Цепкие руки держали их за локти лицами вниз, кто-то сноровисто вязал сыромятным ремнем кисти рук. Они открыл глаза, увидел двух бородатых мужиков в грубых кожаных куртках, разукрашенных нашитыми металлическими бляхами. От них пахло лошадьми, потом и дымом. Демон пошевелился, тут же получил звучную оплеуху и был поставлен на ноги. Тело о трудом слушалось рассудка — оно желало расправиться с ними немедленно, и он знал, что свободно справится с двоими одними ногами. Рассудок не позволил мышцам повоевать. Одноглазый загодя предупредил — сопротивление может сильно ухудшить и обращение, и кормежку. Предстояло дождаться своих, о которых пришелец сохранил только уверенность — они придут. Пленников спеша обшарили, нашли только кремень да огниво. Тот, что обыскивал, хмыкнул, не спеша сунул скудную добычу в торбу одноглазого и разочарованно сообщил другому:
— Ничего нет.
— Беглые, — уверенно пробасил второй, держащийся с уверенностью начальника, — На тракт их. Эй, сами пойдете или как?
Галопом протащив через заросли кустарника на тракт, пленников предъявили довольно богато одетому всаднику. Он поощрительно кивнул, взмахнул рукой в сторону медленно приближающейся в облаке пыли толпы:
— Туда!
Хлопнул по боку лошади коленом, обтянутым голенищем высокого сапога красной мягкой кожи с поддерживающими ремешками:
— И снова обшаривайте придорожье, не торчите в команде!
Мужики что-то пробормотали и потащили их к этой самой команде. Человек пятьдесят таких же как и они солдат, затем — разнообразный народ, бредущий со связанными руками в редком оцеплении ратников, и следом за ними с полсотни верховых, все позевывающих да потягивающихся, в однообразных красных камзолах. Мужики впихнули новичков к связанным без комментариев. Пленники тоже не проявили к ним особого интереса. Демон разглядывал их, одних мужчин, пересчитал: двадцать три человека в разнообразных, и по большей части изодранных, грязных лохмотьях. К нему придвинулся самый старый из арестантов:
— Откуда? Нищий, бродяга либо придорожник? — живые глаза на изрезанном морщинами остром лице старика выжидательно разглядывали демона. Древний старик припадал на правую ногу, и каждый видел, что хром он давно и привычно.
— Не знаю, — хмуро ответил демон.
— Твоё дело, — прищурился старик и отошел к наиболее прилично одетому высокому и тощему монаху в чёрной, засаленной рясе. На фоне рубищ других этот монах касался франтом. К ним подошёл вперевалку плотный, коренастый человек в добротном, хоть и потрепанном, наряде горщика:
— Лопни мои глаза, кого я вижу? Братец собственной персоной! Ну мы с тобой как иголочка с ниточкой. А я дровишки собирал, когда повязали. Так что теперь мы с тобой попали в рекрутский отряд Герцога, — заявил он довольным голосом, — Это мне знакомо. Я тут уже отмечался несколько лет назад. Так что не переживай. Худо-бедно кормеж у них нормальный, одежонку кой-какую дадут, на первых порах жить можно, а там, глядишь, и в городе освоиться.
— А старик-то им зачем? — удивился демон, — С него толку-то, с дряхлого?
— Это другая статья, — важно сказал Кривой, — Вот уж три года как собирают где только отловят ведунов, магов да иных прочих.
— Зачем? — с недоумением спросил демон, оглядывая ещё раз хромого старика.
— Не знаю. И никто не знает, — вздохнул Кривой, — Ты, это, не вздумай больше признаваться кому, что не знаешь себя. Сразу этим нас выдашь. Надо придумать тебе всё подходящее, чтобы впору было. И вот что. Назовись-ка ты каким-либо прозвищем. Такое заместо имени часто годится… Будешь ты у нас сыном иностранного купца из Талора, что на Древних Островах, а в Герцогство ты попал с нищими, которые побоялись вторжения кочевников, только не нынешнего, а семь лет назад. В Миррор ты жил, естественно, в Лаксе. Я там всё знаю, а значит и тебя не собьют, тем более, что тебя похитили нищие еще ребенком. Ну потом ты у нас связываешься с придорожниками, и так далее. Остальное потом придумаю. И смотри — даже нашим, из Воровского Братства, не смей рассказывать, как дело было! — Вор перевёл дух, ухмыльнулся, — Пойду прошвырнусь, ратников позабавлю. Они ещё пригодятся.
Процессия неторопливо двигалась на северо-запад, к городу Безель, где рекрутам предстояло стать солдатами. Мимо сожженных деревушек, мимо свежих могил, вырытых как попало этой же командой при ее пути к Ланцену. Тракт оставался пустынен, никто и ничто не шевелилось на разграбленных пепелищах. Иногда к рекрутам швыряли ещё одного, реже двух уцелевших крестьян, всё ещё прячущихся по лесам. Они знали, что кочевники — далеко не последнее лихо. Внезапный удар по городам-центрам сосредоточения войск Герцога означает и рекрутские команды, собирающие прячущихся по лесам способных к воинскому ремеслу мужиков. Кривой чувствовал себя как дома. Он веселил стражей шутками-прибаутками, пока ватага не остановилась на полуденный отдых у очередного погорелища. По мере продвижения к столице Герцогства и дальше от недоступных Гор да Чёрной Пустыни деревни стояли всё гуще, становились крупнее.
Когда из-за грязно-коричневых остроконечных крыш второй нетронутой на их пути деревни с невысокого, поросшего синеватым кустарником, называемым туле, холма стал виден овал озера с замком на крохотном островке посреди, чёрная нить насыпи, ведущая от берега к воротам и монументальная шестиместная виселица на развилке разбитого тракта, нищие снова подняли жалобный вой. Их угомонили ударами палок и погнали к замку. Остальные шли сами. Нервное лицо Кривого исказилось:
— Так я и думал. Везёт как утопленнику. Прямо к Седому, это ж надо так угодить?
— Раньше надо было стонать, — пробормотал прибившийся к нам коренастый головорез Архиерей, молотивший под вольного рудозная, но исключительно когда его могли слышать посторонние. Отношения с Кривым у него никак не складывались. Они часто отходили в сторону и шептались на воровском языке Материка. Демону этот Архиерей тоже не понравился. В близко посаженых глазках постоянно тлела жестокость, и чем ближе к замку, тем сильнее он походил на голодного хищника. Однако он старался уверить пришельца и его спутника, что по отношению к ним у него нет никаких умыслов. Вор ему не доверял. Демон — тоже. Их бесило самодовольство Архиерея. Он считал себя самым крутым из убийц и относился ко всем прочим с пренебрежением, отпуская плоские шуточки, которым сам же и смеялся. Демон не сообщил Архиерею своего прозвища, и тот сам стал именовать пришельца «Ваше сиятельство», откровенно глумясь над придуманной Кривым легендой. Ведь по выдумке Кривого, демон был сыном почтенных иностранцев, а следовательно, по его мнению, ни на что серьёзное не годился. Пришелец чувствовал, что неправ, он знал, что нужно выглядеть как раз таким, каким Архиерей его и считает, и вот это самое «нужно» как раз и бесило. Всё же демон, хотя и скривился от очередного «сиятельства», на рожон не полез, разглядывая уже близкие стены крепости. Вблизи проступили детали. Крепость походила на молодящуюся старуху, привлекательную лишь с почтенного расстояния. Вблизи же и неопытный глаз обнаруживал множество деталей упадка: плохо заделанные следы старых сражений, растущая из трещин кладки трава, побитые лишайником камни…
И все же даже в нынешнем плачевном виде укрепление оставалось все ещё достаточно грозным. Из-за высокой серой с прозеленью стены, сложенной из тесаного дикого камня виднелись красно — коричневые конические черепичные крыши построек. Отряд миновал лёгкий деревянный мост и остановился у ворот. Створка медленно поползла вверх под скрип механизма и грохот цепей. Когда она приподнялась на уровень среднего роста, головная часть отряда не спеша стала заходить в крепость. Нищие снова устроили шабаш, они оплакивали себя, свою потерянную свободу, охрана взялась за палки, Кривой тревожно покосился по сторонам, на Архиерея, на стражу, судорожно ухмыльнулся и потянул демона вовнутрь:
— Милости просим в ряды Красной Гвардии его Величества Герцога!
— Чего бы хорошего, — в бородку хмыкнул Архиерей, — Сюда никогда не поздно попасть. Как и в Лунный Замок.
— А ворота здесь всегда опущены? — спросил демон Кривого, Он кивнул, а Архиерей снова не удержался:
— Как могла бы закатить Ваша Светлость, кабы не государственные размышления, они здесь преимущественно закрыты. Но разумеется, буде вы распорядитесь, то конечно, их далее станут держать открытыми настежь.
Кривой тяжко вздохнул и пришлепнул окончание витиеватой тирады Архиерея просто:
— Насыпь стерегут пуще глаза, в воду лезть и врагу не посоветую. Отсюда только один выход — строем, под барабаны Герцога.