Городок провинциальный, летняя жара.
На площадке танцевальной музыка с утра.
Все было как обычно: бравурные марши и сентиментальные вальсы, гремящие из скрытых динамиков в каждом уголке городского парка, принаряженного по случаю торжеств. Заметные издали даже при ярком солнечном свете — неоновые, голограммные и прочие иллюминации. Увитые пестрыми лентами, украшенные бумажными цветами и воздушными шарами, фигурно подстриженные деревья…
Парни «все начисто сбрившие» или наоборот — подкрасившие темный пушок на верхней губе, обряженные в костюмы строгого кроя, пытающиеся изо всех сил казаться возмужалыми, серьезными и взрослыми. Либо, напротив — тщась за демонстративной и почти запредельной бесшабашностью, скрыть страх перед наступающей самостоятельной жизнью.
И, конечно же — стайки молоденьких девушек — всегда фантастически, неповторимо прекрасных неискушенной и чуточку наивной юностью. А сегодня по-особенному подчеркнутой невинностью школьной формы.
Даже облака, волей правительства и метеорологов, приобретшие на сегодня вид агитационных и поздравительных лозунгов, своим неуклюжим формализмом не могли испортить общего впечатления от сладкого предвкушения выпускного бала.
Город готовился к празднику, а виновники торжества — ученики последних классов средних школ — получали его в безраздельную власть до самого рассвета. До той минуты, пока первые ноты гимна Ирия не возвестят мир о еще одном конце детства, и начале той части жизни, где долг перед Императором — превыше всего…
Именно праздник и выпускной вечер удерживали Веста в этом, хоть и родном, но по существу захолустном городке. Подобному тысячам иным населенных пунктов, раскиданным по всей необъятной Империи. Вернее — чувство долга и, как водиться, чье-то головотяпство…
Невзирая на жесткую дисциплину и чрезвычайную меру персональной ответственности, в одной из канцелярий армейских штабов, «военнослужащая» из плеяды длинноногих и пустоголовых блондинок ткнула, выращенным по последней моде, двухдюймовым ногтем не в ту кнопку. И, нарушая целый том предыдущих распоряжений и сверхсекретных приказов, мичман Вест Климук, отправленный в отпуск по ранению, вместо оплаченного командованием курорта Сиесты, очутился в родном городке. Совершенно не представляя, что ему делать там, откуда десять лет тому, вместе с родителями, улетел на Альфу. И где, в один день, после нападения на космическую станцию эннэми[13], потерял обоих родителей. После чего, как сирота, был принят в янычарский корпус.
Но, либо начальство все-таки знало, что делает, либо — вмешались силы иного порядка, и мичман попал, что называется, с корабля на бал.
К этому можно относиться по-разному, особенно в зависимости от настроения, но и на Гее, как и во всей обозримой Вселенной, Звание Героя и «Золотой спрут» (нагрудный знак в виде стилизованного солнца), помимо очень многих и щедро предоставляемых на всех планетах привилегий, накладывали на его кавалеров ряд обязанностей. В том числе, обязательное присутствие на всех мероприятиях имперского масштаба.
То ли, вместо наглядного пособия, демонстрирующего, каких высот может достичь обычный гражданин, не щадящий своей жизни во имя Империи, то ли — «свадебного генерала» должного, вместе с иными представителями власти, придать самому захудалому торжеству надлежащую весомость, официальность. И сегодняшний общегородской «Школьный Бал» тоже не стал исключением.
Уверенно печатая шаг рифлеными подошвами парадных полусапожек по хрустящему гравийному покрытию парковой дорожки, мичман Корпуса янычар Вест Климук неспешно шел к месту проведения торжественного митинга для школ первой пятерки. До назначенного пункта оставалось меньше полукилометра, а значит, в запасе имелось целых семь минут личного времени. Как любил приговаривать ортный Хмель: «Слишком мало, чтобы совершить покупку, но вполне достаточно, чтобы прицениться…».
Хотя, исходя из восхищенных взглядов особей противоположного пола, принаряженных в белоснежные передники и огромные банты, той же демаскирующей расцветки, и ослепленных сиянием «Спрута» на мундире мичмана, тратить время на торг Весту вряд ли придется. Сегодня, с благословения Империи, он мог стать даже оптовым «покупателем». С неограниченным кредитом…
Вест удовлетворенно хмыкнул, небрежно подмигнул, глядя поверх голов очередной стайки девушек, пронесшейся мимо него на встречном курсе, чем вызвал у тех взрыв хохота и хихиканья. А по соотношению двух последних факторов, сделал вывод, что у представителя доблестной звездной пехоты, шансы на успех гораздо выше пресловутого боевого «фифти-фифти»! Несмотря…, а возможно, именно благодаря — отчетливо видимой на правой груди золотистой и бордовой нашивкам, свидетельствующим о тяжелом ранении и контузии.
Благодаря усилиям медиков, ранения ушли, оставив в память о себе зуд в правом боку и ноющие на смену погоды локтевой и плечевой суставы на том же фланге. А вот с контузией, отнесенной в разряд легких телесных повреждений, все оказалось непросто. То ли мозг мичмана, после серьезной встряски, куда-то сместился, а может — уплотнился, или еще как-то изменился, но Вест неожиданно начал задумываться над сущностью вещей привычных и ранее не вызывающих никаких вопросов.
К примеру, почему он помнит наизусть Устав Корпуса, ТТХ всей придающейся рейнджерам техники, огневые характеристики любого вооружения? Почему легко цитирует справочник с любого места, наизусть и без запинки, хоть среди ночи разбуди? Но и на спор, не смог заучить простенькое четверостишье. Поскольку оно не содержало, ни одного бита важной для бойца информации, за которую могла бы зацепиться его память…
Или — взять, к примеру, родной город…
Вест, даже с закрытыми глазами, смог бы нарисовать, точно выдерживая масштаб, схему района в котором родился и вырос, уверенно отмечая на ней родительский дом; школу, где проучился до 7-го класса; гастроном; летний стадион; кинотеатр; спорткомплекс и т. д. — четко удерживая, вместо подсказки, в уме спутниковые фотографии вида города сверху. Но, как только он пытался приблизить изображения отдельных объектов, их очертания мутнели и расплывались, не оставляя после себя в памяти ни одной особенной, характерной только для них детали… Например, какого цвета ограда у стадиона?
Так, словно Вест никогда раньше не видел их вблизи.
Вылеживаясь в реанимации и маясь от безделья, мичман обратил внимание, что все события связанные со службой и войной он помнит детально, с массой красочных подробностей и эмоций, а жизнь на «гражданке» возникает перед глазами исключительно в виде печатных строк…, или — фотографий и кинокадров. Последних, кстати, чрезвычайно мало, да и то все больше напоминающих коллаж, составленный его собственным подсознанием из увиденных в разное время художественных и документальных фильмов.
При очередном врачебном обходе, Климук доложил консилиуму, о подмеченном им несоответствии в своей памяти, чем вызвал растерянность в группе военных медиков, нервный шепоток и заверения штатного психолога, что это последствия тяжелейшей контузии и со временем все пройдет… Надо только запастись терпением.
А еще через пару дней ему был зачитан приказ о награждении, и разные несущественные глупости сами собой вылетели из головы новоиспеченного Героя Империи. И только попав в родной город, мичман снова вспомнил о тех странных ощущениях. Особенно, теперь когда, идя знакомыми с детства улицами, он ничего вокруг не узнавал.
Конечно, прошло достаточно много лет с тех пор, как он вместе с родителями перебрался в другую планетную систему, и лицо городка могло кардинально измениться. Что-то построили, что-то снесли… Иначе покрасили фасады, вывесили иные рекламные щиты. Одни деревья выросли, иные — засохли и их срубили… Но общий-то облик за десять лет не мог так резко стать другим! И даже более того — вызывать стойкое ощущение чужого, виденного мичманом Климуком впервые в жизни…
Аллея круто повернула на восток и перед глазами мичмана возникла просторная полянка, оборудованная под открытый «зеленый» театр. Все лавки перед обшитой шелковым кумачом трибуной были заполнены возбужденными отроками и барышнями, изо всех сил пытающимися сохранять торжественную тишину и молчание. Но поскольку это было не воинское подразделение, а школьники, — то на пространстве, ограниченном со всех сторон высокими деревьями и живой изгородью из «несгораемых» туй, стоял плотный монотонный гул, отдаленно напоминающий рабочую обстановку в генераторном зале. Да и на самой трибуне, несмотря на то, что до начала церемонии оставалось еще целых четыре минуты, уже нетерпеливо переминались с ноги на ногу и поглядывали на свои хронометры, разного ранга гражданские руководители и представители общественности. Все похожие друг на друга, словно вылеплены по одной матрице или вообще клонированные. Вест мысленно улыбнулся. Хоть сейчас фиксируй и используй в учебниках для иллюстрации о том, как вид деятельности отображается на облике человека.
Его взгляд скользнул дальше и мичман Климук какое-то время выпал из реальности…
Эфир над Магнифико брызгал слюной и захлебывался от яростных воплей «безопасников».
— Всем! Всем! Всем! Любой ценой задержать или уничтожить мотоциклиста, прорывающегося из зоны контролируемой людьми!
Младший мичман Вест переглянулся с парой таких же недавних курсантов, только вчера прибивших к новому месту службы, а потому находящихся в свободном поиске с целью изучения местности, недоуменно пожал плечами и сплюнул бурую и неприятно скрипящую на зубах, от постоянно подвешенной в воздухе мелкодисперсной пыли, слюну. Если отбросить эмоции, то с более безумной ситуацией ему еще не приходилось стыкаться за весь срок службы, и тем более на Магнифико. Кому и зачем понадобилось покидать единственно безопасный район на всей планете?
Преступнику? Так в Империи уже вторую сотню лет мораторий на применение смертной казни. Погибнуть лучше, чем отсидеть парочку лет? Тем более что в связи с последними веяниями гуманизма и предстоящими выборами в нижнюю палату Думы, суды вообще никому больше пяти лет не дают. А в этом секторе докатились до того, что даже серийным убийцам и маньякам предлагают, вместо стирания личности, службу в штрафбате. Воинскую доблесть с высшей мерой наказания сравнили популисты!.. Ну, ничего. Император еще скажет свое слово.
Самоубийца? И тут непонятка. Заряд бластера в лоб и пишите письма. Зачем обрекать себя на мучения в плену? Крыша сползла в сторону мазохизма? Допустим. Чего только не случается с людьми в районах боевых действий. Особенно в первый срок. Но, нафига он такой сдался службе безопасности? У них на Магнифико, что уже не осталось других забот, кроме поимки спятивших бойцов? Это ж не древние войны, когда перебежчик, унеся с собой в зубах какой-то сверхсекретный план или код, мог повлиять на ход сражения. Бред…
Мотоцикл показался из-за руин какого-то производственного здания на окраине совершенно беззвучно. Как призрак… Вест даже растерялся на мгновение от несовпадения сигналов, поступающих от зрения и слуха. Но когда тот взревел мотором и устремился к кольцу заграждения, вколоченные в подсознание, навыки сработали сами по себе, не дожидаясь приказа разума. Как и у его товарищей.
Заряды из трех боевых бластеров прочертили перед набирающей скорость машиной запретные знаки, вспаривая землю черными, дымящимися бороздками, хорошо различимыми на фоне светлой глины. Но, сидящий на мотоцикле человек и не подумал остановиться, а наоборот прибавил газу и сам влетел в перекрестье смертоносных лучей.
Его, конечно же не разрезало на четыре части, как в кинобоевиках, для этого надо было бы перевести бластеры в постоянный режим излучения и максимальную нагрузку — соответственно, посадив батареи за десяток-другой секунд. Но «гонщику» хватило и этих разрядов. Тем боле что на довершение, у кого-то из мичманов дрогнула рука и один заряд пришелся в колесо. Машина клюнула, мотоциклиста выбросило из сидения и со всего маху ударило о то самое бетонное заграждение, которое он собирался перепрыгнуть.
«Гуляш по коридору и отбивная на ребрах… — мелькнула в голове Веста дурацкая прибаутка. — Минус один»
О том, что вот эта тряпичная кукла больше не жилец, сомневаться не приходилось.
— Всем стоять! Оружие зачехлить! Служба безопасности!
Совершенно безлюдный пустырь на окраине города заполнился множеством человеческих фигур со скоростью хлынувшего с гор потока. Все что-то делали, суетились, кричали друг на друга и в рации. А Вест смотрел только на одного из безопасников, стараясь вспомнить, где они могли встречаться раньше. Климук даже подошел ближе, раздумывая: стоит ли окликнуть?
Знакомый незнакомец тем временем присел рядом с мертвым телом и откинул забрало на шлеме.
— Не успели… Все-таки ушла … Жаль.
Он пробормотал что-то еще, но Вест уже не слышал ни голосов, ни каких либо других звуков. Из шлема погибшего мотоциклиста — очень бледное, словно осыпанное гипсом, уже ничего невидящими глазами на него глядело лицо Ниточки…
Мичман Климук мотнул головой, прогоняя видение и вернулся к реальности.
Одна из представительниц педагогического коллектива, худющая, как стрекоза (сравнение с вышеозначенным насекомым усиливалось огромными очками закрывающими половину аристократического личика), увидев Веста, обрадовано принялась семафорить мичману обеими руками, больше похожими на тонкие лапки, этого прожорливого и хищного насекомого, отдельные виды которого охотятся даже на ос. Именно она и напомнила Климуку о столь загадочной и непонятной истории, которой, Вест до сих пор не нашел никаких вразумительных объяснений. Впрочем, имея дело со СВВИБ, подобному положению вещей удивляться не приходится.
А похожая на Ниточку учительница тем временем продолжала подавать знаки мичману столь интенсивно, словно он совершенно ослеп и в упор не видел трибуны.
Результат ее активности привел к тому, что общий гул на мгновение прекратился, и все выпускники дружно обернулись. Потом дети дружно вскочили и громко зааплодировали Герою.
Все так же неспешно и преисполненный чувства собственного достоинства, которое надежно опиралось на славу всего Космофлота Империи и Корпус янычар в частности, Вест занял почетное место на трибуне и привычно отключил слух. Без подобного умения любой курсант, а так же «свадебный генерал» обречен на головные боли, бессонные ночи и слабоумие. Конечно, кроме тех, кто безумен изначально, так сказать, согласно штатного расписания…
И пока торжественное мероприятие плавно текло своим руслом, утвержденным всеми соответствующими инстанциями, а одухотворенные ораторы умело продолжали и дополняли речи друг друга, Климук занялся излюбленным делом каждого военного, еще не перешагнувшего двадцатилетний рубеж биологической жизни — высматриванием лучших представительниц противоположного пола. Занятием приятным во всех отношениях, даже во время митингов, когда лица и взгляды всех присутствующих, спустя пару минут после начала, становятся практически одинаковыми.
Помня о свойстве любого массового мероприятия нивелировать личности до усредненного типа, мичман не слишком пристально разглядывал восхищенные лица, а так — водил поверх голов, вылавливая только самые симпатичные мордашки. И неожиданно наткнулся на безнадежно отрешенный взгляд. Островок, айсберг отчуждения, среди моря напряженного и восторженного ожидания. Казалось, этот парень сперва усиленно пытался понять, что происходит вокруг, но действительность неизбежно ускользала от сознания, и ему не оставалось ничего другого, как сдаться и прекратить бессмысленные попытки.
Климуку и раньше приходилось видеть подобные взгляды. Когда необстрелянные новобранцы впервые сталкивались с тяжелой бронетехникой эннэми, и рядом начинали гибнуть товарищи, наполняя эфир предсмертными воплями ужаса и боли… Но здесь, в мирной провинции, удаленной тысячами световых лет от военных рубежей, среди нарядных выпускников?..
А парень с неправильным взглядом, помимо прочего, еще и выглядел гораздо старше других школьников.
Климук оглянулся и увидел ту самую худощавую учительницу, так разительно похожую на Ниточку. Правильно истолковав вопросительное выражение лица Героя, она подошла ближе и едва слышным шепотом спросила:
— Вас что-то беспокоит, господин мичман?
— Да. Этот парень, на заднем ряду… Белобрысый… С ним что-то не так. Вам не кажется?
— Макс Боровский, третья общеобразовательная школа… — учительница сразу поняла кем интересуется Вест. — Это наша трагедия… Хотите послушать?
— Только суть, если можно, — на всякий случай предупредил Климук, наслышанный о склонности провинциальных дам к длительным монологам, перенасыщенным лишними подробностями.
— Гордость школы и всего города… гениальный математик… надежда физмата… Даже из СВВИБ приезжали с родителями беседовать. Парню пророчили великое будущее… Но, увы… Сорвался на выпускном тестировании.
— Перенапрягся?
— И да, и нет… Три года тому, вводили новую программу. И где-то, как бывает с первым запуском, произошел сбой, — и компьютер стал оценивать работы выпускников с противоположным знаком. Большинство учеников, обычно, состоит из хорошистов, поэтому отклонения никто и не заметил, — и, видя непонимание в глазах мичмана, объяснила. — Когда ученик, знающий на восемь баллов, получает шесть или семь, и наоборот, это же не катастрофа, правильно? Даже, когда заведомый двоечник вдруг получает десятку, вполне объяснимо — списал удачно или повезло с заданием… Но «нуль», выданный по результатам тестирования Боровского, поверг мальчика в такой шок, с которым его психика не смогла справиться. Ну и вот… — учительница вздохнула. — Со сбоями в программе разобрались, попутно приведя в соответствие и выставленные оценки, но Макс из сумеречной зоны уже не вернулся. Несмотря на все усилия врачей.
— А что, пересдать ему не разрешили?
— Даже обязали. Беда в том, что вместо реального результата, глаза мальчика по-прежнему видят «ноль».
— А военные психиатры парня осматривали?
— Нет, он же ребенок… — слегка удивилась учительница. — А почему вы спрашиваете?
— Похоже, мне приходилось стыкаться с подобным умопомрачением, и я знаю, как помочь парню.
— В самом деле?! — взмахнула лапками «стрекоза». — Благослови вас Император. Мичман, если вы сможете вернуть Максу Боровскому рассудок, весь выпуск этого года, завтра же подаст заявления в военкомат. Это будет круче любой рекламной кампании!
Вообще-то вмешательство военных в дела гражданских лиц категорически запрещалось Уставом Оджака. Во избежание нежелательных конфликтов, возможных из-за незнания тонкости местных обычаев, но здесь овчинка стоила выделки. Массовый всплеск патриотизма, благодаря умелым действиям мичмана, мог, вышеозначенному мичману, сулить множество приятных моментов… При этом, повышение в звании, стало бы далеко не самой важной из наград. В то время как провала никто и не заметит…
— Аттестат с ним?
— Да.
— Подзовите его ко мне, после окончания митинга.
— А вы уверенны? — вдруг заколебалась учительница. — Хуже не будет?
В ответ Климук только кивнул, мысленно подбирая ключевые слова и интонацию. В конце концов, паренек физически ничем не отличался от сотен таких же новобранцев, прошедших в свое время через руки мичмана, когда ему поручили доукомплектование 36-го ударного на Гленвейне. А умственный уровень… Кто работал с призывниками, того нечем удивить.
Торжественная часть плавно подошла к завершению и после хорового пения гимна Империи, двое крепких парней, в сопровождении все той же учительницы, привели Боровского.
Мичман шагнул вперед и взял под козырек.
— Новобранец Макс Боровский! Смирно! От лица командования Космофлота Империи объявляю вам благодарность, за успешное завершение психологического тестирования будущих разведчиков. Объявляю вам, что со всеми нагрузками вы справились на «отлично» и будете зачислены в резерв командования! С присвоением вам соответствующего офицерского чина, после окончания высшего учебного заведения!
Командный голос мичмана, многократно усиленный чуткими микрофонами взлетел над парковой площадкой, перекрывая все звуки. А после того, как он окончил свою речь, от восхищенного рева полторы сотни молодых глоток, содрогнулся не только парк, но и прилежащая к нему часть города.
— Качать Макса! Ура Боровскому!
— Как следует отвечать, сынок?.. — вкрадчиво поинтересовался мичман у юноши, максимально близко наклоняясь к его лицу и не отрывая руки от козырька.
— Служу… Им… — машинально прошептал тот слова, тысячи раз повторенные на занятиях по военной подготовке и в летних лагерях. Голос парня был слаб, тих и почти не слышен за неистовствующей толпой вчерашних учеников, но бельмо отсутствующего взгляда постепенно уходило с глаз…
— Молодец! — похвалил приходящего в себя безумца Климук и только теперь расслабился. Надежда, возложенная им на рефлексы, не подвела.
— Парня срочно к врачам, — Вест отдал приказ, ни к кому конкретно не обращаясь, но уверенный, что его услышат. — Не упустите момент… Без медикаментозной блокады возможен откат.
— Вы не только Герой!.. — восторженно пискнула учительница и от избытка чувств запечатлела на губах мичмана чувственный поцелуй, заставив бравого янычара покраснеть. — Вы волшебник!
— Ну, что ты, я только учусь… — прошептал Вест, беря девушку под руку и наклоняясь к ее, совершенно по-детски прозрачному ушку. — Могу поделиться кое-какими наработками. Но, наедине. Так, чтоб нас никто не отвлекал, от процесса обмена опытом… — и, почувствовав, что вместо ответа девушка только прижалась плотнее, продолжил уже в обычной манере. — Вообще-то наш капитан, в подобных случаях, рекомендует просто бить по морде. При панике и ступоре от страха — самое верное средство… Кстати, как тебя зовут, прелестное создание?
— Барбара Лещинская… — если молодая женщина и смутилась, то виду не подала. Впрочем, Вест в любом случае не обратил бы внимания. Звездная пехота брала бастионы и круче.
— Милое имя. Тебе идет…
— Спасибо.
— Итак, господа! — произнес громко Вест, обращаясь сразу ко всем на трибуне. — Благодарю за приглашение, встретимся на банкете, а сейчас, если вы не возражаете, коллега Лещинская покажет мне местные достопримечательности.
И пока официальные лица соображали, как реагировать, Климук откозырял, четко развернулся и быстро зашагал прочь, увлекая за собой девушку. Со стороны напоминая довольного воробья, утаскивающего в укромное место «попрыгунью» стрекозу.
— А вас… тебя… — пропищала учительница, более всего напоминая растерянную ученицу, причем, не самых старших классов, пойманную заучем за неблаговидным поступком и бесцеремонно влачимую на директорский ковер.
— Мичман Климук! — не оборачиваясь, словно на смотре отчеканил Вест, а потом добавил с улыбкой и значительно мягче. — Но ты, Барби, можешь звать меня Вестом…
Янычар позволил скользнуть своей ладони чуть ниже, так что на талии оставалось только полукольцо из большого и указательного пальцев, а остальные уже изучали иной изгиб. И, кстати, бедро учительницы оказалось не костлявым, как можно было ожидать исходя из общей конституции, а напротив — даже сквозь ткань платья ощущалось, какое оно гладкое, упругое и… теплое.