Афганский рубеж 3

Глава 5

Спорить с командующим 40й армии я не собирался. Но никакого облегчения на душе у меня не было.

А ещё эта фраза про то, что я оправдан, меня только больше зацепила. Как будто тут был суд и я предстал перед советским правосудием. Но, как это ни печально, оно — это самое правосудие, оказывается сейчас слепым.

— Лейтенант Клюковкин, вы свободны! Возвращайтесь в расположение вашей группы и продолжайте исполнять обязанности командира звена, — сказал командующий армией и указал мне на дверь.

— Есть! Разрешите идти? — спросил я, вытянувшись в струнку.

Командующий застыл на своём месте, поглядывая в сторону генерала Целевого. Пока что моё предположение в том, что весь удар на себя решил принять заместитель командующего. А ведь Рэм Иванович в эфире запрещал работать в воздушном пространстве Пакистана!

И Енотаев зачем-то решил на себя принять вину. Ну, отправили бы меня в Союз в худшем случае. Зато Ефим Петрович дослужил бы до пенсии спокойно. А теперь неизвестно, как будут командиры распределять степень вины между собой.

— Ничего больше не хотите сказать? — задал мне вопрос командующий армией.

— Я уже всё в бою сказал, товарищ генерал-полковник.

— Так то в бою! — указал пальцем в потолок командующий и встал со своего места.

Он медленно шёл в мою сторону под тихое жужжание холодильника. Видимо, снова этот элемент местного интерьера требует жёсткой руки.

— Достал меня этот электропогреб, — воскликнул командующий и со всего маху приложился ладонью по двери холодильника.

Продукт Минского завода качнулся назад от мощного хлопка. Заместитель командующего ВВС армии чуть не упал со стула от неожиданности. У генерал-полковника удар оказался весьма тяжёлым.

— Точно больше ничего не скажете, лейтенант Клюковкин? — спросил у меня командующий.

— Никак нет, товарищ генерал-полковник.

Ещё бы! После такого размашистого «леща» по холодильнику что-то говорить я бы точно не стал.

— Понятно, — буркнул командующий и подошёл ко мне вплотную.

Генерал-полковник тяжело дышал и внимательно смотрел мне в глаза. Как-то странно! Только недавно отправлял меня из кабинета, а теперь не даёт уйти.

— За ваши действия полагается вас либо представить к званию Героя Советского Союза, либо отстранить от должности и отправить служить в какую-нибудь приморскую часть. Например, Берингово море вполне подойдёт.

— Товарищ командующий, он в Соколовке служит. Его уже ничем не напугаешь, — вступил в разговор Ефим Петрович.

Командующий кивнул и… протянул мне руку. Не сразу я осознал, что нужно пожать её, но секундного замешательства никто не заметил.

— Но всё что могу — это выразить своё уважение вашему характеру и профессионализму. На таких как вы, можно и страну оставить.

— Служу Советскому Союзу, — спокойно ответил я.

На этом моё пребывание в кабинете подошло к концу. Выйдя за дверь, я не сразу собрал в кучу все мысли. Пару минут решил постоять у открытого окна в коридоре, из которого был виден небольшой сад рядом со штабом.

С ветки на ветку перепрыгивает «местный житель» — мартышка, держа в лапе что-то оранжевое. Возможно, где-то утащила апельсин. А может и сорвала с какого-то дерева.

— Оазис, — шепнул я, описывая увиденное за окном.

Смотря на природу Джелалабада, трудно представить, что в нескольких десятках километров отсюда вчера шло настоящее сражение. И там не было ни деревьев, ни апельсинов. Да и мартышка там не могла появиться однозначно.

Там, среди расщелин, песка и камней, полегло несколько сотен бойцов. И это только кого смогли посчитать. Думаю, что смрад, запах пороха и гари будет стоять ещё не один день.

А сколько ещё предстоит вытерпеть на этой войне. Может, всё не так печально закончится. Другим будет отношение к «шурави» в обществе. Но главное — хочется, чтобы больших потерь наша страна избежала в этих горах и песках.

— Есть! — услышал я громкий голос Енотаева, вышедшего из кабинета и закрывшего дверь.

Выглядел он весьма довольным. Значит, оправдали.

— Товарищ командир, всё в порядке? — спросил я.

— Конечно, — подошёл ко мне Ефим Петрович и достал сигарету. — Отстранён от должности и возвращаюсь в Союз.

Вот так в порядке! Нашли на ком отыграться.

— Командир, разрешите я пойду всё-таки что-нибудь скажу…

— Отставить, Клюковкин. Всё нормально. Кого-то нужно было отстранить. Выбрали меня. Домой раньше поеду.

— То есть, просто прекращают вашу командировку? — уточнил я.

— Да, — подкурил сигарету Енотаев.

В своей прошлой жизни Я уже сталкивался с подобными мерами воздействия во время командировок в одну из ближневосточных стран. Домой можно было уехать за любую ерунду.

Прошло несколько минут. В пепельнице прибавилось окурков, оставленных после выкуренных сигарет Енотаевым. Вновь открылась дверь, и в коридор вышел Борис Матвеевич.

— Оправдали? — хором спросили Енотаев и я.

— Усё нормально. Отстранён от должности и возвращаюсь в Союз. Причём пока только в распоряжение командующего округом. Там определят куда мне ехать служить.

Прекрасно! Минус два отличных и опытных командира. Чем только думает командование?

— В Москве сказали, что большие потери. Мол, надо было лучше командовать, — сказал Тростин.

— Ну, им там виднее, — покачал головой Енотаев.

— Хорошо что вы не ушли. Хотел сказать вам большое спасибо мужики. И «джелалабадскому» полку тоже. Вытащили кого смогли. Прикрывали как могли. Теперь… осталась самая трудная работа для командира.

Тростин тяжело вздохнул, протерев лысину платком. Действительно труднее всего командиру в тот момент, когда приходится смотреть в глаза родным погибших подчинённых.

Но тут снова открылась дверь кабинета командира 77й бригады. В коридор вышел генерал-лейтенант Целевой. Его рубашка была расстёгнута, а фуражку он держал в руке.

Как только он закрыл дверь, то повернулся к нам.

— Оправдали? — вырвалось разом у нас троих.

Ну, другой реакции не могло быть в такой момент.

— С ума сошли⁈ Сам ушёл! — громко ответил Целевой и подошёл к нам. — Курить есть?

Тут же и Енотаев, и Тростин протянули по сигарете генерал-лейтенанту. Выбирать тут было не из чего — одна и та же марка была у Бориса Матвеевича и Ефима Петровича с одним и тем же животным на фоне песков на упаковке.

Они предложили и мне «отраву», но я лишь отрицательно покачал головой.

— Вы парни хоть и суровые мужики, но сигареты у вас дерьмо! Не накуриться этими вашими «верблюдами», — быстро скурил сигарету генерал-лейтенант.

Он пожал каждому руку и молча ушёл по коридору к выходу. Ради интереса мы ещё пару минут постояли рядом с кабинетом, но больше отстранённых не было. Выйдя на улицу и подойдя к машине, я задал Енотаеву интересующий меня вопрос.

— А куда подевался Кузьма Иванович?

Ефим Петрович зашёлся кашлем при первом же упоминании подполковника Баева. Как только он успокоился, смог посмеяться и ответить.

— У него сейчас много работы. Не думай про него, — ответил Енотаев и приказал мне сесть в машину.

Прошло несколько дней, но никаких итогов по окончании операции озвучено не было. По словам Енотаева, конфликт с соседним государством был успешно решён.

Сыграли свою роль дипломаты, выставившие ответный протест и претензии руководству Пакистана. Припомнили всё: поддержку душманов, желание отторгнуть некоторые приграничные провинции и периодические нарушения границы Демократической Республики Афганистан.

Почему только при этом понесли наказание некоторые руководители, мне непонятно.

Как непонятно, почему за эту операцию никто из отряда Сопина, «джелалабадского» полка и нашей отдельной группы, не представлен к наградам. Как раз этот момент и стал предметом обсуждения на вечернем «саммите».

Атмосфера больше напоминала чаепитие с вкусняшками. Что-то крепкое было употреблять незапрещено, но ни у кого желания не было. И вообще, всем уже хотелось в «родное» высокогорье Баграма вернуться.

— Да что за ерунда, Ефим Петрович⁈ Я этих духов вот так вот крутил, гонял, делал всем, чем можно было делать, а мне даже спасибо не сказали, — возмущался Мага.

— Командир, брат дело говорит. Надо писать туда… ну куда мы обычно пишем, если недовольны, — поддержал Бага товарища.

Енотаев улыбнулся, отпивая из чашки.

— Баграт, вот именно оттуда, куда мы обычно пишем, это самое распоряжение про награды и пришло. Есть мысли ещё куда пожаловаться? — спросил Ефим Петрович.

— В газету «Правда», — предложил Кеша.

— Там ни одной строчки про боевые действия в Афганистане не написали. Везде побеждают местные правительственные войска. А мы только старушек переводим через дорогу, гуманитарную помощь развозим, дома строим… — начал говорить Ваня Васюлевич, но его прервал Енотаев.

— Отставить подобные рассуждения, — громко сказал комэска.

— Виноват, товарищ командир.

Кто-то уже начал терять веру в идеалы интернационального долга.

— А ты что скажешь, командир звена? — обратился ко мне Енотаев.

— Смотря про что, Ефим Петрович.

— У нас сейчас «круглый стол». Каждый высказывается, — добавил Кислицын.

Я посмотрел на остальных. Сложно что-то сказать, когда не с первого раза понимаешь, в чём заключается и перед кем у тебя этот пресловутый «интернациональный долг». Но я знаю другое — есть приказ Родины.

— У меня мысль простая. Есть долг перед страной, перед советским народом, перед всей необъятной Родиной. И мы его обязаны исполнить. Побеждает та армия, которая о долге не рассуждает. И не стоит забывать, что не будь нас здесь, пришли бы другие. Вот они бы точно не строили домов и старикам не помогали.

Енотаев кивнул, а во взгляде остальных сослуживцев я увидел больше понимания, чем раньше.

— Не за награды, чеки и рубли мы здесь, мужики. А чтобы Родину всегда великой звали, — произнёс комэска.

Чем-то напомнило строчки из одной песни. Она про другую войну. И мне очень хочется, чтобы её не было в этой реальности.

— Послезавтра тяжёлый день. Проход, кто будет делать? — спросил Енотаев.

На церемонию вызвались выполнить пролёт Кислицын и Мага. С моего звена полетят Юрис и Семён Рогаткин.

— Тогда всем отдыхать. Завтра обязательно выспаться и быть готовыми, — объявил Енотаев.

Допив чай, все отправились спать. А вот я не торопился, поскольку мне не давал пойти в модуль мой лётчик-оператор.

Кеша отвёл меня в сторону и начал нести пургу.

— Сань, вот если бы я тебе сказал, что у меня есть к тебе просьба. Очень серьёзная, мужская, о которой я бы не хотел тебе говорить… — начал объяснять мне Иннокентий.

Ну вот что он опять за пургу несёт?

— Ближе к делу, Кеша. Я понял, что ты мне что-то хочешь сказать.

— Да… Ну нет! Хочу, но не хочу. Я просто интересуюсь…

— Так ты говоришь, хочешь или интересуешься? Выбери один из глаголов, — улыбнулся я.

Кеша задумался. Глаза у парня бегали, а его внешний вид говорил о многом. Волосы зачёсаны, изо рта свежо пахнет так, будто он куст мяты съел. Ну и аромат одеколона «Шипр» ни с чем не спутать.

Будучи подростком, я таким прыщи протирал, а в Союзе это мужской парфюм. Надо отметить, что запах неплохой.

В общем, куда собрался идти Кеша, мне понятно. Главное, чтобы на свидании с девушкой он также не потерял возможность связно говорить.

— Саныч, друг! Мне очень надо сказать тебе кое-что, но я…

— Короче, Ален-одеколон, у тебя «джентльменский набор» весь в наличии? — спросил я.

— Конечно! Я ж готовился! А что входит в этот набор?

Пф! И это мой лётчик-оператор! Пришлось собрать парня на свидание в очень быстром темпе. Даже нашлось ему «изделие номер 2» в достаточном количестве. Ведь он же именно за этим и собрался идти в женский модуль.

Так и убежал Кеша в непроглядную ночную темень. После небольшого обсуждения, как же там дела у Петрова, все в модуле заснули.

А посреди ночи проснулись.

Вернулся Кеша. Но тихо же этот парень зайти не может в комнату!

— Простите… я… ух! Такое…

— Что⁈ Круто было⁈ Нет, не рассказывай. И так хреново, — сказал Мага.

— Да тут не так долго. Короче, пришёл я…

— Кеша, друг ты наш! Не вздумай, — прервал его сонный Юрис.

— Да будет вам. Это для вашего же блага…

— Эй ты, не рассказывай! Не смей! — повторил требование Бага.

— Да сейчас расскажу. В общем…

— Замолчи! — хором произнесла вся комната.

Ещё бы! Слушать рассказы о любовных похождениях истосковавшимся по женщинам мужикам сложно.

Остановить Иннокентия мог только ботинок. Однако никто не решился его бросить в Иннокентия, поскольку искать утром обувь хуже, чем эротические рассказы на ночь.

— Она мне говорит, что у неё гипермобильность суставов. Мол, ты не обращай внимание, у меня суставы щёлкают, — начал рассказывать Кеша.

Сон у всех прекратился и многие стали представлять эту сцену. А когда разговор зашёл про шпагат, то всем стало интересно вдвойне.

— Ну я её за попу. Кладу на стол в общем и целом…

— Так! — в предвкушении дальнейших действий воскликнул Семён Рогаткин.

— Она ноги врозь. Да так широко, что я аж облизнулся…

— Так! — повторил за Семёном восклицание Бага.

— Ну, думаю всё! Свершилось. И момент интимный, и изделие на изготовке, и вино хорошее было. Я к ней близко…

— Таак! — хором воскликнуло большинство коллег.

Тут лицо Кеши поникло. И у меня сразу возникло ощущение, что что-то пошло не так.

— Ну она же сказала, что гиперпластика, на шпагат садится. Я примерился. А она высоковато расселась. Ну и решил её поудобнее пододвинуть…

В итоге Татьяна была отправлена в медроту с переломом, порванными связками или чем-то ещё. Пару недель ходить не сможет нормально.

— Кеша, если честно, ты катастрофа. Ещё и зря «изделие номер 2» потратил, — махнул рукой Мага.

— Почему потратил? Я его снял и принёс. Вот он, в упаковке…

Тут-то ботинок в Кешу и полетел. При чём не один.

Наступил день отлёта в Баграм. Именно сегодня Енотаев с нами летит последний вылет в Афганистане. Как он сказал, на аэродроме посадки нас уже будет встречать новый комэска, с которым он нас и познакомит.

Пока Ефим Петрович не признавался, кто он. Думаю Енотаев и сам не знает, поскольку даже слухов не ходило, кого нам отправят.

Утром на стоянке все построились для проведения церемонии. Несмотря на столь грустный повод, небо над Джелалабадом было таким же голубым, как и всегда. Жара, слабый ветерок и запахи эвкалипта вперемежку с керосином. Аромат, который из памяти не стереть.

Рядом с нами стояли бойцы отряда Сопина. Они рассказали, что на всех погибших долго искали парадную форму, чтобы отправить домой.

— Утром простились. Положили на БМП, прошлись, попрощались и вот сюда привезли, — выдохнул лейтенант, который стоял рядом со мной.

Это был тот самый авианаводчик Торос. Смотрю на него и ни одной царапины не вижу. Заговорённый!

— Становись! Равняйсь! Смирно! — скомандовал командир местного вертолётного полка.

На полосе гудели несколько вертолётов, готовившихся взлетать. Чуть дальше от нас стоял с открытой рампой Ан-12. Он уже был готов принять на борт тех, кого он сегодня отвезёт домой.

— Головные уборы снять, — прозвучала команда, когда перед строем проехали несколько БТР-70 с закрытыми деревянными гробами.

На каждом написано звание и фамилия. Рядом идут хромающий на одну ногу, с перебинтованной рукой Сопин и Тростин.

Под гул винтов и отстрел одиночных ловушек, погибших погрузили в «чёрный тюльпан» — так неофициально называют самолёт Ан-12.

Ещё не написал своей знаменитой песни об этом самолёте Александ Розенбаум. Всматриваюсь в лица членов экипажа Ан-12 и понимаю, что они действительно проклинают эту работу — везти на Родину героев.

Только после взлёта самолёта с «грузом 200», мы начали подготовку к вылету. Попрощавшись с местным полком, заняли свои места в кабинах и начали запускаться.

Весь полёт проходил в молчаливой обстановке. Кеша не вспоминал о сорвавшейся ночи с девушкой. Зато иногда напоминал сам себе, что мы только что увидели.

— Командир, много погибло парней. Могло быть меньше потерь? — спросил Петров по внутренней связи, когда мы пролетали траверз Кабула.

— Сейчас уже не важно. История не терпит сослагательных наклонений. Наша задача — чтобы жертв было меньше, а лучше вовсе не было.

— Значит, будем снова искать Масуда? — встрепенулся Кеша.

— Найдём и покараем, — ответил за меня Валера Носов, летевший с нами на борту.

Приземлились в Баграме штатно. Правда в эфире руководитель полётами торопил нас следовать на стоянку и выключаться.

— 302й, ждут вас на построении.

— Понял вас, Окаб. Спасибо за управление, — ответил я, как только освободили полосу.

На стоянке долго не возились, а сразу пошли строиться. Благо идти было недалеко. Весь свободный личный состав эскадрильи стоял рядом с КДП и ждал появления Енотаева с новым комэска.

Но появились перед нами заместитель командующего ВВС армии, Енотаев и Баев.

— Кхм! Здравствуйте, товарищи! — поздоровался со строем замкомандующего после доклада Ефима Петровича.

— Здравия желаем, товарищ полковник! — ответили все в унисон.

— Вольно! Рад, что большая часть в строю. Все вы знаете, что Ефим Петрович убывает в Союз по решению командования армии. Я благодарен ему за проделанную работу. Он создал лучшее и самое эффективное вертолётное подразделение в Афганистане.

Какие слова! Ну, радует, что к Енотаеву отнеслись с уважением.

— Теперь о главном. Я хочу представить вам вашего нового командира эскадрильи. Прошу вас, — подозвал он к себе Баева.

— Ёптить! Приплыли! — не удержался и воскликнул Кислицын.

Да уж! Ну и дела!