Барометр падает

Глава 6

24 августа 1979 года, пятница

Как тренируются тигры и чижики

— Как вам дом? — спросила Алла Георгиевна, «просто Алла».

— Интересный дом, — вежливо ответил Тигран Вартанович.

— Ремонт нужен, — сказал я, как опытный домовладелец.

А Рона Яковлевна ничего не сказала. Промолчала.

Алла Георгиевна, штатный инструктор физкультуры санатория «Дюны», вывезла нас на экскурсию. Ну, как бы экскурсию. Ознакомиться с окрестностями. Нида и есть окрестность.

— Этот дом построил для себя Томас Манн, немецкий писатель, в тридцатом году. В двадцать восьмом он получил Нобелевскую премию, и решил, что дом на берегу моря — это то, чего ему не хватает для творчества.

Девочки тоже так решили, Лиса и Пантера. Морской воздух, насыщенный йодом и бромом, с высоким парциальным давлением кислорода, обогащенный эманациями соснового леса — это прекрасное средство для приведения в равновесие нервной системы, да и остальных систем тоже.

И потому тренировочный сбор мы — я и Петросян — проводим в санатории «Дюны», что на Куршской косе, между селениями Морское и Нида. Приехали вчера к вечеру, а сегодня обживаемся, осматриваемся, привыкаем.

«Дюны» — ведомственный санаторий, о нём в газетах не пишут, путевок в профкомы не распределяют. Место тихое, место закрытое. То, что нужно.

Я звал в команду Нигматова, Геллера и Петросяна. Но…

Нодирбек отказался. Не может. Без объяснения причин. Геллер играет длинный круговик в Монреале. Подъедет к началу матча. А Петросян согласился, но есть «но». Одно, зато большое. Мы оба, я и Петросян, готовимся к сражениям. Я буду защищать титул, Петросян — пробиваться к короне на межзональном турнире. Ситуация такова, что в недалёком будущем мы можем сойтись в поединке за корону. Если я её сохраню, а Петросян пройдёт отбор. И первое, и второе вполне вероятно. Как же мы будем тренироваться, если мы — соперники?

Да, соперники. Но не враги. Главное же — мы советские люди! Мы и хлебом поделимся, горбушку и ту — пополам, а уж дебютными заготовками для общего дела, для того, чтобы корона оставалась в Советском Союзе — да всегда пожалуйста!

Это и прозвучало в передаче «Спорт за неделю», а затем и в большой статье в «Советском Спорте».

— А теперь это музей? — спросил Тигран Вартанович.

Выглядит он куда лучше, чем в Биле семьдесят шестого года, когда Рона Яковлевна уложила-таки его в швейцарскую клинику. Вылечили швейцарцы, наши доктора закрепили результат. Теперь Тигран Вартанович снова улыбается, а когда он улыбается, женщины тают.

Алла Георгиевна не исключение. Потому и предложила звать её просто Аллой.

— Создание музея считается несвоевременным, — ответила Алла. — пойдут всякие вопросы. Почему-де немецкий писатель построил дом в Советском Союзе? И зачем он его продал?

— А в самом деле, зачем? — Петросян был сама невинность.

— В тридцатом году, одна тысяча девятьсот тридцатом, здесь была литовская земля. Не советская, а литовская. Но помнить об этом не рекомендуется, — ответила Алла.

У Аллы Георгиевны мама литовка. Об этом написано в газетной заметке от 1967 года, а заметка эта — под стеклом на стенде «Наши передовики». В смысле — лучшие работники санатория. Алла Георгиевна — мастер спорта по волейболу, неоднократный призер первенства Советского Союза. От мамы, видно, и волосы цвета спелой пшеницы, и голубые глаза, и вообще — какой-то зарубежный вид.

— Сейчас в этом доме контора рыболовецкого колхоза, почтовое отделение и книжный магазин, — продолжила Алла. — Из магазина открывается прекрасный вид на залив, таким он был и тогда, когда в окно смотрел Томас Манн.

И мы, конечно, отправились в магазин.

Вид и в самом деле хорош. Умиротворяющий вид. Смотришь, и забываются насущные заботы и дрязги.

А вот с ассортиментом в магазине как-то не очень… Не разгуляешься. Нет, на литовском книги есть, и детские, и взрослые, но в литовском я не силён. А на русском… Книга Суслова, «Марксизм-ленинизм и современная эпоха», тоненькая, в палец. Еще более тонкие брошюрки с классическими работами Ленина. И «Хлопководство», под редакцией Автономова и Шлейхера. Всё.

Впрочем, были канцелярские товары — тетради, карандаши, ручки, линейки…

— Нет ли у вас книг Томаса Манна? — вежливо осведомился Тигран Вартанович.

Продавец, явно запенсионого возраста, ответил с выраженным акцентом:

— Книги Томаса Манна вы можете посмотреть в букинистическом отделе. Но вы их не купите.

— Это почему? — удивился Петросян.

— Не купите, — упрямо повторил продавец.

Букинистическим отделом оказалась полка старых книг, опять-таки на литовском языке. И Томас Манн был, тоже на литовском. Но нашелся и двухтомник на немецком, «Der Zauberberg».

Тигран Вартанович оглянулся на жену. Та кивнула — бери. Рона Яковлевна читала по-немецки, могла и переводить с лёту.

— Сто рублей! — сказал продавец, когда Петросян подошёл к кассе.

— Сто рублей? За это?

Деньги у Петросянов были, и скупостью Петросяны не страдали. Но сто рублей за две старые книжки — сумма несуразная. Совершенно.

И Тигран Вартанович понёс книги обратно.

— Я же говорил, что вы не купите, — почти торжествующе сказал продавец, выделив «вы» интонацией. Похоже, он имел в виду не конкретно Петросяна, а всех нас, приезжих, туристов и отдыхающих. Чужаков.

— Позвольте, — я взял у Петросяна книги.

Издание довоенное, двадцать четвертого года, S. Fischer Verlag. Да, старая книга, возможно даже раритет, первоиздание. Кто их знает, букинистов, вдруг сто рублей — реальная цена?

Теперь к продавцу подошёл я.

Недавно я снимался в кино. Ролька у меня была крохотная, но со словами. И режиссёр попил-таки моей кровушки. Я должен был изобразить немецкого аристократа, но Валерий Давидович требовал, чтобы я не изображал аристократа, а был им. Одевался, как аристократ, двигался, как аристократ, смотрел, как аристократ, разговаривал, как аристократ. Для меня даже устроили показ трофейных немецких фильмов из жизни аристократов. Я и вжился. В конце концов, моя бабушка — баронесса фон Тольтц!

Вот и сейчас я превратился в аристократа. Мгновенно. Помогло и то, что в отличие о Петросяна, одетого в спортивный костюм-олимпийку, на мне была формальная двойка английской шерсти, английской работы, купленная, правда, в «Березке». Рубашка, галстук, туфли, а, главное, то, как я двигался — всё превращало меня в человека «оттуда».

— Любезнейший, судить о возможностях покупателя — не твое дело. Твое дело — упаковать ценную книгу, принять деньги, и выбить чек. Понятно?

В фильме я говорю по-русски, но сейчас перед продавцом был чистопородный пруссак. Хохдойч, но с кёнигсбергским оттенком. И «любезнейший» прозвучало как «пёс смердящий».

И продавец превратился в собаку, увидевшую своего господина. Только что хвостом не завилял. Принял с почтением деньги, завернул книги в политическую карту Советского Союза (другой бумаги не случилось), с полупоклоном подал мне. Ja, ja bitte.

А Рона Яковлевна купила две общие тетради, да простых карандашей общей суммой на рубль.

И мы отправились обратно. В «Дюны». Хорошего понемножку.

Нет, не пешим ходом: у Аллы Георгиевны была «Волга», «Газ-21». Папина машина, скромно сказала она. Папа, генерал-майор, нёс службу в ГСВГ где-то рядом с Берлином. Без автомобиля здесь трудно: Куршская коса длинная, общественный транспорт ходит очень редко. Чужих здесь не привечают: погранзона. Мы, за пределами «Дюн», должны всегда иметь паспорт и пропуск санатория с фотографией три на четыре. Бдительность!

Петросяны заняли заднее сидение, а я сел впереди, рядом с Аллой Георгиевной. Та вела автомобиль аккуратно, не разгоняясь выше сорока.

— Здесь водятся лоси, олени… Выскочит на дорогу — успею затормозить, — сказала она, искоса взглянув на меня.

Если прежде её больше привлекал Тигран Вартанович, то теперь, убедившись, что тот под надежной защитой ферзя, она переключилась на меня. Возможно, без конкретного плана, инстинктивно. Женщина в поиске, да.

Я не переоцениваю своей известности, особенно среди женщин. Ну да, во время Багио фамилия «Чижик» звучала почти ежедневно, но когда это было. Давно это было. Год назад. Любители шахмат меня, конечно, помнят и знают, а их в стране миллионы. Но немало людей, к шахматам относящихся поскольку-постольку. Что чемпион — молодец, но сама игра не увлекает. Сидят, двигают фигурки… Долго, непонятно, скучно. То ли дело проход Харламова по левому краю! Красота!

К тому же разница в возрасте — Алла Георгиевна старше меня лет на восемь, если не на все десять. А еще я вял и прохладен. Ни рыба, ни мясо. Сигналов не подаю, нескромных взглядов не посылаю. Полупустое место. Только и есть, что упакован в заграничное, но этим в «Дюнах», похоже, не удивишь.

Выходка в книжном магазине ситуацию изменила, я предстал в ином свете. И сразу во мне всё стало прекрасно, и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Вот как я лихо по-немецки шпрехаю.

— Михаил, — глядя на дорогу, спросила Алла Георгиевна, — Михаил, скажите, вы — немец?

— Да, пожалуй, немец… — и, подумав, добавил: — По женской линии.

Но мы уже въезжали на территорию санатория, и тема развития не получила.

«Дюны» — санаторий не из великих. Никакого сравнения с «Орджоникидзе», что в Кисловодске. Двухэтажное здание, построенное в двадцать пятом году — на фасаде обозначено. Но куда солиднее, нежели дом писателя. И несколько служебных строений— кухня, столовая, библиотека, музыкальный салон. Соединены галереями, всё очень романтично. С самого начала это был санаторий для состоятельных людей, после прихода Гитлера к власти санаторий национализировали, владелец не то успел бежать, не то не успел, этого я не знаю. А после войны здесь поправляли здоровье уже советские люди. Маршал Конев поправлял, и другие полководцы. Гагарин тоже был. Мемориальная доска большая, но всех вместить, конечно, не могла.

Расположение для меня посчитали идеальным: между «Дюной» и Берлином менее семи градусов долготы, никакого десинхроноза! Петросяну сложнее, ему играть в Рио, но тут уж ничего не поделаешь: ищи, не ищи, а в западном полушарии у нас санаториев нет. На Кубу лететь? Нет уж, тропики хуже десинхроноза.

Наши номера были рядом, мой и четы Петросянов. Ничего особенного, с «Дюнами», что в Лас-Вегасе, и рядом не стояло, но роскошь мне и не нужна. Мебель довоенная, добротная, ванной нет, но есть душ, и тёплая вода два раза в день, с семи до девяти утра, и с восьми до десяти вечера. И телевизор есть, воронежский «Рекорд», не цветной, но зато принимает Польшу — здесь высокая мачта антенны, да и антенна непростая. И стены между номерами серьёзные, хоть обкричись — не услышат. Я, впрочем, и не собирался кричать.

Развернул покупку. Занятная книжка, долгоиграющая, да ещё в двух томах. Мне надолго хватит. На весь сбор. И на матч.

До ужина полтора часа. Я переоделся для прогулки в дюнах. Нет, не в спортивный костюм, это было бы нехорошо. Не ходили аристократы в спортивных костюмах. То есть ходили, но у них спортивные костюмы были иными — клетчатая кепи, клетчатый пиджак, бриджи, гетры. Спортивную одежду аристократа мне пошили в мастерской Мосфильма. Для «Лунного зверя». Нашли старые журналы мод, и не просто скопировали, а творчески, потому выглядел я не пугалом из прошлого, а вполне современно, даже на шаг впереди современности. После съёмок костюм и прочее я выкупил (влетело в копеечку, качество стоит дорого), пусть будет. На маскарад могу пойти. Или погулять по историческим местам.

Огляделся в зеркале. Хорош, ничего не скажешь. Хоть опять снимайся в кино, советский разведчик, внедряющийся в «Туле».

Зашёл, как и договорились, за Тиграном Вартановичем. Он остался верен олимпийке, и мы с ним составили любопытную пару. Почти комическую. Если бы нам кто-нибудь написал текст, Жванецкий, Хайт или Трушкин, мы, пожалуй, могли бы выступать на сцене, и не без успеха.

Но текстов нам никто не написал, потому мы пошли дышать морским воздухом — пока не зашло солнце. Пограничная зона, и после заката прогулки по берегу моря запрещены. Во избежание.

Но до захода солнца гулять можно.

И мы гуляли. Дорога шла через сосновый лесок, дорога, вымощенная серым булыжником.

Балтийская погода переменчива, сейчас ясно, а через час может пойти дождь, потому Тигран Вартанович взял зонтик. Японский, складной. А у меня был свой, под стать костюму. Не нынешней хлипкой конструкции, а надежный зонт немецкой работы. Куда тяжелее обыкновенного, зато прочный, прекрасная сталь и чёрное дерево. Можно безбоязненно опираться как на трость. Куплен в Вене по случаю.

Но дождя не будет, так, по крайней мере, прогнозировало «Морское радио».

Поднялись на дюны. Вид серого моря и серого неба не будоражил, но нам и не нужно волнений. Алые паруса — это для Чёрного моря. Или Средиземного. А тут вдали стоял небольшой кораблик, видно, пограничники стерегли рубежи нашей Родины. Далеко, на горизонте, флага не разобрать, но спокойнее думать, что свой, что граница на замке, мышь не проскочит.

Спустились к морю. Воздух особенный, насыщенный микроскопическими капельками. Глазу не видно, но организм чувствует. В этих капельках — соли йода, брома, хлора… По утверждению курортологов, очень полезные, особенно для москвичей. В Москве последнее время ощущается недостаток йода, даже предлагают всю пищевую соль йодировать. Но скоро сказка сказывается.

Волны набегали робко, осторожно, опасаясь, будто кто-то здесь, на берегу, ухватит их за заднюю ножку и утащит в дюны. Убаюкивающее шуршание воды. Даже спать захотелось. Улечься на песочек, и подремать.

Полусонным я и вернулся назад, уселся в кресло, и в самом деле подремал.

А потом — ужин.

Зал заполнен на три четверти, люди солидные, и по повадкам видно, и по посадке головы, никто не тараторит, говорят веско, скупо, слова свои ценят.

Камбала, картофельные клёцки, кефир. Не много, не мало. В меру.

Я за одним столом с Петросянами. У Тиграна Вартановича то же меню, и он немного страдает, но Рона Яковлевна довольна. Острого и пряного Тигранчику каждый день вредно, а особенно вредно на ночь. Правильное питание — залог здоровья.

— Мы, шахматисты — бродячие артисты, — сказал Петросян. — Скитаемся по чужим углам, развлекаем публику, и стараемся не думать, нужны ли мы нам.

— Не хандри, Тигранчик, не хандри, — уговаривала его жена, но Тигран и не думал хандрить. Он говорил совершенно серьёзно. О наболевшем.

— Если завтра какое-нибудь явление, космические лучи, или вирус, вдруг напрочь сотрут у людей память о шахматах, что изменится в мире? Ничего не изменится! Знаете, в семьдесят пятом мы в журнале решили завести рубрику, «Шахматы на войне». К тридцатилетию победы над Германией. И стали собирать материалы. О шахматистах нашлось немало историй. Кто-то отправился на фронт, добровольцем или по призыву, и воевал. Кто-то ковал победу в тылу, взять хоть Котова, который работал конструктором на военном заводе, и за работу получил орден Ленина. Но то шахматисты, а шахматы? В госпиталях выздоравливающие порой играли в шахматы, но это не совсем то, согласитесь. В карты они играли несравненно чаще.

А письма от читателей приходят и приходят, «расскажите, как шахматная стратегия помогала планировать сражения, операцию „Багратион“ или взятие Берлина».

Действительно, как?

А никак. Шахматы — игра. Одна из. Единственная польза на войне — позволяла не короткое время отвлечься. Но вообще-то на фронте не до шахмат было.

Петросян доел последнюю клёцку, и добавил:

— У немцев почти так же, но с организацией получше. Создали Lazarettbetreuung Schach, и учили выздоравливающих азам шахматной игры, проводили соревнования, гроссмейстеры давали сеансы одновременной игры. Ефим Боголюбов давал, да и Алехин поучаствовал. Но об этом мы писать не могли, — и он решительно принялся за кефир.

Так прошел первый полноценный день нашего тренировочного сбора.