Блин, тут столько всего произошло, а в поселке словно ничего не изменилось с момента отъезда разведчиков, словно его поставили на паузу. С другой стороны, крестьянский труд, он весьма консервативен по сути своей. И так те, кто живет в этой общине показали верх пассионарности — переехали на новый континент. Было бы неправильно ждать от них большего, но жизнь, она не спрашивает, чего от неё ждут. Новая почва, новые сельскохозяйственные культуры, нового в их судьбе и укладе теперь очень много.
Участники «самого малого Совета» поселка сидели в своей кровати вдвоем и обсуждали итоги просто Совета Обильного поселка. Алонсо, староста общины и его жена не были готовы пускать в этот свой микросовет еще кого-то, не то у них воспитание было! На повестке дня, вернее позднего вечера под номером три стоял вопрос о том, почему жене старосты не место на Совете классическом. По нему как раз и шли прения:
— Жены королей и герцогов обычно сидят рядом с мужьями, между прочим! И ничего, никто не удивляется, не шикает.
— Вот вроде умная женщина, а туда же. Где короли, а где мы. Мы люди простые, мы трудники, нам все их церемонии не нужны даром. Вот если б ты в совете была, тогда б другое дело.
— Сами же порешили, что бабам в совете не место!
— А раз так, то чего спрашиваешь? Знай своё место, женщина.
— А сейчас кто-то узнает своё место на коврике…
— Да ладно тебе, чего ты на том совете не видела?
— На людей хотела посмотреть, на их лица.
— На всех, иль на одно какое-то? Нешто не насмотрелась на меня? — Лицо Алонсо в свете поздних сумерек выглядело значительно и горделиво.
— Да тьфу на тебя! Надоел уже. Хотела посмотреть, как теперь себя Счастливчик держит. С каким лицом разговаривает.
— Нормальное у него лицо было, обычное.
— Вот это как раз и необычно. Вот сам посуди: молодой мужчина, следопыт, приезжает к набольшим людям целой округи и ведет с ними переговоры. А потом возвращается домой и…
— И чего ты замолчала?
— И его не распирает от своей значимости, он не подчеркивает, какой он весь из себя молодец.
— Так он и раньше не кичился ни происхождением, ни Даром своим.
— То есть, Алонсо, ты уже как доказанное принимаешь, что он аристократ?
— Ой, да там и думать нечего. Мне уже давно Мигель говорил, что Пабло Весельчак с ним разговаривает как с равным, шевалье его величает при официальном обращении.
— И ты молчал? Пенек старый.
— Да как-то к слову не приходилось. И вообще, жена да убоится мужа своего, цыц! Я староста, а ты женщина.
— Тогда буду молчать дальше, сам своей башкой думай тогда. — И Изабелла отвернулась от мужа, свернувшись калачиком на короткой кровати.
— Ну и ладно, тогда я спать буду.
— Я сейчас кому-то посплю! Рассказывай, собачья отрыжка, что было дальше!
— Ну я тогда и говорю, мол а чего бы тебе, Вик, не переселиться в отдельный дом. Жених ты завидный, не сегодня, так завтра приведешь в него невесту из поселковых, а то и двух. Или привезешь откуда.
— А он чего?
— А он был не против. Так и сказал, что это сообразуется с его планами, Согласен он переехать в дом, который для него построит община. Лишних-то домов в поселке нет.
— Чего⁈ Он согласен?
— Ну да.
— Вот же бессовестный козлик! Мы ему дом, а он вместо того, чтобы благодарить и кланяться согласие своё дает⁈
— А чего ты ждала, кровь не водица. У благородных так принято, чтобы всяк видел: они выше низменных интересов, выше страха, выше жалости. А сами с таким скучающим выражением благородных морд творят, что захотят. Обогащаются, но без охоты к тому. Насмотрелся на них еще там. — Окончательно наступавшая ночь не давала понять, что было написано на его лице, но интонации намекали.
— Сам ворчишь, а сам привечаешь нашего аристократика.
— Так куда ж деваться. Посуди сама, Изабелла, сколько лет пройдет до того момента, когда наше слово станут слышать сильные мира сего. А даже не лет, поколений. Нет, это наш счастливый случай, что Счастливчик свалился на нашу голову непонятно какой магией. Кто-то безумно сильный должен был его закинуть через полмира. Я б ему в ножки поклониться не побрезговал.
— Думаешь, примет его герцог Пятигорья?
— А что бы и нет? Да с такой историей его любой король примет, не в свою свиту, так на вечерок. Нам сейчас главное к этой истории присовокупить свою про наши богатства несметные, в земле лежащие. Чтоб осознал он — все те южные плоды и находки не стоят той крови, которую пролить придется, когда они Южную землю захватывать начнут. Тамошние колдуны не чета нашим дикарским.
— Вот и придумывайте сами, а моё дело женское, я ничего не понимаю в ваших заботах.
Герой их спора лежал в своей комнате, что ему выгородили в бараке для холостяков и думал. Тот самый процесс, на который в прошлой жизни всё не хватало времени. То учеба, то с пацанами мутили что-нибудь, то на компе зависал в игры. Опять же общение в сети никто не отменял. Вот и выходило, что вот так лежать и раздумывать о своей судьбе, глядя в потолок не получалось. В этом мире с наступлением ночи прекращалось всякое дело, если ты не в дозоре и не со знойной красавицей. И да, при отсутствии освещения любая селянка в темноте вполне себе могла быть красавицей.
Если вы думаете, что он размышлял о селянках, то нет. То есть не всё время, периодически герой переключался на глобальные вопросы, касающиеся их поселка с оригинальным названием «Обильный», других поселений со схожей специализацией, шахтерского кластера. Да, слово «кластер» ему тоже приходило в голову, он даже понимал его смысл. Думал Виктор всё еще по-русски.
Так вот, идею уже как-то назвать их поселок приняли на «ура», вот только Витя моментально пресек попытки уважаемых членов общины протащить что-нибудь типа Новой Старой Хрени. Он так и сказал, типа не надо уподобляться Мигелю, чего вы хотите от простого следопыта, назвавшего озеро в честь того, которое осталось на старой родине. И все моментально не захотели быть как Мигель. И то верно, попали в Новый мир, нечего тащить хлам старого. Кто предложил назвать их поселок Изобильным, уже не вспомнить. Потом пошли вариации про Щедрый, Богатый, Великий даже. Обильный на их фоне даже скромно звучал, так что остановились именно на нём.
Робкие попытки предложить всенародное обсуждение названия, сделанные Счастливчиком, были пресечены на корню. Ты что, хочешь, что целый месяц мужчины поселка друг дружке морды били по такому шикарному поводу? И то верно, без повода народ с радостью кулаками машет, а тут это, как его, всенародное волеизъявление! Без доброй драки никак. А так уведомили народ, что их поселок теперь не безымянная деревня, а Обильный, и пусть радуются. И вообще.
Что «вообще», Вику не пояснили, но поглядели в глаза внимательно. Сам допер, что ему надо привыкать к мысли — скоро он будет представлять на старом континенте руководство поселков Обильный и Серебряный. Вести себя теперь придется солидно, говорить степенно, ходить медленно. И в чем-то более приличном, чем камуфло, это ему обсказали с подробностями. Чуть ли не разжевывали этот момент, словно он был настолько важным: «И одежду надо иметь даже еще более приличную, чем прикупленную у шахтеров. Тем более, что она ношеная и с чужого плеча. Шить, только шить у портного, то есть в городе. И да, в городе ни с кем не хлестаться, в войну не вступать, вести себя скромно и незаносчиво. Короче, друг ты наш, собирайся. Опять поедешь в город. Вот доведете караван до реки, погрузите на борт, и сразу в город». Витя так и заснул, вспоминая весь тот бубнёж. Или только его первую половину?
Через день Виктор уже опять «был в строю», объезжал пустошь вдвоём с одним из молодых членов пожелавшим стать следопытом. Понятное дело, что Мигель в этом деле большему может научить, но другу было немножко некогда, он хлопотал по дому. И верно, если они вдвоём с женой отсутствовали в доме целый месяц, можно представить, в какое запустение пришел его дом. А первые ухватки, обращение с арбалетом — это всё и Счастливчик мог преподать.
Было решено, что первый караван к шахтерам до пристани на Серебряной реке поведет Виктор, а обратно они поедут сами по уже знакомому пути. Вик же поедет в город обшиваться и узнавать насчет трансатлантического рейса. Расписания прихода кораблей с той стороны Срединного моря не существует, как и регулярного сообщения. Так что, по сути, ему придется селиться где-то в городе и жить там в ожидании подходящего борта.
Кроме всего того ему было велено крутиться в обществе, набираться лоска и умения не просто бездельничать, а делать это с вальяжной солидностью. Чтоб всяк с первого же взгляда мог понять — перед ним не боец, не разведчик, а солидный господин, дорого ценящий свои слова, представляющий солидных партнеров. Да — не хозяев, не начальников, а именно партнеров. Дом, который буквально сегодня начали строить для него не просто якорь для парня, а один из признаков статуса. Умные умудренные жизнью старшие товарищи понимали: тебя уважают только тогда, когда ты сам себя уважаешь, когда за твоей душой что-то есть, капитал, недвижимость, люди.
По поводу дома для Вика вчера никто ничего не сказал, никто кроме Стива Жеребца. Не самый уважаемый член общины со скверным характером поддерживал свой авторитет только благодаря своему ремеслу, так что его возмущенный крик не изменил решения общины. Тем более, что часть расходов на постройку дома Счастливчик оплатил, причем авансом из своих средств. Мог себе позволить, звонкая монета имелась. И да, еще одним пунктом в повестке было предложение переходить от работы за спасибо к работе за деньги. Нет, крестьяне не превращались в бригаду наемных работников, как это произошло с шахтерами. Просто часть «общака», то есть казны общины было решено пустить на выплаты её членам. И то верно, работают-работают, а что в итоге? Кроме осознания, что ты трудишься на благо своей деревни, нужно еще что-то, иначе желание пахать как проклятый пропадает.
Если кто-то из читателей решил, что путешествие, на которое нацелился Виктор, будет за его счет, то он не прав. Это на дом у него денег бы набралось, не городской, но в поселке. А вот на заморский вояж ему скидывались двумя хозяйствующими субъектами, то есть мероприятие профинансировали поровну община поселка Обильный и владельцы шахтерского поселения Серебряный. Учли всё и с запасом: проживание в городе, плату за проезд на судне, проживание и передвижение по землям Старого мира, и даже деньги на обратный путь. Главное теперь было всё это не профукать. И деньги, и вещи, и транспорт. Впрочем, транспорт Вику посоветовали скинуть в городе. Ездить по городу можно и пешком, ну ладно, ходить пешком. А платить за перевозку коней через море точно не стоит, дешевле при нужде купить новых на той стороне. Благо, Вик уже неплохо разбирается в них, полное убожество не втюхают.
Со стороны, если бы это была весьма информированная сторона, могло бы показаться опрометчивым решение послать в город Виктора одного. Но это если не думать. А по здравому размышлению Совет общины решил, что нет большой разницы, посылать его одного или с двумя напарниками. Риск ровно такой же. Но главным аргументом было понимание, что вендетту никто объявлять не станет. А нападать на члена общины просто так глупо. Торговля уже крестьян с шахтерами фактически уже идет, помешать городские ей не смогли, так что никому никакой пользы от смерти или увечья следопыта нет.
А устранение посла к заморскому герцогу? Не смешите мои подковы, какой там посол⁈ Смешная и несерьезная попытка о чём-то договориться с аристократом обречена на неудачу — это при условии, если его пустят к герцогу на порог. Так это выглядело бы с другой стороны, с той, где сидят городские шишки, если бы они прознали о планах коалиции по отправке Виктора в Старый мир. Чем дольше Виктор обдумывал это, забегая то в право, то влево, тем больше он соглашался со всеми гипотетическими наблюдателями — нефиг его трогать, не стоит он усилий.
Витя даже был готов повесить беджик себе на грудь с таким воззванием: «Не трогайте меня», но чувствовал, что не поймут. Значки и беджики в этом обществе не в ходу. А зря, кстати, гораздо дешевле было бы носить табличку «староста», «барон», «герцог» или «опасный тип», к примеру, чем закупаться дорогим шмотьём, долженствующим исподволь и одновременно однозначно обозначать статус. А опасным типам вообще напряжно: им еще и оружие на поясах таскать приходится, мускулы на себе выращивать, щуриться особым образом, вот уж кому не позавидуешь в их нелегком образе жизни. Об меч, если он длинный, еще и споткнуться можно, с палашом Виктор уже разок проделывал такой финт под дружный смех товарищей.
Когда ведешь караван, тем более, когда ведешь его не первый раз, да по проверенной, даже проторенной тобой дороге, то ощущения совсем иные. Как минимум не глотаешь пыль, плетясь в конце колонны животных, не ощущаешь «аромат» десятков лепешек, оставленных за собой крупным рогатым скотом. Да и конские яблоки тоже не фиалками пахнут.
А когда ты вожак, ладно, не вожак, когда ты следопыт и проводник, то просто тычешь пальцем в линию горизонта, обозначая какой-то ориентир, а потом уносишься вскачь вперед. Давая возможность вожаку подышать пылью, поднятой копытами конкретно твоего коня. А сам только высматривай ориентиры, бди, чтоб караван не нарвался на дикарей, на тучки поглядывай. Тучки и облака, они тоже не просто так в небе подвешены. Как птицы могут обозначить своим поведением засаду, так облака своей формой могут подсказать погоду.
Казалось бы, и что дальше? Какая разница в степи, когда влупит сверху дождем? А вот и есть разница! Если бы тут были ровные как стол крымские степи, через которые когда-то всей семьёй гнали на батином автомобиле, то и пусть дождь. А вот в таких, где то лощина, то холм, то низина, тут можно сильно влететь. Мигель научил его этой мудрости — не дай бог оказаться в сильный дождь в лощине — смоет водяным потоком, который неожиданно собирается там, где не было никакого намека на воду. Недолго и утонуть, а как минимум растерять свои пожитки, лошадей и скот. Так что, видишь вдали грозовые тучи — загоняй караван на возвышенность и пережидай ливень.
Очередной успешный перегон сделал еще немного авторитета Счастливчику как следопыту, его и так в поселке начали уважать уже достаточно давно, а сейчас и пуще того. Люди, они не слепые, они видят тех, кто выбивается из общего ряда. И если общество не гнилое, то не шипят в стороны выскочки, а поддерживают его, если нос не задирает. Забавное дело, пришлому в высоком статусе нос задирать можно, а своему, подросшему до той же ступеньки — ай-яй-яй! Непонятно как Вик стал своим, немногим более года прошло, а он свой. Да, маг, да вроде как благородный, но вот поди ж ты, свой!
А вот то, что он после погрузки каравана отправился один через степь в город, было воспринято неоднозначно. Среди жителей поселка таких отчаюг не наблюдалось — уж больно опасным считалось такое путешествие. С другой стороны, вроде и по зубам краснокожим надавали не раз за этот год, и Счастливчик не простой следопыт, а сильный маг. Однако же… не надо бы так рисковать. И это они еще не знали всей подоплеки его поездки.
Словно подтверждая прозвище, данное в общине, Виктор прошел сквозь пустошь как пуля сквозь подушку, так же легко, только без разлетающихся перьев. В восемь копыт и с минимум поклажи, тем более что большую её часть составлял запас ячменя для лошадок, с одним плащом вместо палатки он держал бодрый темп, равняясь на самочувствие своих четвероногих друзей. Он вообще уже давно стал не просто любителем коней, он их чувствовал душой и задом. То есть, практически на уровне подсознания осознавал, когда его лошадь подустала и пора перекинуться на заводную, когда им обоим пора дать отдых от езды. Кони чувствовали его отношение и отвечали взаимностью, ни разу Вик не нарвался на скотину, с которой не получалось найти взаимопонимание.
Самое странное, что при этом он не чувствовал какой-то боли от расставания с очередной лошадкой, он не привязывался к своим коням. Послужила, повозила, вот и умница. Будут другие, лучше или хуже, но все они созданы на радость и в помощь конкретно ему. Вот и сейчас, он еще только видел впереди первые очертания города, а уже прикидывал, за сколько сможет продать своих замечательных лошадей.