Баллада о краденой памяти

1. Осада

Старый князь полулежал на руках нескольких залитых своей и чужой кровью телохранителей. Сквозь только что наложенную повязку быстро проступало темное пятно. Лекарь отступил в сторону:

— Постелите плащ и очень осторожно кладите его.

По еще мощному телу князя пробежала дрожь, он открыл глаза, колюче глянул из-под лохматых бровей на толпившихся вокруг:

— Идите на стену. Наследника сюда. Быстро, у меня мало времени.

Люди безропотно отступили. Возле стареющего правителя страны Миррор остался лишь лекарь. Князь проворчал:

— Высунься. Что там делается внизу?

Лекарь послушно выглянул из-за зубца, укрывавшего их от стрелок и дротиков кочевников, глаза почти сразу наполнились слезами от едкого дыма, испускаемого горящими поселениями ремесленников вблизи от крепостной стены, но он продолжал смотреть, пока не уяснил себе положение дел.

Атака кочевников на ворота снова провалилась, и теперь их теснили с предательством опущенного откидного моста лучшие воины князя. Выслушав доклад, он поморщился, буркнул:

— Что же, может быть это и удастся. Во всяком случае, моего племянника осенила не самая глупая из его идей. Где он сам, я не могу долго ждать.

Торопливый перестук каблуков несколько успокоил этого еще не старого сорокалетнего мужчину в синем кафтане, залитом темными пятнами. Следом за звуком появился и наследник, семнадцатилетний юноша с тонкими чертами лица, одинаково изнеженными и жестокими. Опустившись на колени перед старым князем, он взял его руку:

— Я здесь, повелевай.

Старый князь пренебрежительно кашлянул:

— Повелевай? А есть у меня уверенность в том, что ты исполнишь повеление? Нет уверенности.

— Послушайте, дядюшка, стоит ли сейчас тратить время на старые…

— Довольно. Объявляю тебе свою последнюю волю: потому как надежда на тебя у меня слабая, но я еще в ответе за всех, кто сейчас еще жив на этой несчастной земле, то сделаешь ты вот что. В глухих подвалах самой высокой башни этой крепости я когда-то заключил одного чернокнижника. Ты поставишь условием его освобождения уничтожение Дикой Рати. Ты в ответе за народ, живущий в твоей стране — и последняя моя воля в том, чтобы ты прекратил вторжение кочевников любой ценой.

Длинная речь утомила его, старый князь облизал сухие губы:

— Вина!

— Но если этот чернокнижник не сможет уничтожить Рать, — спросил наследник, — Можно ли мне будет просить мира ради моих подданных?

Старый князь с горькой издевкой глянул на юношу:

— Просить — да. Получить — навряд ли. Иначе я не говорил бы про колдуна. Иди и сделай это.

— Но…

— Умереть я сумею и без твоей помощи. Ступай. Стой. Сними мой перстень, иначе не пропустят. Теперь — иди.

Послышались торжествующие крики и скрип поднимаемого моста. Сражение завершилось, позволив и осажденным, и осаждающим привести себя в порядок, перевязать раны и немного восстановить силы.

В сопровождении ключаря молодой князь спустился по скользкой влажной мрачного вида лестнице в подвалы главной башни. Главный здесь человек — угрюмого вида, в черном кафтане коротышка ростом по плечо молодому князю, нес впереди факел.

Тревожная шумная разноголосица множества возбужденных стычкой людей постепенно стихла за спинами, сделав слышимыми звучное капанье влаги, потрескивание смолы в пламени факела и шарканье ног.

Коридор подземелья внезапно перешел в гулкую холодную темноту пещеры. Теперь можно было услышать звуки, обнаруживающие присутствие живых людей — вздохи, капель, невнятное бормотание.

Молодой князь зябко передёрнулся, увидев несколько совсем потерявших человеческий облик лиц, прижавшимся к толстым ржавым прутьям решётки, перегораживающей небольшие ответвления в огромной пещере. Вскоре, опустившись еще ниже, они подошли к кажущемуся совсем необитаемым рукаву пещеры, забранному тройной решеткой с начертанными на полу, стенах и потолке священными текстами, охраняющими от злой воли самого охраняемого из секретных узников государства Миррор.

Мрачный монах из воинствующего ордена Одду молча вопросительно поклонился молодому князю. Он казался нечестивым порождением тьмы в своём угольно-чёрном балахоне, с бледным лицом на котором выделялись горящие глаза религиозного фанатика. Князь показал перстень:

— Приведи сюда ведуна, я желаю говорить с ним.

Совершив подобающий жест, монах прошелестел:

— Повинуюсь, — повернулся и неторопливо стал отпирать многочисленные исписанные охранными знаками замки. Когда последняя решетка открылась, монах основа сделал охранительный от колдовства жест и вошел внутрь, навстречу глухому звону цепей и странным рычащим звукам.

Здесь пахло зверем и гарью факелов, и князю припомнились вдруг строки из просмотренной недавно крамольной книги одной из новых сект, что плодились последнее время как грибы после дождя: «И придет Зверь, и настанет на месте сем плач и стон великие, и слева от него будет мор, а справа голод…»

Лязг цепей приблизился, князь увидел монаха, несущего в охапке что-то грязное и бесформенное, наподобие вороха старых тряпок, закованное так, как положено заковывать колдунов правая рука к левой ноге, левая рука к правой ноге. Казалось, колдун давно мертв. Его заросшее по самые глаза грязное лицо задрало давно не стриженую серую от пыли бороду вверх.

Монах положил ведуна у самой черты охранительных письмен и стал с силой растирать лицо и руки жалкого крысоподобного человечка, вид которого никак не вязался со всеми предосторожностями его содержания. Спустя недолгое время колдун застонал. Князь отстегнул фляжку и бросил монаху; Дай ему вина.

— Но…

— Я сказал: дай ему вина. И принесите доброй еды. Похоже, ему понадобятся все его силы.

Колдун присосался к роскошной, оплетенной золотым шнуром княжеской фляге, перевел дух, повернул голову с загоревшимися недобрым огоньком маленькими глубоко посажеными злобными глазками, оглядел с ног до головы князя и его немногочисленную сейчас свиту, сплюнул и неожиданно глубоким голосом сказал:

— Ничего себе так винцо. Значит, потребовались мои услуги, а? Что же такое происходит, если род Боридов приходит за помощью к старому врагу? Старик наступил на гордость, чертовски занимательно! Никак наверху происходит Историческое Событие?

— Старый князь умирает или уже умер. Я же не знал о твоем существовании на этом свете, и намеки твои мне непонятны, — сдержанно отвечал князь:

— Хочешь ли ты оказаться на свободе?

Колдун принял сидячее положение. Быстрота движений этого истощенного холодом и недоеданием человечка была невероятной, и тем неприятнее становилось его сходство с облезлой крысой:

— Вон даже как? Ну это еще подумать надо. Что захотят в обмен от меня? Цена-то не может быть маленькой, как я понимаю, а?

Князь снова сдержался, плавно вздохнул, снова ощутив исходящий от пленника звериный запах:

— Что ты знаешь о происходящем в стране?

— Ничего. Этот глупый монах последние десять пет говорит только о вере и вечности. Если у него бывает настроение поболтать. Предыдущий был ничем не лучше. Наверно, они все такие. Хотя…

Колдун задумался, поблескивая глазками, забормотал:

— Большое сражение, вы его проиграли, где-то под Полуночными Горами, еще несколько неудачных битв, каждый раз все ближе к столице…

— Значит, вы говорили не только о вере? — с внезапно вспыхнувшим раздражением спросил князь: — А, теперь это неважно. Да, безымянный, примерно так всё и было. Со стороны Великой Пустыни пришли несметные орды людей, одетых в плохо выделанные мешковатые, косматые шкуры, с дикими обрядами и непонятной ненавистью они уничтожали всех, кого им удавалось захватить. Перед их исступленными толпами пали приграничные крепости севера. Мы дали сражение так скоро, как только смогли, и… — голос князя прервался, он глотнул злую слюну, сжал губы, — Они теперь здесь, Под стенами столицы. Не знаю, чем ты прогневал моего дядюшку, но он был уверен, что твои чары способны остановить нашествие. И если ты можешь сделать это, то вот мое слово: уничтожь их, и ты станешь свободен, и воздадут тебе почести, и любые вещи в сокровищнице ты сможешь взять себе. А потом ты уйдешь, куда пожелаешь, и никто не остановит тебя. Но если возьмешься и не сможешь — о, тогда тебя ждет долгая смерть.

Наступила тишина, которую нарушали лишь удары звонких капель да дыхание людей. Колдун пошевелился:

— Ты ждешь ответа? Сейчас я не готов ответить тебе. Может быть, мне придется выбрать смерть, кто знает?

— Даю тебе пять минут на раздумье, — отрывисто сказал князь, поставил на пол перед собой крошечные песочные часы, — Я так привык. И кто ты такой, чтобы указывать князю?

Колдун неожиданно расхохотался, и стоящий неподалеку от того угрюмый монах покрепче взял в руку тяжелые каменные четки. Неожиданно любезным тоном юркий человечек сказал:

— Пять минут, говоришь ты? Но я могу побеспокоить своего хозяина не всегда, и не всегда он отвечает сразу. И еще мне необходимы две вещи: плотно поесть, чтобы набираться сил, да нужен мой мешок с колдовским имуществом. Без него я не смогу обратиться к силам, необходимым для твоего дела. А если потребуется что-то там еще, так пустяки, которые нетрудно отыскать и в осажденном городе. Ага, вот уже и еду несут…

Колдун выхватил из рук монаха котелок с похлебкой, ложку и стал шумно хлебать горячий мясной отвар. Князь отвел глаза. Только суровое воспитание мешало ему сейчас повернуться и уйти, прекращая унижение. Только с детства внушенная ответственность за других людей, оказавшихся сейчас под угрозой страшной смерти принуждала смирять гордость и самолюбие. Скоро безобразное чавканье прекратилось, раздалось бульканье княжеской фляги, затем колдун вздохнул, почесался и пробормотал:

— Негоже, конечно, появляться перед моим Владыкой в эдаком затрапезном виде, ну да ладно. Как только принесут мой гадательный мешок, я попробую вызвать его. Да вели, князь, чтоб принесли тебе кресло, коли хочешь смотреть, дело-то небыстрое. Хорошо, если к утру управимся…

— Господин! Господин! — прервал колдуна крик, — Они идут на штурм!

— Поговорим позже. Сейчас мое место среди воинов, — бросил юноша, повернулся на каблуках, — В пище и прочих человеческих нуждах не отказывать.

— Что же, в долгу не останусь! — услышал он колдуна и тут же забыл о нем, почти бегущий обратной дорогой навстречу гари, звону оружия, завыванию остервенело лезущих в разбитые ворота кочевников, облачаясь по дороге в доспехи, с которыми ожидали его сестры у дверей Главной башни, выхватил меч, и неведомая прежде сила потекла от старинной рукояти, увлекая в самое пекло боя. Незнакомым хриплым и страшным голосом заревел старинную боевую песню. Время стало подобным воде, и воздух стал упруг и неподатлив, и люди двигались в густом сиропе времени, с напряжением погружая друг в друга медлительное оружие. Не одна голова в косматой остроконечной шапке поднялась в воздух, медленно кувыркаясь и поливая окружающих алыми шариками крови, прежде чем княжеские воины воспрянули духом, а в белесые глаза людей Диких Орд проник ужас. И захохотал князь, глядя в расширяющиеся все больше глаза своих врагов.