Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР

Глава 7

На вокзале было шумно. Люди говорили-говорили-говорили и не могли остановиться, как будто копили в себе очень долгое время и теперь пришло время выплеснуть всё наружу. Пахло креозотом и чебуреками.

Поезд в чешскую столицу отчаливал с Киевского вокзала аккурат около полудня. Меня провожали Наташа, Семён Абрамович и Матрона Никитична. Ещё порывалась прийти Мэри, но я её отговорил. Рана у неё на ноге ещё не до конца зажила, так что нечего лишний раз тревожить. Кстати, этой самой Мэри удалось отговорить своего мужа от выхода на Ленинградское лётное поле. И остальные не выдали молодого человека, так что их жизнь миновала тюремную камеру.

— Ой, а вон твоя группа! Да, точно твоя! Двое знакомых с нашего завода! — показала мне Наташка на стоящую на перроне группу молодых людей в костюмах.

Нарядные, как будто собрались на свадьбу. На праздник какой-то…

«Вот оно!» — мелькнуло в голове. Ещё бы, путешествие за пределы Родины представлялось делом весьма необычным и важным. Ведь до времен Хрущевской оттепели туда ездили лишь избранные: дипломаты, творческая интеллигенция вроде писателей, художников, артистов, ученых и спортивные делегации на крупные турниры. Такие визиты считались особыми эпизодами жизни, навсегда запечатлевшимися в памяти каждого счастливчика.

До конца своих дней приходилось отмечать каждую поездку за кордон в любых анкетах, подробно перечисляя даты и цели своего пребывания там. Лишь позднее правила смягчились, появилась возможность приобрести туристический тур за границей через агентство «Интурист», однако многие всё равно осторожничали, опасаясь излишнего любопытства государственных служб.

— Да? Они? Тогда пошли ближе к ним? — подмигнул я.

— Петя, мы тогда уже не будем мешать? — сказал Семён Абрамович. — Пойдём мы с Матронушкой…

— А что так? Даже в окошко не помашете?

— Помашем, но чуть в сторонке, — улыбнулся сосед. — Вон на ту лавочку присядем пока, да и проводим глазами. Чего уж мы к молодым-то полезем.

Хитрый старик. Ведь знает, что в нашей группе будет двое, а то и трое гбшников, поэтому и не хочет светиться лишний раз. Среди туристов всегда были люди контроля. Они записывали действия «подопечных», и если те ведут себя неподобающе званию советского гражданина, то больше заграницу они никогда не выберутся. И работа безопасников начиналась на перроне…

Поэтому я понимаю Семёна Абрамовича. Ни к чему лишний раз светиться перед безопасниками. Поэтому крепко пожал руку, а потом обнял и шепнул:

— Всё будет хорошо, Семён Абрамович.

— Я в этом не сомневаюсь, Петя, ни капельки… — последовал ответ.

— Ну давай, инженеришка, тоже обниму тебя, что ли, — хмыкнула Матрона Никитична. — Веди себя там хорошо, а не как обычно. Туалеты не обоссывай, а то мне за тебя будет стыдно!

— Да что вы такое говорите, Матрона Никитична, я уже давно такими делами не занимаюсь. По крайней мере один. Только прилюдно, — поддержал я подколку.

Мы обнялись, я чмокнул морщинистую щёчку на прощание.

Они отошли в сторону. В самом деле уселись на скамейку. Да-а-а, Семёну Андреевичу ещё предстояло сообщить что у него появились лишние деньги. Причём немалые деньги. Надеюсь, что они их потратят в своё удовольствие. Всё-таки они старенькие уже. Много ли им осталось…

— Ну, пойдём? — подмигнул я Наташке. — Проводишь меня и передашь с рук на руки.

— Надеюсь, что ты вернёшься таким же, каким уезжаешь, — шутливо сдвинула брови Наталья.

— Здравствуйте, товарищи! Кто тут последний за чехословацким пивом? — с улыбкой спросил я, когда мы подошли.

Эта фраза вызвала смешки у группы. Один из молодых людей, вихрастый и веснушчатый, ответил:

— Как бы ещё кнедликов к пиву не навешали! Жигулёв? Только тебя и ещё одного ждём.

— Жигулёв. В случае чего от любых кнедликов отобьёмся, — подмигнул я в ответ и повернулся к Наташке. — Ну что, родная, давай прощаться. Товарищи меня дождались, так что дальше проводи стариков. Да и сама давай домой. Не надо стоять на перроне и махать платком. Как-то это всё очень сентиментально…

— Ладно, — Наташка вздохнула, но в глазах у неё играли искорки. — Только смотри, возвращайся скорее. А то я без тебя скучать начну.

— Обещаю, — я притянул её за талию и чмокну в щёку. — Если что, телеграмму пришлю. «Вылетаю, встречайте цветами».

Она фыркнула, оттолкнула меня, но тут же поправила воротник моей рубашки, будто боялась, что я замёрзну по дороге.

— Ты бы хоть шарф повязал, — проворчала она. — Вон, смотри, ветер уже поднимается.

— Шарф — это для стариков, — засмеялся я. — А я ещё боец, Наталья Васильевна.

Вихрастый парень из группы нетерпеливо ёрзал на месте. В это время подошла последняя из группы туристов. Вихрастый радостно приветствовал её. Потом же повернулся ко мне.

— Эх, любовь-морковь, — протянул он. — Давай, мужик, а то поезд не ждёт.

Я кивнул, ещё раз глянул на Наташку — она стояла, скрестив руки, и смотрела на меня так, будто хотела запомнить каждую чёрточку. Может быть, почувствовала? Почуяла какой-то частью загадочной женской души, что я не собираюсь возвращаться?

— Ну всё, — буркнул я, чувствуя, как в горле запершило. — Давай, иди.

Она махнула рукой, развернулась и пошла, даже не оглянувшись. А я ещё секунду смотрел ей вслед, потом глубоко вдохнул и шагнул к вагону.

— Опаздываем? — спросил я у вихрастого.

— Да нет, — тот хмыкнул. — Но если будешь так к каждой бабе прилипать, точно опоздаешь.

Я только усмехнулся в ответ. В голове уже стучали колёса, гудел гудок, и где-то далеко, за поворотом, маячила Чехословакия — с её пивом, кнедликами и обещанием чего-то нового.

— Так, внимание! Билеты у меня. Подходим и разбираем! — громко скомандовала женщина, чем-то напоминающая Нонну Мордюкову, как строением тела, так и лицом. — Не задерживаемся — поезд ждать не будет.

Я покорно кивнул, получил свой билет и двинулся в купе. Когда закинул чемоданчик наверх и уселся у окна, то уставился на троицу провожающих. Наташка махала и грустно улыбалась. Семён Абрамович чуть приобнял Матрону Никитичну и тоже покачивал головой.

Неожиданно на перрон выскочил Макарка. Он закрутил головой и увидел сидящих. Быстро подскочил к ним и спросил. Наташка указала на мой вагон. Макар быстро пробежал взглядом по окнам. Я помахал ему в стекло. Он кинулся со всех ног к вагону и закричал:

— Дядя Петя! Меня в секцию бокса взяли! Представляете? Обещали разряд дать! Когда вернётесь, то я обязательно стану разрядником!

— Давай, Макар! Давай! Не отступай и не сдавайся! — я поднял вверх сжатый кулак. — Всегда иди до конца!

— Да, дядя Петя! Всё так и будет! Быстрее возвращайся!

В это время поезд засвистел. Он как будто дал сигнал к тому, чтобы люди на перроне начали махать руками, прощаться, активнее рыдать. Я помахал рукой в ответ, послал всем воздушный поцелуй и в это время поезд зафырчал и тронулся.

Я уселся на место. Оглянулся. В моём купе находился вихрастый парень. Опоздавшая девушка и женщина в возрасте. Пока все махали рукой в окно, я вышел в тамбур. Потянулся.

Настроение было хорошее, всё-таки в скором времени начнётся новый этап моего действа.

За время, прошедшее с момента смерти Брежнева я постарался расписать для возможных правителей Шелепина и Семичастного некоторые эпизоды, которым особенно стоить уделить внимание. Если они это сделают, то через пару-тройку месяцев будут заметны результаты моей деятельности. Она всколыхнёт всё социалистическое сообщество…

Если мои расчёты верны, то я мог уезжать спокойно — тыл был прикрыт. Да, могли быть непредвиденные обстоятельства, но с большой долей вероятности мои планы стали реальностью. Слишком уж сильное оружие я дал в руки двум людям, на которых поставил ставку…

Что я им дал? Что за сильное оружие?

Информацию. Информацию про политических деятелей, своего рода компромат на каждого. И если у партийных руководителей возникнут сомнения в том, кого выдвигать на роль Генерального секретаря, то небольшие папочки развеют все мятущиеся мысли.

Компромат? Шантаж? Фу-фу-фу?

Увы, руководителям порой приходится и не на такие вещи идти.

Так же я внёс на обсуждение некоторые детали развития государства. Предложил легализовать мелкий частный сектор (как в Китае при Дэн Сяопине), но под жёстким госконтролем. Сделать ставку на микроэлектронику и компьютеры. Пока ещё не сильно просели в этой технике, мы можем развиться от души.

Это при Брежневе все компьютерные технологии перестали развиваться, а начали копировать американские аналоги. У нас же был и свой путь развития! И я предложил углубиться в это развитие. Углубиться так, чтобы механизировать предприятия и развивать не только военную промышленность.

Да-да, предложил уменьшить зависимость от нефтедолларов, вкладываясь в высокие технологии и наукоёмкие отрасли. Также внёс на обсуждение реформирование колхозов, разрешив фермерские хозяйства (но без полной приватизации).

Остается только наблюдать и ловить новости из СССР. Я вздохнул и развернулся к купе.

Сейчас меня будоражило предвкушение путешествия, беспечного валяния на продавленных матрацах, застеленных постельным бельем.

Вскоре, еще начнётся шуршание разворачиваемых упаковок с едой.

Почему-то у всех советских путешественников сразу после посадки в поезд разыгрывается зверский аппетит.

На столах появляется стандартный «едовой» набор советского путешественника: жареная курица, завернутая в фольгу или газету «Известия», помидоры, огурцы, яйца, сваренные вкрутую, и напитки (кефир, лимонад). Ну… или у кого-то напитки покрепче.

Помните вагонные запахи советских времен?

Запах креозота, который почему-то воспринимается, как запах титана с чаем, смешанный с запахом вареных яиц и свежих огурцов? Почему вагонная еда, такая простецкая, кажется безумно вкусной?

Некоторые путешественники заказывали еду из вагона-ресторана или отправлялись туда обедать. Но это уже не начало пути. И не так интересно, как курочка в газетке сразу после посадки в вагон.

Ну а самое тоскливое и ужасное во всем путешествии в советском вагоне — это момент, когда человек просыпался перед большой остановкой и узнавал, что туалеты закрыты.

И никакие просьбы и мольбы на бездушного проводника не действовали — заветные двери были закрыты во всем составе. Хоть лопни!

Но какие бы минусы не были в советских путешествиях железнодорожным транспортом, в жизни всего народа был огромнейший плюс — люди жили стабильно и спокойно. Наступило бы советское завтра — и были бы биотуалеты в поездах, накрахмаленные простыни и улыбающиеся проводницы. Всё шло к этому. Но…не дали. Разве нет?

И мне предстояло это исправить. Предстояло сделать советское завтра таким, чтобы мой многострадальный народ мог вздохнуть спокойно и свободно…

И тут уже нельзя отступать и сдаваться! Надо биться до конца!