Японская война 1905. Книга седьмая

Глава 13

Повезло нам все-таки с Мексикой.

Вернее, сначала не повезло, когда банда Панчо Вильи чуть не вырезала отряд Гумилева. И надо же! Сам герой будущей мексиканской революции почтил нас своим визитом. Помню его фотографии из будущего: невысокий, плотный, на теле крест-накрест висят пулеметные ленты, треугольные усы и как будто удивленная улыбка... Будь он просто бандитом или просто революционером, я бы без зазрения совести дал добро на его расстрел. Вот только я помнил еще и репутацию этого человека, которого еще задолго до собственных газет и славы называли мексиканским Робином Гудом.

В общем, выживших бандолерос Огинский просто задержал и начал вести неспешные беседы по поводу возможного сотрудничества, и именно эти слухи ушли на сторону! Казаки еще не освоились на новой территории, пара мальчишек проскользнула мимо секретов и доложила мэру Альваресу о ситуации в Энсенаде. И понимаю его... Атака не удалась, остатки полиции арестованы, город полностью под контролем чужаков, и, более того, они о чем-то договариваются с местными революционерами. Выглядело все это не очень перспективно.

Мэр Альварес тоже так решил и, не став даже показываться рядом, рванул сразу в Чиуауа, спеша поскорее доложить Порфирио Диасу о начавшемся то ли вторжении, то ли восстании. И вот здесь нам как раз и повезло. Спасибо вложившемуся в инфраструктуру страны Порфирио, благодаря чему у Энсенады оказалась телеграфная связь со столицей. Огинский связался с Мехико, честно отказался отвечать на любые вопросы о произошедшем, но вместо этого так же честно и ненавязчиво предложил взять развитие округи под свое крыло.

Естественно, этому никто не обрадовался, но слухи о тысячах азиатских солдат остужали горячие головы. А потом еще по радио пошли целые серии передач про скапливающуюся у берегов Японии армаду, которая куда-то собирается... Это была расплата за царскую помощь. Мы получили больше ресурсов, но с ними пришли и слухи, которые стало уже совершенно невозможно остановить. Вот я и решил их возглавить.

Тем более такой повод. Русские и японцы нацелились на Мексику – аж дух захватывает. Люди по всему миру жаждали подробностей, и мы не жалели теорий, даже иногда дополняя их скупыми фактами. Рассказывали, что сегодня заметили в порту, о чем болтали в кабаках – естественно, все безбожно перевирая ради красного словца – и половина мира каждую ночь ждала продолжения.

Великие державы, впрочем, дружно высказали свое недовольство столь агрессивной торговой политикой, но дальше слов никто не пошел – каждый был уверен, что его-то это не коснется, а вот ослабление врагов и соперников не могло не радовать. Порфирио же, вообразив, что в случае его несговорчивости вся эта сила может ударить по Мексике, уже сам начал бомбардировать Огинского телеграммами. Прошлые условия, дополнительные поставки – он обещал все, и Алексею Алексеевичу теперь приходилось прикладывать усилия не чтобы погасить конфликт, а чтобы это не случилось слишком быстро.

И вот я просмотрел последнее письмо Огинского, который жаловался, что всю Нижнюю Калифорнию до Ла-Паса ему все-таки никто не отдает... Как говорится, аппетит приходит во время еды.

– Подготовьте ответ, – кивнул я Лосьеву. – Пусть Алексей Алексеевич откажется от последних требований, территории от Энсенады до границы с Северо-Американскими Штатами в аренду нас вполне устроят. А тылы лучше прикрыть сейчас, пока мексиканцы не поняли, что на самом деле у нас нет сил разбираться еще и с ними.

– А что насчет предложения Огинского начать обучать местных? – уточнил Лосьев.

Судя по вопросу, сам штабист был как раз за это предложение, а вот я собирался отказать... Раз японцы планировали оплачивать наемников, собирая в отдельные отряды всех, кто пожелает сражаться с ними вместе, то чего лезть в этот, честно скажем, очень проблемный вопрос?

– Почему? – посмотрел я на Лосьева.

– Возможность опереться на кого-то с той стороны океана. Без такой поддержки в перспективе не удержаться.

– Поэтому-то мы и отдаем всех этих людей японцам. Это будет их земля, не наша.

– А может... – Лосьев посмотрел на меня с такой надеждой. – Все-таки когда-то у России были тут поселения. Вы же слышали историю про форт Росс и императора Калифорнии, который выкупил его за бесценок?

– Вы про Джона Саттера? Скажем так, я слышал, что Русско-американская компания считала эти земли убыточными и пыталась до него продать их сначала Компании Гудзонова залива, потом Мексике, но никто не хотел платить, рассчитывая занять все бесплатно, когда наши уйдут. Саттер заплатил хоть что-то.

– И все равно – не нравится мне отдавать то, что когда-то было нашим.

– Понимаю, но эти воспоминания точно не стоят того, чтобы закладывать в самом начале бомбу под наши отношения с японцами.

– Так они берут себе американскую Калифорнию, а мы займем мексиканскую. Вы же тоже думали об этом, иначе не стали бы в первый же день отправлять Огинскому инструкции, чтобы он придержал и разговорил этого Вилью.

Вот так вот бывает, когда твои телеграммы видят в процессе столько людей. Пусть свои, но... Сохранить в тайне даже мысли становится очень непросто. Я ведь на самом деле думал о том, чтобы установить контакты с одним из лидеров будущей мексиканской революции. И пусть пока с Мехико у нас вполне устраивающий обоих нейтралитет, но потом-то можно будет заполучить и настоящего союзника на том континенте.

Да и просто как прикрытие для собранных ресурсов... Пока бандолерос обучаются, они точно не будут нас грабить. А потом, если заложить в них не только умение убивать, но и пару мыслей о том, с кем лучше дружить, можно будет прикрыть тылы на годы вперед.

– Хорошо, – решил я. – Пусть обучает. Как лучше начать и наметки, что еще нужно будет добавить в программу, я скину.

Лосьев расплылся в довольной улыбке.

– Пусть не на месте форта Росс, но Россия возвращается в Америку.

– Только никаких планов по захвату земли, – напомнил я. – Мы помогаем нашим союзникам, мы обеспечиваем контроль наших интересов, но не больше.

– Как будто японцы сами не будут рады, если мы останемся и прикроем их, – пробурчал напоследок Лосьев, но дальше спорить не стал.

Закончив в порту, я поспешил в студию башни Инкоу, где велась подготовка к еще одной стороне будущей операции. Уже у двери меня встретил Городов и поспешил провести в новую студию, которую закончили только вчера.

– Что нужно для правильной записи голоса? – бодро делился тот своими последними открытиями. – Правильно, отсутствие вибраций и поглощение эха.

Это на моего старшего связиста так переписка с Поповым повлияла. Александр Степанович после наших успехов искренне интересовался всеми новостями из Инкоу, а Городов пользовался возможностью подтянуть теорию. И да, мы сейчас занимались записью будущих сообщений для нашего радио, которые будут выходить в эфир уже во время моего плавания. Так-то пластинки Эмиль Берлинер продает еще с 1888 года. При желании можно найти записи и с Шаляпиным, и с Карузо, но вот идея, что эту же запись можно использовать и для радио, еще пока никем не осознана.

– И что вы сделали? – поинтересовался я делами студии.

Если обычные передачи мы записывали как есть – протерли спиртом обычные шеллаковые пластинки, поставили иглу помягче, да еще скрестили пальцы на удачу – то теперь...

– Проложили все стены мешками с песком, и вибрации на самом деле ушли. Также по совету Александра Степановича попробовали плотную ткань на деревянных щитах по периметру, и тоже почти получилось победить эхо. А еще мастерские сделали наши собственные пластинки. Перед каждой отливкой мастер-диск полировали, чтобы никаких лишних шероховатостей. И подобрали лак, после записи покроем. Это тоже поможет сгладить бороздки и даст более чистое звучание.

– Звучит не особо сложно, – признался я. – Почему все так не делают?

– Если каждый раз полировать мастер-формы, то цена пластинок вырастет в несколько раз. То же и с лаком, он денег стоит. А раз-два проиграл, и он уже начинает сходить. К счастью, мы-то готовим все для одного-единственного выступления.

Мне как раз показали соседнюю студию, где это и будет происходить. Специально разнесли старые и новые помещения, чтобы раньше времени никто ничего не заметил. И вот экскурсия закончилась, пришло время говорить. Речь на четыре минуты – ровно столько помещается на обычную пластинку. Никаких пауз, которые были бы неизбежны при ее замене – все должно быть четко, резко, тревожно. Самое то настроение для будущего послания, что я готовлю миру. Итак, пора начинать.

Я в последний раз пробежался взглядом по листу с заготовленными тезисами. Дальше – по памяти, чтобы все звучало максимально естественно. И...

– Сегодня ровно в 6 часов утра союзные отряды японцев и русских добровольцев высадились и захватили Сан-Франциско. Главный город Северо-Американских Штатов на Тихоокеанском побережье. Американские войска разбиты, американский флот – потоплен или захвачен. Сацума официально заявляет, что не признает власть английских бунтовщиков над этими землями. Сацума официально заявляет, что не признает власть Мексики, Британии и какой-либо другой страны над этими землями. Сацума признает Калифорнию самостоятельным государством и предлагает вхождение в конфедерацию Единое Королевство Сацума. Любой, кто попробует лишить новое государство свободы, будет уничтожен. Любой, кто пожелает присоединиться, будет принят.

Каждую фразу приходилось выкрикивать, словно я на митинге, но для хорошей записи в это время по-другому просто никак. Ничего, там, где не работает техника, можно дотянуть за счет голосовых связок и усердия. Что же касается тезисов, что я выбрал для этой речи – надеюсь, в свое время все сумеют их правильно интерпретировать.

– Ну как? Получилось? – посмотрел я на Городова, который выгнал из помещения всех лишних и сам следил за технической частью.

– Да... Сейчас проведем тестовый прогон, и потом еще два раза.

Я вздохнул, но тут ничего не поделаешь. Техника не совершенна, да и пластинки бьются от одного неверного движения, а нам нужна была гарантия, что к нужному моменту будет что пускать в эфир. Я выпил глоток воды, смочив связки, и снова шагнул к микрофону.

***

Что такое Тихий океан? Это самый большой океан в мире, в котором от субарктики Алеутских островов и до тропиков Гавайев можно встретить что угодно. Мы изначально планировали стартовать в октябре, когда летние муссоны уже ослабели, а зимние шторма не набрали силу, но пришлось ускоряться... К счастью, погода оказалась на нашей стороне. 27 августа на Маршалловы острова обрушился тайфун огромной силы. Ветер до 55 метров в секунду, при том что обычно от двадцати – это уже шторм. Неудивительно, что волны при такой погоде поднимались до 15 метров в высоту.

А потом океан, словно отдав все свои силы, ненадолго замер, и именно этим окном мы и собирались воспользоваться. Конечно, ставка была не только на удачу и случайности. Еще мы постоянно мониторили погоду с помощью самых современных анероидных барометров. Начнет падать давление – жди шторма. Правда, с нашей скоростью от него не убежать, но была у нас задумка и с дальним прицелом.

Еще весной Огинский разослал наших агентов по всей Азии, летом добавились люди на юге, прикрыв Гавайи и Маршалловы острова. Ну и север – это уже русские земли, тут все было еще проще. Каждый день, начиная с конца августа, каждый из агентов высылал отчеты по погоде, позволяя отслеживать возможные шторма заранее со всех концов Тихого океана. Конечно, не современная метеорологическая служба, но, если Посейдон решит совсем уж разгневаться, такое точно не пропустят и заранее передадут.

А там за сутки, за двое можно и сориентироваться. Свернуть в сторону или вовсе опередить шторм... Эх, опять забылся. Не с нашей скоростью! Транспортам, которые шли 10 узлов и в лучшем случае могли выжать 12, такое не грозило, но...

– Все-таки люди не созданы для моря, – ко мне подошел Буденный и без лишних слов перегнулся через борт.

В начале плавания его постоянно тошнило, сейчас было уже нечем, так что Семен Михайлович просто страдал. Ему пришлось даже капельницы ставить, чтобы не словил обезвоживание, но вроде бы кризис миновал... По крайней мере, лицо было уже не бледное, и глаз дергаться перестал.

– А англичане так не считают.

– Это вынужденно. Разве вы не слышали, что именно вкус английской еды и красота английских женщин сделали из островитян лучших мореплавателей? – тут глаза Буденного блеснули, и он продолжил уже совсем другим тоном. – Знаете, Вячеслав Григорьевич, что мне помогает держаться?

– Сила воли? – предположил я.

– Куда без нее, но... На самом деле красота. Очень уж это все... красиво, – и Буденный обвел рукой плывущие рядом с нами корабли.

Когда мы выходили из Инкоу второй волной, то вместе с нами шло всего двадцать транспортов. Потом к востоку от Кюсю к армаде присоединились японцы. Еще тридцать вымпелов, плюс броненосцы и крейсера во главе с «Микасой». Итого почти шестьдесят кораблей, не считая миноносцев сопровождения, которые в процессе отвернули на юг, уводя от нас возможных наблюдателей.

Кстати, вместе с ними должен был изначально уйти и крейсер 2-го ранга «Изумруд», приданный нам в последний момент по просьбе Николая. Но, когда я уже собирался прощаться, капитан Василий Николаевич Ферзен распечатал новый приказ. И там ему предписывалось идти с нами до самого конца, оказывая поддержку русским добровольцам по мере возможности. Русские добровольцы, если что, это я. А вся эта афера, судя по всему, была задумана в Царском Селе, чтобы держать руку на пульсе событий.

С одной стороны, не очень приятно, да и снабжение углем «Изумруда» теперь ляжет на наши плечи. С другой стороны, запас есть, а этот крейсер считался самым быстрым в эскадре Рожественского. Его сделали, копируя построенный немцами «Новик», и удачно: пусть не 24 узла, но все 22 «Изумруд» стабильно выдавал. Причем не на короткой дистанции, а во время всего похода 2-й Тихоокеанской.

В общем, итого 63 корабля. Было. Через десять дней пути мы догнали вышедшие ранее более медленные транспорты, и наша эскадра подросла еще в два раза. Два броненосца, пять крейсеров, считая «Изумруд», девятнадцать миноносцев и сто один транспорт. Изначально их было больше, но часть, освободившуюся после первой перегрузки угля, мы уже отправили назад. Итого 127 кораблей – невероятно величественное зрелище. Куда ни глянь, всюду сталь, всюду флаги, русские и японские.

И даже копоть чадящих дымом котлов не могла ничего испортить. Наоборот, эта легкая неправильность словно придавала глубины и очарования.

– Действительно красиво, – согласился я с Семеном.

А потом, почувствовав движение за спиной, прижался поближе к перилам. Вовремя – мимо пробежал запыхавшийся связист, которым в этом походе приходилось пахать не меньше, чем кочегарам.

***

– Работаем! Работаем! Работаем! – Чернов несколько раз хлопнул в ладоши, задавая ритм, а потом вернулся к тройке матросов, вместе с которыми он катил тяжеленную деревянную катушку с медным проводом.

Уже второй раз дополнительный провод, которым питали дуговой генератор радиопередатчика «Микасы», перегорал. Вернее, сгорал ко всем чертям – хорошо, что успевали вовремя заметить и потушить. А все потому что диаметр проволоки гулял. На суше да при не самом сильном напряжении как-то не замечали, а тут, когда «Микаса» круглые сутки ведет передачу, собирая отстающих, все и вылезло. Дуговой генератор-то жрет ого-го!

Еще повезло, что Макаров не стал спешить и ставить дополнительную станцию на «Изумруд», как сам Чернов было и предложил. Вначале-то казалось, что идея хорошая – и подстраховка, и свой корабль усилили, но генерал как будто что-то почувствовал... Или его сейчас не стоит называть генералом? А, к черту! Чернов поплевал на руки, поднапрягся, и они перекатили катушку через короб, в котором прятался кабель антенны. Основная для общения с кораблями эскадры была натянута, словно веревки для сушки белья, между двумя мачтами.

Иронично. Когда-то эти мачты использовались только для парусов, а сейчас на них висит все что угодно кроме них.

– Матросы с фока говорят, что один из изоляторов треснул! – к Чернову подбежал японец-мичман с огромными удивленными глазами.

Ну вот, а связист как раз о них подумал. Значит, не спит интуиция – это хорошо. Чернов улыбнулся и приказал отправить на замену вторую команду. Питание как раз отключено, так что поставить новый фарфоровый изолятор будет совсем не сложно. И снова катить! Один провод до обычной антенны, другой – до направленной. Вторая представляла собой огромную стальную рамку примерно два на два метра, обмотанную проволокой. Ее заранее разместили прямо над рубкой, и это было непросто.

Сама конструкция – тяжеленная, но хрупкая. Чернову даже думать не хотелось, что они будут делать, если все это неожиданно накроется. Как чинить?.. Но вот провод занял свое место в канале, соединения закрутили, можно подавать питание. Связист дернул за рычаг и кожей ощутил невидимое гудение, наполнившее корабль. Благодаря ему он всегда чувствовал, работает все или нет. Три дня назад так даже ночью проснулся и еще до того, как дежурный что-то понял, сам прибежал на мостик.

– Принимаем сигнал с «Изумруда»... – пользуясь тем, что оказался на мостике, Чернов решил заодно проверить чистоту сигнала. Сейчас только дежурные закончат с формальной проверкой сообщения от капитана Ферзена.

Русский крейсер благодаря его скорости не было смысла держать рядом с основной эскадрой, и Того часто отправлял его и другие крейсера на разведку. Посмотреть, нет ли чужих дымов на горизонте, проверить давление, тучки глянуть... Связист улыбнулся: в начале пути с непривычки было еще страшно, но сейчас он уже успел поверить, что они доберутся до места без проблем. Даже небо вон какое чистое – до самого края ни единого облачка.

– «Изумруд» передает, – дежурный как раз закончил расшифровку сообщения. – Зафиксировано падение атмосферного давления на двадцать единиц за час...

По спине Чернова побежали мурашки. В прошлый раз, когда барометр упал всего на пять пунктов, волны поднялись до трех метров. А сейчас? Похоже, грядет настоящий шторм!