Время наточить ножи, Кенджи-сан! 6

Глава 9

Я сидел в кабинете, глядя на небоскрёбы Минато. Токио гудел, но в голове тишина, только одна мысль жгла. Юто Хаяси. Его лицо, голос, нож, баланс — всё было реально. Но он исчез, оставив пустую больничную койку и «Баланс» в воздухе.

Я стиснул кулаки, бинт на руке натянулся. А что, если Юто — галлюцинация? Может, больница, пожар, боль сломали меня, и я схожу с ума? Почему я это отрицаю? Ведь если допустить такую мысль, то…

Но постой. Если он не реален, то манго с яблоком, тот идеальный вкус… я сделал это сам получается?

Я замер, сердце забилось живей. Если это правда, я способен на большее. Тот баланс был как музыка. Я помнил вкус, как он раскрылся. Если это моё, «Баланс» — моя реальность. Но почему я не могу повторить? Мысль волновала, как ток. Я должен проверить. Сейчас.

Я вызвал по связи помощницу.

— Слушаю вас, господин Мураками-сан?

— Принеси нож. Кухонный, острый. И фрукты — манго, яблоки, лимоны. Срочно.

Пауза. Девушка удивилась.

— Нож и… фрукты? — переспросила она. — Прямо сейчас?

— Да, — отрезал я. — Быстро.

— Хорошо, — ответила она.

Я откинулся в кресле, глядя на стол. Если Юто — выдумка, я повторю баланс. Если нет, зря теряю время. Но мысль, что это я, не отпускала. Пугающая, но возбуждающая. Я знал вкус, но гармонии, как у Юто, не достигал. Если это моё… тогда мне никого и не нужно! Все во мне!

Через десять минут девушка принесла поднос. Нож с чёрной рукояткой, два манго, три яблока, пара лимонов. Она подняла брови, но промолчала, поставила поднос и посмотрела на меня.

— Что-то ещё? — спросила она, сдерживая любопытство.

— Нет, — сказал я, глядя на фрукты. — Иди.

Она вышла, закрыв дверь. Я взял нож, провёл по лезвию — острое. Манго спелое, яблоки зелёные, лимоны тугие. Я вспомнил Юто: его руки, точные движения, как он нарезал фрукты. Я должен повторить.

Срезал кожуру с манго, сок потёк. Нарезал кубиками, как Юто. Яблоко — тонкие ломтики, чтобы кислота была мягкой. Лимон выжал в миску, пару капель. Смешал, попробовал. Сладко, приторно. Яблоко не давало остроты, лимон резкий. Не то.

Я нахмурился, начал заново. Меньше манго, больше яблока, больше лимона. Нарезал мельче, думая, что размер важен. Смешал, попробовал — кисло, манго пропало. Я стиснул зубы, злость подкатывала. Юто делал легко, а я как новичок.

Ещё раз. Яблоко тоньше, манго крупнее, лимон намеком. Смешал, попробовал. Сладость манго легла, но кислота яблока испортила всё. Я швырнул ложку, она звякнула.

— Чёрт, — пробормотал я. Стол завален кожурой, миски с попытками — каждый провал. Кровь стучала в висках. Если Юто — галлюцинация, почему я не могу? Если это я, где баланс? Я сжал нож, пальцы побелели.

Снова. Манго, яблоко, лимон, мельче, крупнее — всё сливалось. Вкус был неправильным: сладкий, кислый, никакой. Юто говорил: «Баланс — выбор». Какой выбор? Я делал всё, но не получалось. И никакого баланса, будь он неладен.

Злость вскипела. Я посмотрел на нож, фрукты, поднос. Я чувствовал себя сумасшедшим, возящимся с фруктами. Юто, реальный или нет, побеждал. Я сжал нож, и всё лопнуло.

— Да чтоб тебя! — рявкнул я, швырнув нож в стену. Он вонзился в панель, лезвие глубоко, рукоятка дрожала. Я замер, дыша. Фрукты лежали, изрезанные, бесполезные. Я не смог. Ни Юто, ни я — баланса нет.

Лаборатория «Курама Фудс» пряталась под землёй, в заброшенном складе на окраине Токио, где ржавые трубы и бетонные стены заглушали любой звук. Воздух был тяжёлым, пропитанным химией и чем-то сладковато-гнилостным, как перезревшие фрукты. Стальные столы блестели под холодным светом ламп, на них — пробирки, колбы, пакеты с порошками, которые никто не должен был видеть.

В центре зала, среди этого стерильного хаоса, стоял Такео Кобаяси, владелец «Курамы». Высокий, худощавый, в чёрном костюме, сшитом на заказ, он двигался с грацией хищника. Его длинные пальцы сжимали поводок.

Рядом, припав к полу, рычала его собака — огромный кане-корсо по кличке Кай, с чёрной шерстью и глазами, горящими злобой. Зубы пса блестели, слюна капала на бетон, и даже охрана в углу лаборатории косилась на него с опаской.

Кобаяси излучал опасность, как радиацию — невидимую, но ощутимую. Его лицо, острое, с высокими скулами и тонкими губами, казалось вырезанным из мрамора, а глаза — тёмные, пустые — смотрели так, будто он уже знал твои слабости. Седеющие волосы были зачёсаны назад, открывая шрам, пересекающий бровь, — память о старой ошибке, которую он никогда не повторял.

Кобаяси медленно обошёл стол, где помощник в белом халате нервно сортировал колбы. Кай зарычал, почуяв чужое движение, и Кобаяси слегка дёрнул поводок, заставив пса замолчать. Он остановился, глядя на экран с данными — графики, формулы, отчёты о поставках.

Дверь со скрипом открылась, и вошёл Рю, помощник Кобаяси, невысокий, с крысиным лицом и бегающими глазами. Его дешёвый костюм был мятым, а руки дрожали, когда он положил папку на стол.

Кай оскалился, и Рю отшатнулся, чуть не уронив бумаги.

— Говори, — сказал Кобаяси, его голос был тихим, но резал, как лезвие. Он не смотрел на Рю, листая отчёт.

Рю сглотнул, вытер пот со лба.

— Мы нашли след, босс, — сказал он, голос дрожал. — Кейта… он, похоже, в Токио. В Асакусе. Есть закусочная, «Тень Луны». Мелкая, но там видели парня, который готовит… странно. Блюда простые, но люди ходят толпами. Похоже на его стиль.

Кобаяси замер, его пальцы остановились на странице. Кай почуял напряжение, зарычал, шерсть на загривке встала дыбом. Кобаяси повернулся, его глаза впились в Рю, и тот съёжился.

— «Тень Луны»? — переспросил Кобаяси, его губы изогнулись в холодной улыбке. — И ты думаешь, это он?

— Я… да, босс, — заикнулся Рю. — Мы проверили. Повар там новый, появился пару месяцев назад. Никто не знает его прошлого. И эти блюда… пользуются популярность. Стоит проверить.

Кобаяси кивнул, но улыбка исчезла. Он подошёл к Рю, Кай последовал, его когти цокали по бетону. Рю отступил, пока не упёрся в стену. Кобаяси наклонился, его лицо было в сантиметрах от Рю.

— Если это не он, — сказал он, каждое слово как удар, — ты пожалеешь, что родился.

Рю побледнел, кивнул, его руки тряслись.

— Я уверен, босс. Мы готовы.

Кобаяси выпрямился, дёрнул поводок, и Кай сел, но его глаза не отрывались от Рю. Кобаяси бросил взгляд на лабораторию — его империю, построенную на секретах и страхе. Кейта был угрозой, которую надо устранить. Он знал слишком много: формулы, клиентов, каналы поставок. Если он заговорит, «Курама» рухнет.

— Собери людей, — сказал Кобаяси. — Едем в «Тень Луны». Сегодня.

Рю кивнул и выскользнул за дверь, будто боялся, что Кай сорвётся. Кобаяси остался один, глядя на экран. Он вспомнил Кейту — молодого, с горящими глазами, нарезающего фрукты с точностью хирурга. Тогда он был идеальным инструментом. Теперь — проблемой. Кобаяси погладил Кая, его пальцы скользнули по чёрной шерсти.

— Найдём его, — пробормотал он. — И он заплатит.

Я сидел в кабинете, глядя на нож в стене. Его рукоятка дрожала. Стол завален кожурой манго, яблок, лимонов — мои попытки повторить баланс Юто, все мимо. Я дышал тяжело, сердце колотилось. Юто — реальный или галлюцинация? Если выдумка, почему я не могу повторить его вкус? Если был, где он? «Баланс» казался далёким, я был на грани. Токио гудел за окном, но в кабинете тишина, только мысли орали.

Дверь открылась, вошла Наоми. Каблуки цокнули, волосы в пучке, лицо серьёзное. Она всегда знала больше, чем говорила. Сегодня взгляд тяжёлый, как плохая новость. Я напрягся, откинувшись в кресле, скрывая раздражение.

— Кенджи, — сказала она, остановившись у стола. Голос спокойный, но тревожный. — Надо поговорить. Я беспокоюсь.

Я нахмурился. Она глянула на фрукты, миски, нож. Губы сжала, видела слишком много.

— Всё нормально, Наоми, — сказал я ровно. — Ничего не болит. — Я показал руку с бинтом. — Видишь? Заживает.

Она покачала головой.

— Не про руку, — сказала она твёрдо. — Про тебя.

Злость закипела. Она думает, я не в себе? Я стиснул кулак, сдерживаясь.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я резче. — Говори прямо.

Наоми вздохнула, скрестила руки. Глянула на нож, потом на меня.

— Твоя помощница рассказала. Она беспокоится. Ты сидишь один, требуешь нож, кидаешь его в стену. — Она кивнула на панель. — Как это понимать? Ты понимаешь, что делаешь?

Я встал, кресло скрипнуло. Шагнул к столу, упёрся руками. Злость клокотала.

— Это мой офис, — сказал я, почти рыча. — Мои дела. Эксперимент. Что непонятного? Не лезь в мою голову!

Она не отступила, глаза сузились.

— Эксперимент? — повысила голос. — Это не эксперимент, это одержимость! Ты не спишь, говоришь о Юто, которого никто не видел, ножи кидаешь! Это нормально?

Я ударил по столу, миска подпрыгнула.

— Юто был реален! — рявкнул я. — В больнице, я видел, ел его еду! Ты не знаешь, о чём говоришь!

Наоми шагнула ближе, голос холоднее, но с тревогой.

— Послушай себя. Кричишь о человеке, которого никто не видел. Ты рвёшься, как будто мир рушится. Тебе нужно лечение, поговорить с кем-то…

— Лечение? — перебил я, кровь в висках. — Думаешь, я псих? Выдумал Юто, потому что сломался? Я не сумасшедший!

Она сжала губы.

— Я не говорю, что ты сумасшедший, — сказала она. — Но ты не в порядке. Не можешь так — работать, пока не свалишься, гнаться за призраками. Это опасно. Для тебя, для других.

Я рассмеялся, зло, горько.

— Опасно? — сказал я. — Опасность — ты, лезущая в мои дела! Я строю «Баланс», знаю, что делаю! Юто был, я найду его, с тобой или без!

Наоми покачала головой, глаза потемнели.

— Ты не слышишь, — сказала она. — Я хочу помочь, но ты закрываешься. Не остановишься — разрушишь себя. «Баланс» не спасёт.

Я шагнул, указал на дверь.

— Хватит! — рявкнул я. — Уходи! Не нужны твои лекции! Вали!

Она замерла, лицо каменное. Подумал, ответит, но она повернулась, каблуки застучали. Дверь хлопнула, стекло задрожало. Тишина рухнула. Я стоял, дыша, глядя на нож. Злость кипела, но под ней была пустота, голодная и холодная.

Дождливая ночь окутала Асакусу, улицы блестели, неоновые вывески отражались в лужах. Закусочная «Тень Луны» была шумной: запах жареного тунца и саке, гомон посетителей, звон стаканов, шипение гриля. Но когда Кобаяси вошёл, всё изменилось — стало тихо, словно все почувствовали угрозу. Он был высоким, худощавым, в чёрном костюме, с острым лицом и шрамом над бровью. Его тёмные, пустые глаза смотрели насквозь. Рядом шёл кане-корсо Кай — огромный пёс с чёрной шерстью, оскаленными зубами, рычание холодило. Кобаяси излучал опасность, как яд. За ним следовал Рю, невысокий, с узким лицом, в мятом пиджаке, глаза бегали. У входа стояли двое громил в кожаных куртках, татуировки мелькали под фонарём.

Кобаяси остановился у стойки, где хозяйка протирала стаканы. Кай зарычал, слюна капнула, она замерла, руки задрожали. Посетители переглядывались, разговоры стихли, вилки замерли. Кобаяси смотрел на занавеску, ведущую на кухню.

— Где повар? — спросил он, голос спокойный, но острый.

Хозяйка сглотнула, взгляд метнулся к занавеске.

— Он там, — ответила тихо, дрожа. — Работает.

— Позови его, — сказал Кобаяси, слегка улыбнувшись, но улыбка пугала. — Немедленно.

Хозяйка кивнула, торопливо ушла за занавеску. Рю стоял, потирая ладони, глаза бегали. Кобаяси ждал, Кай рычал, когти царапали пол. Занавеска шевельнулась, вышел парень лет двадцати семи, в чёрном фартуке, волосы влажные от пота, взгляд усталый. Держал нож, опустил, увидев Кобаяси и Кая. Не Кейта, но след тёплый.

— Ты повар? — спросил Кобаяси, тон с угрозой.

Парень кивнул, вытирая руки о фартук.

— Да, — ответил он, уверенно, но с тревогой. — А вы кто?

Кобаяси шагнул вперёд, Кай последовал, поводок натянулся, пёс зарычал глубже. Рёта отступил, спина напряглась. Кобаяси наклонился, взгляд холодный, цепкий.

— Я ищу человека, — сказал он, игнорируя вопрос. — Повар, около тридцати. Худощавый, длинные пальцы, волосы до плеч, глаза острые, как нож. Готовит так, что люди не забывают вкус, возвращаются. Он работал здесь?

Повар нахмурился, сжал фартук, опустил руку. Посмотрел на Кая, Рю, громил.

— Возможно, кто-то такой был, — сказал он осторожно. — Зачем вам это?

Кобаяси улыбнулся, без тепла, только угроза.

— Не твоя забота, — ответил он. — Говори. Кто работал с тобой?

Повар помедлил, глянул на хозяйку, она отвела взгляд. Заговорил, голос ровный, кулаки сжаты.

— Был один парень, — сказал он. — Ли Вэй. Пришёл три месяца назад, искал работу. Готовил невероятно. Простые блюда — удон, темпура, рис с соусом, но люди были в восторге. Толпы ходили, очередь на улице. Я пробовал — вкус не забыть. Но он был странный. Молчаливый, особняком. Две недели, потом уволился. Не пришёл на смену.

Кобаяси прищурился, сжал поводок, кожа скрипнула. Кай зарычал громче, шерсть встала. Это Кейта. Кровь побежала быстрее.

— Уволился? — переспросил он, голос тише, зловещий. — Куда делся?

Повар покачал головой, пальцы дрогнули.

— Не знаю, — ответил он. — Он ничего не рассказывал. Никто не спрашивал. Пришёл, поработал, ушёл.

Кобаяси шагнул ближе, Кай оскалился, зубы близко к ноге повара. Хозяйка ахнула. Напряжение сжало воздух.

— Ты не знаешь? — сказал Кобаяси, шёпотом, кровь стыла. — Подумай хорошенько. Если врёшь, Кай поможет вспомнить.

Кай зарычал, слюна капнула. Повар побледнел, глаза расширились, поднял руки.

— Я не вру! — выпалил он, отступая. — Он ничего не говорил! Только упомянул идзакаю. «Красный Фонарь», кажется. Сказал, там работу найти. Может, туда пошёл, я не знаю!

Кобаяси замер, глаза сузились. «Красный Фонарь». След. Он пристально посмотрел на повара — лжёт или нет? Парень напуган, пот течет, взгляд искренний. Кобаяси кивнул, отступил. Кай зарычал, остался.

— Хорошо, — сказал Кобаяси, холодно. — Если его там нет, вернусь. Кай будет голоден и мы к тебе наведаемся еще раз.

Повар кивнул, плечи опустились, дышал тяжело. Кобаяси повернулся к Рю, съёжившемуся.

— Найди «Красный Фонарь», — сказал он. — Мы идём туда.

Рю кивнул, набирал на телефоне. Кобаяси дёрнул поводок, Кай пошёл, когти цокали. Глянул на повара, прислонившегося к стойке. Хозяйка смотрела в пол. Кобаяси вышел, громилы расступились. Дождь хлестал. Кейта рядом, он чувствовал. «Красный Фонарь» — шаг ближе.

— В машину, — сказал он громилам, голос прорезал дождь.

Двери хлопнули, двигатель взревел. Кай запрыгнул, глаза горели. Кобаяси смотрел в ночь. Кейта прятался, но время кончалось. Он найдёт его, никто не уйдёт.