадцать голосов за достопочтенного Шираза и семнадцать за достопочтенного Никанора. Достопочтенный Клит не отдал свой голос никому из претендентов. — Он поднял голову и, обведя взглядом собрание, четко и громко произнес: — Большинством депутатов председателем ареопага Пергама избран достопочтенный Шираз!