Утром вор и в самом деле получил от хозяина иголку и нитки, да вдобавок этот небогатый человек с хмурым, озабоченным лицом протянул вору продранную на локтях старую, но ещё тёплую куртку из толстого сукна, потоптался возле, отмахиваясь от благодарностей и в конце концов проворчал, глядя на прилаживающего к одежонке заплаты парня:
— Вот и мой непутёвый где-то так же ошивается…
Когда вор закончил с ремонтом одежды, хозяин принёс ему сумку с хлебом и ещё какой-то снедью:
— Держи. Пока ещё до своих доберёшься. А мне ты ничего не должен, побереги деньги.
— Спасибо! — снова начал было вор, — Да если б все были как вы…
Хозяин оборвал его взмахом руки:
— Пустое. Ты лучше подумай, как теперь станешь домой добираться? Говорят, по Тракту дороги больше нет. В Разломе снова что-то случилось, и мосты через Южный Разлом разрушились.
Вор вспомнил свой сон, покусал губу и нерешительно поинтересовался:
— Скажи, не знаешь ли случайно такого племени — Плоского Камня?
Хозяин посмотрел на вора, точно только что увидел:
— А что тебе от них нужно? С Хозяевами Камней я не знаюсь, и тебе без крайней нужды — тоже не советую. А то будет тебе похуже, чем недавно на тракте. Ты паренёк молодой, глупый ещё. Нечего лезть куда попало.
Вор молчал, но просяще смотрел на хозяина. Тот переступил с ноги на ногу, пожал плечами:
— Да не моё это дело тебя жить учить. Я вон и своего-то не смог за девятнадцать лет научить. Видишь вон того аккуратного в коже, что с тобой вечером говорил? Он-то их знает. И раз одет по дорожному, то видать к ним идёт. Он на их землях какие-то камни ищет, в земле роется. Коли добром попросишь, то может и возьмёт к ним.
— А чего же он тут сидит уже два дня? Он сам вчера это сказал, — удивился вор. Хозяин нахмурился.
— А кто его знат? Правда, слыхал я, что не во всякий день туда можно приходить. Если не угадаешь, мол, костей не соберешь. А может, и врут. Эй, Роххи, иди-ка сюда! Тут попутчик к тебе набивается, уж не знаю зачем, — обратился хозяин к давешнему мужику в коже. Тот оценивающе оглядел тощую фигуру одноглазого вора.
— Да?! И чо тебе там надо?
Хозяин пошел по делам, вор негромко сказал:
— Мне срочно надо в Руниши, а я слыхал от одного человека, будто у них есть переправа через Разлом.
Лицо мужика осталось непроницаемым. Он снова оглядел вора. Так же негромко спросил:
— Тебе действительно очень нужно в Руниши?
Вор кивнул. Мужик покачал головой:
— Вряд ли ты сможешь переправиться.
— Это почему? Они не дадут?
Мужик усмехнулся:
— Дадут. Только вот переправа у них такая, что мало кто кроме них рискует ей пользоваться. Не для малохольных. Но я провожу тебя.
— Спасибо. Когда выходим?
— Подожди. Ты должен знать, что оттуда можно уйти только через эту переправу. Если за один день и одну ночь ты не наберешься духу, то на заре тебя принесут в жертву их покровителю Локки. Ты и сейчас готов итти?
— Довольно болтать, — нетерпеливо дернулся вор, — Идем-то когда?
— Сегодня, — усмехнулся мужик, — Позавтракаем еще разок да и пойдем. А то теперь дотемна есть не придется.
Одежонка, отремонтированная и дополненная толстой, теплой суконной курткой, сделала путь несколько менее мерзким. Вот уже почти целый день одноглазый и Роххи карабкались на крутые горы Разлома, навстречу ледяному ветру и противному полудождю-полуснегу. Давно за спинами в вате низких облаков скрылась Великая Равнина, давно уже кончилась и дорога, по которой они начали путь. Мужик шел ходко, выказывая привычку и выносливость, вор едва поспевал за ним, скользя по гладким покрытым мокрой снеговой кашей камням и потеряв всякую ориентировку.
Когда под бурчание в животе парня стало смеркаться, Роххи привел еле волокущего ноги одноглазого в небольшую пещеру, где к удивлению вора нашелся очаг и немного черного горючего камня. Роххи достал из своей поклажи широкогорлую бутыль, полил камень густым как мед дегтем и стал высекать огонь, пока стучащий зубами одноглазый впился в кусок хлеба. Роххи запалил трут, сделанный из пуха цветов херши, пропитанная дегтем тряпица неторопливо передала огонь политым резко пахнущей древесной смолой камням. Вор торопливо придвинулся к очагу, выжимая мокрую до нитки одежду. Мужик снова порылся в поклаже, достал маленький котелок, налил в него воды и устроил на огне при помощи железной треноги, с усмешкой глянул на трясущегося голого вора, держащего у огня одежду, от которой начал идти пар:
— Да-а, ты тот еще путешественичек.
— Ну если бы я готовился прыгать по этим горам! — возмутился вор, — Да мне лучшие на свете горы, так это теплый дом с жарким очагом, да заставленный жратвой стол, да мягкая теплая постель со сговорчивой девчонкой. А тут и замерзнуть насмерть ни за грош запросто можно!
— Замерзнуть? Можно. Но мы уже почти пришли, было бы жалко, — изрек Роххи. Он резал какие-то коренья, вяленое мясо, достал откуда-то из темного угла пыльную бутылку вина, к этому времени вода в котелке закипела и превратилась в густую наваристую похлебку. Камни давали ровный сильный жар, они докрасна раскалились и в пещере стало намного теплей, чем вначале. Вещи вора быстро сохли.
Постепенно одноглазый пришел в хорошее настроение. По пещере разнесся запах похлебки, Роххи нарезал из своих запасов хлеба, еще вяленого мяса, поставил на камень тарелку и кружки. Вор услышал неподалеку вопль какого-то крупного хищника, выходящего на свою ночную охоту. Держась более чем уверенно, мужик достал из дальнего угла что-то большое, скомканное в бесформенный тюк, натянул на вбитые в камень железные крюки веревку и повесил на нее то ли грязный, то ли такого цвета изначально тканевый полог, и в пещере стало совсем тепло и уютно. Присев на корточки возле булыжника, используемого в роли стола, Роххи разлил вино по кружкам:
— Прошу к столу, незнакомец. Кстати, как тебя звать-величать-то?
Кривой вор хмыкнул:
— Да как угодно. Вот например можно звать Риком. Меня больше волнует другое: спать тоже будем на камнях?
— На камнях? — переспросил Роххи и невесть отчего расхохотался, — Ну конечно на камнях!
Вор не понял причин странной веселости, присел с другой стороны «стола» и принялся уписывать угощение, не обращая пока особого внимания на избитые о твердые горы пятки и нояще-гудящее тело.
Когда они дружно прикончили еду и хлебнули из кружек, Роххи обратил взгляд зеленых, словно бы выгоревших на свету глаз в лицо вора:
— Слышь, паренек, а кто это говорил тебе про то, что у них есть переправа? Я не просто так спрашиваю. Кроме меня это знает только один человек, да вот беда, я давненько его не видел…
Вор почувствовал опасность. Роххи проворчал:
— Да ты не думай чего эдакого. Расскажи, что за человек тебе указал переправу.
Вор задумчиво окинул глазами пещеру. Она могла служить логовом и крупному зверю, и главарю придорожников. Вздохнул:
— Ты все равно не поверишь правде, а врать уже надоело.
Роххи почесал темно-зеленую, почти черную бородку и пробормотал:
— Кто знает? Я живу здесь много лет. И давно стал осторожен в сомнении. И потом, я чувствую, когда человек лжет. Вот с твоим именем например. Ты соврал, да?
Вор кивнул. Потом пробормотал:
— Но ты можешь меня звать и так. А откуда я узнал? Только не смейся, пожалуйста. Приснилась моя девушка, она и говорит, мол, Тракта больше нет, так что иди ищи это племя.
Роххи внимательно вгляделся в одинокий и сейчас печальный глаз, кивнул, потом долго молчал, пока медленно, с перерывами, не выглотал свою кружку вина. Потом сказал:
— Ничего не понимаю. Дело в том, сынок, что такого племени нет. И никогда не было. А вот переправа — есть. Правда, до твоего сна её знали только двое. Я и ещё один парень с той стороны.
Снова глубоко задумался. Наевшийся и согретый вор начал кивать, пристраивать отяжелевшую голову поудобнее:
— Я и сам ничего не понимаю. Поначалу даже страх разбирал. Приснится-и оказывается, что так наяву и есть.
Роххи хмыкнул, взглянул на слипающийся глаз спутника и поднялся:
— Добро. Будем укладываться. Сейчас я растоплю кровати.
В глубине помещения обнаружились длинные лежаки, накрытые шкурами и одеялами из множества сшитых лоскутов разнообразных тканей. Лязгнул чем-то в изголовье одного из лежаков и забыв про сон, вор с удивлением понял, что под лежаком находится небольшая печь. Он подошел поближе, рассматривая странное изобретение. Роххи хмыкнул, увидев его удивление, объяснил:
— У горцев Недоступных Гор в каждом доме так, — запалил лоскут материи, пропитанный смолой, кинул вовнутрь печи и прикрыл заслонку. Потом проделал то же самое и с другой печью-лежаком. Поднялся с корточек, потянулся и пробурчал:
— День кончился. Давай спать. Завтра поглядим, можно ли перейти на ту сторону.
Вор с недоверием вытянулся на жесткой плоской печи-лежанке, укрылся шкурами поверх одеяла и заснул, слушая как под ним гудит пламя.
Этли с безграничным любопытством смотрела в хрустальное яйцо. Она видела спящего парня, пещеру и его спутника. Она поняла, что ее сообщение дошло, что вор попытается пробраться на другую сторону Разлома и немного успокоилась. Потом попыталась отыскать Пришельца, но из этой затеи ничего не вышло. Очевидно, он еще не объявился снова. Ей остввалось только терпеть и ждать. Она страшно не любила и то и другое, но сейчас она не могла ничего предпринять.
Выпив старого вина, девушка последовала за служанкой в прекрасную женскую баню Белого Замка.
Проспав без всяких особенных видений до рассвета, недовольный, теплый вор был небрежно разбужен стаскиванием шкур и одеяла. Роххи увидел открытый глаз и буркнул:
— Вашей милости пора вставать. Позавтракаем, да и в путь.
Тоскливо вздохнув, одноглазый поднялся, поежился от утренних сквозняков, тянущих ледяной сыростью из-под полога, протер тыльной стороной руки лицо и несколько приободрился, увидя накрытый уже мужиком на давешнем камне завтрак. Роххи проворчал:
— Здоров же ты спать. Насилу поднял.
Тело вора болезненно загудело от приседания на корточки. Он подумал, что путь только начат и тоскливо вздохнул, торопливо расправляясь с жирной, сытной олениной и хлебом, с такой же как и вчера похлебкой и ничем не отличающейся от вечерней бутылкой вина. Роххи молча жевал. Вор заметил, что теперь его торба стала заметно меньше, да и карманы мужика уже не оттопыривались как вчера. Он явно пользовался пещерой вместо дома, как вчера и сказал. Потом вор увидел на полу какие-то предметы из металла, тускло поблескивающие в полутьме пещеры и прикрытые небрежно брошенным на них скомканным полотном хорошо продубленной кожи. Когда закончили трапезу, мужик поинтересовался:
— Сможешь тащить это? — он небрежно пнул звякнувшее железо. Вор недоумённо кивнул:
— А что будешь нести ты?
— Арбалет, — проворчал Роххи, — Арбалет, стрелы и кой-чего ещё.
Металлические непонятные предметы оказались тяжёлыми и неудобными. Они имели куда больше острых углов, чем плоскостей, и вору всё время казалось, что если он упадёт, то получит намного больше дыр в спине, чем сможет пережить. Он тащился вслед за неспешно сегодня идущим Роххи, за плечами которого колыхались мастерски приложенные круги верёвок и шкура.
Они поднимались всё выше и выше, навстречу странному ровному шуму, как если бы великаны в огромном количестве тянули хором нескончаемое, немелодичное «А-а-а-а-а-а…» с той стороны ограждающих Разлом гор.
Сегодня борода ворочалась в разные стороны на малейший шум, а в руках находился мощный зверовой арбалет, стреляющий тяжёлыми железными коваными стрелами. Вор притих и только мысленно жаловался себе на тяжкую жизнь.
Когда светило замерло над головой, постепенно нарастающий звук превратился в рев, и Роххи прокричал:
— Скоро спуск. Уже почти пришли, Рик! — повернулся и по скалистому уступу двинулся вперед, огибая крутой бок горы, загораживающей небесную панораму. Вор понял, что они подошли вплотную к Разлому. Ветер сбивал с ног, норовил оторвать хватающегося за змеящиеся по скале трещины парня. Руки, щеки, лоб и пальцы ног давно потеряли чувствительность, железяки за спиной уже, казалось, продрали своими остриями и одежонку, и кожу, впиваясь в мясо. Расселина, по которой они раньше шли, осталась внизу. Вор удивился, но не стал спрашивать спокойно лезущего впереди Роххи, почему они продолжают подниматься, когда можно прекрасно идти вниз по такой удобной, ровной лощине. Спустя немного времени он увидел ответ.
Под двумя лезущими по ступенчатому уступу скалы людьми развернулась пропасть Разлома. Вор никогда не думал, что вода может так громко реветь, пробиваясь сквозь нагромождения камней, падая водопадами со страшного, трехсотметрового в самых низких мостах обрыва, и ветер развеивал горные потоки в облака водящей пыли раньше, чем они достигали половины пропасти… Впрочем, у Роххи и его одноглазого спутника были более важные дела, чем просто глазеть на Разлом. Вор, однако, углядел, что такая удобная расселина, покрытая все утолщающимся слоем льда, круто обрывалась со стометровой высоты в ключом бурлящую ледяную воду, так что если бы и хватило веревок, спускаться все равно не стоило. Дорога, проложенная богами или природой, то сужалась до размаха рук, то расширялась раз в десять. Именно ей и борьбе с ледяным ветром и уделял вор основное внимание, скоро он с радостью обнаружил, что стал спускаться, и что по мере спуска, хоть и крутого, и страшного, ветер неохотно стал слабеть. Зато на камнях блестки льда превратились в ледяную корку, делая случайное падение не только возможным, но почти неизбежным. Подшитые мягкой кожей сапожки вора отчаянно скользили в поисках бугорков, за которые можно хоть немного удерживаться онемевшими от холода ступнями, несколько раз он проделал ногами опасные вензеля, и не особо того желая, видел с ревом пробивающуюся сквозь каменный завал воду глубоко внизу, за краем гигантского уступа обрыва, по которому они ползли. Ширина прохода стала всего три локтя, и одноглазый вдруг взмок от мысли, что в такой обуви он далеко тут не уйдет.
Роххи остановился и стал что-то делать с веревкой, повернувшись лицом к скале. Повернув голову, мужик осклабился и знаками поинтересовался: «Ну что, еще не обмочился со страху?»
Вор нетерпеливо мотнул головой: «Идем вперед!», но Роххи указал на его поклажу: «Дай сюда». Он больше не улыбался. Вытащил из груды металла две пары железных подошв, утыканных торчащими острыми шипами.
Потом показал, как привязать их к сапогам, проверил, как с приспособой управился спутник и снова пошарил в своем скарбе, протянул небольшой кусок железной цепи, заканчивающийся на одной стороне железным крюком-защелкой, а с другой треугольным кольцом: «Вот это одень», ее конец защелкнул на веревке. Вор понял и без излишних напоминаний последовал примеру, после чего Роххи аккуратно укрыл арбалет куском кожи, пристроив его у оставленных кривым вещах, прижал кожу несколькими камнями и показал парню: «Стой и жди, пока не позову», двинулся вперед, разматывая тонкую, но прочную веревку.
Вор снова не очень понял его действий, но уже и не думал сомневаться, что Роххи знает, что делает. Он растер руки, щеки, немного размял в башмаках пальцы ног, восстанавливая кровообращение, рассмотрел ржавый железный крюк, вбитый глубоко в растрескавшуюся стену коричневой скалы, потом попробовал пройти несколько шагов туда и обратно в колючей обуви. Ноги теперь не скользили, хорошо отточенные шипы впивались в гладкую ледяную корку. В конце концов вор заглянул вниз. До воды оставалось еще далеко, хотя они спустились намного ниже той гостеприимной расселины. Вор вернулся к стене и снова спросил себя, глядя на Ту Сторону в синей дымке, какого же демона он связался с Высокородной Этли? Его отделяло от Той Стороны примерно семь километров бурлящей в непрерывных порогах Разлома ледяной воды, обледенелый спуск вниз на более чем три сотни локтей и неизвестно какой подъем. Одноглазый не успел додумать до конца. Из-за скалы показался Роххи, махнул рукой и вор послушно двинулся вперед, стараясь не смотреть вниз на беснующуюся воду. Ледяная корка появилась на стене, и без привязи Рик давно побоялся бы идти дальше. В руке Роххи нес небольшой горный молоток из тех, что с длинной тонкой ручкой, помахивал им с беззаботностью гуляющего человека. Вор с ненавистью посмотрел в самоуверенную широкую спину. Подумал: «Тебе-то хорошо, ты здесь останешься!»
Внезапно обнаружил, что вышел на уступ, напоминающий балкон, зависший над Разломом. Ветер совсем стих, но рев потоков по-прежнему терзал уши. Роххи показал, чтобы одноглазый отстегивался от страховки.
Вор обошел по периметру уступ. Отсюда дороги никуда не было. Балкон обрывался в пропасть и водяную смерть. Роххи поманил его рукой у скальной стены. Вор подошел и по нетерпеливому жесту помог отодвинуть в сторону нетолстую каменную плиту, открывшую ход в скалу. Роххи ушел по карнизу назад, сматывая веревку, а вор все смотрел на покрывающие внутреннюю сторону входа знаки. Он не понимал, что означает надпись, но мог сказать, кто ее сделал. Письмена принадлежали исчезнувшему народу шарани, город которого и все храмы с легендарными сокровищами были поглощены Черной Пустыней с Той Стороны. Вор напрягся и даже вспомнил откуда-то название города: Хонар. Это название давно стало символом мрачных тайн Пустынь. При этом Рика пробрала дрожь. Не одно мрачное сказание о городе-призраке рассказывали долгими зимними вечерами, сказания о городе, где с закатом оживают разрушенные дома, и ночная стража лениво перекликается на стенах, но горе тому, кто поверит призрачным огням Хонара — он никогда уже не вернется оттуда и будет вечно блуждать в обманных огнях ночами, исчезая, как и все население, с первыми бликами рассвета на небосводе…
Роххи между тем приторочил свернутую веревку к своей уже небольшой поклаже, запалил лампу и приглашающе тронул вора за рукав. Плита за спинами приняла вертикальное положение, как ножом обрубив рев Разлома и дневной свет тоже. И уж вот этому вор не обрадовался.
Уж слишком хорошо был экипирован Роххи, уж больно ладно он жил здесь. А уж закрывающиеся под весом вошедшего двери присутствовали в легендах про Призрачный Город. В довершение всего — надписи на шарани. Вор задержался у стены, спросил:
— А чего это тут нацарапано? А то я неграмотный.
Роххи хмыкнул:
— Заклинание Дверей. Да еще предупреждение, что они закрываются легко, да вот открыть их изнутри непросто. Идем же!
Вор пробурчал в спину Роххи, стараясь не отставать от него:
— Кто ты, вот для меня теперь загадка? Сначала я думал, что ты рудознай. Потом — что придорожник. После посчитал контрабандистом, а теперь уж и не знаю.
— И не нужно, — донеслось до него. Вор прикусил язык. Он лукавил. Теперь-то он знал точно — это колдун. Как раз, верно, из тех, кого называют Хозяевами Камней. Теперь он еще сильнее жалел, что не послушал предостережения того трактирщика. Все знают, чем от колдунов дальше, тем жизнь дольше и спокойнее. Прорубленный в скале ход уперся в блестящую дверь из неклепаного, цельного куска металла. Дверь бесшумно скользнула вверх, и за ней потрясенному вору открылся хорошо освещенный широкий коридор.
— Не трусь, — проворчал не оборачиваясь Роххи, — Я не хочу тебе зла.
— Н-надеюсь, что так, — пролепетал вор, — Простите мое любопытство, а куда мы идем?
— Туда, где отдохнем, прежде чем переправлять тебя через Разлом, — буркнул Роххи, не сбавляя шага. Отвязанные железные подошвы мелодично позвякивали в такт их шагам. Они шли мимо поперечных, уходящих в точку, бесконечных коридоров, мимо каких-то странных творений из стекла, камня и металла, мимо вообще непонятных вору вещей. Он совсем оробел и уже не надеялся, что талисман демона хоть чем-то поможет ему в чертогах такого могучего мага. Он напряг память. В сказаниях не было колдуна о таким именем, а по могуществу Роххи превосходил все, о чем вор когда-либо слышал. Потом память вынесла намек на какое-то созвучие. Еще чуть-чуть времени, и напряженно работающая голова одноглазого вора вытащила из глубин памяти особенности имен обитателей недоступных Гор. В их речи Р и Л — один и тот же звук, да и К не отличается от X. И тогда… Волосы на затылке у вора зашевелились от ужаса: впереди него, затянутый в кожу, коренастый, зеленоволос и зеленоглаз, уверенно шел по своим владениям всемогущий Локи, бог недр!!! Вор почувствовал слабость в ногах, натолкнулся на обтянутую кожей спину и услышал ворчливое:
— Не мечтай.
— Простите? — не понял вор, увидел тупик, — О, простите!
Локи повернулся к нему, покосился на мерцающий огонек в стене:
— Что это ты такой любезный вдруг стал?
Вор промычал:
— Кажется, я догадался, кто ваша милость.
— Догадался — и забудь, — веско буркнул Локи, — А то рассержусь. И не лебези. Терпеть этого не могу. Идем.
Вор по его знаку развернулся и остолбенел. Бог ощутимо подтолкнул сзади, и одноглазый шагнул вперед, в огромный зал, покрытый чеканными золотыми панелями, застеленный коврами с высоким пушистым ворсом, залитый неведомо откуда ярким золотистым светом. Локки обогнал его, щелкнул чем-то и зал утратил свое ослепительное сверкание, свет стал мягче и краснее, в углу сами собой разгорелись черные горючие камни в очаге, облицованном невиданными узорными самоцветами. Локи присел на воздух и добродушно глянул на робко стоящего вора:
— Устраивайся, тут невидимая мебель. Пожелай сесть и не упадешь. Забавный ты паренек.
Вор прочистил горло, громко глотнул и сел. Невидимое нечто приняло его тело наподобие мягкого кресла. Локи поманил его рукой, и вор подъехал поближе. Хозяин Камней (как, впрочем, и ада), проворчал:
— А теперь рассказывай все и без утайки. Тем более если догадался.
Вор тяжело вздохнул:
— Просто не знаю, как и быть. Дело в том, что я дал слово сохранить все в тайне. То есть я понимаю, дело касалось людей, но… Вор замялся, — боюсь, что богов оно тоже касается.
— Там видно будет, — проворчал Локи, — Ты не лебези. Лучше уж сам рассказывай. А то ведь знаешь, есть много средств развязать язык. И, конечно, никакой помощи тогда от меня не жди. Хоть я и не спешу, но тянуть особо тоже не желаю. Так что вали все по порядку, — Бог достал из воздуха тяжелый кубок и утопил в нем нос. Вор взмолился: «Сиятельная моя госпожа, вы послали меня сюда, взяв обещание не рассказывать о поручении никому из ЛЮДЕЙ. Но, наверное, Повелитель Ада может быть в курсе этого дела?!»
Тяжело вздохнул и начал рассказ. Локи молча потягивал из кубка и глядел в огонь. Когда вор закончил, Локи долго молчал, затем расхохотался:
— Ах ты наглец, наглец беспримерный! — Сунул кубок в никуда, добродушно глянул на вора, — Это ж надо: назвать княжну Этли «своей девушкой»!
Посерьезнел, проворчал:
— Что же, я помогу тебе. И не ради ее золотистых глаз. Мне не нравится, когда судьбами этого мира распоряжаться чужаки, не ставя даже в известность нас, его хозяев.
Добавил совсем серьезно:
— Но учти — я не собираюсь проводить тебя по своим глубинам под Разломом. Они мало чем отличаются от Ада. Так что придется тебе переправляться через Разлом по воде, чтобы завтра к вечеру быть на Той Стороне. Сейчас иди отдыхай. Эй, проводите его!
Из ниоткуда возник демон, так же затянутый в бурую, прочную кожу одеяния, похожего на то, которое носили рудознаи. Взмахнул рукой:
— Идем, человек. Отведенные тебе покои готовы.
Вор повернулся к Локи:
— Простите, но я не понимаю, зачем вы вели меня по этой жуткой дороге, если вам подвластны недра, стало быть, из той пещеры вы тоже могли попасть домой?
Локи хмыкнул:
— Хотел посмотреть, стоит ли тратить силы на переправу. Да и выяснить, чего ты стоишь. Иди, отдыхай.
Гостевые покои разочаровали вора. Он уже ожидал, что они окажутся такими же великолепными, как и золотой зал, где они говорили, но демон отвел его в небольшую комнату, пол которой, правда, был устлан теплым ковром, но кроме обыкновенной, деревянной кровати, да табурета, в ней ничего особенного не имелось. Демон взмахнул когтистой рукой:
— Можешь располагаться. Сейчас привезут ужин, — повернулся и вышел навстречу шелестящим звукам. Вместо него появилась демонесса, толкая перед собой невысокий столик из дерева и металла, мягко катящийся на маленьких колесиках, уставленый покрытыми металлическими блестящими крышками тарелками. Демонесса ловко объехала ковер, подкатила столик к табурету:
— Справитесь сами?
Вор, ошалев от миловидного личика, кивнул. Демонесса улыбнулась, показав длинные, острые как иголки, желтые клыки:
— Тогда я заеду за посудой позже, — и удалились, покачивая высокими крутыми бедрами.
Утром, обильно подкрепясь, вор снова был доставлен к Владыке Ада. Локи осмотрел его тощую фигуру и буркнул:
— День будет тяжелым.
— Скажите… Почему вы не можете решить дело сами? — осмелился спросить одноглазый. Локи проворчал:
— Что смертными начато, то ими же и должно быть закончено. Когда воюют смертные, проходит одинг краткий миг, и снова отстроены города, и людей столько же. Но когда воюют боги…
Повертел в руках красивый кристалл:
— Разлом, который причинил столько хлопот, это всего лишь шрам от оружия богов. Шрам, протянувшиеся с юга на северо-запад, на огромные даже для нас, богов, расстояния. И даже мы не знаем, когда он затянется. Разумеется, если дойдет до крайности, мы вмешаемся. Но лучше бы этого не произошло. Вот тебе мой ответ, если уразумел, что я хочу сказать, — Локки резко поднялся и неспешно пошел к тупику, из которого они вчера зашли в этот зал.
Вор последовал за ним. Каждому известно — чем меньше находишься в эдаких местах, тем лучше, поэтому когда после нескончаемых переходов и поворотов они снова оказались на солнечном свете, у вора полегчало на душе, несмотря на пронзительный ветер и способный довести до сумасшествия рев воды. На этот раз Локи вывел вора на просторную площадку намного выше над водой, чем в первый раз. От мощного крюка, ввинченного в скалу над Разломом повис толстый, с бедро взрослого человека, рыжеватый от ржавчины железный трос, на котором висела странная машинка, опирающаяся на трос несколькими парами колёс. Одноглазый покосился на что-то вроде седла и передернулся. Локи тычком загнал его в предназначенное место, показал на рукоятки, знаками объяснил, что верхняя — для остановки экипажа, а две другие при качании вперед — назад придают ему движение. Затем пристегнул защёлкой за пояс, шлёпнул по плечу и повернулся к проёму. Вор тяжко вздохнул и отпустил тормоз. Трос загудел, площадка оказалась где-то за спиной, и под ногами развернулся хаос воды и камня.
Резонно рассудив, что чем скорее он проскочит Разлом, тем лучше, вор ухватился за рычаги и стал еще сильнее разгонять несущийся аппарат. Ветер рвал одежду, ледяными лезвиями впиваясь в любую крошечную щель, с раскачивающегося вовсю троса беззвучно в рёве потока сыпалась ледяная крошка вперемешку с чешуей ржавчины, холодные облака стелющегося сырого тумана пропитывали одежду. Вор как одержимый всё разгонял и разгонял давно потерявшими чувствительность руками нелепый экипаж, не глядя на раскачивающийся, как в шторме, Разлом.