Барометр падает

Глава 4

16 августа 1979 года, четверг, вечер

Тихий мирный ужин

Супчик мой прошёл на «ура», затем пришла очередь самой курицы, а на гарнир — вермишель. Всё, как в пионерском лагере, только порции побольше.

Лиса и Пантера ели и нахваливали. Почему не нахваливать? Работа, она способствует аппетиту. Нет, сначала-то, конечно, водные процедуры и всё такое, а трапеза — потом.

Кстати, девочки тоже потеряли в массе. И тоже семь килограммов. Но на двоих. Что их не очень и расстроило. «Подсушились», — сказали они. И по этому случаю мы завершили трапезу тортом. Что может быть лучше торта «Киевский» на десерт? Ничего не может лучше торта «Киевский» на десерт! Его они купили по пути домой.

Нет, не в ГУМе.

В ГУМе случилось чрезвычайное происшествие. Возмутительная выходка. Или террористический акт. Пока не решили, как квалифицировать.

А именно — взорвалась бомба. В секции одежды. Где как раз продавали джинсы. Наши, советские. Из «орбиты». Очередь, волнение, больше двух в одни руки не давать. И тут — взрыв. Бомба оказалась перечная — взрывчатки чуть, несколько граммов, но много толчёного перца, острого, едкого. Слёзы, кашель, чих. Паника. А вентиляция разносит перец по всему ГУМу. «Скорая», пожарные, милиция… Людей вывели. За медицинской помощью обратилось более ста человек, в основном глаза промывали, дыхательные пути, ну, и успокаивали. Двадцать человек — в стационар: бронхоспазм, нарушение дыхания. Пока все живы. Начато следствие.

Это Лиса и Пантера не по радио услышали, радио работает штатно, по программе. У Лисы и Пантеры свои источники. Вывод: будьте бдительны, будут строгости.

Но строгости строгостями, а работа работой. Тебе, Чижик, нужно готовиться к матчу. Задание комсомола — победить! Кто, если не ты, докажет торжество советской шахматной школы?

А им нужно заняться «Молодой Гвардией», наверстать, догнать и перегнать! И вот ещё что: простого человека Женю Конопатьева можно сделать и.о. директора «Космоса». Нам всё равно не разорваться, а Женя показал себя не только толковым врачом, но и хорошим организатором. Так что, если нет иной кандидатуры, Женю — в Ливию не просто врачом, а главным врачом!

Признаться, я и сам об этом подумывал. Кому, как не нам, птенцам гнезда Бурденко, покорять новые вершины? Женю мы знаем много лет, вместе учились, сейчас вместе поработали. Лучшей кандидатуры нет.

— Осталось уговорить Женю.

— Уговорим, — сказали хором Ольга и Надежда. Слаженно сказали, в один голос. Ну да, они вместе работали, в диализных палатах.

— Кстати… — начала Лиса.

— Кстати? — доброжелательно ответил я.

— Насчёт аппаратов…

— Я к ним не имею никакого отношения, — твёрдо сказал я. — Мое дело было оплатить закупку и перевозку. Теперь они на балансе «Винокурни», во всяком случае, так предполагалось. И «Винокурня» может распоряжаться ими, как посчитает нужным.

— Она и распорядится, не волнуйся. Но вот расходные материалы…

Аппаратыя купил не сгоряча. По расчёту купил. «Москву», мою любимую гостиницу, мой любимый ресторан, взорвали на моих глазах. Пройти мимо, точнее, проехать на «Волге» с фордовским мотором, я не мог и не хотел. И тут же созвонился со Стельбовым. Он, конечно, был занят, но соединили сразу — он боялся за Ольгу, знал, что мы часто обедаем в «Москве» и просто так, и по делам. Узнав, что с Ольгой, и со всеми нами, всё благополучно, он хотел положить трубку, но тут я сказал, что после подобного завала будет множество пострадавших, которым потребуется «искусственная почка», и что у меня есть связи с фирмой, производящей эти аппараты. Я могу за свой счет закупить аппараты, прямо сейчас, но мне нужна зелёная улица, чтобы они не застряли на таможне. И чтобы межгород соединял без проволочек.

Стельбов постарался, Политбюро экстренно приняло решение, Правительство оперативно провело его в жизнь — и в «Винокурне» появились восемь аппаратов «A2008»  германской фирмы Fresenius.

А я избежал принудительного раскулачивания. Не факт, что оно последовало бы, не факт, что я поддался бы, но теперь на ехидные вопросы Андрея Николаевича, зачем мне столько денег, я могу ответить, зачем.

Кстати, стоили аппараты дорого, но не безумно дорого. В пересчете по официальному курсу дешевле отечественных.

Проблема заключалась в расходниках. Аппараты могли работать много лет, но нуждались в расходных материалах — как автомобиль нуждается в топливе. Без топлива любой автомобиль никуда не поедет, без расходников «искусственная почка» работать не сможет. Деталь интерьера, и только. Именно расходные материалы, поставляемые год за годом, и составляют основную прибыль фирмы.

И когда новоназначенный заведующий диализным отделением принимал у Евгения Владимировича Конопатьева дела, он поинтересовался, как там с расходниками.

— На два месяца хватит тех, что прилагались к поставке, — ответил Евгений Владимирович.

— А дальше?

— А не нужно дожидаться «дальше». Нужно прямо сейчас заказать у фирмы новую партию. И делать это постоянно, не допуская перерыва, потому что от работы «искусственной почки» зависит здоровье и сама жизнь больного.

— Заказать у фирмы?

— Именно. Реквизиты здесь, в этой папке. Заказываете, оплачиваете, и получаете в оговоренный срок.

— Какой срок?

— Оговоренный. В Ливию — в пределах десяти дней: из Германии в Италию сушей, а дальше морем. Авиацией быстрее, но дорого. В налаженном хозяйстве скорость не критична, главное — ритмичность поставок.

— То есть оплачиваете вы сами?

— Оплачивает лечебное учреждение, да.

— Валютой?

— Ею, голубушкой.

И теперь «Винокурня» закидывает удочки: а не может ли Михаил Чижик и впредь оплачивать поставку расходных материалов из Федеративной Республики Германии?

— Нет, — ответил я просто. — Чижик не будет оплачивать поставку расходных материалов из Федеративной республики Германии.

— Обоснуй, — потребовали Лиса и Пантера.Вместе.

— Легко. Нас этому в школе учили.

— Чему?

— Не путать свою шерсть с государственной. «Винокурня» — государственное учреждение здравоохранения, финансируется из бюджета Москвы. Следовательно, закупка необходимого, будь то медикаменты, расходные материалы, тапочки и всё остальное, осуществляется централизованно, из городского бюджета.

— Но ты же купил аппараты?

— Чрезвычайная ситуация: обычным путём закупка аппаратов заняла бы месяцы,если не годы, а счёт шёл на часы. Сейчас же времени достаточно. И, кстати, купил не я, и не себе, купило государство, и как раз себе, я лишь оплатил покупку. Разовая акция, пример невиданной щедрости.

— У государства трудности с валютой!

— А у меня валюты и вовсе нет.

— Как нет?

— Вот так и нет. Большая часть ушла на проект «Космос», остатки — на аппараты. На счетах — мелочь, на карманные расходы. Экономика должна быть экономной, так и передайте, если спросят.

Девочки явно огорчились. Демонстративно включили телевизор, стали смотреть новости.

Ничегошеньки о происшествии в ГУМе. Зато вновь показали сюжет с экстренной доставкой аппаратов для диализа: пусть все знают, что Родина ничего не жалеет для своих сыновей и дочерей. Вот почему сыновья на первом месте? В алфавитном порядке должно быть наоборот.

Ничего удивительного в желании помочь «Винокурне» нет. Девочки работали бок о бок с врачами больницы в экстренной ситуации. Это как в бою. Сплачивает. И вот теперь их отзывают, товарищи остаются на передовой, а патроны на исходе. Как не помочь?

Но… Но для государства решить проблему легче лёгкого. Правда-правда. Валюта? В Федеративную Республику Германии качают природный газ. Десять миллиардов кубометров. Каждый год. За очень хорошие деньги. И тратит эти деньги государство согласно государственным же приоритетам. Ему виднее, что покупать.

Всё равно некрасиво. Красиво — если я всё до копейки раздам нищим. Нет, нищим нехорошо, лучше сказать — нуждающимся. Вот теперь тебя полюбят, вот теперь тебя похвалят. Хотя и тут…

— Мне тут анекдотец Эртель рассказал, — обратился я к девочкам. — Больной благодарит врача: ой, спасибо, ой, век помнить буду, вы же мне свою почку отдали для пересадки!

Выходит из больницы, и ругается: сволочь этот врач, отдал одну только почку, а мог бы и обе, он же клятву приносил ради больных себя не щадить, этому… гиппопотаму, вот!

Но девочки продолжали печалиться.

Ничего, это даже хорошо. Кто в молодости не был щедрым, у того не было молодости.

И денег тоже. Но деньги — дело наживное, а щедрость — врождённое. Однако не стоит путать щедрость с расточительством.

Я достал из сейфа гроссбух. Несмотря на название, книжечка небольшая.

— Ввожу в курс дела. Итак, внимание. На счету в Дойче Банке у меня округлённо семнадцать тысяч марок Федеративной республики Германии. В двух банках США — восемнадцать тысяч долларов. Кроме того, я владелец акции компаний: «Жиллет», той, что производит бритвы, «Интел» — это микроэлектроника, и немного ChessIntelligence' — шахматные компьютеры. Это — для Ми и Фа.

— В каком смысле? — хором спросили Лиса и Пантера.

— На обучение. Вдруг они захотят учиться в Эдинбургской медицинской школе? Или в Оксфорде? В Йельском университете, или в Гарвардском? Образование в мире капитала это бизнес, стоит недёшево.

— Ты думаешь, они смогут учиться за границей?

— Если захотят. Они, другие дети, все, у кого будет желание, способности и деньги.

— А у нас?

— И у нас, конечно. Захотят учиться у нас — будут учиться у нас.

— А деньги? Зачем в наших институтах деньги?

— Платить за обучение, вестимо. Ну, и есть, пить, одеваться тоже будет нужно.

— Странные у тебя шуточки.

— Это не шуточки. Всё меняется. Что самое неприятное — меняется не по плану. Совсем не по плану. В будущем году у нас что?

— Олимпиада! — опять хором ответили девочки.

— А по плану должна была быть построена материально-техническая база коммунизма. С цифрами и фактами. Сталь, электроэнергия, квадратные метры жилья — всё было подсчитано. А главное — полное осуществление принципов коммунистического самоуправления. Но, увы. Жизнь оказалась сложнее, чем представляли теоретики.

— И как из этого следует, что Ми и Фа будут учиться в Эдинбурге?

— Почему непременно в Эдинбурге? Может, в Сеченовке, может, в Карловом университете, может даже в Массачусетской техноложке, где захотят. Мир будет открыт — какое-то время. И нужно прожить это время так, чтобы не было мучительно больно за упущенные возможности. Для этого и создается фонд «Ми-Фа».

— Но капитализм, кризисы… Все эти акции могут лопнуть!

— Или Америка станет коммунистической! — подхватил я. — Всё может быть. Но акции есть не просят, пусть будут. Итак, каков вывод?

— Каков?

— Играть в графа Монте-Кристо мы не будем. Нет у нас того базиса, который был у графа, и близко не стоим. А хоть бы и был, ничего ведь путного граф не совершил, разве что спас от разорения своего бывшего работодателя. Дело богоугодное, и только. Всё остальное ушло на увеличение числа несчастий, которых и без того в мире с избытком. Как там в финале-то? Разрушил жизнь многих людей, уплывает на роскошном корабле в неизвестность, обладая несметными богатствами — и всё, конец фильма.

— А должен был построить больницу для бедных? — спросила Лиса не без ехидства.

— Марксизм-ленинизм утверждает, что благотворительность — это всего лишь лицемерная попытка откупиться, и пользы от неё как от примочки на деревянной ноге. Бедняки сами должны организоваться, взять управление в свои руки и строить то, что требуют обстоятельства. Граф Монте-Кристо, скорее, должен был развивать промышленность, создавать фабрики и заводы, обостряя противоречия между трудом и капиталом, тем самым приближая революцию, и, как итог — светлое коммунистическое будущее.

Я, конечно, нес дичь, но именно дичь сейчас и требовалась. Бытие определяет сознание. Мы месяц пробыли врачами, и теперь у нас сознание советских врачей. Всех мыслей — не забыл ли я в животе у больного зажим или салфетку, будет ли завтра нужная кровь, и когда же, наконец, мы получим нормальные перчатки? Причём считать зажимы и салфетки — дело операционной сестры, а перчатки — ну, ждём, когда медицинская промышленность нашей страны наладит их выпуск. Давно ждём. Чтобы и тонкие, и прочные, и стерильные, и разовые.

Вы хотите, как во Франции? Да, очень!

И если поработать месяц за себя, за маму, за папу и за того парня, мир за пределами больницы покажется чем-то малореальным, несущественным. Настоящая жизнь — здесь, в операционных, в палатах интенсивной терапии, важны только больные, а всё остальное подождет. Особенно подвержены такому мировосприятию врачи в первые годы служения. Потом некоторые успокаиваются, понимают, что, сколько не лечи, всех не вылечишь, на место одного тут же поступит другой — и работают спокойно, отстранёно, после работы снимая вместе с халатом и все больничные заботы.

А бывают и другие, которые продолжают гореть. Оставляют своего больного малыша дома, потому что в поликлинике ждут другие малыши, ведут приём не по часам, а до последнего больного, и даже порой из собственных смешных зарплат покупают медикаменты, которых почему-то нет в больнице.

Их награждают благодарностями и почётными грамотами, их ставят в пример молодежи, и так, по цепочке, передаётся завет: светя другим, сгорай сам.

Однако я ни Лисе, ни Пантере судьбы копеечной свечечки не желал. Себе тоже. Поработали на переднем крае — пора реабилитироваться, возвращаться к мирной жизни.

— Как дела с фильмом? Когда премьера? — спросил я.

— Не волнуйся, Чижик, у нас всё под контролем, — ответила Надежда. — Великое изобретение «телефон» позволяет участвовать в процессе дистанционно. Быть и тут, и там одновременно.

— Вот если бы еще можно было видеть! — мечтательно протянула Ольга. — Но видеотелефоны пока диковинка, как слоны в Санкт-Петербурге сто лет назад. Или сто пятьдесят. При дедушке Крылове.

— А все-таки, когда же?

— Кино — это не фигли-мигли, кино — это кино. Технический процесс! Но я думаю, решение примут скоро — о категории, о числе копий, о дате премьеры. Мы не хотим фильмом закрыть год, мы хотим им год открыть. Где-нибудь в середине января. Когда долгими зимними вечерами люди сидят возле камина и слушают страшную сказку, — сказала Ольга.

— Страшную, но симпатичную, — голосом Ливанова добавила Надежда. — Наш следующий проект — это телефильм. Для дома, для семьи. На пять серий. Пушкин в ссылке, в Кишинёве, молдавские пейзажи — и страшные вурдалаки в лесах наводят ужас на окрестных крестьян. Вурдалаками окажутся боярские недоросли, ошалевшие от вседозволенности и безнаказанности. Скучающий Пушкин вызывается расследовать тёмное дело, генерал Инзов даёт ему в помощь пятерых солдат… Будет интересно.

— И ты сможешь написать к фильму музыку, — добавила Ольга.

Музыку…

— Забыл упомянуть, есть у меня и рискованный проект, — спохватился я. — «Chizzick International», опера «2026». Студийная версия.

— Видишь, как интересно: прямо по Павлову, лучший отдых есть смена деятельности. Попашешь пашню, попишешь стихи.

— Картошку убирать мы поедем послезавтра. Впятером, — твёрдо сказал я.

Уборка картофеля, чуть больше сотки, стала ритуалом. Лев Николаевич землю пахал, а мы вот картошку убираем. Картошка у нас лучших сортов, растёт под присмотром Андрея Петровича, агронома-трезвенника. Выкапывать ее — просто удовольствие для тех, кто понимает. Одну сотку-то.

— Поедем, поедем. Завтра проводим Женечку, ночью поедем в Сосновку, а в понедельник вернемся в Москву. А то «Молодая Гвардия», поди, заскучала уже.

«Молодая Гвардия» — это не журнал, «Молодая Гвардия» — это целое издательство, в котором девочки занимаются фантастикой и приключениями.

Ответственное дело. Прочитанные в детстве и юности книги часто определяют судьбу человека.

Вечер. В телевизоре звук мы почти убрали, так уютнее. Звукоизоляция в квартире на славу — пол, потолки, стены, окна, двери.

Но в звуки Гайдна, концерт которого звучал по второй программе, вплетались звуки посторонние. Звуки улицы.

Я подошёл к окну.

Да, Кремль. И у Кремля — танки. Пять, шесть, восемь…