Зодчий. Книга V

Глава 19

— Ну что, Михаил Иванович… — сказал граф Орлов. — Мы пытались, да?

Выглядел начальник Тринадцатого Отдела неважно. Волосы всколочены, лицо бледное, а глаза покрасневшие.

— Насколько всё серьёзно? — тихо спросил я. О потере Ивангорода мне было известно несмотря на режим полной секретности. Окрестности павшего города кишели имперскими войсками и особыми службами, способными заткнуть глотку любому желающему поведать правду о трагедии. Но остановить объединённых в одну сеть искинов они не могли.

Граф плеснул себе в стакан янтарной жидкости, бросил пару кубиков льда, поболтал их, а затем, вместо того, чтобы пригубить — залпом выпил, остановив зубами лёд. Не поморщился.

— Мы потеряли город, Михаил Иванович. Город со всеми жителями. Скверна пленных не берёт, как вы понимаете.

В моём мире охотно брала, что было значительно хуже. И, вполне возможно, её прогресс здесь будет головокружительнее.

— Мне страшно представить цифры, Михаил Иванович, — продолжил Орлов. — Бои ещё идут, но внутреннее сопротивление города давно подавлено и полностью за Скверной. Имперские войска пытаются закрепиться на окраинах, но… Четыре Колодца одновременно, Михаил Иванович! Как такое возможно?

— Это больше не бездумные чудовища, Леонид Михайлович. Даже в истории было множество примеров, что сотни диких племён относительно безобидны, пока у них не появится лидер, — мне пришёл очередной отчёт Черномора, и я торопливо проглядел его. Ничего нового. Новости были забиты скандалом в семье Пугалкиных, главу рода которых застукали за изменой с эстрадной певицей и теперь грязное бельё полоскали по всем каналам. Может быть, даже чуть интенсивнее. Про Ивангород упоминалось мельком и в основном как об активности Скверны в том регионе.

— Вы правы, вы абсолютно правы. Мы могли что-то изменить, как вы думаете?

— Что толку сейчас копаться в прошлом? — вкрадчиво спросил я. — Леонид Михайлович, вам станет легче, если мой ответ будет — да? Культисты провели к Колодцам тварей не вчера, и не позавчера. Находись город в сетке датчиков, то перемещения было бы заметны. Отследить, выкопать, уничтожить. За один день Скверна бы земли не захватила. Процессу требуется время.

— Откуда вам это известно, Михаил Иванович? — повернулся ко мне граф и снова плеснул в стакан.

— В книжке прочитал, — не понимаю желания погружаться в меланхолию, когда нужен максимально собранный мозг. — У учёных было масса времени для изучения Скверны с тех пор, как она появилась в этом мире.

— Понимаю, Михаил Иванович. Понимаю. Мне по должности положено всё это знать, но зачем такая информация вам, юному Зодчему?

Я пожал плечами. На телефон пришло сообщение от Гудкова, со списком оборудования для открытия новых цехов, перечень кандидатур от Миклухи, среди которых нашлось двое Зодчих. Боярский просил ресурсов для расширения конного производства и хлопотал о зоне безопасности для новых кварталов, а Марина просила освободить выходные через две недели, так как она собирается провести тематическую выставку художников Фронтира, и я обязан на ней быть. Так же была фотография рыбины, которую держал в руках счастливый отец и открытка с поздравлением о дне какого-то святого от мамы. С анимированными ангелочками.

Ну и ещё по мелочи.

— Любая информация важна. По вашей заявке есть движение? — поинтересовался я.

— Пока нет. Я очень жду реакции, Михаил Иванович, — почти ощерился граф. — Столько жизней!

— Что с результатами Липки? — лучшее средство отвлечь человека от меланхолии — переключить на работу.

— Кстати, за всеми этими делами, Михаил Иванович! — оживился Орлов. — Вы были правы! Они нащупали тот диапазон, который вы указали. И действительно среди наших экспериментальных образцов только один обладал сильным излучением — тот, что передали вы. Я очень заинтригован, скажу вам прямо.

Наконец-то они научатся определять силу Эха. Правда, пока у них есть только один огромный аппарат для этого. Но с чего-то же надо начинать, верно?

— Полагаю, теперь у вас есть с чем работать, — сказал я.

— Конечно, но вы бы сэкономили мне массу времени, Михаил Иванович! В свете текущих событий… — он вперил в меня взор. — Нам нужно быстрое и глобальное решение.

— Такого не будет. Даже если вы зарядите гаубичные полки порченым золотом — ничего не выйдет, они будут работать как обычная артиллерия. Мои наблюдения подсказывают: серийность производства — это только перевод ценного ресурса. Только ручная работа, только талант. Искусство убивает Скверну, Леонид Михайлович.

— Тоже в книжке прочитали? — хмыкнул Орлов.

— Во сне увидел, — парировал я. — Вы так упорно пытаетесь узнать мои источники. Что, если я скажу, что прибыл из другого мира, чтобы спасти ваш?

Граф улыбнулся:

— Скажу, что вам стоит читать поменьше фантастики. Хорошо, Михаил Иванович, не будем об этом. Сны, в целом, тоже источник информации. Я хотел бы поговорить с вами о культе. Мой человек раскопал кое-какую информацию об одном из геомантов, пришедших к вам тогда. Вас, наверняка, удивит тот факт, что этот человек официально был мёртв уже несколько лет.

Я терпеливо ждал.

— Хм… Видимо, не удивит, — отметил мою реакцию Орлов и пригубил из стакана. Ну, хоть не залпом. — Быть может, вам есть, что мне рассказать о нашем противнике? Возможно, стоит обменяться информацией, как считаете?

— Хорошая идея, Леонид Михайлович. Только не спрашивайте об источниках моих знаний.

— Да, кажется, этот урок я усвоил. Разбираться в механизме курицы, несущей золотые яйца, неблагоразумно. Вдруг перестанет, — с хитрым видом заметил граф. — Извольте. Итак, наш дважды покойный подопечный — это Пётр Васильевич Погорельцев, родился…

Кажется, наши разведки решили меняться данными. Это хорошо.

Вечером мы опять собрались у родителей в новом доме. Пахло жареной рыбой, довольный отец ждал блюда, потирая руки. Матушка колдовала на кухне и громко рассказывала о том, как прошёл её день. Что крайне интересная вышла прогулка, хотя мальчиков, вынужденных за ней таскаться, ей было очень-очень жаль.

— Мальчики получают за это весьма немаленькие деньги, — заметил я, одновременно копаясь в сообщениях и отвечая на них, не вытаскивая телефона из кармана.

— Миша! А зачем ты за это платишь-то? Я просто гуляю. Если мы тебе так усложняем жизнь, так может быть, нам уехать?

Отец замер и нахмурился. Идея ему совсем не понравилась. Это хорошо.

— Кстати, об отъезде, — сказал я, и мама тут же появилась в проёме с натянутой улыбкой на лице. — Вы не хотели бы перебраться сюда навсегда?

— Нет, не хотели бы, — не перестала улыбаться мама. — Тут твой дом, там наш. Это нормально. Дети вырастают и уезжают. А мы умрём там, где жили!

Папа нахмурился ещё больше и погрустнел.

— Правда, Ваня? — поинтересовалась матушка.

— Угу… — вздохнул он. — Там уже земля своя. Там вся жизнь прошла. Куда я с неё теперь…

— Хорошо. Говорить буду прямо, — сказал я. — Мне нужно, чтобы какое-то время вы пожили здесь. Неопределённое.

— Что-то случилось? — прогудел отец. Мама вдруг вскрикнула:

— Рыба горит! Заболталась! — и убежала на кухню.

— Хитрить не хочу. У меня появились враги, — прямо сообщил я отцу. — Которые с удовольствием подберутся ко мне через вас.

— Кто они? — кулаки отца сжались. — Назови имя, и я им устрою! Ты не смотри, что я старый. Найду людей, которые решают такие вопросы.

Я удержался от улыбки, чтобы не обидеть его.

— Папа, это не сельские бандиты и не какой-нибудь безымянный дворянин с парой деревушек. Это очень серьёзные люди. Здесь я могу вас защитить, в Златоусте нет.

Папа тяжело вздохнул, покосился на проём в кухню и тихо проговорил:

— Вопросов нет, поживём тут. Но с матерью тебе надо особенно поговорить. У неё там книжный клуб… И она уже мне уши напрягает. Там хоть как-то энергию её сливать получается, а здесь беда, Мишаня! От безделья всю голову выест, я тебе говорю.

— Я придумаю что-нибудь.

— Но по врагам ты скажи кто, Мишаня. Ты не смотри, что я человек простенький. Пожил ведь, посмотрел. Найду с кем поговорить о помощи.

— Хорошо, отец. Как она мне потребуется — обращусь сразу.

— Не стыдно просить помощи у родных, сын, — максимально серьёзно произнёс отец, после чего налил себе в рюмку из запотевшей бутылки и облизнулся. — Что там с рыбой, жена?

— Будешь подгонять — сам готовить пойдёшь! — немедленно ответила мама.

— Вот ещё. Я ж её ловил! — буркнул себе под нос батя, посмотрел на рюму, но удержался. Ждал пойманной сегодня и приготовленной рыбы.

Рядом со столом возник Черномор.

— Имперский вертолёт, Хозяин, появился в зоне действия Конструкта.

Почти сразу же в кармане зазвонил телефон. Губарёв, надо же. Лично прилетел?

— Михаил Иванович, вас срочно вызывает к себе Государь, — холодно сообщил генерал-адъютант. — Мой борт приземляется там же где и в прошлый раз. Попрошу вас поспешить, дело государственной важности.

Он не дождался моего ответа и повесил трубку.

Переодеться я не успевал, впрочем, уверен, в текущей ситуации Его Императорское Величество ждёт к себе не франта со свежими бантиками. Не в грязной спецовке меня вытащили и ладно. Уверен, Губарёв специально не предупредил меня о своём визите. Как будто ему мало неприятностей.

Вертолёт сел неподалёку от моего дома. Я почти разгадал секрет его обшивки, в те редкие моменты отдыха, которые выпадали. Мне понятны были почти все элементы сплава и почти все этапы обработки. Лабораторный стенд, возведённый в подземельях Аль Абаса, терпеливо ждал моих визитов. Надо было бы поставить там автоматона, к которому подключить Черномора. Для простейших операций сгодится.

Когда я подходил — дверь летательного аппарата распахнулась, выдвинулся трап. В проёме появился мужчина, протягивающий руку. Я отказался, забравшись самостоятельно. Губарёв сидел на роскошном диване, поджав губы. Дверь за мной захлопнулась, наш спутник глянул на меня равнодушно и отдал команду пилоту. Машина задрожала поднимаясь.

Я занял место, поглядывая то на молчащего генерала, то на незнакомца. Последний держался слишком расслабленно, да и Губарёв старался на него не смотреть. Разговор никто не начинал. В иллюминаторе растянулась цепь ярких фонарей, украшающих Томашовку. Огни деревень, освещённый остров нового квартала.

Мои поселения оставались внизу.

Я вернул взгляд на спутников. Генерал поёрзал в своём диване, посмотрел на часы и поджал губы ещё больше. Затем демонстративно уставился в иллюминатор.

— Нас не представили, — наконец-то заговорил незнакомец. — Вы, конечно же, в представлении не нуждаетесь, тот самый Михаил Иванович Баженов!

В голосе проступило восхищение, но какое-то натянутое:

— Я Михаил Павлович Лисицин. Тёзка, получается. Рад знакомству.

Он поднялся с сидения и протянул мне руку. Я ответил на рукопожатие, и тут же едва не вскрикнул от боли. Амулет защиты от психомантии оставил на груди ожог от внезапной атаки. Мой удар кулака в лицо наглецу отбросил его на диван. Губарёв отшатнулся, бросил взор на упавшего, потом на меня и потянулся за оружием. Дуло пистолета уставилось в мою голову.

— Не боитесь случайно угробить своего пилота, Павел Александрович?

— Закрой рот, щенок, — поморщился он. — Не доводи до греха.

— Что происходит?

Психомант лежал без движения. Губарёв с беспокойством поглядывал на него и постоянно облизывался:

— Я даю тебе выбор, щенок. Ты либо живёшь, но позволяешь Лисицину сделать свою работу, либо ты не живёшь. Я найду, чем объяснить твою внезапную пропажу.

— Павел Александрович, — покачал я головой с насмешкой. — Вы опуститесь так низко, что попытаетесь стереть мне память о нашем разговоре? Не хочется терять пост? Или после падения Ивангорода по вашей вине — жизнь?

— Заткнись! — задрожал Губарёв. — Заткнись! Я не знал! Не думал! И учти, пистолет заряжен зачарованными пулями. Твои щиты, геомант, тебя не спасут.

— Мелко, Павел Александрович, — нехорошо улыбнулся я. — Очень мелко. Неужели не было времени подготовиться?

— Господи, да ты заткнёшься? — гаркнул Павел Александрович, потеряв пенсне. Лицо пошло красными пятнами. — Я считаю до трёх.

— Такие как вы причина всех бед Империи, — продолжил я. — Слишком увлечены своим эго. Личные интересы всегда ставите выше государственных.

— Раз!

— Талантливы только в изображении деятельности. Но каждый шаг корыстен!

— Два, щенок!

— Вы хуже Скверны, — процедил я, и тут Губарёв нажал на спусковой крючок. Разумеется, ничего не произошло. Он передёрнул затвор, щёлкнул ещё раз. А потом рукоятью разбил иллюминатор, в салон ударил холодный мокрый воздух, и я едва успел заслониться от сотен ледяных игл генерала. Воздушный таран удалось слить в сторону, загудела обшивка и вертолёт дёрнулся. Что-то запищало, пилот принялся выравнивать машину. Губарёв бодро поднялся на ноги, зачёрпывая силу из воздуха и конденсата.

— Выскочка деревенская, — всхлипнул генерал. — Если я обречён, то и тебе не жить.

По щекам потекли слёзы, и несколько хлёстких ударов ледяными дубинами сломили мои барьеры. От следующей атаки Плакальщика я тупо увернулся, шип пробил сидение и вышел где-то в кабине пилота.

Я вспыхнул пламенем, пытаясь хоть как-то испарять конденсат, помогающий воздушно-водному одарённому, но генерал быстро блокировал горение. Вертолёт качнуло, закружило. Но, по-моему, пилот уже не пытался ничего сделать. Он был мёртв.

— Вы истинная причина падения Империи, — проревел Губарёв. — Попирающие традиции, привносящие в уклад омерзительные манеры. Никакого этикета, никакого воспитания. Выбрались из грязи и считаете себя равными тем, кто веками служил стране!

Меня ожгло ледяной бронёй. Из-за толстой корки, наросшей на меня, дышать было невозможно. Я сумел высвободить руку и разбил кусок льда. Мне удалось вдохнуть и услышать очередное проклятье, сквозь ревущий двигатель.

— Все умрём!

И я потянулся к душе вертолёта. Голубой перстень генерала сверкал ярко-ярко. Чёртов арканист почти разобрал меня, в отрыве от земли, в родной ему стихии. Я напитал тело остатками земляного аспекта, сдерживая напор льда.

Двигатели взревели, наполняя меня своей силой. Обороты поднялись до чудовищного воя. Машина задрожала, так, словно разваливалась в небе. Ледяная удушающая броня лопнула, разлетевшись во все стороны. Один из осколков попал генералу в живот, и он грохнулся на колени. Но всё равно успел выставить ледяной щит, когда я оказался рядом с ним.

Вот только во мне была мощь могучей машины, и кулак легко пробил броню. От удара Губарёв свалился на пол вертолёта, распластавшись там тряпичной куклой. Перевернулся на спину, окровавленный рот открылся от изумления:

— Как⁈ — прошипел он. — Как ты сумел?

Я подобрал его пистолет с зачарованными пулями, расставив ноги пошире, чтобы удержать равновесие. Направил оружие на личного помощника императора. Он поднял броню, уже не пытаясь атаковать. В салоне и так уже было ужасно холодно, так что генералу большого труда не составило набрать силы.

Я выстрелил ему в ногу, пробивая защиту. Затем во вторую. После чего навёл ствол на голову.

— Он ведь не работал… — прошептал Губарёв. — Не работал!

— Я починил, — сообщил я и всадил пулю ему в голову. После чего перевёл оружие на психоманта, который только-только зашевелился. Свободной рукой я ухватился за поручень, управляя машиной. Пилот был мёртв, вертолёт повреждён. Силы, вытянутые из двигателей, теперь требовались им самим.

Психомант резко перевернулся на спину, увидел мёртвого генерала, потом меня с пистолетом и поднял руки, выкрикнув:

— Сдаюсь!

Мне удалось выровнять пьяные выкрутасы вертолёта, и я медленно принялся снижать высоту. На лбу выступила капля пота. Непростая задача оказалась, да и откат за заимствования мощи не заставил себя ждать.

Когда вертолёт коснулся земли, я жестом приказал психоманту развернуться и связал его. После чего забрал телефон мёртвого генерала и нашёл номер, который можно безошибочно определять как контакт Его Императорского Величества.

Потому что он был так и назван: Его Императорское Величество.

Вырубив психоманта, я нажал кнопку вызова.

— Паша? — сказал знакомый голос.

— Всемилостивый Государь, это Михаил Иванович Баженов, — представился я. — Кажется, я опаздываю.

— Где Губарёв, Баженов? — нехорошим тоном спросил Император.

Я покосился на труп генерала.

— Боюсь, он вас предал, Ваше Императорское Величество.