Зодчий. Книга V

Глава 20

Император приказал мне ждать на месте крушения, и уже через полчаса на осенних полях появилась кавалькада машин. Нас «приземлило» километрах в двадцати от Барановичей. Накрапывал осенний дождик, из-за дыр в корпусе вертолёта по салону блуждал сквозняк, но я оградился от него кинетическим коконом. А вот пленный психомант вовсю стучал зубами. Прежде роскошный императорский аппарат представлял жалкое зрелище, искорёженные стены, поломанные диваны, всё в щепках, обломках и крови. Труп генерала был здесь неожиданно к месту, и идеально дополнял картину.

Военные и полицейские автомобили прибыли первыми. Застывший вертолёт окружили тарахтящие машины, из них высыпали вооружённые люди. Где-то почувствовались всплески силы от одарённых. Свет фар и фонарей залил место крушения, выжигая глаза, я осторожно накинул себе обратные линзы, отсекая болезненный диапазон и терпеливо ждал, слыша, как лязгают затворы оружия и раздаются тихие команды. Обошлось без криков вроде «морду в пол», слава богу. Но на всякий случай я поднял руки вверх, показывая мирные намерения. Вдали послышалась сирена скорой помощи.

Из кольца ослепляющего света появилась чёрная фигура.

— Михаил Иванович Баженов? — резким женским голосом проговорила она.

Я кивнул, зная, что этот простой жест виден очень хорошо.

— Я ротмистр Мирослава Вахтанговна Кашемир. Вы задержаны государственной жандармерией по подозрению в нападении на лицо, состоящее на службе Государя. Прошу не прибегать к дару и следовать за мной.

Говорила она так, словно била хлыстом. Даже стояла вытянувшись, заложив руки за спину и явно красуясь роскошной фигурой затянутой в мундир жандармерии. Я двинулся к ней. Зашевелился психомант, и это движение не осталось незамеченным.

— Михаил Павлович Лисицин? — повернула к нему точёное холодное лицо женщина. — Вы задержаны государственной жандармерией по подозрению в нападении на лицо, состоящие на службе Государя! Прошу не прибегать к дару и следовать за мной.

Те же слова, те же интонации. Ей было абсолютно всё равно, кто прав, кто виноват. Ко мне выдвинулся одарённый в лёгкой, но надёжной броне, вежливо, но твёрдо указав дорогу. Подъехала скорая помощь и несколько человек с носилками поспешили к разбитому вертолёту, но почти сразу же суета их улеглась. Живых там не осталось.

Нас с Лисициным посадили в разные машины и на прощание наши взгляды пересеклись. Психомант выглядел перепуганным, но при этом в нём нашлось место и облегчению. Ведь он не составил компанию генералу и несчастному безымянному пилоту. А значит, уже есть с чем работать.

Надеюсь, он понимал, что жив только благодаря моему желанию иметь свидетеля на своей стороне. Пусть и не самого дружественного.

С сопровождающим одарённым мы не разговаривали. Он следил за дорогой, я думал и отправлял инструкции Черномору и своим людям, пользуясь тем, что телефон у меня никто не забрал. В основном мои распоряжения касались укрепления безопасности. Люди прибывали, но их всё равно не хватало, чтобы организовать достойную защиту периметра. Когда вернусь, нужно провести работы по сплочению. Сейчас прибудет множество энтузиастов, и их запал быстро сгинет в патрулированиях и прочей рутине. А мне, как я многократно повторял, нужны идеологически заряженные бойцы. Наёмники это хорошо, но наёмники легко меняют хозяина за деньги. Так что придётся поработать.

Также успел разобрать ещё один список от Миклухи. Один из найденных им Зодчих меня заинтересовал. Парень из небогатого камчатского рода Драконовых, запатентовавший интересную схему в социальной сфере и несколько лет верой и правдой служивший в Усть-Камчатске. Второй номер у местного Зодчего, а значит — умеет подчиняться. Ни в чём порочащем не замечен, никаким другим родам не служит. Гордый, получается, увлечённый работой и, при этом, предварительно готовый переехать на фронтир. Кандидат со всех сторон интересный. Надо было бы поинтересоваться о нём у Павлова. У проректора наверняка есть информация о парне бОльшая, чем сухая статистика поощрений и взысканий.

Закончив с насущными делами, я разослал всему Совету информацию, что неопределённое время буду недоступен, скрыв истинные причины, и напоследок попросил Сашу забросить мне на участок несколько камней покрасивее, чтобы покормить Нямко.

Разумеется, в процессе всех этих переписок я не доставал из кармана мобильный, чтобы не напоминать о его существовании. Конечно, представителя знати обыскивать никто бы и не стал, но дёргать медведя за уши не самый разумный поступок, который можно сделать.

Наконец-то закончились поля и леса, и машина пересекла границы города. В Барановичах она долго блуждала по ночным дорогам, освещённым так ярко и празднично, будто на пороге был Новый Год. Шикарные монолитные дома с чудесной подсветкой соседствовали с городскими усадьбами, украшенными барельефами, колоннами и статуями. Правда, последние были совсем без Эха. Возможно, отливались по форме на каком-нибудь уральском заводе, без участия скульптора и под присмотром равнодушной инженерии.

Моя тёмная половина негодовала вместе со мной. Можно было же и постараться. Ведь красиво, очень красиво. Просто душу не вкладывали в статуи и всё. А если не вкладывать, то со временем это всё равно почувствуется. На подкорке человеческий организм ведь воспринимает этот диапазон частот и рано или поздно голод скажется. Может быть, преступность повыше станет среди местных, или образование упадёт. Или просто внутренняя миграция чуть усилится.

Мы проехали парк, в котором, несмотря на ночь, распускались огненные цветки фейерверков, а по аллеями толпились зеваки.

— День рождения города, ваше благородие, — заметил моё удивление провожатый. — Почти приехали.

Автомобиль заехал под арку и остановился перед шлагбаумом. Тот поднялся, и мы въехали во внутренний двор настоящей крепости. Отделение жандармерии это не полиция. Эти ребята работают на другом уровне. Многие бывшие военные.

— Прошу, — сказал мне жандарм, когда машина остановилась. Дверь я открыл сам, вышел на улицу и задрал голову, глядя на угрюмое низкое здание с острой, почти готической крышей. Где-то прогремел гром, подчёркивая сравнение.

— За мной, ваше благородие, — тихо попросил мой молчаливый спутник.

Так я оказался в «комнате ожидания для лиц благородного сословия». Здесь было чисто и уютно, но ужасно скучно. Небольшое помещение без окон, с крепкой дверью, небольшим диванчиком, столом у стенки с простеньким, но обитым стулом. Бонусом шёл десяток дешёвых репродукций на разных уровнях. Одни побольше и пониже, другие поменьше и повыше. Я изучил их все, пока ждал. И даже успел подремать на диванчике.

Телефон умер: за пределами помещения работали мощные глушилки. Обе я смог бы потушить в течение нескольких секунд, но это было не в моих интересах. Пусть проходят по своим процедурам, я могу себе это позволить. Хотя потеря времени, конечно, раздражала.

Прошло, наверное, пара часов, прежде чем дверь в мои «покои» отворилась. На пороге возникла Кашемир. Холодные глаза смотрели прямо и безучастно. Она вошла, заложив руки за спину и почти чеканя шаг. Я терпеливо молчал.

— Здравствуйте, Михаил Иванович, — сказала вежливо ротмистр. — Вы не голодны? Может быть, воды?

— Было бы неплохо перекусить, — согласился вдруг я. — Полагаю, мы тут все задержимся.

— Секунду, — жандарм повернулась к двери, хлестнула:

— Ужин его благородию! И поживее!

Стол в помещении был небольшой, под картиной, где горела Варшава, по которой маршировали тяжёлые кирасиры Российской Империи. Прошлая война, закончившаяся победой и великодушным уходом русской армии с завоёванных земель. Теперь там Скверна.

Кашемир прошла к столу и остановилась у картины, тоже её изучая. Затем отодвинула стул и села на него, приглашающе показала на диванчик, в котором мне удалось подремать до этого.

— Я буду говорить с вами откровенно, Михаил Иванович, — отчеканила Кашемир. — У меня приказ в кратчайшие сроки раскрыть это дело и поэтому меры разрешены любые. Однако, Михаил Иванович, я должна у вас спросить: вы готовы добровольно пройти процедуру составления Слепка памяти? Хочу отметить, что такое решение зачтётся в суде.

— Разумеется, Мирослава Вахтанговна, — спокойно ответил я. — Однако прошу помнить параграфы о защите государственной информации, и ограничится событиями, приведшими к скоропостижной кончине господина Губарёва. Надеюсь, ваш специалист достаточно профессионален.

— Прекрасно, — равнодушно улыбнулась ротмистр. — Господин Лисицин тоже согласился на процедуру. Тогда не станем терять время. Личный психомант Его Императорского Величества направляется в Барановичи и будет здесь к утру. Вопросы о его профессионализме предлагаю задать ему напрямую, если появится такое желание. До этого момента вы находитесь под охраной жандармерии. Есть ли какие-нибудь пожелания?

— Мне бы подушку, — посмотрел я на диван.

— Всё сделаем, Михаил Иванович. Может быть, я могу ещё чем-то вам помочь? Ответить на какие-то ваши вопросы?

— Вы даже не спросите у меня, что случилось? — усмехнулся я.

— Зачем, ваше благородие? — чуть склонила голову Кашемир. — Если вы хотите о чём-то рассказать, то я готова буду вас выслушать. Но слепки покажут истинное положение дел, раз уж они затребованы Его Императорским Величеством. И полагаю, чем меньше я буду знать об этом деле, тем безопаснее будет моя служба в дальнейшем.

— Хорошо, Мирослава Вахтанговна, не настаиваю. Безопасность прежде всего.

— Простите, если резка, — совершенно без участия продолжила ротмистр. — Эти стены слышали много историй. Часто противоречащих друг другу. Но личный приказ Императора я не получала никогда. Так что давайте просто не будем мешать друг другу и найдём нашему времени лучшее применение.

— Вы мне нравитесь, Мирослава Вахтанговна, — не удержался я. — Ваша откровенность обескураживает. Честное слово, я восхищён вашим подходом. Но вы абсолютно правы. Сколько меня здесь продержат?

Кашемир снова улыбнулась, но чуть теплее.

— Полагаю, завтра вечером я смогу дать вам ответ на этот вопрос. Пока я бы посоветовала вам отдохнуть. Процедура составления Слепков может быть… Затратной по времени и силам.

— Вот и отлично. Не забудьте про подушку, пожалуйста.

— Уверяю вас, такую просьбу я точно не забуду.

Когда она вышла, почти сразу принесли ужин. Конечно, не рябчики, но вполне себе съедобная котлета с гречневой кашей. Может, не очень благородно, но вкусно и сытно.

Личный психомант Его Императорского Величества — это серьёзная история. Вряд ли он будет копаться только в тех событиях, которые ему назначит жандармерия. Мои мысли и знания в слепках не отразятся. Для Государя это будет как кино, и длительность показа зависит от его личного интереса.

Законов никаких я последние дни не нарушал, вроде бы. Если только не учитывать Волгина с устранением наркоманов. Кстати, он давно не выходил на связь. И это как никогда кстати.

Главное, чтобы человек Императора не докопался до Люция. Потому что это будет, право, совсем некстати.

В кабинете для допросов «лиц благородного сословия» тоже были репродукции картин. Здесь в основном находились работы с исторически-политическим уклоном. Казнь князя Сурганова, предавшего Российскую Империю ради титула в Венгрии. Жалкая смерть гетмана Полыньи в снегу, окружённого русскими казаками с пиками. Идущий на виселицу Ричард Лаенхорд, первый губернатор освобождённой Аляски. Спина согнута, со сторон зевак летят тухлые картофелины, символ «Картофельного Бунта» проплаченного Перуанским протекторатом и едва не лишившим Российскую Империю плацдарма на материке. Были и другие персонажи, но объединяло их всех одно: печальная судьба благородных людей, выступивших против государства. Милая психологическая обработка ожидающих допроса аристократов. Мол, смотрите, чем всё закончится. Я с интересом изучал картины, жалея, что не могу осмотреть оригиналы. Некоторые бы себе забрал с превеликим удовольствием. Даже без Эха они обладали особым шармом и передавали эмоции предателей, оказавшихся перед лицом смерти.

Когда дверь открылась, я повернулся к вошедшему и не поверил глазам.

— Я смотрю, Михаил Иванович, вам спокойно-то совсем не сидится, — сказал психомант, которого нашёл мне Олег «Билли» Кожин. Иннокентий закрыл за собой дверь и прошёл ко столу, положил сверху тонкие перчатки.

— Неожиданная встреча… — признался я. — Простите, не помню как вас по отчеству.

— Вы и не знали. Но раз судьба свела нас во второй раз. Иннокентий Игнатьевич Игнатов, — представился психомант. — К вашим, если можно так сказать, услугам.

— Я боюсь спросить, кто же такой «Билли», — покачал головой я. — Раз личный психомант Его Императорского Величества приезжает по его просьбе в захолустье, в перерывах между рабочими командировками.

— Правильно делаете, Михаил Иванович, что боитесь, — загадочно прокомментировал это психомант. Испытующе поглядел на меня. — Ну-с… давайте приступим? Государь просил сделать всё максимально быстро, но без травм для вас. Драться же не будете в этот раз?

Он вдруг улыбнулся, пусть и чуточку ядовито.

— В этот раз не буду, — пообещал ему я.

Психомант подошёл к креслу, стоящему в центре допросной. Пригласил меня жестом.

— Сожалею, что вам придётся через это пройти, Михаил Иванович. Я уже обработал господина Лисицина и доказательства вашей самообороны там железобетонные. Однако Его Императорское Величество требовали предоставить данные по обеим сторонам конфликта.

Я устроился в кресле. Иннокентий чуть наклонил его. После чего на моих руках захлопнулись захваты. Следующим этапом скоба заблокировала ноги.

— Это ещё зачем?

— Для вашей и моей безопасности.

Я хмыкнул и лёгким движением вырвал с корнем ремни и скобу.

— Я вас понял, — тут же кивнул Игнатов. — Правда, можно было просто сказать.

— Вы бы послушали? — усмехнулся я. — Мне скрывать нечего, я подчиняюсь воле Государя. Но связывать меня не нужно.

— Хорошо. В таком случае, если вам захочется меня убить, Михаил Иванович, постарайтесь сдержаться самостоятельно, — совершенно серьёзно сказал психомант. — А теперь расслабьтесь.

Я почувствовал, как он коснулся моей головы пальцами. Кожу стало покалывать, после чего перед глазами немного поплыло.

— Сначала будет немного некомфортно, но потом всё придёт в норму, — раздался голос Игнатова, будто через воду. А потом перед глазами поплыли образы. Я мыслил так же, как и прежде, но при этом видел то, что уже было. Картинка не застилала глаза, но каким-то образом я понимал, что именно просматривает Иннокентий. Иногда психомант отвлекался, чтобы записать слепок, погружаясь в моё прошлое. Один касался нашего диалога с генерал-адъютантом перед боем, второй — другого диалога с ним же, когда я пытался пробиться через его барьер к Императору.

Психомант был прав, со временем я привык. Игнатов работал быстро, но не выкручивал мне сознание, как это делал Конычев со своими подопечными. Возможно, передо мной снова оказался архонт, но теперь уже психомантии.

Впрочем, чего ожидать от того, кого зовут личным специалистом Его Императорского Величества. Я терпеливо ждал, готовый прервать сеанс, как только Игнатов перейдёт черту. К счастью, далеко вглубь моего прошлого он уходить не стал, и наше общение с Орловым лишь просмотрел, не пытаясь снимать копию.

Несмотря на то, что я старался контролировать его поиски, готовый пресечь их в любой момент — передо мной всё-таки был архонт. Способный создать мне в голове отдельную реальность и заставить поверить в то, чего никогда не было. С такими людьми лучше не ссориться.

Иначе можно оказаться героем одной из этих чудесных картин на стенах комнаты для допросов.

— Что же, Михаил Иванович, — психомант убрал пальцы с висков, добравшись до встречи с самим собой. — Думаю, слепки будут у Его Императорского Величества уже сегодня вечером. Доказательства вашей невиновности безоговорочны, но решать не мне. Отдыхайте, пожалуй. И до новой встречи. Кажется, теперь мы будем видеться чаще.