Анубис

Если бы Могенсу не требовалась помощь Грейвса, чтобы выбраться из этого запечатанного хтонического[8] лабиринта, то всю обратную дорогу до своей хижины он бы бежал, уже ради того, чтобы избавиться от присутствия Грейвса. Он ненавидел Грейвса. В этот момент он ненавидел его так сильно, что одно только это не позволяло ему находиться поблизости, он за себя не отвечал. Он ненавидел Грейвса из-за того, что все вернулось на круги своя, из-за того что встреча с ним вернула каждое мгновение боли, каждую секунду отчаяния, каждую бессонную ночь угрызений совести и страданий. И еще потому, что тот был прав.

Одно было ясно: Могенс будет ему помогать. Сам он еще был далек от того, чтобы признаться в этом себе, но он знал, что Грейвс в конце концов одержит победу. Просто потому, что каждое сказанное им слово было правдой.

В ярости и фрустрации,[9] не раздеваясь, он бросился на свою неубранную постель. Следующие часы он провел, уставившись в потолок и тщетно пытаясь привести в порядок хаос в черепной коробке. Возможно, он пролежал бы так и дольше, если бы в дверь не постучали и на пороге не появился Том.

Могенс, вздрогнув, приподнялся на локтях и какое-то время бессмысленно таращился на белокурого юношу. Он не помнил, чтобы ответил на его стук: «Войдите!», но по непонятной причине ему было в высшей степени неприятно, что Том застал его при ясном дне валяющимся на постели. Он поспешно сел и спустил ноги с кровати.

— Том?

— Профессор! — Том прикрыл за собой дверь, и на момент показалось, что он не знает, что делать со своими руками. Смущенно он переступал с ноги на ногу.

— Да? — Могенс решительно встал и пошел к столу, но по пути передумал, повернул обратно и снова опустился на краешек кровати. Единственным стулом в его доме был тот, на котором утром сидел Грейвс, а Могенс просто не мог преодолеть себя, чтобы на него сесть.

— Вы… вы были с доктором внизу? — неуверенно начал Том. На Могенса он не смотрел.

— Да.

— И он вам все показал? Тайный проход и…

— Я ему ничего не сказал, если это тебя тревожит, — помог ему Могенс, когда Том замолчал и только покусывал нижнюю губу и нервно перетаптывался. — Он не в курсе, что тебе известна его тайна.

Том облегченно вздохнул, но его нервозность не исчезла.

— Проход и… помещение за ним?

— Ты был и в палате? — вырвалось у Могенса.

— Только раз, — поспешил ответить Том. — И совсем недолго. Мне стало там не по себе. И я ничего не трогал, клянусь!

— Я верю тебе, — ответил Могенс, что было правдой. Даже он по доброй воле не дотронулся бы ни до чего в этой палате. — Не бойся, Том, я ничего не сказал и ничего не скажу. — Торопливым жестом он остановил Тома, который, еще раз облегченно вздохнув, собрался уйти. — Но у меня есть к тебе вопрос, Том.

Облегчение, на миг проглянувшее в глазах Тома, угасло и уступило место недоверию вперемешку со страхом.

— Да?

Могенс указал рукой на стул, на который недавно сам чуть было не сел. Том послушался его, но с явным колебанием, и по нему было видно, как ему не по себе. Он развернул стул к столу, прежде чем усесться. Однако Могенс понимал, что его состояние вызвано не тем, что этот стул некоторым образом осквернен прикосновением Грейвса. Скорее он сам являлся причиной, своим приглашением сесть — что Том, несомненно, воспринял как приказ — превратив задушевную беседу в допрос.

— Доктор Грейвс рассказал мне, что именно ты был тем человеком, кто обнаружил все это, — приступил он.

Том состроил сконфуженную гримасу.

— Это получилось случайно, — застенчиво сказал он. — Я был…

— На кладбище, но что ты там делал? — перебил его Могенс.

Том непонимающе сдвинул брови:

— Делал?

— Это же кладбище, — напомнил ему Могенс. — Грейвс сказал, что ты вскрыл склеп. Зачем?

— Не за тем, о чем вы, может, подумали, — ответил Том. — Я тогда еще работал у геологов.

— У «кротов»?

Том упрямо сжал губы:

— Они давали хорошие деньги за простую работу. Я ничего худого не делал.

— Этого никто и не говорит, — быстро сказал Могенс. Истеричная нотка в голосе Тома не осталась им незамеченной. Следовало не забывать, с кем он говорит. Подчас удивительная манера Тома рассуждать вводила в заблуждение, и все-таки перед ним сидел простой деревенский парнишка. А простые люди часто реагируют слишком непосредственно, когда им кажется, что на них нападают. — Просто я был удивлен. И сегодняшняя ссора… — Могенс качнул головой в сторону двери, — утром приходил один из геологов, да?

Том кивнул. Его лицо вытянулось и застыло.

— Это был не первый спор доктора с ними, — против воли выдавил он из себя.

— И в чем там было дело?

— В том же, в чем и всегда, — Том пожал плечами. — Доктор Грейвс не говорит со мной об этом, но я иногда кое-что слышу. — Он снова приподнял плечи, словно то, что он тут наговаривал, никоим образом не соответствовало действительности. — Они злятся, что мы здесь. Считают, что раскопки доктора мешают их работе.

— Работе геологической партии?

Следующее пожатие плечами:

— Я в этом ничего не понимаю. Знаю только, что прежде они часто работали здесь. А с тех пор как доктор купил эту землю, он сюда больше никого не пускает.

— Грейвс весь этот участок купил?! — потрясенно переспросил Могенс.

Том кивнул:

— Уж с год назад. Сразу после того, как посмотрел на то, что я нашел. Его тогда все посчитали сумасшедшим. — Он мимоходом ухмыльнулся. — Земля-то совсем ни на что не годная. Одно болото, которое все время растет, да старое кладбище, которое мало-помалу уходит в трясину. Кому придет в голову здесь что-то начинать?

Нечто в этой информации возбудило внимание Могенса, но в первый момент он и сам не мог бы сказать, что. Он поглубже загнал эту мысль, однако решил на досуге как следует обдумать ответ Тома.

— А ты что делал у геологов?

— Ничего особенного, — Том то ли в пятый, то ли в шестой раз пожал плечами. — Я и тогда не понимал, за что они платят такие деньги. Я должен был наблюдать и сообщать, как быстро могилы погружаются в землю. — Он снова не знал, что делать с руками, а глаза его бегали, Словно не зная, на чем остановиться.

— Для геологов это, несомненно, представляет интерес, — Могенс покачал головой. — Хотя я тут не все понимаю. Кто сооружает кладбище посреди болота? — Ему вспомнились слова Мерсера: «Земля здесь как одна большая губка».

— Так не всегда было, — ответил Том. — Болото растет.

— Растет? — недоумевающе переспросил Могенс. Геологом он, конечно, не был, но ему не приходилось слышать, чтобы территория болота росла.

Том утвердительно кивнул:

— Оно расширяется. Даже я еще помню, как было раньше. Детьми мы иногда играли на старом кладбище. В то время болото кончалось на другом конце нашего лагеря. А с тех пор выросло. Некоторые даже поговаривают, что однажды оно проглотит и город, но я в это не верю.

И это, по мнению Могенса, на самом деле было сенсацией, и для «кротов» из геологического лагеря далеко не маленькой. Том рассказывал о вещах, которые вроде бы происходили в далеком прошлом, но ведь ему было семнадцать, а это значило, что не более чем за десятилетие болото продвинулось, захватив поляну и кладбище. И пусть Могенс не специалист в этом вопросе, однако, по его мнению, это было совершенно невозможно. И Грейвс еще удивляется, что геологи пробиваются сюда, чтобы проводить изыскания!

— Благодарю, Том, — обратился он к юноше. — Ты мне действительно очень помог. И не беспокойся, — добавил он, заметив озабоченные искорки в глазах Тома, — доктор Грейвс не узнает о нашей маленькой тайне.

— Спасибо, — сказал Том. — Я…

Он оборвал себя на полуслове, еще раз сколь облегченно, столь и недоверчиво глянул в глаза Могенсу и буквально бросился вон.

Могенс посмотрел ему вслед со смешанным чувством облегчения и замешательства. Разговор с Томом оставил в нем странное ощущение. У него не было причин не доверять Тому. Все, что тот говорил, звучало разумно и убедительно. И что еще важнее: Могенс чувствовал, что Том говорил правду.

Почему же он все еще не доверяет ему?

Могенс сам ответил на собственный вопрос: потому что он не доверяет больше никому. Ни Тому, ни Грейвсу, и меньше всего себе самому.

Он рывком поднялся на ноги. Никому не будет пользы, если он и дальше станет предаваться сомнениям и упрекам в свой адрес. Могенс напомнил себе, что он — ученый, то есть человек, который обучен судить по фактам, а не по накалу страстей. «Смотреть в суть вещей», как говаривал его научный руководитель в Гарварде.

Могенс чуть было не расхохотался вслух, когда до его сознания дошло, о чем он только что размышлял. Единственной причиной, по которой он находился сейчас здесь, был ураган чувств, обрушившийся на него с приездом Грейвса в Томпсон. И что же, как не чувства, привело его к решению принять непристойное предложение Грейвса остаться здесь и даже помогать ему в разгадке ужасающей тайны подземного храма, вместо того чтобы сделать то, что он должен был сделать, а именно: бежать отсюда так быстро и так далеко, как только будет в его силах.

Лишь для того, чтобы чем-то занять руки, Могенс начал убирать со стола, на котором все еще стоял завтрак, приготовленный Томом. Могенс не прикоснулся к нему, за исключением крепкого кофе, но взгляд на давно остывшую и засохшую пищу — яичница, грудинка и намазанные маслом тосты — напомнил ему, что он со вчерашнего вечера еще ничего не ел. Между тем уже был полдень. В желудке у него заурчало. Еда не выглядела так, чтобы ее хотелось взять в рот, но в кофейнике были еще остатки кофе. Он тоже давно остыл, но Могенс всегда предпочитал холодный кофе горячему. Он схватился было за сплющенную кружку, но вовремя вспомнил, что это Грейвс был тем, кто не только смял кружку, но и пил из нее. Могенс скорее умер бы от жажды, чем прикоснулся к ней губами.

Он сморщился от отвращения. Однако на какой-то момент он застыл в неуверенности, та ли это была посудина, из которой пил Грейвс. Она еще утром превратилась в мятую железяку, и на ее дне еще оставался глоток кофе — однако теперь она скорее напоминала то, что находят в лесу после долгой зимы. Эмаль потрескалась и осыпалась, а металл под ней был изъеден ржавчиной. Когда Могенс коснулся ее неосторожным движением, ручка чуть не отвалилась, а остатки кофе на дне масляно блеснули, на его поверхности плавали маленькие зеленые комочки, а над ними образовалась отвратительная пленка, вызвавшая в воображении Могенса картину гнилостных останков, которые когда-то были живностью, а сейчас превратились в другую вредоносную форму жизни.

Кончиками пальцев он поставил кружку на стол и отодвинул от себя как можно дальше, к самому краю стола. Ему пришлось пару раз сглотнуть, чтобы избавиться от приступа тошноты, которая поднималась из желудка. Педантично — и внутренне готовый к другим неприятным сюрпризам — он проверил взглядом остатки посуды, но больше неожиданностей не было. Все остальное, что стояло на столе, было в полном порядке. И тем не менее он решил серьезно поговорить с Томом. Страшно подумать, если бы он по небрежности выпил из этой кружки!

Прибрав на столе, Могенс вернулся к постели и чемоданам. Том унес испачканную прошлой ночью одежду, вероятно, чтобы постирать, и Могенс переложил жалкую кучку оставшегося в ящик комода. Та часть его имущества, что еще оставалась в чемоданах, состояла исключительно из бумаг и книг. Документацию он расположил на конторке, а для книг найдется местечко на стеллаже.

Чуть поднявшееся от этого немудреного занятия настроение снова упало, когда он заполнял своими книгами свободное место на полках и при этом машинально скользил взглядом по корешкам стоявших там томов. По большей части они относились к той области, что он и ожидал в свете увиденного за последние полтора дня — книги об аборигенах южно-американского континента: майя, инках и ацтеках; ряд книг по истории Древнего Египта и пантеонам богов и фараонов, которые часто крайне запутанным образом переплетались. Были здесь и классические труды по археологии, при виде которых Могенс презрительно скривил губы, поскольку большинство из них он выучил наизусть уже в студенческие годы, и не одна из представленных в них теорий давно уже была опровергнута. Грейвс что, держит его за идиота?

Но среди этого собрания нашлись и такие книги, которые вызывали отнюдь не улыбку. Он их также прекрасно знал, но не листал уже долгое время — они относились к той главе его жизни, которую он считал окончательно закрытой. Это были тома о древних культах, магии и оккультизму, о давно забытых мифах и погибших культурах, след которых остался лишь в людских легендах. Это были писания, содержавшие запретные знания и тайны, несущие смерть. Ему вдруг снова послышался голос Грейвса: «Первый в мире ученый, который докажет, что магия действительно существует». Разве это возможно? Могло ли в самом деле быть так, что они с Грейвсом держат в руках доказательство того, от чего большинство их ученых-коллег воротят нос? Неужели правда, что это не простое суеверие и наивное заблуждение слабых духом, а научно доказуемая реальность?

Могенс осознавал опасность, заключавшуюся в одном этом вопросе. Слишком легко убедить себя самого в том, во что хочется поверить; соблазн, от которого не защищен даже ученый. А возможно, особенно ученый, несмотря на то, что у него в руках инструментарий аргументов и возможностей, чтобы доказать необъяснимое и объяснить невозможное.

И все же! После всего, что он увидел час назад, а в первую очередь, почувствовал — это казалось возможным.

Не все книги на полке были Могенсу известны. Названия некоторых ему ни о чем не говорили, названия других казались знакомыми, и среди них попалась пара-тройка таких, которые, несомненно, могли быть только списками, сами оригиналы были овеяны легендами, а некоторые такого рода, что само их имя произносилось лишь шепотом.

Поколебавшись, он взялся за тяжелый, одетый в пористый кожаный переплет фолиант. Он оказался такой увесистый, что потребовались обе руки, чтобы снять его с полки. Тисненое золотыми, частично облупившимися буквами название гласило: «De Vermis Mysteriis».[10] Оно абсолютно ничего не говорило Могенсу, но он почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он бережно раскрыл книгу. Пожелтевшие страницы из пергамента, который был настолько древним, что громко хрустел при перелистывании — Могенс просто опасался, как бы они не поломались, — были покрыты крохотными буквами, выполненными каллиграфическим почерком. Среди них встречались странные каббалистические символы и рисунки, даже от рассматривания их Могенсу стало не по себе.

— Будь осторожен с этим, — раздался голос у него за спиной.

Могенс так вздрогнул, что и вправду едва не уронил фолиант. Он даже не слышал, как открылась дверь!

— Джонатан?

Грейвс закрыл за собой дверь и подошел ближе. Его взгляд скользнул по столу, прежде чем он повернулся к Могенсу.

— Некоторые из них невосполнимые оригиналы. Поистине бесценные.

— Оригиналы? — Могенс инстинктивно крепче зажал книгу в руках.

— Предоставленные во временное пользование одним небольшим университетом в Массачусетсе, — подтвердил Грейвс. — Ты представить себе не можешь, сколько мне стоило труда заполучить их. Пришлось заложить душу, чтобы куратор их выдал. — Он ухмыльнулся. — И с удовольствием примет обратно.

Могенс сомневался, что у Грейвса имелось нечто вроде души, но благоразумно придержал это мнение при себе. Он резко развернулся, чтобы поставить книгу обратно.

— Должно быть, ты был абсолютно уверен, что я соглашусь.

— Скажем так: осмотрительно оптимистичен, — ответил Грейвс. — Думаю, с этой подборкой ты уже можешь кое-что начинать. Парочка названий мне знакома по старым временам, но я не специалист в этой области, и пришлось положиться на совет куратора. Но по всему, что я о нем слышал, Мискатоникский[11] университет слывет ведущим на этом поприще. Его библиотека имеет отличную репутацию.

Могенс никогда не слышал об этом университете и о городе с таким названием, но выбор литературы на полках стеллажа подтверждал слова Грейвса, пусть Могенс и сомневался, что речь шла действительно об оригиналах. Напротив, он был почти уверен, что многие книги, о которых ползли только слухи, никогда не существовали. Но являлись они фальсификацией или нет, одно оставалось несомненным: их древний возраст.

— И такие книги ты просто взял и поставил здесь? — изумился он. — В незапертом доме, куда всякий может войти?

— О, за их сохранность можешь не волноваться, — успокоил его Грейвс. — И за наше имущество тоже. — Он подошел еще на два шага и снова ощупал взглядом стол, который Могенс недавно прибрал. — Но я пришел не затем, чтобы дискутировать с тобой о книгах. Ты решился, Могенс?

— Решился? — Могенс не сразу понял, что Грейвс имел в виду.

— Что касается моего предложения, — он всплеснул руками и поправил себя: — Моей просьбы. Ты мне поможешь?

— Еще не прошло и двух часов! — сказал Могенс. — Ты должен дать мне время, чтобы принять далеко идущее решение.

— Боюсь, как раз времени нам и не хватает, — мрачно заметил Грейвс.

— Почему такая спешка? Ты здесь работаешь почти год. Какое значение имеют пара часов или дней?

— Большое, — вздохнул Грейвс. — Чуть больше, чем через неделю, будет полнолуние. К этому сроку все наши приготовления должны быть закончены.

Могенс недоуменно посмотрел на него.

— Полнолуние?

— Разве полнолуние не играет важную роль во многих магических ритуалах? — Грейвс едва ли не застенчиво улыбнулся. — Мы ведь здесь говорим о том, что наши уважаемые коллеги называют магией, не так ли?

— Но это вовсе не значит, что мы будем ночью ждать на распутье полнолуния и жечь «громовые стрелы»[12] и крылья летучих мышей, не так ли? — съязвил Могенс.

— Будем, если это поможет, — Грейвс оставался совершенно серьезен. Он кивнул головой в сторону двери. — Скоро вернутся остальные. Буду тебе крайне признателен, если ты ничего не станешь рассказывать о палате. По крайней мере, до тех пор пока не определишься с решением.

— Разумеется, — слегка обиженным тоном ответил Могенс. — И после этого тоже. Независимо от того, какое решение я приму.

— О, я уверен, ты сделаешь верный выбор, — с улыбкой сказал Грейвс. — Но не тяни. Сегодня после ужина я еще зайду к тебе, чтобы узнать твое решение.

Могенс пристально посмотрел на него. Ему показалось или в тоне Грейвса проявился едва заметный оттенок угрозы?

— Я подумаю, — ответил он и бесцеремонно отвернулся.

— Да уж, сделай это!

Могенс подождал, пока не хлопнет закрывающаяся дверь, выждал еще пять-десять секунд и только потом повернулся с сжатыми до боли кулаками, в твердой решимости выкинуть Грейвса, если тот вернется, чтобы снова затеять с ним свои игры. Однако Грейвс не вернулся, и какое-то время спустя Могенс почувствовал, что выглядит дураком. Когда он сообразил, что навязанная ему роль тоже, возможно, была частью игры, легче ему не стало.

Могенс попытался отвлечься, изучая названия на корешках книг, но это не помогло. Его мысли снова и снова возвращались к Грейвсу и жуткой палате под кладбищем. Наконец он сдался и отошел от полок. Еще некоторое время он пробовал отвлечься, разбирая бумаги, но это помогло еще меньше. Вместо порядка он привел их в беспорядок, а беспорядок Могенс ненавидел. Нет, ему требовалось что-то более простое, чтобы переключить мысли на другое.

Может, стоило пойти к Тому и попросить сварить свежего кофе — и использовать этот повод, чтобы поговорить с ним об искореженной кружке? Он обошел стол, чтобы взять ее, но ее не было.

Могенс изумленно наморщил лоб. Вопреки здравому смыслу он еще раз обшарил взглядом весь стол, а потом присел на корточки, чтобы заглянуть под стол, но кружки и там не оказалось. Она исчезла.