Июнь, 1983 года. Аэродром Лашкаргах, Демократическая Республика Афганистан.
Вертолёт сильно качнуло в сторону. Очередной восходящий поток раскалённого воздуха не дал спокойно насладиться красотами золотистых песков Южного Афганистана. Словно ретивый конь, наш Ми-24ВП встрепенулся, начиная рыскать влево и вправо. Стрелка на вариометре — указателе вертикальной скорости, пришла в движение.
Петруха быстро справился с «возмущением Ми-24» и продолжил держать курс на «Лашкарёвку». Следующий за нами экипаж Евича тоже боролся с восходящими потоками. В зеркале я видел, как и его вертолёт слегка «клевал» носом, но продолжал держать курс на конечный пункт маршрута.
— Интересное название у аэродрома, — заметил Пётр по внутренней связи.
— Каждый аэродром имеет какое-то неофициальное прозвище, — ответил я.
— Лашкаргах как-то не по-русски звучит. А вот «Лашкарёвка» — другое дело. Сразу что-то с домом связано. На душе весело и тепло, — подключился к нашему разговору Алексей из грузовой кабины.
— Чересчур тепло, — ответил Петруха.
Осмотрев в очередной раз окрестности, я не нашёл особых примет родных просторов.
Вокруг песчаные гряды барханов, не превышающие и ста метров. Есть и подвижные, перетекающие с места на места, будто улитки. Можно заметить и котловины со своими солончаками. Но есть и места, где виды пустыни похожие на декорации постапокалиптических фильмов.
— Смотри командир, какие трещины слева, — обращает моё внимание на «растрескавшуюся» почву Пётр.
— Научное название — такыр, — ответил я.
Для такой формы рельефа, как такыр, характерны трещины усыхания, образующие характерный узор на грунте.
Перепад высот в пустыне составляет почти 800 метров с Запада на Восток.
На фоне слепящего жёлтого цвета песков, чёрная тень от нашего вертолёта видится скорее светлым пятном. За всей красотой безжизненной пустыни Регистан нельзя забывать о жестоких боях, которые периодически ведут здесь наши военные. Тогда пески становятся багровыми.
— А к чему тут «привязаться» можно? Кроме реки, особых ориентиров и не видно, — спросил Петруха, передавая мне управление.
Действительно, с севера и с запада Регистан отделяют от каменистой пустыни Дашти Марго две «водные артерии» — Гильменд и её приток Аргандаб. Но и среди барханов Регистана можно найти ориентиры.
— Гора Малик-Дукан. Её и отряды спецназначения за главный ориентир считают.
Впереди уже была видна зелёная зона вокруг Лашкаргаха. Ещё раз глянул влево, смотря на просторы Регистана. В этот момент я заметил, что и в этих песках есть те, кто пытается жить мирно и спокойно.
Через проход в глиняной стене один из пастухов прямо сейчас выводил пастись овец. По одной из редких грунтовых дорог медленно, покачиваясь из стороны в сторону, ехала гружённая «барбухайка». Несколько мальчишек забрались на крышу дома и машут нам руками.
— Как-то уж слишком всё мирно, — сказал я, не веря в столь радостное приветствие от местных детей.
— Два года почти прошло, как мы основные боевые действия закончили, командир, — ответил мне Алексей.
— Ещё немного и вообще уйдём отсюда. Оставим всё местной власти. Я же правильно думаю? — предположил Петруха.
— Правильно. Так должно быть. Мы не можем быть афганцами больше, чем сами афганцы, — соврал я, понимая, что просто так из Афганистана уходить нельзя.
Как только наши войска уйдут, возникнет вакуум. И наше место займут другие. С этими мыслями я вновь бросил взгляд влево. Пустыня Регистан уходила на юг всё дальше за горизонт. Именно там был «грозный» сосед Афганистана — Пакистан, который всегда имел виды на приграничную территорию Демократической Республики. А за ним стоит главный геополитический противник Советского Союза — США.
— Консул, 902му, на связь, — запросил я руководителя полётами, назвав позывной аэродрома Лашкаргах.
— Отвечаю, 902й, доброе утро!
— Консул, 902й доброе утро от нашего дружного экипажа! С Мирванса к вам двумя «шмелями». Со мной 901й. Подход и условия прошу.
Руководитель полётами передал мне ветер у земли и посадочный курс в Лашкаргахе. Через несколько минут мы уже вышли напрямую перед посадкой. Перед глазами был аэродром, полоса и стоянки которого были выложены из ребристых плит К-1Д.
Аккуратно приземлились на указанное место и по командам руководителя начали заруливать. Вертолёт слегка подпрыгивал на неровностях плит, а стоя́щие на стоянке техники внимательно рассматривали нас, будто «деды» прибывших новобранцев.
— А тут всегда так ходят? — удивился Пётр, намекая на форму одежды у личного состава.
Действительно, среди инженерно-технического состава особого рвения к соблюдению формы одежды не было. Кто-то с голым торсом, кто-то в гражданской кепке и майке. А есть кто и в шортах и тапочках. Сразу видно, что основное командование находится далеко от этого аэродрома.
Чуть дальше можно увидеть ровные ряды модулей, палаток и других строений. Дорожки выложены из камней и досок. Рядом с одним или двумя зданиями высажены в ряд деревья. Всегда удивлялся, как на такой жаре вообще удалось выжить
Местная отдельная 305я вертолётная эскадрилья входила в состав полка, размещённого в Кандагаре. Но судя по количеству техники, я бы пересмотрел статус «эскадрильи».
— Тут на стоянке только 20 вертолётов. А ведь ещё и на задачу улетели сто процентов несколько, — продолжал поражаться масштабами Лашкаргаха Петруха.
На местах стоянки стояли в готовности к вылету несколько Ми-24 и Ми-8. Отдельно разместились два Ми-6, которые прямо сейчас разгружали солдаты и техники. С полосы, поднимая пылевые вихри, взлетала очередная пара «шмелей». Причём у каждого подвешены дополнительные топливные баки.
Готовятся к погрузке на Ми-8 группа в костюмах КЗС и «прыжковках». Видимо, на очередную задачу выходит группа спецназа. Прорулив запускающийся Ми-24, я свернул на свободное место и начал разворачиваться по командам техника. Здесь уже и представители нашей испытательной бригады. Вид у всех радостно-измученный. К такой жаре не привыкли, а уж к раннему подъёму тем более.
На часах сейчас почти 10 утра. Самый разгар «рабочего дня» в Афганистане. Ещё два часа и будет уже не до полётов.
— Консул, 902й, зарулили, выключаемся. Спасибо! До связи! — доложил я.
— С прибытием! — ответил мне руководитель полётами.
Открыв дверь кабины, меня тут же обдало знойным воздухом. Моментально песок осел на губах, а в глаз попала песчинка. Пока вылезал, услышал как вскрикнул Петруха.
— Я его предупреждал, чтоб не трогал фюзеляж, — сказал мне Лёха, доставая заглушки и чехлы из грузовой кабины Ми-24.
— Да я тоже. Молодой ещё!
Действительно, обшивка нагревается так, что можно получить ожог моментально. Вот и Петруха схватился за такое «тёплое» место.
Инженеры подошли к вертолёту, чтобы узнать, как вела себя машины. Нареканий у меня не было. Осталось узнать мнение Евича и его товарища. Они как раз зарулили на стоянку и начали выключаться. Через две минуты Андрей Вячеславович уже всех радостно приветствовал на стоянке.
— Сан Саныч, курорт же! — вознёс он руки к небу, подойдя ко мне и пожав руку.
— Просто Сочи в разгар сезона, — ответил я.
— Размещаемся и сразу в штаб. Надо установить контакт с местными. О нас все знают, так что…
Договорить Евич не успел. Прервал наш разговор громкий крик напарника Андрея Вячеславовича. И мне этот человек не нравится от слова «совсем».
— Где АПА, я вас спрашиваю⁈ Что это за стоянка⁈ Хрен знает где поставили, — продолжал он возмущаться, буквально срывая с себя шлем.
— Я сейчас, — сказал Евич и пошёл к «крикуну».
До нашего отлёта из Чкаловской, я с ним никогда не встречался. Но в Торске об этом человеке часто ходят слухи. Причём не самые хорошие.
Звали этого человека Захар Щетов. По регалиям, он большой молодец. Лётчик-испытатель первого класса, награждён орденами Ленина и Октябрьской революции, передовик и массовик-затейник. Но как человек — говно. Исходя из его фамилии, «подпольная» кличка у него «товарищ Щет».
Ему то еда в столовой не нравится, то как инженер ему объяснил задание на полёт. А уж к военным лётчикам у него отношение специфическое.
По его словам, мы не умеем правильно понимать технику и документы. А также следовать его рекомендациям. Вместо них предпочитаем положения документов и свой опыт эксплуатации. И этого опыта, по словам Щетова, у нас совсем нет.
— А почему Щетов в Торске больше не появляется? — спросил Петруха, дуя на ладонь.
— Он сказал, что мы «снарядоголовые».
— И всё?
— А потом нашлись те, кто ему объяснил, что он не прав. Не совсем любезно, конечно.
Вот что значит человек пришёл в испытатели не из военной авиации. Хотя многие коллеги Щетова были из аэроклубов и гражданских структур, но никогда бы не позволили себе так себя вести с коллегами. Так что он один такой говнюк.
Петруха отошёл от первоначальных впечатлений от прибытия в Лашкаргах и уже спокойно разговаривал. Солнце сильно припекало голову, поэтому я поторопился надеть кепку.
— Саныч, а почему звёздочка солдатская? — указал на мой головной убор Петруха.
— Так надо. Я же тебе говорил поменять офицерскую на такую?
— Подумал, что ты меня подкалываешь.
— Тогда ходи без неё. Скажешь, что я тебе разрешил.
Тут Евич вернулся со своим напарником, чтобы мы обсудили дальнейшие планы. Щетов был среднего роста. Волосы на голове кудрявые. Глаза большие и вечно ищущие что-то вокруг. Ещё и нос отвратительный. Кончик острый, как у дятла.
— Ну и что, Клюковкин? Что это за организация? — начал возмущаться Щетов.
Я вдохнул полной грудью и посмотрел на бегающие глаза Захара. Надо ему сразу сказать, что его выкрутасы здесь не пройдут.
— Аэродром Лашкаргах, если ты не в курсе. А будешь кричать, всё завалишь. Ты не в Москве.
— Нас должны были встретить. И где?
— Поверь, у местного начальства есть дела поважнее, чем встречать нас. Привыкай, — ответил я и похлопал Щетова по плечу.
Через минуту появился местный тыловик. Нам показали модуль, где мы будем проживать, и расспросили о пожеланиях. Щетов более высказываться не стал, а только молча пошёл в сторону жилища. Тыловик нам подсказал где найти командование эскадрильи, указав на небольшой модуль, который был не чем иным, как штабом.
Разместившись, я направился туда. На выходе из нашего модуля встретил Евича и Щетова, тихо спорящих друг с другом. Захар шёпотом возмущался, а Андрей Вячеславович парировал каждую тираду Щетова… Рядом с ними стояли открытые сумки с их вещами.
— Я ещё раз говорю, надо быстрее. Время тикает, — показал на часы Захар.
— Успеется. Обговорим с военными, а потом полетим.
— Нет времени… Чего тебе? — прервался Захар, увидев меня.
По-моему, «товарищ Щет» целым из Лашкаргаха не уедет. Если так будет разговаривать, то и от меня выхватит.
— Захар, будешь так общаться, нос укорочу. Он тебе всё равно мешает летать.
Щетов замолчал и начал рыться в сумке. До моих ушей донёсся звон стукнувшихся бутылок. Я опустил взгляд и увидел две бутылки коньяка. Запасся, Щетов!
— Нам с местным командованием нужно дружить. Пойду поговорю, чтоб нам везде был «зелёный» свет.
Евич кивнул, а Захар опять разворчался.
— Зачем? У них есть приказ нам помогать. Пускай работают. АПА, техников побольше, стоянку охраняют.
— Захар, дружить придётся. А так как ты предлагаешь, никто не делает, — ответил ему Евич.
— Хорошо, а как делают? — спросил Щетов.
Я то знаю, как всё делается. Надо с людьми разговаривать.
Медленно присел на корточки и взял одну бутылку коньяка. С пустыми руками никто знакомиться не ходит.
У Щетова глаза на лоб полезли вслед за моей рукой.
— Это… ты… — начал он подбирать слова.
— Вот так делают. Пойду сам и поговорю, — ответил я и направился в штаб 305й эскадрильи.
Пока шёл на встречу с местным командиром не увидел разницы с базой в Баграме. Те же модули и палатки, в которых живут офицеры, солдаты и прапорщики. В других зданиях из сборно-щитовой конструкции обустроили столовую, солдатский клуб, Военторг и другие нужные в каждом гарнизоне строения.
Мимо прошли двое парней в технических комбинезонах, удостоивших меня изучающего взгляда. Девушки в дверях медицинского пункта рядом со штабом внимательно осмотрели меня с ног до головы. Причём такое у меня возникает ощущение, что уж слишком пристально.
— Товарищ лётчик, а вам не нужно медосмотр пройти? — улыбнулась мне одна из медсестёр.
Из-под белого колпака у неё медленно выпала прядь тёмных волос. Сама она, задав вопрос, вытянулась и «стрельнула» глазами в мою сторону.
— Спасибо, я здоров девочки. Даже справка есть, — похлопал я себя в районе нагрудного кармана.
— Ну а если мы сильно попросим? — вдогонку крикнула мне другая, но я только посмеялся в ответ.
— Ну пожалуйста! — хором сказали все вместе.
Не до медосмотра сейчас. С командиром познакомимся, а потом может зайду. Всё равно нужно обозначиться у доктора, если мы хотим полёты выполнять.
В штабе мне сказали, что пока командир находится в госпитале по болезни. За него «рулит» его зам. К нему в кабинет и привели меня.
— Да не могу! Заняты все. Все… есть, — выдохнул зам. комэска, вешая телефонную трубку.
Вид у него был уставший, будто он не в кабинете сидил, а грёб на галерах. Волосы слегка взъерошены, лицо красное, а футболка насквозь мокрая.
— Вы кто? — спросил он, плюхаясь на стул.
— Капитан Клюковкин, 344 Центр Армейской авиации, — ответил я.
— Вам чего в Торске не сидится? Ходили бы на рыбалку, жарили бы шашлыки.
— Как будто здесь этого нельзя делать, — ответил я.
Заместитель посмеялся, вышел из-за стола и подошёл ко мне поздороваться.
— Майор Вепрь. И это не прозвище, а фамилия. Рад познакомиться, — ответил он и пригласил сесть за стол.
— Взаимно. Я по делу. Готов сразу обозначиться и не мешать.
— Вертолётов и людей как в одном полку, а задач как на два. Все выжитые, как лимоны. Какими к нам судьбами?
Я вкратце назвал цель нашего прибытия, но Вепрь был о ней в курсе.
— Просто не вовремя вы. Кто так планирует испытания, когда намечается крупная операция на нашем направлении.
Для меня это было удивительно слышать. Война же закончилась.
— Насколько крупная, если это не секрет?
— Всем составом эскадрильи. Бригада спецназначения будет работать несколькими отрядами. Плюс часть 80й бригады. Так что не знаю, как будут ваши испытания проходить. Средствами мы вас приоритетно обеспечить не сможем. Да и пока только устное распоряжение было получено…
Надо сразу выложить «козырь» на стол. Смысла врать Вепрю нет. Просто он не особо хочет с нами заморачиваться.
Я достал бутылку благородного напитка и поставил перед замом. У того глаза сразу взыграли.
— Кого нужно убить? — улыбнулся Вепрь.
— Нужно одно АПА, топливо без задержек, несколько человек техников в помощь и хорошее отношение в столовой, — ответил я.
Заместитель кивнул и обещал всем обеспечить. И сразу перешёл от слов к делу. Сделал несколько звонков и предупредил подчинённых. Подход я посчитал удачным.
Выйдя из штаба, меня вновь окликнули девушки из медроты.
— Товарищ лётчик, ну зайдите к нам. Приставать не будем, — сказала одна из них, улыбаясь во весь рот.
Как же им откажешь! Тем более что к доктору нужно в любом случае зайти на осмотр. Войдя в здание медпункта, меня подвели к двери доктора.
— Вы только не пугайтесь. Наш фельдшер очень серьёзный.
— Какой ещё фельдшер? — спросил я.
В этот момент за моей спиной открылась дверь.
— Что тут происходит? Я же говорила, не мешать⁈ — прозвучал за спиной возмущённый голос.
И я точно знаю, какому фельдшеру он принадлежит.