Глава 7

Я вернулся в свой пентхаус в Минато, выписавшись из больницы по собственной просьбе, несмотря на ворчание врачей. Левая рука, всё ещё в лёгкой повязке, горела от ожогов, рёбра ныли при каждом вдохе, но физическая боль была мелочью по сравнению с тенью, что легла на мой разум.

Победа над шайкой Кавамуры в «Жемчужине» спасла «Спрут», но оставила шрамы — не только на коже, но и в душе, где засел Юто Хаяси. Этот худощавый парень с шрамами на руках и даром превращать фрукты в симфонию вкуса был как призрак, которого никто не мог найти. Ичиро обшарил базы данных — Юто не существовало. Доктор Сакамото намекнул, что выписки не было. Медсестра утверждала обратное. Реальность трещала по швам, но я знал: Юто был реален. Я помнил его голос, его грусть, и вкус манго, киви и яблока, сбалансированный до совершенства.

Пентхаус встретил меня тишиной, нарушаемой лишь гулом Токио за панорамными окнами. Чёрный мрамор пола отражал огни небоскрёбов, кожаный диван пах роскошью, а бар с бутылкой «Макаллана» 18-летней выдержки манил. Но я не притронулся к виски.

Я сидел в кресле у окна, глядя на залив, где корабли мерцали, как звёзды. Мои мысли кружились вокруг Юто — его слов о диссонансе мира, его ножа, его глаз, полных тоски. Я видел его шеф-поваром «Баланса», ресторана, где простые ингредиенты станут искусством, но теперь эта мечта казалась миражом.

Я потёр виски, чувствуя, как усталость и сомнения грызут меня изнутри. Что, если Ичиро прав? Что, если Юто — галлюцинация, рождённая болью и стрессом? Я что, схожу с ума? Нет, точно нет!

Дверной звонок вырвал меня из дум. Я встал, морщась от боли в рёбрах, и открыл дверь. На пороге стояла Наоми, её короткие волосы были слегка растрепаны, а тёмные глаза смотрели с привычной смесью заботы и насмешки. В руках она держала бумажный пакет из кафе, пахнущий роллом с угрём и кофе.

— Ты выглядишь, как будто тебя переехал грузовик, — сказала она, входя без приглашения. — Думала, будешь праздновать возвращение домой, а ты сидишь, как монах в трансе. Что стряслось, Кенджи?

Я усмехнулся, но улыбка вышла вымученной. Наоми поставила пакет на кухонный остров, её движения были лёгкими, но взгляд — цепким, как у сыщика. Она знала меня слишком хорошо, и я понимал, что скрыть правду не получится. Я вернулся в кресло, кивком пригласив её сесть на диван напротив.

— Просто… думаю, — сказал я, мой голос был хриплым, усталым. — Много всего навалилось.

Наоми прищурилась, скрестив руки. Она скинула лёгкую куртку, под которой была чёрная водолазка, и села, не сводя с меня глаз.

— Не заливай, — сказала она, её тон был мягким, но настойчивым. — Я тебя знаю. Ты не просто «думаешь». Ты грустишь, и это не из-за рёбер или «Жемчужины». Это тот парень, да? Юто Хаяси?

Я напрягся, мои пальцы сжали подлокотники кресла. Не хотел говорить о Юто — не потому, что не доверял Наоми, а потому, что боялся, что её слова подтвердят мои худшие страхи. Но её взгляд был как прожектор, и я знал, что она не отступит.

— Да, — сказал я наконец, мой голос стал тише. — Юто. Я не могу выкинуть его из головы. Он был реален, Наоми. Я видел его, говорил с ним. Он нарезал фрукты так, что… чёрт, это было как магия. Он говорил о балансе, о диссонансе мира. Очень правильные слова, между прочим, говорил. Я хотел сделать его шеф-поваром, создать ресторан, где он мог бы творить… Много всяких планов было. Но теперь его нет. Ичиро говорит, что такого человека вовсе не существует. Врач намекает, что выписки не было. А я… я знаю, что не сошёл с ума.

Наоми слушала, её лицо смягчилось, но в глазах мелькнула тревога. Она наклонилась вперёд, её голос стал тише, почти успокаивающим, как будто она говорила с раненым зверем.

— Кенджи, — сказала она, — ты прошёл через ад. Пожар, плен, травмы. Ты едва выжил. Усталость, стресс, отравление угарными газами… иногда разум играет с нами. Может, ты видел кого-то, но напутал детали? Больница, лекарства — это могло всё перепутать. Ты не сумасшедший, но, может, Юто — это… не совсем то, что ты думаешь?

Её слова ударили, как холодная вода, и я почувствовал, как гнев вспыхивает в груди. Я выпрямился, игнорируя боль в рёбрах, мой голос стал резче.

— Нет, Наоми, — сказал я, мои глаза сверкнули. — Это не усталость. Я не напутал. Это было реально, как этот диван, как Токио за окном. Он стоял у окна, говорил о саде, о том, что мир полон диссонанса. Я не придумал его. Кто-то стёр его, или он сам исчез, но он был.

Наоми вздохнула, её взгляд был полон сочувствия, но и сомнения. Она встала, подошла к кухонному острову и достала ролл с угрём, поставив его передо мной, как будто еда могла отвлечь.

— Хорошо, — сказала она, её голос был мягким, но с лёгкой насмешкой. — Допустим, он был. Но сейчас его нет, и ты не можешь гоняться за призраком. Ты только что выписался, Кенджи. Дай себе время. «Спрут» ждёт тебя, «Жемчужина» оживает. Может, этот Юто вернётся, а может… ты найдёшь другого гения. Но не теряй себя.

Я смотрел на неё, чувствуя, как её слова, хоть и добрые, бьют по больному. Я знал, что она хочет помочь, но её намёк на усталость, на ошибку, был как нож. Я отвернулся к окну, где огни Токио мерцали, как звёзды, и почувствовал, как тьма, которую я думал победил, подбирается ближе. Юто был реален — он должен быть. Но если нет, то что это значит? Что я теряю не только Юто, но и себя?

Мои пальцы сжали повязку на руке, и я понял, что не остановлюсь, даже если весь мир скажет, что Юто — мираж.

— Спасибо, Наоми, — сказал я тихо, не глядя на неё. — Но я найду его. Я должен.

Она кивнула, её лицо было серьёзным, но глаза — полны тревоги. Она оставила ролл на столе и направилась к двери, бросив напоследок:

— Только не сломай себя, Кенджи. Я не хочу тебя собирать по кускам.

Дверь закрылась, и тишина пентхауса накрыла меня снова, но теперь она была зловещей, как шепот, который говорил: «Юто нет. А ты — следующий».

* * *

Я не мог сидеть на месте — мой разум, привыкший к действию, требовал движения. Я встал, морщась от боли, накинул чёрное пальто, сунул телефон в карман и вышел на улицу. Нужно было проветриться. Волк конечно будет ругаться, если узнает, что выходил без охраны…

— Если узнает, — буркнул я и вышел наружу.

Токио встретил меня как старого врага — огни неона слепили, толпы людей текли по тротуарам Шибуи, как река, а запахи уличной еды — жареного такояки, рамена, сладких булочек — кружили голову. Я брел без цели, мои шаги были медленными из-за рёбер, но я не замечал боли. Лица прохожих сливались в пёстрый калейдоскоп: студенты в ярких куртках, офисные работники с уставшими глазами, туристы с камерами. Я растворился в толпе, но мои мысли были с Юто. Его грусть, его нож, его слова о саду — всё это было слишком живым, чтобы быть миражом. Я должен был найти его, доказать себе, что не схожу с ума.

И вдруг, среди моря лиц, я увидел его. Юто. Его худощавая фигура мелькнула вдалеке, у перекрёстка, где толпа ждала зелёного света. Те же растрёпанные тёмные волосы, тот же серый капюшон, тот же наклон плеч, как будто он нёс невидимый груз.

Мое сердце заколотилось, адреналин ударил в кровь, заглушая боль. Я рванулся вперёд, пробиваясь через толпу, игнорируя возмущённые возгласы. «Эй, осторожнее!» — крикнул кто-то, но я не слышал. Юто был там, всего в двадцати метрах, его фигура маячила среди людей, как маяк в бурю. Я ускорил шаг, расталкивая прохожих, моя рука в повязке протестовала, но я не останавливался. Он был реален. Я не придумал его.

Вот ведь негодник! В игры вздумал играть!

Юто повернул за угол, в узкий переулок, где толпа редела. Я побежал, чувствуя, как рёбра сдавливает, но он ускользал, как тень. Его силуэт мелькал то за группой подростков, то за лотком с раменом, и каждый раз, когда я думал, что догнал, он оказывался чуть дальше. Мой разум кричал: «Это он, это Юто!», но что-то в его движениях — слишком быстрых, слишком неуловимых — било тревогу. Я выскочил на оживлённую улицу, где машины гудели, а светофор мигал красным. Не глядя, я шагнул на проезжую часть, и визг тормозов разорвал воздух. Такси остановилось в сантиметре от меня, водитель высунулся, крича: «Ты что, жить не хочешь⁈» Я махнул рукой, бормоча извинения, но мой взгляд был прикован к Юто, который теперь был всего в десяти метрах, у входа в метро.

Я бросился за ним, толпа расступалась, как вода, а боль в рёбрах стала далёкой, как эхо. Юто спускался по лестнице в метро, его капюшон мелькнул в последний раз, и я почувствовал, как паника сжимает горло. Если он уйдёт, я потеряю его навсегда.

Я перепрыгнул через турникет, игнорируя крики охранника, и увидел его впереди, у платформы, где толпа ждала поезда. Он стоял спиной, его худые плечи были напряжены, как будто он знал, что я близко. Я рванулся вперёд, протискиваясь через людей, и, наконец, моя рука схватила его плечо. Я развернул его, задыхаясь, готовый закричать: «Юто, где ты был?»

Но это был не Юто. Передо мной стоял незнакомец — парень лет двадцати, с похожими тёмными волосами и худощавой фигурой, но с круглым лицом, без шрамов, с испуганными глазами. Он дёрнулся, вырываясь из моей хватки, его голос дрожал:

— Эй, мужик, ты чего? Я тебя не знаю!

Я замер, чувствуя, как мир рушится. Моя рука повисла в воздухе, сердце колотилось, а толпа вокруг смотрела на меня, как на сумасшедшего. Незнакомец отступил, бормоча что-то о полиции, и исчез в толпе, а я остался стоять, задыхаясь, с болью в рёбрах, которая теперь накатывала, как волна. Это был не Юто. Но я видел его — я был уверен. Его силуэт, его движения — всё было слишком точным, чтобы быть ошибкой. Я потёр глаза, чувствуя, как пот стекает по вискам, и оглядел платформу, но Юто не было. Только толпа, шум поезда и мои собственные мысли, которые кричали: «Он был здесь!»

Я медленно побрёл обратно к выходу, игнорируя взгляды прохожих. Токио гудел вокруг, его огни теперь казались насмешкой, а толпа — стеной, которая скрывала правду. Я знал, что видел Юто — или его тень, или кого-то, кто хотел, чтобы я поверил. Но если это была ошибка, если мой разум ломается, то что дальше?

Я сжал кулак, чувствуя, как повязка врезается в кожу, и понял, что не остановлюсь. Юто был реален — или кто-то играл со мной, и я найду его, даже если это будет последнее, что я сделаю. Но в глубине души, где тьма росла, как плесень, шепот говорил: «А что, если его нет? Что, если ты гонишься за пустотой?» И этот шепот был холоднее, чем ночной воздух Токио.

* * *

Наоми сидела в углу маленького кафе в Гинзе, где мягкий свет бумажных фонарей отражался на полированном деревянном столе. Запах свежесваренного кофе смешивался с ароматом сладких моти, но её чашка остыла нетронутой. За окном Токио гудел: неоновые вывески мигали, прохожие текли по тротуарам, а машины выстраивались в пробке. Наоми едва замечала этот ритм — её мысли были заняты Кенджи Мураками. Его выписка из больницы Минато не принесла облегчения: он вернулся в свой пентхаус, но стал ещё более замкнутым, одержимым Юто Хаяси, загадочным парнем, которого никто не мог найти.

Ичиро, сидевший напротив, листал документы на планшете, его лицо, обычно спокойное и собранное, было напряжённым. Наоми знала, что он, как и она, беспокоится за Кенджи, но его рациональность иногда бесила её. Она откинулась на спинку стула, скрестив руки, её тёмные глаза изучали Ичиро, пока тот не поднял взгляд.

— Ичиро, — начала она, её голос был тихим, но твёрдым, — я заходила к Кенджи сегодня. Он… не в порядке. Он сидит в своём пентхаусе, как призрак, и все время твердит про этого Юто Хаяси. Это не просто грусть. Он теряет себя. Что мы можем сделать?

Ичиро вздохнул, убирая планшет в сторону. Его пальцы постучали по столу, как будто он искал правильные слова. Он поправил очки, его взгляд был усталым, но аналитичным, как всегда, когда он разбирал проблему.

— Это стресс, Наоми, — сказал он, его тон был ровным, почти клиническим. — Кенджи прошёл через ад в «Жемчужине». Пожар, плен, травмы — это сломает кого угодно. Его одержимость Юто… это способ справиться. Его разум цепляется за что-то, что даёт надежду, цель. Со временем это пройдёт. Мы просто должны быть рядом, не давать ему лезть в неприятности.

Наоми нахмурилась, её пальцы сжали край стола. Она уважала Ичиро за его ум, за то, как он помогал Мураками, но его холодная логика сейчас казалась ей бесполезной. Кенджи не был просто «сломанным механизмом», который можно починить временем. Она видела его глаза — в них была не только боль, но и страх, что он теряет рассудок. Наоми молчала, глядя на кофе, где отражение света дрожало, как её собственные мысли. Ичиро, заметив её молчание, наклонился ближе, его голос стал мягче.

— Наоми, — сказал он, — я знаю, ты переживаешь. Я тоже. Но Кенджи силён. Он всегда выбирался. Дай ему время, и он найдёт свой путь.

Она подняла взгляд, её глаза были полны сомнений. Ичиро был прав, но его слова не снимали тяжести с её груди. Она вспомнила, как Кенджи говорил о Юто — о его даре, о балансе, о ресторане, который мог бы всё изменить. Это было не просто фантазией. Кенджи верил в Юто, как в спасение. Наоми откашлялась, её голос стал тише, но настойчивее.

— А что с Юто? — спросила она, её взгляд впился в Ичиро. — Ты говорил, что его не нашли. Пятеро Хаяси, и ни один не подходит. Но… может, вы что-то напутали? Ошиблись в базе, пропустили запись? Кенджи так уверен, что он реален. Он не мог всё придумать.

Ичиро замер, его пальцы остановились на столе, как будто она задела что-то, чего он избегал. Он отвёл взгляд, глядя на окно, где огни Токио отражались в стекле, как звёзды в тёмной воде. Тишина между ними стала тяжёлой, и Наоми почувствовала холод в груди. Она знала Ичиро — он не молчал без причины. Когда он заговорил, его голос был почти шёпотом, и в нём была нотка, которую она никогда не слышала — неуверенность, смешанная с тяжестью.

— Наоми, — сказал он, его глаза вернулись к ней, но теперь в них была тень, — мы не напутали. Мы проверили всё — больничные записи, соцсети, архивы Волка. Юто Хаяси, которого описывает Кенджи… он не существует. Но… — он замялся, его пальцы сжались в кулак, — есть один Юто Хаяси, который все же… подходит. Худощавый, лет двадцать пять, шрамы на руках. Кулинар, работал в ресторанах, говорят, был гением.

— Что⁈ — глаза Наоми округлились. — Ну вот же! Почему ты не сказал об этом сразу?

— Наоми, понимашь, тут такое дело… Он умер. Два года назад. Несчастный случай на кухне — пожар.

Наоми почувствовала, как кровь стынет в жилах. Её дыхание сбилось, и она уставилась на Ичиро, пытаясь найти в его лице намёк на шутку, но его взгляд был серьёзным, почти виноватым. Она открыла рот, но слова застряли, как ком в горле. Кенджи описывал Юто так живо — его нож, его грусть, его фрукты. Это не могло быть совпадением. Но если Юто мёртв, то что видел Кенджи? Наоми сжала кулаки, её голос дрожал, когда она наконец заговорила.

— Ты уверен? — спросила она, её тон был резче, чем она хотела. — Это точно он? Может, другой человек, другой пожар? Кенджи не мог видеть… мёртвого.

Ичиро покачал головой, его лицо стало ещё мрачнее.

— Я проверил трижды, — сказал он. — Фото, записи, отчёты. Это он. Юто Хаяси, повар, погиб в ресторане в Асакусе. Я не сказал Кенджи — он и так на грани. Но, Наоми… либо он видел кого-то другого, либо… — он замолчал, его взгляд упал на стол, как будто он боялся закончить мысль.

— Либо он видел призрака… — закончила за него Наоми.

Загрузка...