Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР

Глава 3

Завидово. Дача Брежнева. Вечер. Тринадцатое августа.

Августовский вечер в Завидово был красив. Солнце раскрасило небосклон яркими красками, мазнув по брюшкам редких облаков алыми всполохами. Дом в лесу был выстроен на совесть. В такой не стыдно не то что друзей — гостей из-за границы позвать. Что хозяин дома и сделал.

Леонид Ильич Брежнев находился в самом добром расположении духа. Он сидел в кресле-качалке возле дома и неторопливо курил сигару, подарок кубинского команданте. Рядом на столике стоял высокий стакан с эстонским «Колокольчиком». На белой фарфоровой тарелке соседствовали полупрозрачные ломтики сала, маринованные огурчики и солёные шляпки опят. Бутылка «Зубровки» находилась чуть поодаль и откровенно хвасталась своей янтарной желтизной.

Впрочем, хвастаться ей пришлось недолго — рука главы КГБ обхватила стекло и наклонила над двумя рюмками. Лёгкое бульканье нарушило тишину. Потом бутылка вернулась почти на то же самое место — Андропов любил порядок.

— Ну что, Леонид Ильич, поднимем за процветание партии? — спросил Андропов, пододвигая Генеральному секретарю произведение стекольного искусства.

— Да, за это можно выпить. Большое дело сделали! Фрицы всё-таки прогнулись! Как они там?

— Сопят в две дырочки. До завтра вряд ли очухаются. Ну, будем!

Хрустальные рюмки издали чистый звук, усладу для ушей. Когда он стих, только тогда содержимое пролилось в глотки властелинов Союза.

— А как же баня? Или оставим их без пара? — Леонид Ильич подцепил огурчик и смачно захрустел.

— Да пока они прочухаются. Не умеют пить, хоть и дипломаты, — улыбнулся в ответ Андропов.

Вчера подписали договор о признании границ между ФРГ и СССР. После него было застолье, куча тостов и славословий. Утром же выехали в Завидово с немецкой делегацией и продолжили празднование.

К обеду немцы уже изрядно накидались, поэтому сейчас дрыхли без задних ног. Пробудить их не смог бы даже Гитлер. Даже пали из пушки над ухом — не пошевелятся.

— Пить-то может и не умеют, зато умеют хорошо считать. Вон как лапы сразу потянули к сделке «газ-трубы», — усмехнулся Брежнев.

— Да уж, когда подсчитали свои будущие барыши, то сразу и границы признать согласились. Мягкими стали и уступчивыми…

— Ну да, деньги многое меняют, — Брежнев задумчиво затянулся.

Хоть Кастро и учил не пускать дым в глотку, но старый курильщик не мог никак переучиться. Курильщик сигары должен получать удовольствие от аромата и вкуса, а не от попадания никотина в организм. Поэтому глубокие затяжки кроме кашля и першения в горле ничего не принесут.

Брежнев же пересилил кашель и выпустил клуб дыма наружу. Солнечные лучи заходящего солнца пронизали дым, нарисовали тенями причудливые фигуры.

Андропов налил ещё по одной рюмке. Взглянул на Генерального секретаря. Мохнатые брови утвердительно качнулись в ответ. Сейчас они сидели как два товарища, как два друга. После недавнего открытого дела меховщиков, в котором глава МВД Щёлоков получил капитальный отлуп из-за действий своего подчинённого, крышевавшего подпольные делишки цеховщиков, Юрий Владимирович стал ближе к верховному правителю.

— А знаешь, Юра, — задумчиво протянул Брежнев, разглядывая золотистую порцию «Зубровки» в рюмке, — вот так посидишь, выпьешь, закусишь… И вроде всё хорошо. Душевный покой и расслабление. А потом — бац! — и какая-нибудь мразь на ум придёт, всё настроение испортит…

Андропов молча кивнул. Он понимал, о ком идёт речь. Однако, следовало убедиться, а то у Генерального секретаря немало врагов, а друзей нет вообще — одни подчинённые. Такова уж судьба «Царя горы». Стоишь на верхушке, но совсем один. Всегда один…

— Это вы про Шелепина? Он сейчас под контролем, никуда не рыпается, ведёт себя как обычно… — проговорил начальник КГБ. — И днём и ночью возле него дежурят. Так что любой его вздох проверяется, любой чих рассматривается под микроскопом.

— Это хорошо. Не должен он сейчас вылезать! Не должен. Испортить всё может, а нам этого не нужно. Ведь вон как всё хорошо поворачивается, и немцы сами лапки вверх подняли, как в сорок пятом…

— Да и наши тоже довольны. Ни у кого не вызывает неодобрения эта сделка, — улыбнулся Брежнев. — Все чувствуют, что на этом можно неплохо заработать.

— Ну, есть некоторые протестующие, — аккуратно заметил Андропов.

— А вот для этих «некоторых» у меня есть ты. Или мне Щёлокова попросить? — Брежнев взглянул на подчинённого с небольшим прищуром, как будто заглядывал в оптический прицел.

— Ну, если вы хотите, чтобы он вам всё запорол, — пожал плечами Андропов.

— Шучу-шучу, куда уж мы без тебя. Эх, Юра… Ты вот знаешь, зачем тебе всё это? — Леонид Ильич похлопал себя по плечу.

— Чтобы сделать свою Родину лучше и чище, — тут же ответил Юрий Владимирович. — Для этого мне и нужно то место, которое я занимаю!

— Эх, высокопарные слова… Что же, отвечу и я так же. Твоё место нужно не для власти или денег. Оно нужно для того, чтобы ты мог сделать больше для людей. Вон, смотри, видишь слабый диск Луны? Пройдёт немного времени, и она станет видна сильнее. Заберётся повыше. А находясь высоко, она с лёгкостью может осветить мир людям!

— Только если её не закроют тучи…

— Нужно сделать так, чтобы туч не было. Ты же знаешь, что лунный свет это всего лишь отражение солнечного? И чем сильнее Солнце светит… чем чище небо над землёй — тем ярче сияет Луна! Так что туч не нужно. Пусть светит Солнце и сияет Луна!

— Звучит как тост! Я понял вас, Леонид Ильич! — Андропов наполнил рюмки. — Будем светить всегда и всем! И с тучами разберёмся!

Над террасой пронёсся хрустальный звон. Затем, словно в противовес его чистому звуку, послышалось чавканье и сочный хруст. После этого Леонид Ильич поднял со столика серебряный колокольчик и позвонил три раза.

Молоденькая девушка в белоснежном фартуке официантки, бежевых атласных трусиках и чёрных туфлях на высоком каблуке показалась из-за двери дома. Она ослепительно улыбнулась мужчинам, которые с удовольствием наблюдали за тем, как «официантка» убрала полупустое блюдо, вместо него поставила наполненное. Следом данная судьба постигла бутылку «Зубровки». Вместо неё встала другая, охлаждённая до слезы на запотевшем боку.

Брежнев протянул руку и провёл ладонью по полной груди, показавшейся из-за отворота фартука. Девушка призывно ему улыбнулась, а потом спросила:

— Желаете чего-то ещё?

Леонид Ильич посмотрел на Андропова, кивнул ему на девушку, мол, угощаю. Юрий Владимирович усмехнулся в ответ и покачал головой. Сейчас лучше побыть возле хозяина. Эту круглопопую можно и после баньки позвать уединиться…

— Иди, Светочка, иди. Если что, мы позовём, — проговорил Леонид Ильич.

«Официантка» пошла к двери, покачивая бёдрами. Андропов проследил за её походкой и решил наверняка, что точно сегодня «пожелает чего-то ещё».

Пока же он свернул пробку, разлил ледяную настойку по рюмкам. Аромат кумарина пощекотал ноздри запахом свежескошенного сена.

— За Родину! — хрипловато провозгласил Брежнев, поднимая рюмку так, что лучи уходящего солнца заиграли всеми цветами в гранях хрусталя.

Как будто небольшую радугу поймал в пальцы. Андропов чокнулся с ним, прищурился:

— За светлое будущее… которое мы обязательно построим.

Они выпили залпом. «Зубровка» обожгла горло, но почти сразу смягчилась медовой теплотой. Леонид Ильич крякнул, вытер губы ладонью и потянулся к закуске — хрустящим огурчикам с укропом.

— Ты знаешь, Юра, — задумчиво проговорил он, — иногда мне кажется, что мы… как эти огурцы.

Андропов на мгновение замер, но тут же подхватил игру:

— В смысле — крепкие, солёные и по уши в рассоле?

Брежнев рассмеялся, чуть не поперхнувшись:

— Нет! Что мы… в рассоле истории плаваем! Но нас ещё не съели!

Юрий Владимирович кивнул:

— Главное — чтобы рассол не перекис.

Терраса снова наполнилась смехом. Где-то внизу, за стенами дачи, шумел лес, и ветер доносил запах нагретой хвои. В этом моменте было что-то настолько простое и вечное: два старых волка, сидящих над рюмками, знали, что завтра снова придётся бороться, интриговать, принимать решения, от которых зависят миллионы. Но сейчас… только этот хрустальный звон, аромат «Зубровки» и молодые девушки, чьи бёдра качаются в такт шагам.

— Ладно, — Брежнев вдруг оживился, постучав костяшками по столу. — Хватит философии. Давай лучше про дела. Как там у тебя с этим… ну, с диссидентами?

Андропов усмехнулся, потягивая новую рюмку:

— Как с огурцами, Леонид Ильич. Одни засолены, другие посолены.

— А-а-а… — протянул Брежнев, понимающе подмигнув. — Ну, тогда… за хороший посол!

Рюмки снова звякнули, а где-то за дверью послышался лёгкий смех Светочки. Ветер донёс запах готовящегося шашлыка. Всё было хорошо.

Пока — всё было хорошо.

— Но ты, Юра, молодцом, — заметил Брежнев. — Не дал им спуску. Щёлоков теперь, поди, как обожжённый ходит.

— Работа есть работа, Леонид Ильич, — скромно отозвался Андропов, но в глазах мелькнуло что-то твёрдое, стальное. — Если дать слабину — разбегутся, как тараканы, да ещё и гадить начнут повсюду, хуже мух.

Брежнев засмеялся, и смех его потонул в вечерней тишине. Где-то вдали крикнула птица, будто отвечая ему.

— Ладно, хватит о делах, — махнул рукой Генсек. — Давай лучше ещё по одной. За нашу дружбу!

Андропов наклонил бутылку, и жидкость, сверкая в закатном свете, наполнила рюмки. Они чокнулись.

— За дружбу.

Выпили.

Брежнев потянулся за салом, аккуратно положил ломтик на хлеб, сверху — кружок огурца.

— А ведь немцы-то, Юра, — проговорил он с набитым ртом, — они, конечно, молодцы. Признали, подписали… Но вот что интересно — через десять лет опять начнут своё гудеть.

Андропов задумался.

— Может, и начнут. Но мы-то их уже не выпустим. Они у нас вот где будут!

Брежнев хитро прищурился.

— Точно. Не выпустим. Догоним и перегоним!

В это время на террасу вновь вышла Светочка. Она мило улыбнулась и проговорила:

— Дорогой Леонид Ильич, многоуважаемый Юрий Владимирович, банька готова. Прошу вас попариться!

— Ох, от баньки не откажусь. Пошли, Юра? Покажу тебе, как надо дубовыми вениками махать, — поднялся со своего места Брежнев и чуть покачнулся. — Во как, засиделся. Ноги как ватные стали…

— Да? А у меня наоборот — ничего ватного не осталось, — игриво подмигнул Юрий Владимирович Светлане.

Та сделала вид, что смутилась. После поманила рукой.

Леонид Ильич и Юрий Владимирович прошли следом за Светланой.

Баня была разогрета от души. В предбаннике пахло дубом, полынью и рябиной. На стенах висели связки сухих трав. В центре стоял стол с большими кружками кваса. Три банки коричневой жидкости стояли тут же, укрытые марлей и прихваченные завязками.

— Ну что, Юра, — Брежнев потянулся к ближайшей кружке и сделал глубокий глоток. — Квасок-то у нас не простой… ядрёный!

Андропов хмыкнул, снимая пиджак:

— Как и всё у нас, Леонид Ильич. С изюминкой.

Светочка тем временем ловко вытащила бутылочку с чем-то тёмным. Внутри, в густой тёмной жидкости, плавали тонкие дольки лимона, веточки мяты и что-то ещё, отчего воздух сразу заиграл терпкими нотами.

— Это что, настойка? — поинтересовался Андропов, принюхиваясь.

— Не просто настойка, а с травами, — загадочно улыбнулась девушка. — По бабушкиному рецепту. На ягельнике, зверобое и… ну, ещё десяток трав.

Брежнев одобрительно крякнул, расстёгивая рубашку:

— То, что надо для роздыху. А сейчас, Юра, давай-ка зайдём, я тебе покажу, что значит правильный пар!

Мужчины разделись, двинулись в сторону парной. Дверь распахнулась, и волна густого жара ударила в лицо. Полки сверкали каплями конденсата. В углу, на печке белели раскалённые камни, на который Светочка тут же плеснула ковшиком ароматной настойки — воздух вздрогнул, заполнившись запахами дуба, трав и чего-то пряного, отчего в глазах сразу стало тепло.

— Вот так, Юрий Владимирович, — Брежнев с удовольствием растянулся на верхнем полке. — Тут главное — не торопиться. Сначала прогрейся, потом — веником, потом — квасок… А там, глядишь, и до Светочки очередь дойдёт.

Андропов, уже сбросивший очки и протирающий их платком, усмехнулся:

— А она, случаем, не в парилку с нами?

Леонид Ильич закашлялся от смеха:

— Ну ты даёшь! Хочешь, чтобы нам на партийном собрании головомойку устроили?

Светлана, стоявшая в дверях, игриво прикусила губу:

— Может, веники подать?

— Подавай, подавай! — замахал рукой Брежнев. — Только смотри — дубовый мне, а Юрию Владимировичу… ну, пусть берёзовый. Он у нас ещё молодой, не закалённый!

Андропов только покачал головой, но в глазах его мелькнуло что-то хищное:

— Ладно уж… берёзовый так берёзовый. Зато потом… может, и дубовый попробую.

— Может и попробуешь. Какие твои годы? — хохотнул Брежнев.

Светочка вышла, оставив дверь чуть приоткрытой, чтобы парок немного вышел. Через щель было видно, как она наклоняется за вениками, и атласные трусики натягиваются на аппетитной попе так, что сердце Андропова застучало сильнее.

Брежнев вздохнул, растягиваясь на полке, как объевшийся сметаны кот:

— Эх, Юра… а ведь жизнь-то — хорошая штука.

Андропов кивнул, переведя взгляд в потолок, где клубился пар:

— Пока мы её делаем такой, Леонид Ильич.

За стеной зашуршали листья веников. Юрий Владимирович поглядывал на Светочку и ощущал, как сердце бьётся всё сильнее и сильнее. Ему как будто даже стало не хватать воздуха. Он попытался встать, но теперь и его ноги казались ватными.

В глазах потемнело. Воздуха не хватало, хотя в парной не было очень душно. Андропов просипел:

— Что-то…

Леонид Ильич почувствовал это первым. Сначала — лёгкое головокружение, будто после третьей рюмки «Зубровки». Потом странная тяжесть в груди, как будто кто-то положил на неё тёплый кирпич. Он хотел сказать что-то Юрию, но язык не слушался.

— Юр… — только и успел выдавить он.

Но Андропов уже не слышал. Его тело медленно сползало с полки, будто кто-то невидимый потянул его вниз. Пальцы судорожно сжали край лавки, но силы уходили слишком быстро.

Глаза застилала пелена.

Светочка стояла в дверях, держа веники. Но теперь её улыбка была другой — холодной, отстранённой.

— Хорошо попарились, товарищи? — спросила она тихо.

Брежнев попытался закричать, но вместо этого лишь хрипло выдохнул. Его рука дёрнулась, словно пытаясь дотянуться до колокольчика, до помощи, до кого-то… Но колокольчик остался на террасе.

Юрий Владимирович уже лежал на полу. Его простыня съехала набок. Он белел пузом, как выброшенная на берег распухшая селедка. Последнее, что он увидел перед тем, как мир поглотила тьма — это Светочкины туфли на высоких каблуках, медленно приближающиеся к нему.

Ветер за окном бани шелестел листьями. Квас в кружках перестал пениться. Пар рассеялся.

А два старых волка так и остались лежать рядом — один с открытым ртом, другой с полуприкрытыми глазами, будто всё ещё пытаясь что-то разглядеть в этом внезапно потемневшем мире.

Аконит — хороший яд. Если не будут вскрывать специально и зондировать кишки двух властителей СССР, то можно принять за сердечный приступ. Вон сколько выпили вчера и сегодня. А потом сдуру полезли в баню, вот сердечки и не выдержали перегрузки.

Светочка наклонилась, поправила фартук, попыталась нащупать пульс и тихо сказала в пустоту:

— Будете светить всегда и всем… Будете…

Потом она подошла к дверям, прикрыла за собой дверь и уселась на край скамьи. Через пять минут она войдёт в парную, увидит лежащих на полу мужчин и закричит, забьётся в истерике. Пока же требовалось настроиться на долгое и продолжительное время допросов. До тех пор, пока её не вытащат из застенков КГБ…