В динамике, транслирующем стартовый канал, была тишина. Перед стартовым домиком собралась почти вся эскадрилья, а ведь на улице жара перевалила за 30° уже давно. Но ни знойный ветер, ни оседающая на губах пыль никого не могли заставить зайти внутрь или заняться каким-нибудь иным делом.
И чем дольше стояла эта давящая на нервы тишина, тем больше заполнялась урна окурками от сигарет.
— Чего молчат? Хоть бы были живые, — волновался Кеша, который водил хоровод вокруг урны, заложив руки за спину.
— Тебе же сказали, что на связь ещё не вышли. Значит, в районе Анавы ещё, — поправил его Юрис.
У меня тоже не получалось усидеть на скамейке. Неопределённость судьбы моих товарищей продолжала давить грузом на плечи и заставляла пульсировать виски. А в душе, будто огромная пружина сжалась и никак не распрямляется. Сколько был на войне, но до сих пор не знаю, что тяжелее в таких случаях — сразу узнать последствия или оставаться в неведении.
— Окаб, 507й, — прозвучал голос Баева в эфире.
Тут же все направились к динамику. Секундная пауза и командиру эскадрильи ответил руководитель полётами.
— 507й, отвечает Окаб. Наблюдаю вас, подход разрешил.
— Вас понял. Идём группой из четырёх единиц. К посадке прошу медиков и санитарную обработку для экипажа ПСО.
— 507й, принял. Отправляем вам. Передать на госпиталь, чтоб встречали?
До текущего момента всё было не так однозначно. Сейчас Баев должен дать ответ на интересующий всех вопрос.
— Не нужно. Некого встречать, — прозвучал в эфире голос одного из командиров экипажей.
Пружина, которая сжалась внутри меня, вернулась в исходное состояние. Лица собравшихся однополчан говорили сами за себя.
— Значит, никто не выжил? — тихо спросил у меня Кеша, и я кивнул.
— Я ж вот только с Магой… Он мне… — проговорил Иннокентий, но слова у него не складывались в предложения.
Вот и у меня так же. Несколько часов назад мы с кавказскими парнями обсуждали планы на вечер. Смеялись и иронично поглядывали на Баева. И вот их уже нет. Воистину, жизнь — лишь только миг.
Группа вертолётов приближалась к аэродрому. Первым на посадку зашли экипажи ПСО, которых уже ожидали две машины УАЗ «таблетка» на стоянке.
Несколько солдат приготовили носилки и белые простыни, чтобы накрыть тела погибших. Все кто свободен, образовали подобие строя рядом с машинами.
Однако, случилась небольшая оказия — первым на стоянку зарулил вертолёт Баева, а за ним и Кислицын. Для Сергея Владимировича, который как и я недавно восстановил допуск на Ми-24, это был один из первых вылетов в Афганистане на этом типе. И тут такое.
Первым на стоянке развернулся вертолёт Баева. По виду и не скажешь, что он побывал в перестрелке. Пробоин не видно. А вот у Кислицына заметны прострелянные стёкла на двери грузовой кабины и разбитая створка приёмника пушки.
— Куда так спешит замполит? — сказал Юрис, указав мне на выпрыгивающего из открытой кабины Кислицына.
Сергей Владимирович, судя по резким движениям, был весьма взбудораженным. К нему бежал техник со стоянки, но замполит сорвал с головы шлем и бросил ему в руки.
— Кеша, Семён, за мной, — сказал я своим парням и рванул с места.
В моём звене они были самые крупные. И сейчас их большая комплекция пригодится. Кислицын двигался к вертолёту Баева очень быстро.
— Владимирович, стой! — кричал ему начальник штаба, выскочивший от него сбоку.
Наш Глеб Георгиевич Бобров попытался остановить замполита, но тот только оттолкнул его в сторону.
— И автомат подержи. А то я его пристрелю, — бросил Кислицын Боброву АКСУ-74. Начштаба в последний момент успел поймать оружие.
— Владимирович, погоди! Не нужно! — кричал я вдогонку замполиту.
— Отвалили все! — рявкнул Кислицын.
Ему оставалось всего несколько метров. Баев только что вылез из кабины и медленно снимал шлем. Но мне почему-то был интересен не он, а успею ли я догнать Кислицына.
— Серёжа, стой! На меня смотри! Успокойся, — возник перед Кислицыным начмед.
Недалеко с каким-то пузырьком и, сжавшись от страха, стояла Маша. Да чего здесь врачи-то делают⁈
— Марат, уйди. Я по-хорошему говорю, — громко сказал Кислицын.
Задержка со стороны начмеда позволила мне приблизиться вплотную к замполиту.
— Успокойся, Серёга! Дров сейчас наломаешь… — просил Марат Сергеевич, но Кислицын пытался его обойти и что-то показывал в сторону Баева.
— Майор, отставить! Смирно! — кричал командир эскадрильи.
Страсти накалялись. Ещё пару секунд и я успею добежать и встать перед Сергеем Владимировичем.
— Марат, уйди. Уйди, говорю! — рявкнул Кислицын.
— Майор, я вам сказал отставить! — «подкинул дров» Баев.
Заткнулся бы пока на пару минут, но голос командира эскадрильи только раздражал замполита.
— Сергеевич, уйди! Освободи дорогу! — громко сказал Кислицын и оттолкнул Марата Сергеевича.
Тот отлетел в сторону, и замполит рванул к Баеву. Тут и я подоспел, встав перед Кислицыным. Сзади на него накинулись Кеша и Семён. И только втроём нам удалось сдержать порыв ярости Кислицына.
Он смотрел на Баева глазами голодного тигра. Взгляд не то что прожигал насквозь, а мог убить на месте. Представляю, чтобы Кислицын сделал с командиром эскадрильи, если бы смог добраться до него.
— Сашка, ты-то куда⁈ Отпусти меня! — кричал замполит, пытаясь вырваться из нашего захвата, но с громилой Семёном и крупным парнем Кешей справится трудно.
— Нет, Владимирович. Мордобой ничего решит. Успокойся!
— Он же парней погубил! Тварь штабная! Ни дня на войне не был и сразу повёл за собой. Сволочь! — бросался оскорблениями Кислицын, но я удерживал его.
Ноги замполита проскальзывали по ребристой поверхности стоянки, сложенной из плит К-1Д. Со взмокших волос во все стороны летели капли пота.
— Прекратить, товарищ майор! — продолжал показывать себя Баев.
Если он так продолжит, то Кислицына успокоить не получится. Сергей Владимирович твёрдо намерен «поправить» лицо командиру эскадрильи.
— Я тебя предупреждал. Я тебе говорил, пирожок ты мамкин! Сказал, позвони в штаб и доложи. А ты тварь, засунул язык в задницу! Пацанов… экипаж… погубил. Ещё и прикрывать не пошёл!
Кислицын сделал последний рывок. На ногах мы уже не смогли устоять и рухнули на металлическую поверхность. И всё равно Сергей Владимирович продолжал тянуться к Баеву. Как же тяжело его удержать!
— Приказываю, Кислицын, отставить! Я командир!
Тут моё терпение лопнуло.
— Это звание ещё нужно заслужить, Кузьма Иванович. Пока что вы только товарищ подполковник! — сказал я.
— Серый, успокойся, — подбежал Марат Сергеевич и помог нам поднять замполита.
Взмокший Кислицын показал всем видом, что ему помощь не нужна. Он по-прежнему пыхтел и утирал рукавом лицо от пота. Тяжело дыша, замполит махнул рукой, снял с себя разгрузку и передал её Семёну.
Кислицын взглянул на Баева.
— Пацанов погубили, а ты мне что-то тут приказываешь, — тихо сказал замполит.
Он расстегнул куртку комбинезона и пошёл в сторону расположения. Начальник медслужбы показал Маше идти к машинам, а сам побежал догонять Сергея Владимировича.
— Глеб Георгиевич, постройте личный состав напротив вертолётов ПСО. Естественно, тех кто свободен, — дал указание Баев и прошёл мимо нас.
Удивляюсь выдержке этого человека! Хотя, возможно это пофигизм, помноженный на эгоизм. К нам подошёл лётчик-оператор, который летал с Баевым в экипаже. Он же и рассказал обстоятельства произошедшего.
— Шли по обратному маршруту. В районе кишлака, где днём ранее уже видели пулемёты ДШК, Кислицын предложил отвернуть влево, чтобы пройти восточнее. Баев сказал, что слишком близко к Чарикарской «зелёнке». Плюс маршрут утверждён был. Там взять-то надо было на пару километров в сторону и… Короче, попали под обстрел.
— Так как наших зацепило?
— Прям по кабине. Лоб в лоб. Там шансов у парней не было. Огненный шар вместо вертолёта падал. На земле даже не могу и сказать, что можно было собрать. Зрелище ужасное.
— А чего такие разные повреждения у вас и у Кислицына? — спросил я.
— Да всё просто. Владимирович первым пошёл гасить точку, вот и принял на себя удар. Отработал, но не очень точно. А мы уже НАРами всех там загасили, — объяснил лётчик-оператор.
Начальник штаба эскадрильи уже начал нас подгонять в более грубой форме. Вернувшись на место, где стояли Ми-8 с телами наших парней, мы тут же встали в строй. На вопросы пока не отвечали. Да и всё внимание было направлено на командира эскадрильи.
Он о чём-то беседовал с медицинскими работниками. Как мне показалось, разговор у них не клеился.
— Это не самый лучший подход к решению вопроса, товарищ подполковник, — предупреждал Баева врач.
— А как вы собираетесь их домой отправлять⁈ Вы делайте свою работу, а я — свою.
— Кузьма Иванович…
— Доктор, вопрос решён. Не можете сделать как надо, я вам покажу.
Ми-8е уже выключились. Все ждали, что из грузовой кабины сейчас вынесут три тела наших парней. Картина ожидалась не самая приятная.
Естественно, что в строю уже некоторые начали бледнеть. Четверо бойцов с носилками подошли к вертолёту. Когда начали вытаскивать первого погибшего, у одного из бойцов нервы не выдержали. Сдерживать рвотные позывы он уже не смог и убежал в сторону.
Из вертолёта достали окровавленный брезент и понесли в сторону машин. Более никого из Ми-8 не доставали. По лицу бортового техника было видно, что он чувствует себя очень паршиво.
— Итак, не самая лучшая процедура, но вам предстоит её выполнить. К сожалению, опознать кто есть кто сложно. Поэтому нужно это сделать вам.
Нет, я знал, что есть сумасшедшие. Но чтоб настолько отбитые, это вообще трындец!
— Кузьма Иванович, вы что предлагаете? — удивился начальник штаба.
— В «таблетке» лежат останки наших товарищей. На месте катастрофы разбираться было некогда, и их погрузили на один брезент. Нужно определить, кому и что принадлежит…
Тут же трое в строю ушли в сторону, не сдержав рвотных позывов. Да мне самому стало не по себе от одной мысли выполнять такую задачу!
Начальник штаба подошёл к Баеву и попробовал переубедить его, но тот был непреклонен. У него вообще выражение лица было каменным.
Пока Кузьма Иванович стоял на своём, медики закрыли УАЗ и собирались уехать.
— Я сказал ждать! — громко прокричал Баев.
Медики застыли на месте. В строю желающих провести опознание было немного. Изначально вызывались трое, но у двоих сил осматривать брезентовые носилки не хватило и на пару минут.
В итоге неприятную процедуру пришлось выполнить начальнику штаба Глебу Георгиевичу.
На этом вся эпопея была завершена. Баев снова всех построил и готовился произнести речь.
— Сегодняшний бой показал, что враг силён. Все должны с удвоенной энергией работать над своей подготовкой, чтобы больше у нас не было потерь личного состава. Кто повезёт тела на Родину? — обратился Баев к начальнику штаба.
— Определимся, товарищ подполковник…
— Здесь и сейчас определимся. Поедет заместитель командира эскадрильи. Где он? Почему не на построении? — возмутился Кузьма Иванович.
— Он улетел по задаче, — ответил Глеб Георгиевич.
— Довести до него. А Кислицын где? Или мои приказы уже никого не волнуют? — продолжил ругаться Баев.
Сомневаюсь, что после произошедшего Кислицын вообще выйдет на построение в ближайшее время.
— Товарищ подполковник, майор Кислицын занимается по распорядку дня, — ответил Глеб Георгиевич.
Баев снял с головы пилотку и пригладил волосы. Автомат он держал при себе, так и не сняв подсумок с магазинами.
— Сергей Владимирович пускай готовит представление и все соответствующие наградные документы. Всех троих посмертно к Ордену Красной Звезды. Головные уборы снять! — дал команду Баев и объявил минуту молчания в память о погибших парнях.
До конца дня кусок в горло не лез в столовой. Когда мы вернулись в палатку, Кислицын не мог встать с кровати. Количество выпитого им было немаленьким.
Рядом был Марат Сергеевич, который выглядел совершенно трезвым.
— Тяжело ему. Вы не будите, пускай спит. К вечеру всё равно проведём поминки по погибшим, — сказал начмед и пошёл на выход.
— Ему уже задачу поставил комэска, — сказал Глеб Георгиевич, идущий следом.
— Ну куда ему задачи выполнять⁈ Половину котелка разбавленного выпил почти залпом. И не закусывал даже, — возмутился Марат Сергеевич.
Начальник штаба поразмыслил и повернулся ко мне.
— Сан Саныч, я помню, как ты хорошие наградные писал. Тексты такие запоминающиеся. Давай-ка иди и займись этим. Я в штаб дивизии сейчас позвоню, что нужно содействие оказать.
Помочь и правда надо. Тем более, это в память о Баге и Маге. Хоть какой-то наградой их посмертно можно будет наградить.
Вечером, пока остальные собирали личные вещи трёх погибших, я отправился в штаб дивизии. Пока что мыслями я был на аэродроме, вспоминая, как из вертолёта доставали тела однополчан. Такие картины не сразу забываются.
Войдя в штаб, я уже увидел, что двое бойцов вывешивают подобие некролога. С чёрно-белых фотографий на меня смотрели Магомед, Баграт и их бортовой техник.
Не так уж и просто читать сухие строчки послужного списка каждого из товарищей. Ещё тяжелее смотреть в глаза тем, кто на фотографиях. Они будто говорят тебе: ' — Так уж случилось, Сань'.
— Вы с 363й эскадрильи? — услышал я чей-то голос из открытого кабинета.
— Да. Лейтенант Клюковкин.
— Старший лейтенант Галдин, прикомандирован к штабу 109й дивизии. Тяжело кадровому и строевому отделам здесь, приходится помогать им в нелёгком деле, — улыбнулся он, подойдя ближе.
Не разделяю его радости. Судя по его отглаженной форме, приятной туалетной воде и японских часах на руке, не так уж ему и тяжело в штабе дивизии.
— Столько бумаг, таблиц, списков. Всё проверить нужно. По погибшим с замполитами решить документальные вопросы нужно. Знал бы, не просился сюда. Вы ведь тоже не думали, что надолго здесь. Так, за орденом и чеками?
Какие-то у старлея мысли странные. Совсем не вяжутся с текущей ситуацией.
— Вы извините, не лучший день для весёлых бесед. Мне нужно представления сделать на погибших. Где я могу поработать?
— Я вам покажу. Вообще, подвели вы нас. Опять потери…
— Что простите? — переспросил я.
Надеялся, что ослышался. Не хотелось мне учить уму-разуму этого Галдина.
— Да я понимаю, не ваша вина. Не вы же командир эскадрильи. Просто тут только операция закончилась, комдива хвалили за малые потери. А теперь сразу три человека нас подвели. Будем в «отстающих»…
Похоже, Галдин совсем уже «переработал» в кабинете. Надо его взбодрить.
Я резко схватил его за руку и заломал её.
— Ты чего⁈ Пусти, лейтенант, — вскрикнул Галдин.
Из кабинетов выскочили несколько человек, но я уже был настроен решительно. Развернул старлея и подвёл его к некрологу.
— Отстающие говоришь⁈ Подвели потерей⁈ Ну, скажи это им. Пожалуйся!
— Понял-понял! Неправ был, — кричал Галдин, когда я выворачивал ему руку.
Он совершенно не сопротивлялся. Зато посмел так отозваться о погибших!
— Отставить, Клюковкин, — позвал меня знакомый рассудительный голос.
К нам ближе подошёл начальник особого отдела — майор Турин. Дверь его кабинета была открыта, и оттуда выглядывал уже близко знакомый мне Максим Евгеньевич.
— Вот, товарищ майор. Рукоприкладство! Готов доложить рапортом. И сколько свидетелей, — обвёл всех пальцем старший лейтенант.
С трудом он скрывал ухмылку. С появлением особиста, «зрители» нашего конфликта разошлись по рабочим местам. В коридоре остались только мы трое.
— Ничего. Я запомнил всех понятых. Могу вам список дать…
— Заткнись, крысёныш. Завтра жду от тебя рапорт командованию с просьбой направить служить в Анаву или Руху. Не будет, поедешь ещё дальше. Свободен.
На лице Галдина мимолётная радость сменилась ужасом. Через секунду он уже забежал в кабинет и захлопнул дверь.
— Клюковкин, ко мне в кабинет. Обсудите сегодняшнюю специальную задачу.
— Подождите, не самый лучший день для таких вылетов, — сказал я.
— Знаю. Поэтому вы полетите чуть позже. После полуночи. Это будет уже завтра, верно?
Судя по всему, Ми-28 готов уже и ночью работать.