Глава 14

6 сентября 1979 года, четверг

Медведь ждёт


— Размялись, — сказала Ольга.

— На славу, — подтвердила Надежда.

А я промолчал.

Разминались мы на учебно-тренировочной базе Министерства внутренних дел. Под Москвой. Недалеко.

Нет, разминка прошла на ура, никаких претензий. К нам и прежде, когда Андрей Николаевич был членом Политбюро, относились со всем вниманием, а сейчас, когда он стал ещё и Председателем Президиума Верховного Совета, вовсе старались предупредить каждое желание.

Желаний было немного: сначала выполнить приседания, наклоны, вращение туловища и прочие упражнения, а потом — спарринг. Для спарринга Лисе и Пантере выделили девушек соответствующей комплекции, и они возились друг с другом, швыряли друг друга и лупили друг друга. И так, и этак. Понимаю, что спарринг-партнершам был дан наказ поддаваться, но поддавались они искусно, а время от времени применяли хитрые и подлые приёмы. Потому что это не спорт, это рукопашная схватка в условиях, приближенных к боевым. Не слишком сильно приближенным, конечно. Но навыки совершенствуются.

Я же ограничился общефизической частью: наклонами, подскоками и ходьбой на месте.

А потом сел на скамеечку, и смотрел.

— Сами не желаете потешиться рукопашной, товарищ? — не без подначки спросил меня тренер, мужичок лет шестидесяти, сухонький, невысокий, но чувствовалось, что мужичок это непростой, с тройным дном.

— Нет, — ответил я. — Куда мне!

— А научиться? Мы можем научить многому. Лбом кирпичи ломать не учим, нет, а вот наоборот — очень даже запросто.

— Мне нельзя, — с видимым сожалением (наддал, наддал грусти!) сказал я.

— Что так? Хвораете, товарищ?

Ирония почти и не скрывалась. В глазах тренера я был кем? В глазах тренера я был альфонсом. Любителем примазаться к славным людям, примазаться и пожить за чужой счет. Попросту, паразитом. Глистой. В новеньком адидасовском костюмчике. И руки холёные.

— Нет, я здоров. Но ведь подобные тренировки, — я показал на Лису, которая лупила ногами по закрывшейся партнерше, — они без травм не обходятся?

— Бывают и травмы, как без этого, — согласился тренер даже как бы с удовольствием. — Бывают.

— Вот. А у меня работа тонкая, — я простёр перед собой руки, пошевелил пальцами, — меня мелкая моторика кормит. Травмы для меня нож острый. Никак нельзя мне травмы получать. Да и к чему мне это? Москва не Чикаго, в Москве преступности нет. Моя милиция меня бережет.

— Это точно, — опомнился тренер. Вдруг я, да нажалуюсь? — Москва точно не Чикаго. И даже мелкую преступность к лету, к Олимпиаде, изведем полностью. На сто первый километр, в целях профилактики.

— Потом-то алкоголики, тунеядцы и хулиганы вернутся. Ведь граждане же.

— Может, да, а может, и нет, — загадочно сказал тренер, и занялся своими прямыми обязанностями.

А я своими. Вязать узлы. Одновременно и левой рукой, и правой. Полезно, и на душе спокойнее становится.

Сегодняшние газеты вышли с большим портретом Стельбова на первой странице. А Би-Би-Си считает, что многое ещё впереди. По Конституции Стельбов теперь первый человек в стране, но и по сталинской конституции первым человеком был Калинин, однако реальная роль его была, скорее, представительской. Как распределятся роли теперь, покажет ближайшее будущее, заключили эксперты Би-Би-Си.

Конечно, покажет будущее. Этак и я могу пророчествовать.

Я-таки позвонил Тритьякову, рассказал о преследовавших меня салатных «Жигулях». Генерал обещал незамедлительно принять меры. Какие меры — не сказал, но сегодня утром «Жигулей» на хвосте не было. Зато трижды я замечал милицейские «Волги». Бережёт меня моя милиция!

Я и не сомневался.

Девочкам я тоже сказал о «Жигулях». Пусть поглядывают.

Сегодня утром бравый гаишник привез нам новые номера, и сам же их привинтил. И старые оставил. И бумагу дал, что оба номера правомочны. Такое иногда практикуется.

«Волга» у нас обычного серого цвета, а что мотор фордовский, так это не видно. Правда, кузов «универсал», такие у частников редко бывают. Вот нам и дали номер автомобиля, принадлежащего МПС, то бишь Министерства Путей Сообщения. Нечаянной путаницы не случится: — та «Волга» в ремонте, и будет в ремонте долго.

У нас не Чикаго. Далеко и совсем нет. Однако кое-что порой и у нас бывает, нам ли не знать. Значит, с ними нам вести незримый бой, так назначено судьбой.

И вот сейчас, напитанные адреналином и эндорфинами, девочки радовались: тренер оценил подготовку как удовлетворительную.

И очень может быть. Но только для гражданских лиц. С другой стороны, мы же и есть гражданские, не так ли?

— А вот молодой человек подготовкой пренебрегает, — наябедничал тренер девочкам.

— Он? Не обижайте его, он чувствительный.

— Мужчина должен уметь постоять и за себя, и за других!

— Вы его на стрельбище проверьте, он стрелять горазд! — девочкам стало за меня обидно.

— Стрелять? Надеюсь, не до зарплаты? — опять позволил себе вольность тренер.

Подкалывает он меня. Третирует. Специально, что ли?

И вот мы в тире. Молодые и суровые бойцы внутренних дел оттачивают стрелковое мастерство. Бах-бах-бах!

Я поспешил вставить в уши затычки-беруши. Доказано, что у спортсменов, занимающихся стрелковым спортом, слух снижен на сорок процентов по сравнению со спортсменами — легкоатлетами. Читал автореферат диссертации. Для общего развития, да.

— Здесь один товарищ… — сказал тренер, и тут же все посмотрели на меня. Он, видно, в большом авторитете, этот тренер. — Один товарищ, он хочет показать, как умеет стрелять. Мы ведь не прочь поучиться, перенять опыт, а?

Ему ответили одобрительным гудением, мол, пусть покажет, пусть. А мы посмеёмся.

Другой тренер, помоложе, стрелковый, спросил меня, стрелял ли я когда-нибудь из пистолета Макарова.

Было дело, ответил я. На сборах. После пятого курса.

Значит, умеете?

Ну, в принципе дело нехитрое.

Тогда слушайте: на восемь секунд появляются мишени, числом пять. Ростовые. На расстоянии двадцать пять метров. Ваша задача — поразить их за это время. Вам дается пять патронов…

— Но ведь магазин пистолета Макарова вмещает восемь патронов… — перебил я тренера.

— А патронов пять, что непонятно?

И вот дали мне пять патронов. Я, как сумел, поместил их в магазин, а магазин вставил в рукоять пистолета. Ничего, справился.

— Курсант… То есть лейтенант Чижик к стрельбе готов!

— Готов пугать котов, — сказал кто-то из стрелков.

— Антифон наденьте, — подсказал тренер.

Надел.

Дослал патрон. Принял стойку Вивера. И стал ждать.

Мишени появились как бы внезапно. Но не внезапно, их появлению предшествовал скрип, так что у меня была маленькая фора.

Бах-бах-бах-бах-бах. Всё, патроны кончились. Никаких контрольных выстрелов.

— Чижик стрельбу закончил, — доложил я. Снял антифон, извлек из ушей беруши.

Итогами стрельбы стрелок остался доволен. Сойдёт для штатского. Все пять мишеней поражены. Если бы потренироваться, то из меня мог бы выйти толк. А так есть дефекты. Ни одного выстрела в центр мишени, все по периферии.

— Ну, я же не спортсмен. И стреляю редко. Раз в год, или два, — стал оправдываться я. — Для меня и этот результат — достижение. А что не в центр мишени… Во-первых, на нападающих могут быть бронежилеты. Во-вторых, если пуля попадет в колено, или в голову, мало не покажется. В третьих, нужно ведь и в живых кого-то оставить. Для допроса, для проверки, на развод. А если всех положить, потом гадай, откуда взялись, кто их послал, ну, и тому подобное. В-четвёртых, выбирать не приходится, это же не просто мишени, это вооруженный противник, и он не смотрит на тебя, а стреляет. Цейтнот! А в цейтноте все средства хороши, — стал по-студенчески оправдываться я, и, похоже, оправдался. Больше вопросов ко мне не было.

И только на пути домой Ольга спросила:

— Ты сердишься, Чижик?

— Я боюсь, — честно ответил я. — Когда противник не знает, что я вооружен и опасен, у меня есть шанс. У нас, — поправился я. — А если знает, то шансов нет. Теперь они знают.

— Так это же не враги, а наоборот, это Особый Отряд.

— Особый отряд? В каком смысле особый?

— Секретный. Ты, Чижик, к девятому управлению приписан, так?

— Так точно.

— Комитета госбезопасности?

— И это верно.

— А особый отдел — это милиция. Эм Вэ Дэ. Нельзя все деньги прятать в один валенок. Здоровое социалистическое соревнование на пользу всем.

— Ну, разве что соревнование, — сказал я, и успокоился. Для вида.

На самом же деле причин для покоя нет. За рулем Ольга, штурман — Надежда, и мы мчались на все сто. Километров в час, в смысле. Шоссе здесь в две полосы, машин мало, вот и хочется показать удаль. Сто, сто десять, сто двадцать…

Но не это тревожило меня. Ну, ладно, МВД, пусть. Но зачем им знать, на что я способен, зачем? И неужели они ничего не слышали о моих прежних… как бы это выразится… достижениях?

Может, и не слышали. «Девятка» делиться сведениями с конкурентами не станет. Она и с не конкурентами делиться не станет. Что происходит в «девятке», в «девятке» и остаётся.

С другой стороны, опасность часто грозит не от троцкистов, не от недобитых фашистов, а от криминала, причем криминала мелкого, шпанки. И тут милиция сработает лучше госбезопасности — у неё и агентура есть в этой среде, и глаз намётан, цап-царап, и ваших нет.

А, главное, что может чижик, оказавшись между волком и крокодилом? Взлететь повыше на веточку, спрятаться в листве, молчать. Больше ничего.

Мне хотелось домой. Переодеться. Мой спортивный костюм пропах порохом, а я этого не люблю. Невесёлые ассоциации. Придётся отдавать в химчистку.

И сам я порохом пропах.

С приближением города скорость падала, а уж по улицам столицы мы вообще ехали скромно, выстаивая перед светофорами и пропуская пешеходов там, где они хотели пройти. Пешеходы в Москве светофорами не очень-то стесняются. Идут, когда им нужно. И куда. Особенно на окраинах. Ближе к центру милиция штрафует. И улицы широкие. И подземные переходы есть.

В Чернозёмске тоже есть два подземных перехода. Но вид не тот. Совсем. Обсыпались, из ступенек проволочная арматурка проглядывает, так и норовит зацепить прохожего за ножку. Нет пока в Чернозёмске культуры подземных переходов.

Пока я размышлял о различиях столицы и провинции, мы добрались до дома.

В подъезде теперь полноценный пост, с дежурными сержантами. При оружии. Как хорошо, что бдительнее стало!

Душ, переодевание в свежее — и мир заиграл новыми красками. Девочки вызвали служебные машины, им нужно в издательство. Руководить и направлять. А я решил навестить Спорткомитет. Пора, пора потихоньку собираться в путь-дорогу. Варить вкрутую яйца, запасаться сухарями, пакетированными супчиками, плиточным чаем, кипятильником на 250 ватт, не мощнее, чтобы в гостинице пробки не вылетали. И прочие необходимые в заграничной командировке вещи уложить. Валюту сейчас выделяют столько, сколько положено по приказу от 1971 года, а ведь на Западе страшная инфляция! Капиталисты мало того, что присваивают произведенную трудовым народом прибавочную стоимость, так они и деньги, которыми расплачиваются с народом, обесценивают! Добрые люди в помощь командировочным даже самодельную, никем не утвержденную памятку написали, что брать с собой для экономии валюты, как готовить суп в цветочной вазе, и тому подобное. Написали, размножили на «Эре» и продавали по три рубля. Недолго продавали: чей-то возмущенный разум вскипел и сообщил Куда Следует. Теперь переписывают от руки.

Меня это, конечно, не касается. Пока не касается. Средства имеются в достатке. А вот придётся закрыть зарубежные счета, как я тогда запою?

Драматическим тенором. 'Куда, куда вы удалились… Обычно исполняет тенор лирический, но в связи с обстоятельствами даже великий Козловский не выдержал бы. А Шаляпин и не выдержал. Взял, да удалился. Куда? Туда. Чем вызвал законное негодование Владимира Владимировича:


Или жить вам,

как живёт Шаляпин,

раздушёнными аплодисментами оляпан?

Вернись

теперь

такой артист

назад

на русские рублики —

я первый крикну:

— Обратно катись,

народный артист Республики!


Действительно, обидно. У Шаляпина — деньжищи, а у Владимира Владимировича не то, чтобы вовсе нет, но приходится экономить, чтобы привезти чужой жене автомобильчик из-за границы.

Интересно, а если бы Владимиру Владимировичу предложить «Волгу — 24» вместо его «Рено Торпедо»? Мотор в сто сорок лошадок или около того, просторный салон, яркие фары, плавный ход на ста двадцати? Махнём, а?

И где бы Маяковский разгонялся, до ста двадцати?

Я ехал по Москве, и воображал, что рядом сидит Владимир Владимирович.

Сидит, и декламирует:


Деньги,

товарищ,

Неси в сберкассу!

И тебе

спокойней,

И рабочему классу!


Владимир Владимирович и работал много, и зарабатывал много. Раз в тридцать больше какого-нибудь советского служащего. Но бился с налоговой инспекцией за каждую копейку. Никак не хотел отдавать заработанные напряжением собственных нервов деньги на благо социалистического государства.

Так то он, гений всех времен, гуляка и повеса.

— Владимир Владимирович, а почему вы застрелились? — спросил я попутчика. Вопрос, пожалуй, бестактный, но когда ещё предоставится случай.

— Поживёшь с моё, поймёшь, — ответил кумир миллионов. И медленно растворился, не оставив после себя ничего, кроме стихов лесенкой. Не по нраву пришёлся вопрос.

Или просто не захотел расстраивать?

У здания спорткомитета на клумбе работали садовники. Человека два. И трое то ли из начальства, то ли проектанты. На будущий год клумба должна будет изображать олимпийскую символику — переплетение колец, Мишку и высотное здание, так написано в сегодняшнем «Советском Спорте». А готовить нужно уже сейчас. Прежде, чем сажать, следует выкопать. Такая вот повестка дня.

Миколчук встретил меня мало сказать приветливо, нет. Радость, воодушевление, готовность по первому зову своротить горы — вот что я читал на его лице. Как не прочесть, если написано преогромными буквами, как заголовок передовицы в «Правде». Он даже с кресла вскочил, и встретил меня чуть ли не на пороге кабинета. Встретил, проводил до самого стола, усадил сбоку, а сам сел напротив, мол, мы здесь одной крови, и на равных. Он и я.

Речь завел исподволь: как здоровье, как настроение. Я ответил, что здоровье моё — хоть в Антарктиду отправляйся на зимовку, а уж в Берлин и подавно можно. А настроение, не отставал Миколчук. А настроение осеннее. В смысле? В смысле — готов к битве за урожай.

Миколчука ответ порадовал. Он прямо-таки расцвел, словно на дворе май, а не сентябрь.

— Битва — это хорошо, битва — это именно то, что нужно, — сказал он.

И мы стали обсуждать детали.

— Наша команда, Михаил Владленович, будет размещена в замечательной гостинице, Hotel Stadt Berlin, — произнес он с гордостью. Явно тренировался Адольф Андреевич. — Это вроде нашего Интуриста, высший класс. Небоскрёб!

— Сколько добираться до игрового зала?

— Около получаса. Нам выделят автомобиль, и на нем мы будем перемещаться через КаПэПэ, в Западный Берлин.

— Нам?

— Да, я тоже буду вместе с делегацией в Берлине.

— Очень приятно.

Я не очень-то и кривил душой. На пол-румба, не больше. С Миколчуком я уже выезжал и на финал матча претендентов, и в Багио. Работать можно, а это главное.

Делегация наша большая — ну, относительно. Геллер, Доломатский и Макаревичев — шахматисты. Мне лично достаточно и Ефима Петровича, но матч — дело общественное. Нужно готовить молодежь. Пусть подышат воздухом вершины. Доломатский и Макаревичев как раз и были молодежью, хотя Макаревичев старше меня на год. А Доломатский младше, да.

Кроме шахматистов, входят в делегацию и переводчики в штатском, Иванов и Смирнов, входит и врач Григорьянц, тоже в штатском, и… Алла Георгиевна Прокопенко, тренер общефизической подготовки. Вот уж сюрприз!

— Её настоятельно рекомендовали ваши постоянные тренеры, Ольга Стельбова и Надежда Бочарова, — как мы могли отказать?

Действительно, как?

Девочки со мной не поедут. Будут навещать, от Москвы до Берлина два часа лёту, но у них своей работы много. Нет, если нужно, мы, конечно, готовы, сказали они. Как я мог настаивать? Они только-только обживаются в «Молодой Гвардии», у них и в самом деле ответственнейший период.

Но Алла Георгиевна…

Пусть. У нее же папа — большой генерал в группе войск в Германии. Поддержит, если что. Шутка.

И тут неожиданно (ага, конечно) зашёл Павлов.

— Поздравляю, поздравляю! — сказал он.

И поздравил: мой рейтинг достиг рубежа две тысячи восемьсот. У Фишера на пять пунктов меньше! А у Карпова на пятнадцать! Ура!

Потом пожелал мне победы. Безоговорочной! И под конец сообщил ещё одну приятную новость: командировочные мне, Михаилу Чижику, будут идти по сетке заместителя министра!

Я выказал признательность. Ценит, ценит государство шахматистов, и создает им все условия.

О призовых ни Павлов, ни Миколчук не сказали ни слова.

Интересный симптом. Впрочем, медведь не убит, медведь ждёт меня.

Ждёт и облизывается.

Загрузка...