Анубис

Минуты, пока Уилсон не вернулся с обещанной униформой, тянулись целую вечность, а несколько мгновений, чтобы Могенсу одеться, еще дольше. Уилсон указал ему на соседнее помещение, но Могенс, недолго думая, прямо на месте сорвал с себя одеяло и в спешке натянул одежду, хотя отчетливо сознавал, что это только усилит подозрения шерифа. Не прощаясь, он вылетел из участка и с трудом заставил себя не мчаться на ту сторону улицы, где Грейвс оставил свой «бьюик».

Грейвс оставил без комментариев его вызывающее подозрения поведение, лишь неодобрительно сдвинул брови и так резко взял с места, что Могенс инстинктивно вцепился в сиденье. Могенс не мог судить, водил ли он увереннее, чем Том, но ехал он, во всяком случае, быстрее. Им хватило всего нескольких минут, чтобы выбраться за пределы города и достичь ответвления дороги на кладбище и далее к лагерю. Сердце Могенса забилось сильнее, когда они подъехали к тому месту, откуда сорвался «форд». Теперь, при свете дня, были видны следы шин, которые автомобиль оставил на покрытии дороги, несясь навстречу катастрофе. Даже ливень не смог смыть их полностью.

Грейвс резко нажал на тормоз, так что Могенса швырнуло вперед, и он поспешно выкинул руки, чтобы упереться в приборную доску. Результатом стала острая боль в запястьях, от которой у него перехватило дыхание. Грейвс посочувствовал ему почти презрительным покачиванием головы и взялся за ручку дверцы.

— Что ты делаешь, Джонатан?! — с испугом вскрикнул Могенс. — У нас нет времени!

— Это может быть важно.

Грейвс открыл дверцу и вышел. Могенс довольно долго взирал на него с ужасом, но, понимая, что любая попытка поторопить Грейвса приведет лишь к потере времени, полез из машины вслед за ним. Ему едва удалось открыть дверцу — запястье сильно ныло.

— Джонатан!

Грейвс поступил так, как поступал всегда, когда Могенс обращался к нему. Он проигнорировал его. Опустив взгляд к земле, он обошел машину и последовал за черным отпечатком покрышек, тянувшихся прерывистой линией.

— Вон там сзади он отклонился с прямой дороги, видишь?

— Джонатан, думаешь, это действительно важно? Теперь, когда…

— Да, — оборвал его Грейвс. — Поверь мне. Может быть важнее, чем ты думаешь.

Могенс уставился на него пристальным взглядом, но понял, что любые возражения бесполезны. Против воли он повернулся и посмотрел в том направлении, куда указывала обтянутая черной кожей рука Грейвса. След шин то и дело терялся между кустиками сорняков и грибов, проросших сквозь асфальт там, где природа пробила удушающий слой, залитый людьми. Когда Могенс понял, на чем заостряет его внимание Грейвс, ему уже было не трудно следить глазами за черными полосами.

— Я все время исходил из того, что Мерсер был пьян и поэтому потерял контроль над управлением, — задумчиво сказал Грейвс. Он вздохнул. — Может быть, он и был пьян, но что касается всего остального, я был неправ по отношению к нашему дорогому доктору. Посмотри-ка: он резко затормозил перед стеной кладбища, так что машина пошла юзом. Должно быть, он уклонялся от чего-то. Чего-то, что там появилось.

Он был достаточно деликатен, чтобы не произносить слова вслух, да, собственно, и зачем? Его простертая рука указывала на кладбищенскую стену, и не вообще, а на то место, где грубо сложенные бутовые камни были выворочены. И вряд ли это произошло давно. Стенки пролома еще не замшели, и несколько выпавших камней скатились на дорогу, да так там и лежали. «Они вывалились наружу, — в ужасе подумал Могенс, — как будто их выбила мощная жуткая сила с той стороны стены!» Не требовалось слишком буйной фантазии, чтобы нарисовать разыгравшуюся тут картину. Мерсер мог быть пьян, мог ехать слишком быстро, но его вины в аварии не было. Нечто появилось с кладбища, разворотило стену, и Мерсер от страха вывернул руль и таким образом потерял контроль над управлением.

— Теперь нам действительно пора, Джонатан, — сказал Могенс. — Возможно, мисс Пройслер в опасности.

Казалось, Грейвс вообще не слышал его слов. Он еще раз пристально посмотрел на прерывистый след шин, потом развернулся и подошел вплотную к тому месту, где он обрывался. Горстка мелких камушков под носками его ботинок сорвалась и с позвякиваньем стеклышек в заветном мешочке малыша покатилась вниз по склону.

— Это моя вина, Могенс, — тихо сказал Грейвс. — Я не должен был их отпускать.

— Джонатан, — взмолился Могенс, — мисс Пройслер! Она наедине с Томом там, под землей!

Грейвс никак не реагировал. Он стоял, словно окаменев, и смотрел вниз, на разбитые останки «форда». Даже на таком большом расстоянии Могенс различал следы волочения, которые уходили в скалы. Почти машинально он отметил, что в пропасти не было никого, кто бы искал Хьямс.

— Я думал, это опасно только ночью, — бормотал Грейвс. — Я думал, днем… — Он вытащил свой портсигар и попытался прикурить сигарету, но его руки слишком сильно дрожали. — Я совершил чудовищную ошибку, Могенс. Ошибку, которая стоила жизни Мерсеру, Мак-Клюру и, возможно, Хьямс. Это моя вина.

— Но это же полнейшая бессмыслица, — запротестовал Могенс. — Ты не мог предвидеть, что произойдет!

— Ты полагаешь, что Хьямс и двое остальных уехали из-за тебя, так ведь? — Грейвс жестко хохотнул. — Ты прав, Могенс. Но это я так захотел. — Он снова попробовал прикурить, и на этот раз ему удалось. Он не посмотрел на Могенса, когда заговорил снова, а не отрывал взгляда от разбившегося автомобиля через серые клубы дыма, которые сам выпускал. Его голос стал тише. — Я мог их остановить. Достаточно было одного слова, чтобы они остались. Но я хотел, чтобы они уехали. Ради их же безопасности. Я убил их, потому что хотел спасти. Если бы это не было так ужасно, то можно бы посчитать за остроумную шутку судьбы.

— Я… я ничего не понимаю… — начал Могенс.

— Разумеется, нет, — оборвал его Грейвс. — Да и как бы мог? Еще один промах, Могенс. Может быть, это то, что я больше всего ненавижу в тебе: ты заставляешь меня признавать собственные человеческие слабости.

— Джонатан, ты рехнулся? Мисс Пройслер там под землей с Томом, а ты…

— Мисс Пройслер в безопасности, — снова перебил его Грейвс.

Могенс часто заморгал.

— Мисс Пройслер там с Томом, — напомнил ему Грейвс. — А поэтому в большей безопасности, чем если бы она была здесь с нами.

Заметив замешательство Могенса, Грейвс грустно улыбнулся.

— Ты что, не слышал, что я тебе рассказывал о Томе? — обалдел Могенс.

— Каждое слово, — усмехнулся Грейвс. — Но, видно, придется мне рассказать тебе кое-что о Томе. Да, Могенс, ты прав, он видел ту тварь на кладбище. Ты ее не придумал.

Могенс молчал. Сообщение Грейвса словно обухом ударило его по голове. Он попытался разобраться в нем, но мысли разбегались, возможно, потому, что он начал подозревать, что за этим мнимым признанием стоит куда больше пугающих тайн. И Могенс не был уверен, хочет ли он их знать.

— Идем, Могенс, поехали дальше.

Грейвс бросил сигарету на землю и тщательно затоптал ее, а потом повернулся, решительным шагом обошел автомобиль и снова сел за руль. «Бьюик» тронулся, едва лишь Могенс сел рядом и еще не закрыл дверцу. Однако теперь они ехали не так быстро, как прежде.

Взгляд Могенса невольно прилип и не мог оторваться от пролома в кладбищенской стене. Сердце забилось чаще, и он поймал себя на том, что крепко сжал руки, чтобы унять дрожь. В отличие от первых двух раз, когда он видел кладбище, сейчас территория за стеной лежала в лучах солнца, и там не было ничего, чего бы стоило страшиться. Но так же, наверное, думал и Мерсер, когда подъезжал к этому месту, а минуту спустя он и двое других были мертвы.

Грейвс заговорил снова, только когда они миновали это место и оставили позади еще приличный кусок.

— Ты не должен сердиться на Тома, Могенс. Он не хотел тебе врать. Мне пришлось как следует надавить на него, чтобы он наплел тебе все эти небылицы.

— Звучало очень убедительно, — ответил Могенс и сам испугался, как дрогнул его голос.

— Ты нравишься парню, он не хотел тебя обманывать.

— Куда… т-ты клонишь, Джонатан? — заикаясь, спросил Могенс. — Ты хочешь сказать, что Том… Ты уверен?

— Я приехал сюда не ради храма, а ради него. — Грейвс, не отрывая взгляда от дороги, мотнул головой в сторону кладбища. — То, что мы нашли храм, было скорее случайностью.

— А Том…

— О, что касается Тома, он говорил о себе правду, — поспешно заверил Грейвс. — Он действительно родом из этих мест. И правда то, что ход к храму он нашел случайно. А последние пять лет, — добавил он, помолчав, — Том почти всегда сопровождает меня во всех поездках. Многим из того, что я выискал, я обязан Тому. И без него меня давно бы не было в живых, Могенс, но совершенно точно не здесь.

— Пять лет? — изумился Могенс. — Но тогда ему было…

— Двенадцать, — кивнул Грейвс. — Ему было двенадцать или, может, тринадцать, кто там может знать точно? Но он был очень смышленый парень, это я заметил сразу. В ту же ночь, когда я поймал его на том, что он обшаривал мою палатку, — добавил он с хитроватой ухмылкой.

— Он что?..

Улыбка Грейвса стала шире.

— Он пытался обокрасть меня, — подтвердил он и поднял руку. — Однако не суди поспешно, Могенс. Мы здесь не в Сан-Франциско и не в Гарварде. И уж тем более не в твоем обожаемом Томпсоне. Здесь дикий край, Могенс, хоть до Сан-Франциско и рукой подать. Здесь твердая земля и жесткие люди. Если ты думаешь, что они знают слово «милосердие», то ты еще больший дурак-романтик, чем я подозревал. — Он покачал головой, хотя Могенс и словом не возразил ему в ответ. — Какие здесь шансы на будущее у сироты, не умеющего ни читать, ни писать, у которого никого нет и о ком некому позаботиться? Он может стать вором — а может попробовать сделаться президентом Соединенных Штатов. Том решил стать вором.

Грейвс рассмеялся, как будто это была самая удачная из всех шуток, но Могенс оставался серьезен.

— Он мне рассказывал, что у него были приемные родители, — сказал он.

— Были, — подтвердил Грейвс. — Они погибли. Их убила бестия.

В конце асфальтированной дороги Грейвс отпустил педаль газа, и «бьюик» чуть ли не бережно раздвинул стену из ветвей и листьев. Могенсу почему-то пришло в голову, что он не хотел поцарапать лак на своем дорогом автомобиле.

— Как и многих других, — закончил Грейвс.

— Боюсь, я не понимаю тебя, Джонатан.

Это не вполне соответствовало истине. Он давно подозревал о том, что Грейвс сейчас старался ему объяснить, но что-то в нем упрямо сопротивлялось тому, чтобы узнать правду.

Грейвс снова прибавил газу и ответил только, когда они пересекли площадку и подъехали к его дому.

— Ты думал, что я тебя предал, Могенс, — он жестом, резким, но, в то же время и каким-то примирительным, остановил возражения Могенса. — Не пытайся мне лгать. Я видел, как ты на меня смотришь. Ты чувствовал себя брошенным в самый трудный момент. Я был твоим другом, а когда потребовалась моя помощь, отрекся от тебя. Ты должен меня ненавидеть. Я бы на твоем месте ненавидел.

Он умолк, ставя машину и берясь за ручку дверцы, на самом же деле в ожидании определенной реакции. Но Могенс упорно молчал. То, что рассказывал Грейвс, пугало и смущало одновременно, но, что бы он ни говорил, как бы ни откровенничал, Могенс не собирался его прощать. Не мог и не хотел.

— Возможно, я тогда струсил, но потом на свой лад принес покаяние, — продолжил Грейвс, когда Могенс тоже вышел из машины, но упрямо не разжимал губ. Его голос звучал резче и пронзительнее. Очевидно, молчание Могенса он истолковал таким образом, что видел необходимость защищаться. Могенсу это было на руку.

— В то время когда ты убивался от жалости к самому себе, я пытался разгадать загадку! Я искал их, Могенс, и я их нашел! — Внезапно он яростно махнул в сторону кладбища, его голос взвился: — Они не только здесь, Могенс. Они повсюду! Не только тут и в Гарварде, не только в Штатах, а по всему миру. Везде, где покоятся мертвые — там они! Они питаются мертвечиной, Могенс. Наши кладбища для них кормушка! Я пока не знаю точно, что они такое и откуда они появились, но я знаю, что они существуют с тех пор, как появилось человечество. Они стервятники, существующие за наш счет, Могенс!

— Ты сумасшедший, — сказал Могенс, но даже для него самого это прозвучало неискренне.

Грейвс словно не слышал его:

— Люди знают о них. Они всегда знали. Они живут в легендах, Могенс. Оборотни. Вампиры, вурдалаки, упыри. — Он яростно мотнул головой. — И ты всегда это знал. Только не хотел знать. Ты отрицаешь это знание, потому что тебе невыносима сама мысль об этом.

— Но… но это абсурд, — пролепетал Могенс. Он и сам не знал, почему так говорит, но Грейвс ответил за него:

— Ты не желаешь этого признавать, потому что это умалило бы смерть Дженис, — жестко сказал он. — Потому что это значило бы, что в ее смерти нет ничего особенного.

— Прекрати! — крикнул Могенс. Его голос дрожал.

Но Грейвс не прекратил, только в его тоне появилась оскорбленная нотка:

— Могу тебя заверить, ничего особенного и не было. Я уже девять лет преследую этих тварей, с того дня как покинул Гарвард. Ты забился в дыру, как раненый зверь, а я их искал, Могенс! И я их нашел! Повсюду. Здесь, в Европе, в пустынях Азии и в джунглях Южной Америки, на ледяных склонах Гималаев и в саваннах Африки! Они везде, Могенс, и поверь мне, в том, что постигло тебя, нет ничего особенного. Ты думаешь, это сам дьявол во плоти вылез из преисподней, чтобы наказать тебя? — он зло рассмеялся. — Ты ошибаешься, Могенс. Не такая уж ты важная персона. И в том не было ничего необычного. Это случалось со многими раньше, будет происходить и потом. Просто… — он прищелкнул пальцами, обтянутыми черной кожей; однако звук, который раздался, был больше похож на мягкий шлепок, — …так.

— Прекрати, Джонатан! — простонал Могенс. — Ты сам не понимаешь, что говоришь! Что ты знаешь об утратах!

— О, думаешь, я не заплатил за все? — Грейвс неистово вскинул руки и сунул ему под нос растопыренные пальцы.

Что-то темное, свирепое сверкнуло в его глазах, как разряд черной молнии. Могенс инстинктивно попятился.

— Ошибаешься! Я заплатил больше, чем ты можешь себе вообразить, Могенс! Я видел такие вещи, которые до меня не видел никто. И я заплатил за это, как никто из людей. — Он опустил руки и покачал головой. — Но разве я отступился? Нет! Я не забиваюсь обиженно в угол, я спорю с судьбой, Могенс. И тебе хватит уже стенать над собой!

— Зачем ты со мной так, Джонатан? — жалобно простонал Могенс.

Он дрожал всем телом. Облик Грейвса начал перед ним расплываться, когда горячие слезы подступили к глазам. Он больше не пытался их сдержать.

— Зачем ты так?

— Затем, чтобы ты перестал терзать себя, Могенс. — Его тон стал мягче. — Твоя скорбь по Дженис делает тебе честь, но девять лет — это чересчур. Ты этим не делаешь одолжения Дженис. Если ты действительно хочешь для нее что-то сделать, тогда помоги мне раскрыть тайну этих чудовищ. Если мир узнает, что они существуют, мы сможем победить их.

— Разве не ты говорил, что люди не хотят об этом знать? — горько спросил Могенс.

— Так помоги мне принудить их к этому! Если мы докажем миру, что они есть, то человечество уже не сможет закрывать глаза на истину!

Могенс молчал долго. Бесконечно долго. Он не ведал, что он в это время думал, что творилось в его душе. Что-то в этот момент в нем надломилось, беззвучно и на удивление прозаично, но окончательно и бесповоротно. Грейвс был прав в каждом сказанном слове. Именно как раненое животное уходит в темное тихое место, чтобы там умереть, так он на последние девять лет забился в пыльный подвал в Томпсоне, чтобы лелеять свою боль. Жалость к себе самому — упрек, брошенный ему Грейвсом, и по праву — было тем единственным, что еще давало ему силы жить. А теперь и это Грейвс отнял у него. Он чувствовал полное опустошение.

— И чего ты теперь ждешь от меня?

Даже эти несколько слов потребовали от него напряжения последних сил. Чувство выпотрошенности не ограничилось лишь его душой. Ему пришлось ухватиться за машину Грейвса, чтобы не упасть.

— Чтобы ты решился, Могенс, — ответил Грейвс. — Сейчас. Я знаю, это не слишком порядочно. Все происходит чересчур быстро, и я не оставляю тебе выбора. Но и у меня его нет. И времени тоже нет. Ответь отказом, и Том сегодня же отвезет тебя на вокзал. По поводу шерифа Уилсона не волнуйся, я все улажу. Я оплачу тебе билет до Томпсона или куда ты еще пожелаешь, и выдам содержание на год. Или ты спускаешься со мной под землю и выручаешь Тома из компании твоей обворожительной квартирной хозяйки.

Прошло еще несколько мучительных секунд молчания, после чего Могенс демонстративно повернулся к палатке посреди лагеря и шумно набрал в легкие воздуху.

— Идем спасать Тома, — сказал он. — И, возможно, весь остальной мир.