Бастард Александра

Пролог

Ноябрь 2024 года

Стоя у иллюминатора, смотрю, как взобравшись на гребень волны, судно вальяжно переваливается на другой борт и, ускоряясь, катится вниз по длинному пологому склону океанской зыби. Вот, достигнув самой нижней точки, оно зарывается носом в белую пену следующего вала и, вынырнув из него, начинает очередной подъем.

Отвернувшись, бросаю взгляд на часы — 13:00 судового времени!

«Капитану пора на мостик, — мелькает в голове без всякого энтузиазма. — Старпом с боцманом, поди, уже ждут!»

Сегодня суббота, а значит еженедельный обход и инспекция спасательного и противопожарного оборудования. Можно, конечно, никуда не ходить, а просто отпустить вожжи, и старпом поставит галочки в проверочные чек-листы, мол, все у нас в порядке.

На современном торговом флоте это даже и не нарушение; так делается повсеместно. Действительно, зачем напрягаться? Ведь куда эти огнетушители, шлюпки, плоты и прочее денутся в открытом море! Истечёт положенный по документам срок службы — тогда и поменяем. Можно и так! Я ведь капитан; кто мне что скажет? Старпом с боцманом только рады будут. Им этот обход вообще не в кайф: я вечно докапываюсь до чего-нибудь и напихиваю им обоим по первое число.

Да, можно так, но я не привык делать, как проще. Вздохнув, поднимаю пульт и выключаю телевизор. На темнеющем экране гаснет заставка пятого и последнего документального фильма из серии «Войны диадохов». Эту подборку я специально скачал перед контрактом. История всегда была мне интересна, и я с большим удовольствием просмотрел все пять фильмов.

Окинув еще раз взглядом каюту, выхожу в коридор и привычно поднимаюсь по трапу. Один переход, второй — и, толкнув дверь, захожу на мостик.

Тут же затихает звук оживленной беседы, и я киваю повернувшимся на звук второму помощнику, старпому и боцману.

— Good morning!

Тут следует пояснить, что команда у меня очень разношерстная. С миру по нитке, можно сказать! Старпом — индус, стармех и вся машина — поляки, второй помощник — с Украины, а боцман и палубная команда — филиппинцы. Судно, что под моей командой — это контейнеровоз под флагом Белиза на полторы тысячи двадцатифутовых контейнеров. Менеджмент его сидит где-то в Лондоне и вместо положенного снабжения предпочитает слать мне лишь бесконечные месседжи с инструкциями. Судну уже двадцать пять лет и ему давно требуется хороший ремонт, но судовладелец не чешется. Они там предпочитают, не вкладываясь и не думая о завтрашнем дне, выжимать из посудины по максимуму.

«Хорошо хоть зарплату платят вовремя, и на том спасибо!»

Хмыкнув про себя, быстро прохожу к двери на крыло мостика, по ходу кивая всем остальным.

— OK, guys, let’s go!

Выйдя на крыло, спускаюсь по трапу на шлюпочную палубу и сразу натыкаюсь на ляп. Два дня назад в порту меняли спасательные плоты, и филиппинцы неправильно закрепили гидростат. Я еще тогда сказал об этом старпому, но вижу тот пропустил мои слова мимо ушей.

— What does it mean, Chief⁈ (Что это значит, старпом⁈) — повернувшись к старпому, показываю ему на неправильно закреплённый к спасательному плоту гидростат. — I told you to change it two days ago! Why wasn’t it done⁈ (Я сказал тебе поменять два дня назад! Почему не сделано⁈)

Старпом молчит, и его маслянистые, чуть навыкате, глаза смотрят на меня с растерянностью десятилетнего ребёнка. Затем он поворачивается к боцману, и моя фраза передаётся ему в полном объёме и практически с той же интонацией. Тот молча пялит раскосые филиппинские глаза и лишь разводит руками.

— It’s not my duty, Master! (Это не мои обязанности!)

Он намекает на то, что спасательное имущество лежит в ведении второго помощника, но в данной ситуации мне плевать в чьи обязанности это входит. Об этом я так прямо им и заявляю. Стараясь не повышать голос, говорю тихо, но предельно жёстко.

— Rectify it immediately! (Исправить немедленно!)

Дальше, в том же тоне, предупреждаю обоих, что подобное отношение к делу очень непрофессионально, и если такое повторится ещё раз, то я попросту потребую замену обоих. Те пробуют оправдаться, но я не собираюсь слушать их идиотский лепет и иду дальше.

Едва спускаемся на ют, как натыкаемся на филиппинца-матроса, явно бегущего на мостик. Тот с испуганным видом кидается к боцману и шепчет тому что-то на ухо. На лице боцмана тоже появляется тревога, и, не выдержав, я рявкаю на них:

— What happened⁈ (Что случилось⁈)

Боцман, как может, объясняет мне, что из вентиляции второго трюма идёт дым. Даже не дослушав его до конца, я поворачиваюсь к старпому:

— Can you explain this⁈ (Можешь объяснить⁈)

Старпом на судне — грузовой помощник, и на отход он давал мне грузовой план, согласно которому во втором трюме попросту нечему гореть.

Побледнев как смерть, старпом молчит, но мой взгляд требует объяснений. Ещё одна секунда тяжёлого молчания — и тот начинает сбивчиво рассказывать, что стивидоры ошиблись и контейнер с опасным грузом, который должен был идти на палубу, был погружен в трюм.

— Why did you tell me nothing before sailing⁈ (Почему ты ничего не сказал мне до выхода⁈)

Побледнев ещё больше, индус что-то мычит в своё оправдание, мол, он не думал, что может случиться что-то плохое. Мне его оправдания не нужны, мне и так всё понятно. Он прошляпил, и опасный контейнер загрузили в трюм. Когда он разобрался, было уже поздно. Чтобы достать тот контейнер, надо было выгружать полтрюма, а это — простой, дополнительная работа стивидоров и прочее. Порт такое бы не спустил, и, пусть стивидоры тоже виноваты, но жалоба на нас обязательно пошла бы к судовладельцу. Старпому за это сильно бы прилетело, и он попросту труханул. Решив, авось пронесёт, он никому ничего не сказал, поставив в финальном грузовом плане всё так, как должно было быть. К сожалению для всех нас, не пронесло, и контейнер с опасным грузом самовозгорелся. Стоял бы он на палубе, как положено, — потушить его было бы намного проще.

Уже всё решив для себя и оставив разборки на потом, резко бросаю боцману:

— Immediately close the vent of hold number two! (Немедленно закрыть вентиляцию второго трюма!)

Боцман с матросом бросились исполнять, а я вновь поднялся на мостик и, позвонив стармеху, приказал готовить углекислотные баллоны к тушению второго трюма. Каждое современное судно оборудовано станцией углекислотного тушения, проще говоря, несколькими десятками баллонов с углекислым газом. Трубки от них ведут к самым пожароопасным помещениям: машинному отделению, малярке, грузовым трюмам и другим подобным отсекам. Система довольно надёжна, поскольку, как известно, без кислорода огонь существовать не может. Главное — перекрыть подачу воздуха в помещение, а потом уж запущенный туда СО₂ сделает своё дело.

С мрачным видом жду рапорта от боцмана о том, что он задраил вентиляцию трюма. Наконец, в динамике рации слышится его голос: трюм полностью изолирован от доступа воздуха, и я даю команду пустить СО₂.

Третья часть баллонов выпускает газ, и через пару секунд я запрашиваю у боцмана результат. Тот испуганно отвечает, что дым продолжает валить и его стало даже ещё больше. Это странно, и я подспудно чувствую какой-то подвох, но по инерции командую открыть вторую треть баллонов.

Через пяток секунд голос боцмана возвещает, что ожидаемого результата нет. Тут надо сказать, что станция СО₂ оборудована так, что баллоны открываются дистанционно и разделены на три партии, две из которых я только что безрезультатно использовал. В резерве осталась последняя треть, и это заставляет меня задуматься.

«Почему пожар не тухнет? — спрашиваю себя, и ответ только один. — Потому что есть доступ кислорода. Откуда? Ведь боцман доложил, что они закрыли всю вентиляцию трюма. Крышки трюма герметичны, и, значит, доступа воздуха быть не должно. Если только…!»

Беру рацию и переспрашиваю боцмана ещё раз:

— Did you close all the vents⁈ (Вы закрыли всю вентиляцию⁈)

Несколько секунд тишины, и, наконец, замявшийся голос из динамика изрекает, что нет. Часть вентиляции по левому борту, там, где самый густой дым, они не задраили. Боцман бормочет что-то о том, что там, мол, дым и это опасно, но я его не слушаю. Ещё десять минут назад, когда я послал их закрывать вентиляцию, по левому борту стелился лишь ручеёк серого дыма, а теперь там клубится сплошная чёрная стена.

Грязно выругавшись и пройдясь по матери всех филиппинцев вместе взятых, быстро решаю, что делать.

«Прежде чем выпускать последнюю партию СО₂, надо всё же загерметизировать трюм, иначе она уйдёт так же безрезультатно, как и две предыдущие. Значит, надо идти в этот чертов дым! Если филиппинцы не пошли туда, когда не было реальной опасности, то сейчас не полезут и подавно».

Кого послать? Мой взгляд скользит по лицам старпома и второго. На лицах обоих — настоящий ужас.

«Нет, эти двое не пойдут, — решаю про себя, — и уговаривать их нет времени!»

Остаётся только одно! Если хочешь, чтобы было сделано хорошо, — сделай это сам!

Резко бросаю в лицо старпому:

— I’ll go myself! Get the breathing apparatus for me. (Я иду сам! Принесите дыхательный аппарат мне.)

На лице индуса — явное облегчение, но мне не до этого. Не дожидаясь ответа, быстро шагаю к двери и почти бегом спускаюсь по трапу вниз. Там уже готовят дыхательный аппарат. Одеваю пожарный костюм, баллон с воздухом, маску и, обойдя надстройку, выхожу на главную палубу. Весь левый борт закрыт чёрной пеленой дыма, но проход между трюмами и реллингом ограждения неширокий — заблудиться тут невозможно. Пробираюсь вперёд, на ощупь отмечаю конец третьего трюма и начало второго.

«Так, теперь надо отыскать грибки вентиляции!» — тревожно мелькает в голове, потому что не видно даже собственной вытянутой руки.

Где он примерно должен быть, я знаю и, ориентируясь по углу трюма, довольно быстро нахожу первый. Пока кручу вентиль, в голове звякает ещё одна тревожная мысль:

«Господи, помоги! Не дай этой дряни взорваться!»

Я нервничаю не зря. Тот контейнер, что горит сейчас в трюме, был отмечен на грузовом плане не только как пожаро-, но и взрывоопасный.

— Так, с одним закончили! — бормочу вполголоса и ищу на ощупь второй.

Пара шагов вперёд в чёрной темноте, руки шарят в поисках круглой ручки вентиля. Ещё пара шагов, и вот, вроде, он. Быстро закрываю вентиляцию и, зажав тангенту, вызываю стармеха. Едва тот ответил, как я кричу в эфир:

— Open the last CO₂ balloons! (Открывай последнюю партию!)

Слышу в ответ «ОК», но облегчённо вздохнуть не успеваю, потому что раздаётся страшный грохот разрыва, и всё тело пронзает чудовищная боль. Ещё мгновение — и я ощущаю, как, подбросив вверх, меня крутит в чёрной мути дыма, но тут же теряю сознание…